Глава 48. Встреча старых друзей.

 

Ближе к вечеру к нему пришла Грейс. Теперь, когда Виктор очнулся, она позволяла себе отлучаться по делам чаще, но, тем не менее, каждый вечер возвращалась к Гадателю, чтобы заснуть у него на плече. Она говорила, что только рядом с ним чувствует себя по‑настоящему в безопасности и только рядом с ним ее не мучают кошмары о Безмирье, и Виктор верил ей. И хотя самому себе он порой казался слишком наивным и слабым, он был уверен, что если Грейс попросит о помощи, он найдет в себе силы на невозможное.

Виктор знал, что после возвращения из Безмирья Грейс часто мучила бессонница. После развязки на маяке девушка самоотверженно помогала Гадателю преодолеть его собственные кошмары и появившееся после смерти Пенелопы ощущение пустоты, даже не упоминая о собственных страхах. Но и тогда Виктор видел, как ей страшно, и как она успокаивается, забываясь в чужих проблемах.

Она снова начала мучиться кошмарами лишь, когда вернулась домой. Ее не спасали ни усталость, ни долгие переговоры с Диком о расторжении помолвки и начале партнерства. Каждую ночь она снова и снова видела один и тот же страшный сон, в котором возвращалась в Безмирье и не могла найти спасения.

Она звонила Виктору посреди ночи, в другой конец света и, Гадатель бы уверен, нашла бы его даже на другой планете. В ответ на ее жалобы Виктор отправлялся на поиски лучших травников из Колоды, и просил их создать наилучший эликсир для сладкого крепкого сна, но никто не мог помочь ему, постоянно отсылая его к Тристане.

Когда Виктор и Грейс встречались, случайно или намеренно, девушка всегда засыпала только у Гадателя на плече, чувствуя, как его пальцы сжимают ее ладонь. Для нее он навсегда оставался тем человеком, который спас ее из Безмирья, и даже сама того не осознавая, она верила, что тот мир ему не страшен.

И в этот вечер она так же уснула, лишь обняв его руку, коснувшись лбом его плеча и благодарно улыбаясь, хотя Виктор, казалось бы, ничего особенного не сделал.

Гадатель также прекрасно знал, что через пару минут Грейс перевернется на другой бок, успокоенная его присутствием и уверенностью, что ее сон хранит именно Виктор.

Дождавшись этого момента, Гадатель выскользнул из кровати, быстро оделся, в первое, что попалось под руку, и тихо вышел их комнаты. Он то и дело замирал или останавливался, опасаясь, что любой шорох может выдать его и разбудить всех в доме. Простая скрипящая половица могла расстроить весь его план, так что Гадатель постоянно медлил, пытаясь перестраховаться.

Спустившись по лестнице, он, сощурившись, всмотрелся в очертания мебели в гостиной. На диване, завернувшись в одеяло, спал Иероним, втянув голову в плечи и скрючившись.

Казалось, что между моментом, когда он вышел из комнаты и моментом, когда он завернулся в шарф и приоткрыл дверь на улицу, прошла вечность. Виктор вышел на улицу, даже не застегнув пальто. Холод тут же ударил в лицо, обжег кожу, несмотря на одежду, которая должна была стать препятствием на его пути. Гадатель запахнул пальто и побежал вперед по дорожке от дома, замедлив шаг лишь на пару секунд, чтобы Одиссей мог приземлиться ему на плечо.

Неожиданно сильно Виктору нравилось ощущение мороза, бьющего в лицо, и холод, проникающий глубоко в легкие и затрудняющий дыхание. Гадатель чувствовал себя живым, и не было ничего прекраснее этого.

До планетария он добежал достаточно быстро, лишь пару раз сбавив шаг, чтобы перевести дыхание.

У планетария его кто‑то ждал. Незаметный, но ощутимый интуитивно. Одиссей с криком спорхнул с плеча Гадателя и взлетел на крышу. Виктор не разглядел того, кто его поджидал, да и почувствовал чье‑то присутствие, только подойдя к дверям планетария.

Гадатель прислушался к ощущениям ‑ человек, который ждал его, был кем‑то из Колоды. Его энергетика была сильной, но странно спутанной, неупорядоченной и хаотичной, а это говорило только об одном. Виктор прекрасно знал, кого сейчас встретит. Он просто не мог его не узнать. Гадатель инстинктивно расслабился, поддавшись привычкам прошлого, не в силах от них отделаться.

Виктор тряхнул волосами, едва сдерживая довольную ухмылку, взялся за ручку, но так и не вошел. Он напрягся, мысленно готовясь к тому, что должно было произойти...

Гадатель не мог не быть довольным собой. Все складывалось даже лучше, чем он смел желать.

‑Хватит прятаться, Джек, ‑ проговорил он.

‑Как скажешь, ‑ Джек вышел на свет. Он прятал руки в карманах и раздраженно озирался и дергался.

‑Место встречи изменить нельзя, да? ‑ Виктор все же дернул за ручку и, тут же шагнув внутрь, с наслаждением вдохнул пыльный воздух планетария. ‑ Давай за мной. На улице как‑то холодно.

