Переводчики: leno4ka3486, Mashenka2909

Редактор: natali1875

Глава 16

 

Мы приземляемся в небольшом частном аэропорту почти в три утра по восточному времени к одному черному лимузину, стоящему на пустом шоссе. Кажется, что в терминале нет никаких признаков жизни.

Уставшие, я и Морган садимся в огромный автомобиль, утопая в кожаном сиденье в самом дальнем конце автомобиля. После пары бутылок шампанского и большого количества еды, все чем мы могли закончить, так это обе вырубиться.

Парни ведут себя, как будто мы не существуем, и менее зрелая моя сторона, действительно сожалела о их поведении.

После того, как багаж был загружен, Дориан, Нико и Алекс залезли в машину и сели напротив нас, слишком тихо и мрачно для моего спокойствия.

– Поездка к дому будет долгой. Вы должны обе не много отдохнуть, – бормочет Нико, изо всех сил хлопнув дверью. Стекло толще любого, которое я видела когда-либо. Какое-то темное.

– Зачем мы прилетели в Богом забытый аэропорт? – задала вопрос Морган, как только автомобиль тронулся. Если подумать, я даже не помню, чтобы видела водителя.

– Так безопаснее, – отвечает Нико, – В городе слишком много лишних глаз. Расслабься. Мы прибудем туда в течение нескольких часов.

Использовав шанс, я встречаюсь взглядом с Дорианом, сидящем прямо напротив меня, и его проницательный взгляд мгновенно гипнотизирует меня. Он взывает ко мне, говорит, чтобы я прекратила бороться. Умоляет меня, чтобы просто отступила и впустила его.

Это было бы намного лучше, намного легче. Не было бы боли и страданий. Только страсть, любовь, нежность и все это переплеталось со сладкой мукой....

Проклятье.

Я щурюсь на него, когда начинаю понимать. Он в моей голове, и я впустила его. Возможно, я действительно устала. Или я просто устала сражаться.

С собой.

Прежде, чем я успеваю мысленно отчитать это надоедливый голосок в моей голове. Дориан появляется рядом со мной, и заключает в свои объятия. Я открываю рот, чтобы возразить, но он прижимает палец к моим губам, заставляя влажный, южный ветер сдуть все мои слова и мысли.

– Шшшш, – шепчет он, – Не сейчас. Просто отдыхай. – И с этим словами он укладывает меня на руки, прижимая мою голову к его груди.

Мгновение мои легкие наполняются его пьянящим ароматом и убаюкивающий ритм его сердца, склоняет меня ко сну, и я проваливаюсь в темное пространство сна...

Я в окружении мерцающих свечей, которые являются единственным источником света в темной комнате. Я лежу на огромной из золотого и черного цвета кровати с балдахином, очень похожей на одну в Броадмуре.

Тем не менее, я не в комнате, здесь нет стен. Просто бесконечная тьма.

Я чувствую, как его сущность ползет по моей голой коже, оставляя за собой след из мурашек, бегущих по коже. Я задыхаюсь от первоначального ожога, затем стону, когда он становится холодным и успокаивающим, словно он дует на разгоряченную мою плоть леденящим воздухом.

– Пожалуйста, – хнычу я, – Прикоснись ко мне.

Он ничего не говорит. Просто продолжает, позволяя незримым рукам касаться меня.

Он остается в тени, не позволяя мне увидеть его, но я могу почти представить, ту зловещую улыбку, и энергию в этих глазах цвета морской волны.

Он, наверное, покусывает полную нижнюю губу, когда концентрируется на следующей эрогенной зоне, которую собирается задеть. Он не слишком много дает мне, просто достаточно, чтобы свести меня с ума.

Я извиваюсь на кровати, зажимаю в кулаках одеяло, но я связана невидимыми оковами. Я хочу большего – намного большего. Так много, что это причиняет боль. Я ищу его в темноте, но он по-прежнему не делает ни шага ко мне навстречу.

– Пожалуйста, – прошу я, – Больно. Все болит.

В ответ на мою мучительную просьбу, ощущения усиливаются, направленные на поверхность кожи, охваченную пламенем. Я плачу, когда каждый нерв в моем теле превращается в отдельную сущность, взрываясь со своими мыслями, чувствами и желаниями.

Они вопят в бесконечном экстазе, извиваются от удовольствия и боли.

Мое тело корчится и выгибается дугой на кровати, полностью отказываясь контролировать мои конечности. Я не могу это остановить, даже если и попытаюсь.

