Запоздалые меры правительства Негрина. Неповиновение флота

 

3 марта 1939 года сообщение о целом ряде санкционированных Негрином мероприятий было опуб­ликовано в газете «Диарио офисиаль дель министерио де дефенса», что лишь ускорило ход событий.

Какими же были эти запоздалые, а потому и неэффективные меры?

Они имели два аспекта.

Первый сводился к тому, чтобы расстроить заговор, о котором Не­грин был уже проинформирован. С этой целью полковник Касадо, ге­нералы Матальяна и Миаха осво­бождались от своих обязанностей и переводились на другие, более высокие посты. Формально это было повышением, но, находясь на новых постах, они уже были бы не в состоянии провести в жизнь свои планы.

Второй заключался в том, чтобы на ключевые посты назначить лю­дей, верных правительству.

Сам факт расформирования группы армий Центрально-южной зоны и непосредственное подчине­ние министру обороны (то есть самому Негрину) прежде входив­ших в ее состав различных армий подрывал до основания столь хитроумно организованный путч.

На новом посту Касадо лишался сколько-нибудь четких полномо­чий, Миахе был доверен пост гене­рального инспектора армии, Ма­тальяна становился исполняющим обязанности начальника централь­ного штаба (ввиду назначения Кор­дона генеральным секретарем на­циональной обороны этот пост те­рял свое значение); наконец, ко­мандующий военно-морской базой в Картахене генерал Бернал был заменен на этом посту подполков­ником Франсиско Галаном, назна­ченным также начальником вновь созданного «Центрального корпу­са безопасности».

С другой стороны, полковник Модесто получал звание генерала с немедленным переводом в Мад­рид, где он должен был возглавить командование армией Центра.

Прочие перемещения по службе имели целью сосредоточить ко­мандование армиями Леванта, Эстремадуры и Андалусии в руках высших офицеров, преданных пра­вительству Негрина.

Узнав про эти меры, Касадо ре­шился опередить Негрина.

Все же, прежде чем действовать, он потерял 24 часа, в течение ко­торых, чтобы оправдать перед Не­грином свое нежелание приехать в Эльду, в своих телефонных разго­ворах с ним он изворачивался как мог.

Очевидно, глава заговора тянул время потому, что он ждал ново­стей из Картахены, где также шла подготовка мятежа военно-мор­ского флота против правительства Негрина.

Военно-морской флот под ко­мандованием адмирала Буиса, ко­торый в декабре 1938 года отверг проект выступления республикан­ской эскадры к андалусскому побе­режью, предложенный цен­тральным штабом Народной ар­мии с целью подорвать планы Франко в отношении Каталонии, в действительности находился в сос­тоянии потенциального мятежа уже со времени совещания, прове­денного Негрином 16 февраля 1939 года на аэродроме Лос-Льянос.

Во время этого совещания, на ко­тором присутствовали ведущие во­енные руководители всех родов войск и в повестку дня которого входил анализ общего положения Центрально-южной зоны и воз­можностей ее обороны, адмирал Буиса не только заявил о том, что он считает «войну проигранной», но также предупредил, что он при­кажет флоту покинуть террито­риальные воды Испании, «если не будет в скором времени заключен мир с Франко».

Негрин невозмутимо и весьма терпимо отнесся к этой угрозе не­повиновения, хотя в описываемый момент он еще располагал всеми полномочиями для того, чтобы действовать решительно; так, он мог посадить дерзкого адмирала под строгий арест.

Вместо этого, сделав вид, что он не принимает всерьез его угроз, Негрин отнесся к ним с пренебре­жением и в своем выступлении на закрытии совещания подчеркнул, что, «поскольку противник отказы­вается начать переговоры о мире, остается лишь один выход — про­должать сопротивление».

2 марта в Картахене произошли новые, весьма тревожные события.

Адмирал Буиса собрал на воен­но-морской базе старших команди­ров флота, военно-морской штаб, политических комиссаров флота во главе с Бруно Алонсо  

283

(генеральным комиссаром, видным чле­ном ИСРП, принадлежавшим к ее правому крылу).

Адмирал предложил им выска­заться относительно следующей альтернативы: «или немедленный мир, или уход флота в открытое море». Собрание единодушно про­голосовало в пользу этой нелепой альтернативы, оставив за собой право в зависимости от обстоя­тельств сделать тот или иной вы­бор.

Состоявшееся 2 марта на военно-морской базе в Картахене голосо­вание обнаружило два в равной ме­ре важных обстоятельства.

Во-первых, оно продемонстри­ровало всеобщую враждебность к правительству Негрина.

И во-вторых, в ходе его выяви­лись близорукость и кастовый эгоизм того рода войск, который на протяжении всей войны вносил весьма скромный вклад в военные действия в сравнении с теми уси­лиями и жертвами, на которые во имя защиты республики шли дру­гие виды вооруженных сил: пехота, танковые войска, авиация.