‑Трогательная забота, особенно от тебя, ‑ хмыкнул Джек, но все же последовал за Виктором.

Впервые за все это время Гадатель не спешил в кабинет отца. Он был рад даже пыли, раздражающей слизистую и заставляющую его заходиться в новых приступах кашля.

Джек подтолкнул его в спину, как любил делать и раньше, когда Виктор засматривался на симпатичную девушку или зачитывался книжкой прямо на ходу.

‑Прекрати тратить излечение, которое я тебе подарил просто так, ‑ проворчал Крысолов. Виктор обернулся и вскинул бровь, но промолчал ‑ так было всегда. Рядом с Джеком ему было проще промолчать, чем вступать в бессмысленный спор. Они оба оставались при своем мнении, но перед этим следовала длинная эмоциональная встряска, которую Виктор, откровенно говоря, ненавидел.

‑И что же привело тебя сюда? ‑ Гадатель прикрыл за Джеком дверь и уперся в нее спиной, скрестив руки на груди. Крысолов развернул одно из кресел и сел напротив него.

‑Мне надоело. К тому же я тут узнал, что Гидеон нашел, цитирую, "дочку Принца‑Ворона". Тебе это говорит о чем‑нибудь? ‑ Джек поднял взгляд, смотря Виктору прямо в глаза и хитро улыбаясь. Как же Гадателя всегда раздражал этот взгляд. За ним, как правило, следовала какая‑нибудь крайне неприятная новость.

Виктор отвел взгляд и ответил:

‑Юнона, да. Я знаю. Я поэтому и пришел сюда, ‑ Виктор сделал паузу. ‑ Откуда ты знаешь?

‑У меня везде есть соглядатаи. Ну, кроме дома Пипер. Она очень быстро сообразила, как спрятаться от меня. Хитрая девица, ‑ Джек откинулся в кресле. Он смотрел на Гадателя с вызовом и каким‑то лукавством ‑ как смотрел на всех людей, которых хотел обмануть. Как будто он знал что‑то, чего не знают остальные.

‑Что ж, раз мы делимся фактами, которые знаем, я должен упомянуть, что знаю, что Анна носит детей моего отца.

Джек удивленно сощурился, у него задрожали губы от обиды, что у него утянули из‑под носа очередной шанс шокировать Виктора.

‑Прости, что не дал тебе выбить меня из колеи, ‑ Гадатель устало вздохнул. Похоже, для Джека он все еще был шестнадцатилетним подростком, вечно занятым исключительно собой и не замечающим ничего вокруг, ‑ Зачем ты пришел, Джек?

‑Я пришел остановить тебя. Я точно не знаю, что ты делаешь, чтобы попасть к Юноне, но сегодня ты этого делать не будешь.

‑Ты заставишь меня остановиться? ‑ Гадатель вопросительно выгнул брови. ‑ Джек, нам не по шестнадцать лет, я не буду слушать тебя, даже если ты логично обоснуешь свои действия. Только если у тебя есть предложения лучше.

‑Завтра утром, на рассвете, ты должен прийти к Колесу. Я переправлю тебя к Лунатикам, и ты сможешь спасти Юнону, как полагается человеку... твоего статуса, ‑ Джек потер подбородок, оценивающе окинув взглядом Гадателя, и сделал вид, что разочарован.

‑О, ты мой маленький мистер Тумнус, ‑ фыркнул Виктор. Было так странно видеть Джека и осознавать, скольких людей он убил, сколько боли причинил, но при этом по‑прежнему хранить о нем какие‑то теплые воспоминания и согревать ими собственные чувства. ‑ И что тебе за это будет?

‑Ты не сможешь вернуться. Ты останешься у Лунатиков практически в одиночестве, и это будет лучшим наказанием для тебя, Вик, неужели ты еще не понял.

‑Юнона и Иероним теперь никто? ‑ Виктор нахмурился. Предложение Джека ему нравилось теперь еще меньше.

‑Ты никогда не сможешь простить себе то, что произошло с Юноной, а Иероним... у вас совершенно разные точки зрения на одно и то же. Ты будешь спокоен рядом с ним? И ты будешь счастлив, понимая, что у твоих самых любимых людей жизнь продолжается без тебя? ‑ Джек развел руками и сам покачал головой. Он знал Виктора с детства, но словно бы продолжал попадать пальцем в небо. Гадателю было даже как‑то обидно, что за все годы их дружбы Джек так и не понял, кто перед ним на самом деле. Он все еще играл с образом, созданным в голове, не предполагая, что Виктор может отреагировать как‑то иначе.

‑Ты пытаешься доказать мне то, что я и так знаю? Что Грейс выйдет замуж, и это буду не я? Что Анна родит моих братьев и вырастит их лучше, чем кто‑либо другой? ‑ Виктор фыркнул и всплеснул руками. ‑ Ты серьёзно?