Я могу причинить ему боль, его голос нашептывает у меня в голове.

"Ты этого хотела, да?"

– Да! – кричу я, нажав на красную кнопку самоуничтожения. Я хочу это – я нуждаюсь в этом. Тьму во мне нужно кормить.

Миллион ледяных колючек покрывают поверхность моей кожи, вонзаясь в меня, заражая эротическим блаженством. Я так мощно распадаюсь на части, что кровать начинает трясти и пламя свечей начинают плясать в танце, жаждущем наслаждения.

Сосредоточившись, покалывания собираются в одном месте и тянуться к моей груди. Оно нападает на мои соски с такой яростью, что очередная волна оргазма захлестывает меня, тянет глубже в темноту. Звезды за глазами, и я знаю, что в любой момент могу потерять сознание.

Покалывания ослабевает, становясь на моей набухшей груди успокаивающим бальзамом. Откинув голову в сторону, я стону в изнеможении, от ощущения мягкого, воображаемого языка, который, облизывая, прокладывает путь к моему пупку.

Затем он там останавливается, погружаясь в маленькую впадину, после чего отчерчивает линию от одной тазовой кости к другой. Он мягкий, нежный, и в тоже время слишком не искушает мои плотские желания, это именно то что мне нужно.

Упиваясь капельками пота, его невидимый язык оставляет влажный прохладный след на моей коже. Когда он касается моих бедер, я вздрагиваю в предвкушении. Он медленно разводит мои колени, вместе с ним движется ощущение, омывающее нежную, чувствительную кожу между ног.

Я чувствую его там, его дыхание обдувает мое лоно, охлаждая удушающий жар. Он не двигается в течение нескольких минут, словно просто смотрит на это – на меня. Любуясь на влажный беспорядок, который он устроил и созерцая, в который раз, как уничтожает меня.

Мгновенно его кончик языка нежно лижет мой вход, я стону. Я такая чувствительная, а его прикосновения такие возбуждающие. Он погружается в меня глубже, пробуя на вкус мою мягкость медленными, ленивыми толчками.

Я чувствую вибрацию от его стонов, когда он проводит языком сверху до низу моего естества, до того самого скрытого местечка. Это так хорошо ощущается – слишком хорошо.

Я знаю, что в любою секунду могу внезапно умереть. Я и хочу. О Боже, как я хочу умереть тысячами смертей с его головой между моих бедер.

Я чувствую, как его язык становится толще, влажнее. Черт возьми, я клянусь, что он полностью накрывает мой набухший холмик. Он сосет меня, быстро лижет и так глубоко, что я даже не успеваю осмыслить изменения в его оральном нападении. Я не могу отдышаться, я задыхаюсь от своих криков.

Сатин разрывается у меня в ладонях, когда я зажимаю одеяло. Он погружается внутрь меня, и рев вырывается из его горла, когда он смакует мой вкус.

Он пьет меня, высасывая мой оргазм языком, зубами и губами, которые настолько мягкие и полные в своем совершенстве, что они должны быть запатентованы. И все, что я могу сделать, это кричать, пока он ест меня живьем. Кричать, пока горло не заболит и голос не охрипнет, пока я разрушаюсь снова и снова в сладкой агонии.

Он упивается каждой каплей из меня, через несколько волн оргазма, который накрывает в сочащихся толчках. Мое тело дергается и дрожит, когда оно осядет от чувства усталости, вызванной страстью.

Он ползет по моему телу, целуя меня и по-прежнему бормоча слова восхищения напротив моей кожи.

Хорошая девочка.

Шшшш. Все хорошо, малышка.

Как ты хороша на вкус.

Когда я ощущаю шелковистые пряди его волос на моих сосках, я знаю, что он вернулся ко мне. Он дарит каждому соску мягкий поцелуй, прежде чем поднимает голову, тем больше слоев его черных, как смоль, волос падают на эти, тлеющие, ледяные голубые глаза.

Одна сторона его рта изгибается в удовлетворенной улыбке, довольный, как тщательно он разрушил мое тело. Когда он говорит, я чуть ли не дрожу от звука его голоса, вызывающего низкое, грубое шипение, вырвавшееся между моих зубов.

– Ты злобное маленькое существо, не так ли, малышка?

Я просыпаюсь в солнечных лучах света, тепле и около самой гладкой груди в мире. Единственная грудь, которую необходимо мне чувствовать сейчас и до конца времен.