Будучи серьезно озабочено пози­цией, занятой руководством воен­но-морского флота, правительство Негрина учитывало, что в ней про­явились не только близорукость и эгоизм, но и другие факторы, на­пример присутствие в штабе флота таких высших офицеров, как на­чальник штаба картахенской базы Фернандо Олива и капитан 2-го ранга Висенте Рамирес, вра­ждебных Народному фронту, ко­торые превратили базу в готовую взорваться в любой момент поро­ховую бочку.

Чтобы попытаться навести в Картахене порядок, Негрин спешно направил туда министра внутренних дел и влиятельного деятеля ИСРП Паулино Гомеса. Поскольку Паулино Гомес не спра­вился с поставленной задачей, Не­грин решил направить в Картахену 4 марта генерального комиссара по военным делам Бибиано Оссорио-и-Тафаля — влиятельного деятеля партии Мануэля Асаньи (Левая республиканская партия), поручив ему склонить адмирала Буису и Бруно Алонсо к отказу от занятых ими позиций.

Но так же, как и его предше­ственник, Оссорио-и-Тафаль не преуспел в деле умиротворения. Получив известие, что подполков­ник Франсиско Галан (бывший од­ним из выдающихся военных дея­телей республики) должен стать новым командующим базы в Кар­тахене, находившиеся в городе во­еннослужащие пришли в крайнее возбуждение. Заполнив центральные улицы Картахены, они стали выступать против этого на­значения.

Франсиско Галан, который перед отъездом в Картахену увиделся в Эльде с Негрином, получил от него совет «договариваться, договари­ваться, договариваться с кем толь­ко можно», лишь бы только избе­жать худшего.

Однако надежда на то,что Галан, при всей его славе, сможет в оди­ночку изменить ход событий, сви­детельствовала о непонимании Не­грином реальной обстановки.

Освобожденный от обязанностей генерал Бернал едва успел пере­дать свой пост Галану, прибывше­му в этот важнейший военно-мор­ской порт, как в 9 часов вечера 4 марта назревавший на базе мятеж наконец разразился.

Два часа спустя береговые бата­реи открыли огонь по городу; ар­тиллерийский парк и полк морской пехоты вышли из повиновения пра­вительству. Раскол в лагере рес­публиканцев придал смелости фа­шистской «пятой колонне», агенты которой врывались в тюрьмы, ос­вобождали заключенных и аресто­вывали многих сторонников прави­тельства. Вскоре в городе воцари­лась полнейшая неразбериха.

Восстание части республиканцев, ослепленных навязчивой идеей «почетного мира» и мятеж фашист­ской «пятой колонны» переплелись между собой.

Галан пытался умиротворить восставших республиканцев. Но его арестовывает начальник штаба военно-морской базы Фернандо Олива, который затем позволяет своему арестанту связаться по те­лефону с адмиралом Буисой и с Бруно Алонсо. Адмирал, перегово­рив с Галаном, начинает угрожать Оливе немедленной бомбардиров­кой базы, если он тотчас не освобо­дит своего арестанта.

По мере того как вся эта неразбе­риха усугублялась, превращаясь в настоящую чехарду, франкисты овладели в Картахене радиостан­цией и начали передавать в эфир свои призывы и военные марши вперемежку с фашистскими песня­ми.

На заре 5 марта отставной гене­рал Баррионуэво Нуньес прибыл в район расположения артиллерий­ского парка и взял на себя руковод­ство мятежом.

Будучи отчасти связанным с мя­тежниками, Нуньес знал,что в этот момент Франко отдал приказ авиа­ции «националистов» провести раз­ведывательные полеты и бомбар­дировку рейдов Картахены и одно­временно приказал поднять по тре­воге все свои военные корабли, с тем чтобы они двинулись на респу­бликанскую военно-морскую базу.

Одной из первых мер, которую принял Баррионуэво Нуньес, явил­ся его приказ республиканскому флоту покинуть рейд Картахены. В случае неисполнения приказа гене­рал угрожал обстрелять корабли из береговых батарей и потопить их.

Однако к 11 часам утра ничего еще не было решено. Четверть часа спустя прозвучала сирена, пре­дупреждавшая о приближении итальянских бомбардировщиков.

284

Тогда адмирал Буиса приказывает всем средствам противовоздушной обороны открыть огонь по враже­ским самолетам. Однако бомбар­дировщики, которые шли на боль­шой высоте, смогли потопить два республиканских миноносца и под­жечь нефтехранилища военно-мор­ской базы.

Пока продолжался налет, с ра­диостанции, контролируемой мя­тежниками, было объявлено, чтобы адмирал Буиса в течение четверти часа вместе со всеми кораблями своего флота покинул гавань.

Вслед за тем в порт на автомоби­ле прибыло несколько бежавших из центра Картахены высших респуб­ликанских офицеров, среди ко­торых был и Франсиско Галан. Они сообщили, — что было неточ­но, — что весь город находится в руках мятежников, а береговые бата­реи уже готовы привести в испол­нение угрозу потопить военные ко­рабли в порту, если они тотчас же не выйдут в море.