‑Я рад, что ты уже понимаешь это. Но я хочу, чтобы ты лишился всякой возможности видеть их, слышать их голоса, говорить с ними, чтобы ты напрочь исчез из их жизней, перестал пытать счастья стать частью чужого существования... Как и я, когда ты отвернулся от меня из‑за Тристаны.

Виктор не смог сдержать жалостливого стона.

‑Джек, ты знал меня почти пятнадцать лет. Ты был моим лучшим другом, но так ни черта обо мне и не понял, ‑ ему было жалко Джека, было странно и больно снова ворошить старую ссору, приведшую к таким последствиям. ‑ Я бы простил тебя, если бы ты объяснил мне, зачем ты пытался соблазнить Тристану. И даже более того, Джек, если бы ты честно сказал, что влюблен в нее, я бы предложил ее тебе уступить. Но ты ничего мне не объяснил. Ни слова не сказал об том, Джек. Вместо этого ты убил столько не рожденных детей и уничтожил будущее рода Блэквудов. У меня на глазах. Ты сделал меня сообщником убийства, Джек, хотя знал, что это именно то, что я бы никогда не смог простить. Никому.

Джек выдержал театральную паузу, прежде чем ответил, едва слышно, будто просто шевеля губами:

‑Ты мог бы мне все рассказать.

‑О, и ты бы все исправил? ‑ Виктор скривился. ‑ Вернул бы все обратно и стал бы жертвовать собой? ‑ он отлично знал, как ответил бы Джек. В отличие от Крысолова, так и не понявшего своего лучшего друга, Виктор мог предсказать большую часть из его решений. ‑ Ты ведь не стал бы, Джек. Тебя до кирпичей пугает, что ты можешь умереть, если какое‑нибудь из твоих проклятий отфутболит обратно.

‑А тебя нет? ‑ Джек фыркнул.

‑А меня нет, ‑ тут же ответил Виктор, ‑ Ты думаешь, тебя изгнали из Колоды только потому, что ты оступился и никому не нравился? Нет, Джек. Тебе бы позволили остаться, если бы ты согласился принять наказание, когда с Блэквудов снимут проклятие. Поэтому когда‑то не изгнали меня ‑ я был готов умереть за свою ошибку.

‑Прекрати срать мне в уши, Виктор. В тебе никогда не было такого благородства.

‑Ну, разве не ты здесь жаждешь преподать мне воспитательный урок? ‑ Гадатель облизнул губы. Ему было больно смотреть Джеку в глаза потому, что он вовсе не наблюдал в них те же эмоции, что испытывал сам.

Крысолов был так же напряжен, его все еще мучили теплые воспоминания, отравленные ощущением предательства и разочарования, и он отчаянно пытался их прогонять. Виктор обхватил себя руками, пытаясь скрыть дрожь в руках, а заодно и согреться ‑ стоило его пальто распахнуться, как под одежду тут же проникали ледяные лапы мороза, заставляя его ежиться и дрожать.

‑ К тому же... "Благородство"? Серьезно? ‑ он закатил глаза. ‑ Мне было нужно, чтобы ты пришел ко мне сам, и я не побоялся использовать людей для этого. Я сам довел себя до смерти потому, что знал, что Иероним воспользуется твоей подсказкой и пойдет искать излечение у тебя и Тристаны. А ты... ты бы не смог устоять и не явиться ко мне, побоявшись, что у тебя слишком мало времени, чтобы свершить месть.

‑Но я все равно обыграл тебя, ‑ Джек неуверенно улыбнулся. Виктор чувствовал его разочарование и испуг, будто Крысолов только сейчас понял, что совсем забыл, каким Гадатель был на самом деле. ‑ Если ты уйдешь, то я вытащу твоего отца. Конечно, для этого мне понадобится жертва, но я предложу этому миру тебя в обмен на Учителя. Разве это не будет лучшим поворотом событий в мою пользу?

‑Так ты хочешь принести меня в жертву, или оставить в живых, но уничтожить морально? Или, по‑твоему, это будет равноценный обмен? ‑ Виктор фыркнул. ‑ Мне нужно было попасть в тот мир. Как только я узнал про Колесо, я понял, что ты не смог бы упустить возможность изучить его как можно лучше. И я подумал, что ты не сможешь устоять и попытаешься использовать Колесо для мести. Мне нужно было, чтобы ты открыл мне путь, и ты сделал это.

‑Подожди‑ка, ‑ Джек помахал руками в воздухе, ‑ Ты лишишься Грейс добровольно?

‑Ей гораздо лучше будет без меня, этого только идиот не способен понять. Постоянное ожидание и мысль, что где‑то мы все же сможем быть счастливы? Ей это не нужно. Только вот я добавлю еще кое‑что, ‑ Виктор с трудом верил сам себе ‑ то, что он уже сказал и что только собирался произнести сейчас, казалось диким даже ему самому, ‑ Ты не будешь мешать партнерству между Чистильщиками и Колодой. Никого из них ты и пальцем не тронешь. Договорились? ‑ он протянул Джеку руку.

Он так давно этого не делал, что происходящее казалось почти нереальным, будто Гадатель и трикстер оказались во сне, а мир замер, и время решило остановиться. Ни звука не доносилось с улицы, ни шороха ‑ из планетария.