Мы на кровати с мягкими подушками и пуховыми одеялами. Стены голые, если не считать ярких красочных картин, которые выглядят навязчиво знакомыми. Помимо этого, всплеска цвета, все белое – постельное белье, ковер, шторы.

Здесь три больших окна, приветствующие яркий солнечный свет, который наполняет комнату.

– Где мы? – шепчу я, не готовая расстаться с комфортом рук Дориана. Я вдыхаю его запах, запоминая. Заставляя свой разум стереть все о ком-либо или о чем-либо еще.

Он нежно проводит пальцами по моим спутанным волосам.

– Дома у Нико. Я выбрал для нас светлую комнату. Иногда забываю, что ты не такая как мы – тебе нужен свет, так же как нам нужна тьма.

Я сглатываю, мой язык ощущается распухшим.

– Как я оказалась здесь?

– Я принес тебя.

Я закрываю глаза и прижимаюсь ближе к нему, снова вдыхая его свежий, чистый аромат.

Тишина тянется между нами и я не нарушаю ее. Не знаю даже, что сказать... что чувствую. Я просто видела во сне его брата.

И не просто в каком-то сне. А из ряда вон выходящем, оргазмическом сне, от которого до сих-пор трясутся ноги, а внутренняя часть бедер мокрая от желания.

Я не понимаю. Нет ничего сексуального между мной и Нико. Конечно, я считаю, что он великолепен и очарователен, честен таким образом, что я могу принять.

Я не стану отрицать, между нами есть связь на волшебном фронте. Но какой бы не была эта связь, она исключительно платоническая. Он брат Дориана и блядун до глубины души. Нет ничего, что он может дать мне, чего Дориан уже не дал.

Чертова стихия Темных.

Это достаточно скверно, что уже Ставрос пытается затесаться в моих фантазиях и загнать в клетку. Теперь Нико? Он не за что бы так не поступил со мной.

Он всегда ясно давал понять, что я принадлежу Дориану и что у него нет никакого желания усложнять романтические отношения, особенно со мной.

Мы друзья, иногда даже ближе. Это словно наши души узнали что-то друг в друге. Словно в прошлой жизни, они разделяли общую связь. Разделяли любовь... или потерю.

Я вздыхаю, раздраженная тем, что пытаюсь прорваться через мысли моего подсознания. Я переворачиваюсь и обращаю внимание на Дориана, мужчину, которого я люблю. Мужчину, который любит меня, хотя иногда он дерьмово это показывает.

– Я устала бороться, – говорю я, отгоняя все мысли о Нико и фокусируясь на реально сложном вопросе.

Он криво улыбается, увлеченный накручиванием моего локона себе на палец.

– Я не знал, что мы боролись.

– Ну, я устала злиться на тебя. Ты знаешь, что мне больно. И знаю, что закрываясь от тебя, я причиняю тебе боль. Давай прекратим делать друг другу больно, хорошо?

Он целует мою макушку и крепче прижимает к себе.

– Хорошо. Но Габриэлла?

– Да?

– Ты говорила во сне.

 

Переводчики: leno4ka3486

Редактор: natali1875

Глава 17

 

Я брожу по залам огромного особняка Нико, широко раскрыв глаза от удивления. Дом красивый. На самом деле захватывающий.

Знаменитые работы великих художников украшают стены, подобные вещи, должны выставляться только в музеях, полностью закрытые защитным стеклом.

Есть скульптуры и продуманно украшенные вазы в каждом углу, которые добавляют ярких цветов и жизни.

Я в восторге от окружающей меня красоты, настолько, что чувствую себя на своем месте. Ума не приложу почему Нико когда-то отказался от такого невероятного дома.

Я смахиваю слезу, когда наталкиваюсь на поразительную картину с участием матери и ребенка. Донна полюбила бы этот дом.

Она бы слонялась без дела по этим залам и суетилась над каждым экзотическим цветком и антикварной безделушкой. Не могу думать о том, что ее больше нет.

Я улыбаюсь, несмотря на свои слезы и боль, стянувшую мою грудь. Если не она, я никогда бы не смогла оценить по достоинству красоту, подобно этой. Я бы даже не знала, как увидеть её.

– Наслаждаешься? – Дориан улыбается, когда я захожу в не менее потрясающую кухню. Задняя стена выполнена полностью из стекла, позволяя яркому свету проникать в уже ярко освещённое пространство.