Тогда адмирал Буиса приказал сниматься с якоря. Итак, приду­манный Франко маневр, с по­мощью которого он выводил из игры республиканскую эскадру, с тем чтобы затем затребовать ее ко­рабли у Франции, начинал осу­ществляться.

Впереди эскадры шел «Вальдес», следом за ним «Лепанто», по­том — «Антекерра», а затем — еще восемь судов.

Все одиннадцать кораблей выш­ли в открытое море.

В то время как эскадра взяла курс на Алжир, где адмирал Буиса намеревался ее интернировать, бы­ли получены две радиограммы. В одной из них, посланной Негрином, сообщалось, что Картахена полностью контролируется республиканцами, и содержался приказ кораблям вернуться на свою базу. Другая радиограмма исходила от полковника Касадо. В ней говори­лось, что береговые батареи по-прежнему остаются в руках вос­ставших франкистов.

Склонный верить Касадо, адми­рал Буиса решил продолжить путь к Алжиру.

Когда, добравшись до Алжира, эскадра запросила разрешения встать на североафриканском рей­де, ей было предписано изменить курс и направиться на военно-мор­скую базу в Бизерте. Что и было исполнено. Утром 7 марта все корабли эскадры прибыли в Бизерту. Пока они находились в пути, гене­ральный комиссар Бруно Алонсо, испытывая угрызения совести, по­пытался вернуть корабли в Карта­хену, однако потерпел неудачу.

В Бизерте корабли были разору­жены, и затем они поодиночке во­шли через канал в лагуну.

Четыре тысячи моряков из кора­бельных экипажей были направ­лены в лагерь, расположенный на границе пустыни Сахара.

Чтобы искупить в своих соб­ственных глазах свое не слишком славное поведение, адмирал Буиса разделил участь своих бывших подчиненных: в этом лагере он на­ходился до второй мировой войны, в самом начале которой он вступил во французский Иностранный ле­гион. Своим отказом вернуть эска­дру в Картахену этот высший офи­цер с достойным республиканским прошлым нанес смертельный удар как правительству Негрина, так и огромному числу окруженных в Центрально-южной зоне испанцев, которые рассчитывали на эвакуа­цию с помощью флота тех из них, кто по логике событий был заведо­мо обречен стать жертвой фран­кистских репрессий.

Дезертирство военно-морского флота, происшедшее днем 5 марта, повлияло на решение правитель­ства Негрина покинуть самолетом Центрально-южную зону.

Не поспешило ли правительство Негрина покинуть страну, посчи­тав, что после всего случившегося продолжение борьбы, которую, следует напомнить, оно вело не­сколько вяло, становится безна­дежным?

Располагало ли оно на самом де­ле большими возможностями для маневра?

Стремился ли Негрин и его ми­нистры в тот момент, когда они на­всегда покидали испанскую землю, призвать в свидетели своей пра­воты саму историю, предвидя, что попытка договориться с Франко о заключении «почетного мира», в который верила часть республи­канской общественности, из-за вдохновлявшей диктатора жажды реванша обернется лишь ги­бельным миражем?

Может быть, правительство Не­грина, устраняясь от продолжения борьбы, хотело переложить ответ­ственность за ее исход на всех тех, кто, будучи сообщниками франкиз­ма или просто слепцами, восстал против республики, лишив ее руко­водителей единодушной поддерж­ки, столь необходимой для поиска выхода из войны путем перегово­ров; на всех тех, кто понадеялся на благородство «генералиссимуса», его рыцарственность, которая су­ществовала лишь в их воображе­нии?

Поскольку Хуан Негрин так ни­когда и не объяснил со всею яс­ностью мотивов, которые побуди­ли его утром 5 марта 1939 года вместе с Альваресом дель Вайо сесть в аэропорту Моновар на не­большой самолет и покинуть ис­панскую землю, чтобы направить­ся во Францию, куда вслед за ним через несколько часов вылетели все оставшиеся ему верными ми­нистры, нам остается лишь выби­рать самим среди приведенных вы­ше гипотез, объясняющих его шаг.

Неоспоримым остается лишь тот факт, что после отбытия прави­тельства Негрина развитие собы­тий ускорилось и всего через три

285

недели привело к гибели Второй республики. Людям, восставшим под лозунгом «почетного мира» и объединившимся вокруг «Нацио­нального совета обороны», сужде­но было испить до дна чашу безо­говорочной капитуляции. Ведь многие среди них, как, например, видный анархо-синдикалист Сиприано Мера, являвшийся правой рукой Касадо, давали клятву: «воз­обновить борьбу и умереть сра­жаясь, если Франко захочет навя­зать позорные условия мира».

Для нескольких тысяч человек, которым в последнюю минуту уда­лось бежать, капитуляция означала изгнание.

Для сотен тысяч республиканцев она обернулась тюрьмой и долгой ночью торжествующего франкиз­ма.