‑Договорились, ‑ наконец разочарованно ответил Джек, приподнялся на стуле и пожал Виктору руку. Его легкое рукопожатие, холодное и быстрое, напоминало о многом, и ни о чем одновременно. Будто детские воспоминания разом испарялись, или скрывались в его собственной памяти в самые дальние уголки. ‑ Если ты не против, трижды скреплять мы все это не будем. Ты же не станешь рисковать жизнями любимых?

Виктор кивнул и был готов тут же уйти, понимая, как мало времени у него осталось на прощание с Грейс, но Джек поднялся с кресла и остановил его, схватив за плечо.

‑Ты не думал, что ты должен хотя бы немного притормозить на поворотах, Вик? Поберечь себя? А то, я помню, ты то с крыши прыгнешь, то доведешь себя до полусмерти. К тому же, то, что ты используешь людей, не делает тебя лучше в глазах окружающих.

‑У меня такая работа, Джек, ‑ Виктор обернулся и посмотрел Крысолову в глаза. Когда‑то он смотрел на него и доверял ему, верил каждому слову и был уверен, что если понадобится, он доверит тому даже свою жизнь. Но безумие, то и дело проскальзывающее в его взгляде теперь, вместе с короткими искорками сумасшествия, Виктора пугали и отталкивали.

‑Ты не Дориан Грей, Виктор, у тебя нет волшебного портрета в подвале. Ты не можешь позволять себе все развлечения мира и оставаться по‑прежнему молодым, прекрасным и живым.

‑Ну, ты не хуже других знаешь, что будь у меня портрет, я бы сейчас был в другом месте, но точно не здесь...

‑Ты не понимаешь, ‑ Джек разочарованно нахмурился и сделал шаг назад, чуть‑чуть завалившись набок, ‑ Ты заболел не потому, что проклял мужа Тристаны. Ты болен потому, что играешь с чужими жизнями, как будто они ничего не стоят. Понравилась девушка? Нет ничего зазорного в романе на одну ночь. Вкусный виски? Нет ничего плохо в том, чтобы напиться. Рискнуть жизнью? Никто не будет плакать по мне! Но это все аукается. И девушки вспоминают тебя как сердцееда, и выпивка подкашивает тебя по утрам, и люди будут плакать, если ты погибнешь, ‑ его голос дрожал, он вдруг отвел взгляд, чтобы не смотреть Виктору в глаза. Гадатель раздраженно поджал губы. Джек точно был не тем человеком, от которого Виктор хотел бы слушать нравоучения. ‑ Ты не молодеешь, Виктор, но продолжаешь думать, что будешь жить вечно. Ты не Питер Пен.

‑Ты тоже, ‑ Виктор вскинул брови. Он не понимал, к чему клонит Джек, ‑ Разве ты делаешь не то же самое?

‑Я не делаю того, что делаешь ты, ‑ Крысолов покачал головой, ‑ Ты ведь знал с первой минуты нашего знакомства, чем все закончится. С самой первой минуты ты все предвидел, и наверняка перепроверил, когда более‑менее научился точно гадать.

‑Джек, ‑ Гадателю хотелось, чтобы Джек замолчал. Он понимал, что Джек прав, что Виктор всегда с первой встречи подсознательно знал, чем закончится общение с тем или иным человеком.

Но это знал любой человек из Колоды. Это был дар Гадателя, как считали его коллеги, и его же проклятие, как считал сам Виктор.

‑Я только сейчас понял, Виктор, что ты всегда знаешь, что будет, и пытаешься противостоять судьбе, тем самым, делая только хуже, всё усложняя. Посмотри, к чему ты привел Тристану ‑ ее магическая лихорадка настолько обострилась, что она похожа на наркоманку, разве что не шляется по притонам и не клянчит дозу.

‑Ты думаешь, это я ее такой сделал?

‑Жизнь рядом с тобой сделала ее такой. И ведь она не одна. Узнав, что Пенелопе суждено стать одной из нас, но прежде попытаться покончить с собой, ты не научил ее ценить свою жизнь, нет. Ты заставил ее полюбить свободу, чтобы понимание, что все ее решения приняты не ей, убило ее само? Ты знал с самого начала, что я стану тянуть веревки из Колоды, и что люди будут бояться меня, и что я буду проклинать людей, и ничего мне за это не будет, и что ты сделал?

Виктор прикусил губу. Всю юность он гнал от себя назойливый сон о том, как Джек становится изгоем. Его искренне пугало видение о людской крови на его руках.

‑Что ты сделал, Виктор?

‑Я пытался быть тебе другом. Я надеялся, что смогу сделать тебя лучше.

‑И сделал все только хуже. Я привязался к тебе, стал похож на тебя, а ты отказался от меня, стоило мне оступиться один лишь раз.

‑Ты знал, кто я такой, Джек, и ты знал, как я отношусь к убийству, ‑ Виктор не выдержал и повысил голос, тут же зайдясь в кашле, согнувшись и схватившись за дверную ручку, чтобы не упасть.