– Это место невероятное. Не ожидала, что у твоего брата имеется такой дом, как этот, – отвечаю я, садясь на стул у мраморной стойки.

Дориан у плиты, готовит на скорую руку что-то с потрясающим ароматом, на что в ответ мой желудок заурчал.

– Место похожее на что? – спрашивает он, добавляя порубленную зелень в миску с хрустящим картофелем. Откуда, чёрт возьми, взялась эта еда?

– Такое... красивое и элегантное. Я полностью ожидала чего-то более похожего на общагу или современную, стильную холостяцкую берлогу, заполненную от стены до стены гаджетами и играми. Черт возьми, я должна была увидеть шест для стриптиза.

Дориан ухмыляется и продолжает готовить, выжимая свежий лимон над картофелем, прежде чем взбить яйца в миске.

– Ты так подумала? Нас обоих растили с уважением относиться к искусству. И я думаю архитектура Древней Греции, которую ты видела, напоминают ему о доме. Николай гораздо более традиционный, чем можно было бы ожидать. Понятно, что ты ожидаешь чего-то более нестандартного... девиантного.

Мое лицо вспыхнуло, и я опускаю взгляд, изучая дорожную карту линий, выгравированных на мраморной стойке.

– Дориан, насчет утра....

Я поднимаю взгляд, когда он поднимает руку и качает головой.

– Никаких объяснений. Ты не можешь контролировать свои сны, я знаю, что ты и Нико друзья. Это нормально думать о людях, которые тебе небезразличны на подсознательном уровне.

Я смотрю на него, ошеломленная. Я ожидала совершенно другой, более разъяренной реакции.

– Правда?

– Правда, – кивает он, – Мы договорились больше не делать друг другу больно, и я хочу попытаться преодолеть эти нетрадиционные чувства... сомнения и ревность. – Он кривится, как будто даже признание этого оставляет кислый вкус во рту. – Теперь, если ты не возражаешь, я бы хотел накормить свою девушку.

Я смотрю как мой прекрасный принц изящно движется по кухне.

– Твою девушку? – хихикаю я. Что-то такое обыденное и мирское, кажется смешным, исходя от Дориана.

– Я пытаюсь идти в ногу со временем. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя, будто встречаешься с древним артефактом, – подкалывает он, повернувшись, подмигивая мне.

Когда он заканчивает приготовления, то подает мне переполненную тарелку с воздушным омлетом, беконом, хрустящим картофелем и ржаным хлебом с маслом.

– А как же остальные? – спрашиваю я, удивляясь, как, черт возьми, он ожидает, что мы вдвоем съедим все это.

– Морган спит, Алекс в библиотеке, а Нико пошел в город. Сейчас только мы.

Только мы. Господи, как же хорошо звучит.

Дориан подтверждает свои слова и кормит меня почти каждым кусочком. А когда мы заканчиваем с нашим поздним завтраком, он приносит миску свежих фруктов и сливки.

– Я собираюсь стать такой же большой, как дом, из-за тебя, ты ведь это знаешь? – говорю я, прежде чем он проводит клубникой, покрытой сливками между моих губ.

– Даже если бы это было возможно, мне плевать. Мне нравится кормит тебя. Мне нравится заботиться о тебе. Это одна из вещей, о которой я скучал больше всего, когда мы были врозь. – Он кладет оставшуюся клубнику себе в рот, сок стекает с его губ.

Я ловлю нектар пальцем и медленно облизываю, пока он пристально наблюдает с полуприкрытыми глазами.

– Даже если бы это было возможно? – спрашиваю я, беря ломтик дыни и предлагая ему. Дориан всасывает его из моих пальцев, позволяя языку скользить по моим длинным пальцам.

– Твое тело будет оставаться таким же. Ты будешь свободна от изменений, болезней, старости. Использование магии исчерпает твой человеческий облик, однако ты можешь пополнять его с помощью стихий. Или... – Он поворачивает голову, но не раньше, чем я вижу сожаление в его глазах.

– Или? – спрашиваю я, призывая его продолжать.

Подавив вспышку гнева, Дориан смотрит на меня.

– Дыхание другого будет удовлетворять мелкие потребности. Но убийство... это как пища для нас. Когда мы забираем душу, забираем их магию. Это как главное блюдо на День Благодарения сравнивать с закуской. И как только ты это сделаешь – как только ты заберешь жизнь, приняв ее внутри себя – будет трудно отделаться от желания ощутить это снова. Ощущение полнейшего блаженства наполняет тебя, поддерживает тебя.