‑Тебе нужно остановиться, пока не поздно, Виктор. Твою болезнь еще можно излечить, если ты перестанешь бороться со своей хозяйкой ‑ Судьбой, и втягивать в эту борьбу остальных. Если тебе не жалко себя, то пожалей хотя бы Грейс. Она, кажется, единственная, кого ты по‑настоящему любишь.

‑Я всегда хотел изменить что‑то к лучшему, ‑ тихо прохрипел Виктор, все еще не в силах перевести дыхание.

Джек говорил правду, но при этом он считал, что эта правда может стать другой. А Гадатель за всю свою жизнь столько раз обжигался об эту идею, что давным‑давно перестал в нее верить.

‑Я знаю, Вик, ‑ Джек поднялся, заботливо взял его за плечи, помогая выпрямиться, ‑ Но у тебя все еще нет портрета в шкафу и ты все еще не бессмертен. И, будет очень жаль, если ты погибнешь, напрасно зля судьбу.

‑Так теперь ты обо мне заботишься? После всего, что я сделал? ‑ Виктор хмыкнул. Он даже не понимал, действительно ли Джек ему сочувствует. Гадателю даже смотреть на Крысолова сейчас не хотелось, чтобы не разочароваться в нем окончательно.

‑Боюсь, что ты натворишь еще бед вместо меня, ‑ Джек приоткрыл перед ним дверь и тихо произнес, ‑ Иди домой и попрощайся с Грейс. Впереди ее ждет счастливая жизнь, в которой не будет тебя.

‑Я с тобой еще не закончил, ‑ Виктор не сделал ни шагу за порог, вместо этого он оттолкнул руку Джека и закрыл перед собой дверь. Он развернулся на каблуках, едва не задохнувшись от поднявшейся пыли, и ответил:

‑Будь осторожнее с Грейс, Джек. Она может решить, что просто обязана тебе отомстить ‑ и поверь мне, если она захочет, она сделает это.

‑Я знаю, ‑ Джек нахмурился, ‑ Я знаю Грейс. Но она не сможет убить меня, оставаясь обычным человеком.

‑Это прекрасно. Тогда ты, наверное, так же знаешь, что Чарити теперь подчиняется ей.

Джек удивленно вскинул брови:

‑Я думал, она съела капсулу с мышьяком?

‑Грейс остановила ее. Догадаешься, как это расценило Братство? ‑ Виктор ухмыльнулся. ‑ Она найдет тебя, а Чарити убьет. Думаю, у девочки свои счеты с тобой, и она с радостью поможет Грейс отомстить, еще и потому, что ты обманул ее.

‑Хорошая будет погоня, ‑ Джек улыбнулся. Виктор поджал губы и скрестил руки на груди. ‑ Что, за приказ Чарити убить себя в случае неудачного захвата Грейс ты меня тоже порицаешь?

Им обоим этот разговор давался нелегко. Даже сейчас, когда слова соскальзывали с губ одно за другим, Виктор и Джек все еще чувствовали себя неловко, напряжение все еще текло по их венам вместе с кровью, и даже улыбки и смешки казались какими‑то неуместными, неправильными, абсолютно ненастоящими.

‑Ну, ты же понимаешь, что решать, кто должен жить, а кто ‑ умереть, должен не ты, ‑ Виктор пожал плечами, ‑ И ты не был вправе лишать жизни всех этих мальчиков и девочек в клубе...

‑А как еще я бы привлек твое внимание? ‑ Джек совсем как в детстве потер кончик носа и добавил. ‑ Правда, даже такой способ помог лишь отчасти. Я надеялся, что если похитить Грейс, то все сложится, но и тут... натяжечка вышла.

Виктор покачал головой, и устало вздохнул.

Он понимал, что больше не может здесь оставаться. Энергетика Джека, когда‑то такая родная, теперь душила его видениями чужих смертей: задыхающихся и умирающих от усталости мальчиков и девочек, танцевавших всю ночь напролет и протанцевавших весь остаток своей жизни. Он видел, как разбивались чашки в руках какой‑то женщины, которую Джек настиг в ее же квартире, как кровь уродливым пятном растекалась по ковру, как Джек брезгливо оттирает манжеты... Гадателю стало дурно, и он попятился назад, снова врезавшись в дверь.

Ему нужно было уходить.

Но прежде, чем он уйдет, ему нужно задать Крысолову последний вопрос.

‑Как ты нашел дудку Крысолова, Джек?

‑Ну, я съездил в Германию, в Китай, потом снова вернулся в Германию и покатался по другим странам Европы, а потом вернулся домой. И соседка, миссис Палмер, помнишь такую? Она спросила, как у тебя дела. Сказала, что последний раз видела тебя, когда ты прятал какую‑то штуку в саду, ну, там где скульптура...

‑Старая добрая миссис Палмер, ‑ Виктор потер лоб ладонью, сокрушаясь своей непредусмотрительности.

Миссис Палмер знала почти все и почти обо всех, и стремилась нести правду в массы, разбалтывая подробности жизней других людей всем вокруг. Можно было догадаться, что в ее бинокль попал и Виктор с дудочкой, и что она не могла промолчать об этом, увидев Джека.

‑Старая добрая миссис Пламер, ‑ повторил за ним Джек, ‑ Мне пришлось испробовать дудку на ней. И на родителях, ‑ он пожал плечами, как будто в его словах не было ничего особенного. У Виктора по спине пробежали мурашки, он стиснул руки в кулаки и несколько раз напряженно моргнул.

Потом он тряхнул руками и протянул их к Джеку, касаясь его висков, поворачивая его лицо к себе, чтобы посмотреть прямо в глаза.

‑Мне очень жаль, что все так вышло. Я хотел попросить прощение за тебя перед Грейс и Чистильщиками. Но не буду, ‑ он чувствовал, как у него дергается уголок губ, напряжение достигает предела, и вот уже каждый миллиметр его тела чешется от искрящего, невидимого глазу электричества между ними. ‑ Всего этого могло бы не случиться, если бы ты не сказал всего одну фразу, Джек. Сейчас я выполню твою просьбу, но я уверен, что это не принесет тебе облегчения.

Виктор перевел дыхание, боясь, что очередной приступ кашля остановит его и не даст ему закончить мысль, а затем продолжил:

‑Ты такой же, как Тристана, ты наркоман. Просто ты еще не понял этого, или понял, но по каким‑то причинам отрицаешь. Ты исходишь ядом и жалостью к себе, и не можешь понять, что стать таким или не стать ‑ это был твой собственный выбор, в той самой комнате, в тот самый момент, когда ты мог мне все рассказать, но не сделал этого. А теперь ты ищешь виноватого, а кто, кроме меня, может быть идеальной кандидатурой? Но только, Джек... Тебе правда не станет легче, когда я исчезну и буду в том мире один, мучиться от одиночества и скучать по любимым. Тебе станет хуже, потому что ты продолжишь убивать и больше не сможешь без этого. Сейчас тебе нужна помощь больше, чем когда бы то ни было.

Только после этого он оттолкнул Джека и быстро вышел из комнаты, зная, что тот будет кричать что‑то ему в след, но не желая больше слышать ни слова.

Крысолов был прав: желание Виктора поменять жизнь близких ему людей приводило к катастрофическим последствиям, и сам Гадатель это прекрасно понимал.

Он боялся даже вспоминать о том, что испытывал на недавних похоронах. Были ли эти дети теперь и его жертвами тоже? Виктор не знал. И никто другой на этот вопрос не ответил бы.

Одиссей опустился ему на плечо, больно сжав его когтями через ткань пальто, но Виктор этого, казалось, даже не почувствовал.

У него было так мало времени. Ему нужно было спешить. Он просто обязан был попрощаться с Грейс, ведь больше он ее никогда не увидит.

 

Глава 49. Прощание.

 

Когда Виктор вернулся, Грейс не спала. Она сидела на лестнице, не сводя взгляда с дверей, и когда Гадатель открыл их и вошел, встала. Девушка щурилась, рассматривая его в темноте, и медленно направилась к нему, дождавшись, пока он разуется и снимет пальто. Тут же схватив его за рукав, Грейс грубо дернула его в сторону лестницы, потащила вверх, и дальше, до самой комнаты. Она отпустила его, только закрыв за собой дверь.

‑Ты был в планетарии, ‑ произнесла она, сощурившись, ‑ И не смей отрицать, ‑ она погрозила Виктору пальцем, как‑то чересчур серьезно, так, что ему даже не захотелось отшутиться, ‑ Я тебя знаю отлично, Виктор. Я знаю, что у тебя колода под подушкой, и я предполагала, что ты не выдержишь.

‑У меня не было выбора, Грейс, ‑ Гадатель покачал головой и все‑таки попытался перевести все в шутку, ‑ И неужели ты рылась у меня под подушкой, пока я был в душе?

‑Ну, может быть для Иеронима или Анны ты и вечная загадка, и твоих мыслей они не знают, но на меня ты всегда смотришь не так, как на других. И когда на меня смотрит не мужчина, которого я люблю, а нашкодивший школьник ‑ я начинаю чувствовать, что что‑то не так, ‑ Грейс выдохнула и замолкла, смотря на Виктора и ожидая его ответа.

Виктор знал, как ему лучше оправдаться. Грейс не кричит на него только потому, что не хочет будить остальных, иначе она бы уже закружила ему голову эмоциональной встряской, болезненной и абсолютно естественной.

Он совсем не считался с ее беспокойством и тем, сколько часов она провела у его кровати, боясь, что он вот‑вот умрет.

‑Я ходил в планетарий, да. Но я ничего не делал. Не успел, ‑ Гадатель даже не решался сесть, он так и стоял напротив нее, боясь даже пошевелиться.

Впервые в жизни Виктор чувствовал себя виноватым в том, что не подумал о чьих‑то чувствах. Только Грейс продолжала рыться в его воображаемом эмоциональном сундуке, куда он прятал все свои личные переживания, находить там все новые и раньше не испытанные, и извлекать их наружу, представляя ему же, как что‑то невыносимо прекрасное.

‑Я встретил там Джека.

Грейс сделала шаг вперед, приподнялась, и ударила его по лицу ладонью, отвешивая звонкую пощечину. Щеку обожгло болью, Гадатель удивленно коснулся кожи кончиками пальцев, будто все еще не до конца веря в произошедшее. Грейс могла отвесить ему шутливый подзатыльник, пытаясь заставить его перестать язвить или дурачиться, но она впервые дала ему настолько сильную пощечину. Как будто в нее она вложила все, что хотела до него донести, все волнения и страхи его потерять, все свое отчаяние и собственную боль.

‑Я подозревала, что ты что‑то задумал, и что это связано с Джеком. Что он сказал тебе? Виктор, что он сказал? ‑ немного повысив голос, спросила Грейс.

‑Я обменял возвращение Учителя и твою спокойную жизнь на возможность уйти к Юноне. Я попытаюсь найти выход, но сначала я должен оказаться там.

Виктор запнулся. Ему бы хотелось, чтобы сделку можно было исполнить иначе, чтобы он мог хотя бы иногда возвращаться к Грейс, просто видеть ее, слышать ее голос. Ему было страшно представить, во что превратится его жизнь без нее. Он ведь почти не помнил, как существовал до встречи с ней.

‑Ты что? ‑ у Грейс дрожал голос. Она протянула руку, хватаясь за пиджак Виктора, словно заранее зная, что он ответит.

‑Я уйду в другой мир, с Иеронимом.

Грейс задохнулась его словами. У нее будто выбили почву из‑под ног, она пошатнулась, крепче хватаясь за Виктора, а потом запрокинула голову, смотря ему в глаза, едва сдерживая слезы, и тихо сказала:

‑Ты не пойдешь ему на встречу. Я не отпущу тебя. Я запрещаю тебе.

‑Грейс. Так будет лучше. Вам всем будет лучше, если я уйду, ‑ Виктор взял ее за руки ‑ такие маленькие ладошки, такие тонкие бледные пальцы. Он и представить себе не мог, что больше никогда не возьмет ее за руку, что больше никогда не будет благодарно целовать костяшки ее пальцев.

‑Нет. Мне не будет, Виктор. Мне не будет лучше без тебя, ‑ Грейс затрясла головой, повышая голос.

‑Я разрушу твою жизнь, просто потому что ты будешь бороться со своей судьбой. Я не хочу, чтобы за мои ошибки наказывали еще и тебя.

‑Да мне плевать, ‑ Грейс оттолкнула его руки, обиженно утерла покатившуюся по щеке слезу и уперла кулаки в бока, ‑ Ты никуда не пойдешь, Виктор. Ты не будешь так со мной поступать.

Виктор облизнул губы. Он больше никогда не услышит ее упреков, не увидит, как она хмурится, обижаясь на его сарказм, не будет восхищаться ее способностью разруливать экстремальные ситуации и больше никогда не увидит, как она отчаянно и решительно защищает людей.

Ему было так больно, что каждое новое слово давалось все труднее.

‑Грейс, пожалуйста, прекрати! ‑ он обнял ее лицо ладонями, будто боясь, что она отведет взгляд. Грейс скривилась и тут же ответила:

‑Почему я должна прекращать?

‑Потому, что каждое твое слово, каждая попытка меня остановить, убивает во мне что‑то. Ты разбиваешь мне сердце, Грейс, и пытаешь так страшно, как еще никто и никогда не пытал, и пытать не будет, ‑ он так редко говорил по‑настоящему откровенно даже с ней. Так редко рассказывал о том, что испытывает в тот или иной момент, что сейчас почувствовал себя перед ней совершенно безоружным. Сейчас он слепо доверял ей свою жизнь, свои чувства, все, что угодно.

‑Тогда я уничтожу тебя изнутри, чтобы ты остался со мной, ‑ Грейс ударила его кулаками по груди, и у Виктора на мгновение перехватило дыхание, он отпустил ее и сделал нелепый шаг назад. И тут же вернулся на свое место, обнимая ее, крепко‑крепко, противясь ее попыткам его оттолкнуть. Он целовал ее лицо: веки, щеки и нос, губы и подбородок, скулы и лоб, будто прощаясь. И только, когда девушка обмякла, то ли устав сопротивляться, то ли просто отчаявшись, он обнял ее еще крепче, уткнувшись носом в короткий ежик светлых волос и тихо шепнул:

‑Я люблю тебя. И всегда буду любить, даже через два мира.

‑Не уходи, Виктор, пожалуйста, ‑ снова попросила Грейс, и Виктор вместо ответа поцеловал ее. Девушка опять тихо всхлипнула, вытирая краешком рукава слезы, и тихо сказала:

‑Даже если ты уйдешь, ты не избавишься от меня. Я люблю тебя так сильно, что преодолею границу между мирами. Я найду тебя.

‑Не надо, Принцесса, ‑ ласково прошептал Виктор. Грейс коротко ответила:

‑Надо, ‑ привстала на цыпочки и поцеловала его ‑ совсем как тогда, в первый раз, когда он почти не знал ее, но назвал своей женой.

И вместе с этим она стягивала с него пиджак, а Виктор путался в шнуровке ее ночной рубашки.

Это была их последняя ночь вместе. Им еще нужно было попрощаться.

 

Глава 50. Путь к Колесу.

 

Засыпая, Грейс спросила у Виктора, где Джек назначил ему встречу, и Гадатель, даже не задумываясь, назвал ей Ботанический сад, умолчав о Колесе вообще.

Он не спал всю ночь, в полумраке рассматривая лицо девушки, иногда наклоняясь к ее обнаженному плечу и нежно его целуя.

Он больше никогда ее не увидит. Больше никогда.

Где‑то за час до рассвета Виктор встал и пошел в душ. Умылся и тщательно причесался, будто собираясь на праздник, а не в путешествие в другой мир. Он надел костюм‑тройку, в темноте, как получилось, почистил ботинки.

Потом он тихо пошел в гостиную. Какое‑то время он просто смотрел на спящего Иеронима, поражаясь, как его белая кожа почти светится в темноте, будто альбинос распространяет вокруг себя необычное сияние.

Наклонившись к нему поближе, Виктор потряс Иеронима за плечо и тихо‑тихо шепнул ему на ухо:

‑Прости, я не дал тебе попрощаться с родными. Но мы должны идти к Колесу. Пока Грейс не проснулась и пока Джек нас еще ждет.

‑Я... ‑ Иероним несколько раз моргнул и потер глаза. Он и так видел плохо, а в темноте и заспанным он наверняка ощущал себя слепым котенком. ‑ Ты хоть знаешь, где Колесо?

‑Не знаю. Анна знает. Нужно будет разбудить ее и попросить отвести к нему.

‑Я... давай я ее разбужу. Вы, вроде бы, больше не ладите, ‑ Иероним сел, еще раз потер глаза, а потом с трудом встал. На ощупь дошел до лестницы, поднялся, и вошел в комнату Анны.

Виктор не знал, что Иероним сказал девушке, но она рекордно быстро собралась и почти моментально оказалась на пороге. Виктор все оглядывался, продолжал рассматривать предметы, переводя взгляд с одного на другой, размышляя, увидит ли он когда‑то снова хоть что‑то подобное.

‑А Грейс вы не зовете? ‑ сонно прервала его оторопь Анна, спускаясь по лестнице. Гадатель обернулся и покачал головой.

‑Так будет лучше для нее.

‑Ну, если не считать того, что она, скорее всего, разозлится... ‑ Анна равнодушно пожала плечами.

‑Ты сможешь показать ей дорогу, когда вернешься, ‑ Виктор облизнул губы и в очередной раз принялся перепроверять содержимое своей сумки, нервно перебирая свертки с картами, рунами и ароматическими палочками, стеклянный шар, маятник, астролябию, записные книжки и множество каких‑то других мелочей, вроде мешочков с травами и колб с маслами, ‑ Но сейчас, пожалуйста, постарайся не усложнять жизнь ни мне, ни ей. Пожалуйста, ‑ он подвинул клетку с Одиссеем поближе к двери и повернулся к девушке.

Анна вздохнула, посмотрев на Виктора с явным неодобрением и ощутимой почти физически тоской ‑ такой тягучей и тяжелой, словно прибивающей к земле. После этого девушка подошла к вешалке, присела на край тумбы и стала обуваться.

‑Тогда давайте выйдем побыстрее, ‑ тихо сказала она, скорее выражая не просьбу, а констатируя факт.

Виктор и Иероним переглянулись, и тут же ее послушались, тоже начав одеваться.

 

Анна настояла на том, что они должны воспользоваться такси. Виктор не стал возражать, только попросил уговорить водителя пустить его в машину с клеткой с вороном. "Во‑первых, ‑ подумал он, ‑ кто знает, смогу ли я еще прокатиться на нормальной машине. А, во‑вторых, одной Анне известно, сколько нам ехать..."

Его вторая мысль оказалась верной ‑ такси вывезло их из города и поехало дальше, по длинной прямой дороге, ведущей будто бы в никуда. Они все ехали и ехали, и Гадателю казалось, что они не приедут уже никогда.

От недосыпа у него болели глаза, затруднялось дыхание ‑ его организм, еще недавно полный энергии и готовый самовосстанавливаться, все равно устал. Виктору нужно было поспать хотя бы пару часов. Но теперь у него не было такой возможности, по крайней мере, не в этом мире.

Гадатель с сожалением провожал взглядом засыпанные снегом поля и редкие деревья. Он с тоской вспоминал о Лондоне и Глазго, с которыми так и не попрощался: о тетушке Элли, которая даже не узнает что с ним, обо всех своих знакомых в Колоде, и друзьях в Амстердаме и Париже. Он думал обо всех котах, которых не успел перегладить, утках, которых не накормил, девушках на которых не полюбовался, и городах, в которых не успел пожить. Он еще не успел покинуть этот мир, но уже не