– Именно поэтому мы должны надеяться, что ей никогда не придется столкнуться с этим, – говорит опасно глубокий голос у входа на кухню. – Александр шагает в комнату, безжалостные, холодные глаза устремлены на Дориана, в немом предупреждении. – Тревожить Габриэллу рассказами о пагубной зависимости вряд ли подходит для такой молодой души. Мы должны учить ее контролировать свои силы, не давать ей еще один повод для беспокойства.

Я развожу руками перед собой.

– Ну... учите меня. Мне так многому нужно научиться, я не хочу больше никого убивать, но я должна уметь защитить себя и моих близких.

– Я знаю, – подмечает Алекс, раскрывая древнюю, в кожаном переплете книгу передо мной. – Но до того, как мы перейдем к этому, ты должна узнать, с чем имеешь дело.

Я осторожно прикасаюсь к изношенной, коричневой обложке и она шипит под моими пальцами.

– Что это? – спрашиваю я, одергивая руку назад. – И почему она пытается обжечь меня?

– Это хроники истории всех королевских домов Темных, включая их особые дары и функции в монархии. Поскольку она связана с темной магией, а ты наполовину Светлая, ты можешь испытывать неприятные ощущения, когда касаешься ее.

Я медленно еще раз нажимаю пальцем на обложку, впитывая боль. Он прав, это неприятно. Но я отказываюсь быть побитой проклятой книгой.

Я съеживаюсь, но ухватившись, провожу рукой вдоль кожаной обложки. Если есть ценная информация в этом, которая поможет нам – поможет мне – победить Темного, то небольшое жжение не остановит меня.

Я рассматриваю тонкие, пожелтевшие страницы, жаждущие знаний, пропитанные ими настолько, что мой мозг не способен обработать.

Алекс и Дориан все еще наблюдают за мной, словно статуи. Возможно они боятся, что я случайно наткнусь на что-то, от чего захочется кричать и спасаться бегством. Или, может быть, они беспокоятся обо мне, что узнаю правду о том, насколько глубока их порочность.

– Таким образом, Элджи, как известно, вызывают чувства крайней боли, печали и скорби? – спрашиваю я, не потрудившись оторваться от текста.

– Да, – отвечает Алекс, – Они могут манипулировать тьмой скорби, в результате причиняют огромные страдания и телу, и рассудку.

– Их жертва так убивалась горем, что тонула бы в собственных слезах. Буквально до смерти, задыхаясь от горя, – добавляет Дориан с мрачной интонацией в голосе.

Я смотрю на них обоих, мой лоб хмурится в замешательстве.

– Но они ведь не всегда так поступали? Их родословная написана после того как развратились Темные. Как и все вы.

Дориан кивает.

– Правильно. Когда мы потеряли благосклонность Божества, все Темные были лишены праведных имен и отвергнуты. Члены королевской семьи бежали туда, что сейчас называется Грецией, а затем создали восемь каст. Эти семьи создали новый порядок, порождая более темную, зловещую магию.

– В то время Греция практически была оккупирована Темными, обрати внимание, что человеческие учебники называли Темными веками. Но как твоя история показывает, что многовековая война, привела к упадку Греческую Империю, – добавляет Алекс.

– Светлых и Темных? – спрашиваю я, увлеченность сияет в моих глазах.

– Да, – отвечает он, – С помощью сил Божества были завербованы люди, сражавшиеся с их войнами на протяжении многих, долгих лет и которым было приказано создавать отвлекающий маневр. Светлые сражались долго и с трудом восстановили порядок в этом мире, но многие души – смертные и бессмертные – были потеряны.

– Но подождите... Римская Империя выиграла, да? – спрашиваю я, пытаясь вспомнить школьный курс истории. Блин, я должна была больше уделять внимание учёбе.

– Верно, – отвечает Алекс, – Хотя, Светлые, вполне были в состоянии обратно завоевать большую часть Греции и спасти Землю и свой народ от дальнейшего уничтожения, восемь семей ушли в подполье, увеличивая численность и вмешиваясь в магию, что было запрещено в этом мире и за его пределами. Их развращение нашептывало в уши людям, призывая исследовать их неправедные потребности и желания. Видишь, все время это был план Темных. Не победить и настигнуть Светлых и все их силы. А красться в тени и разлагать людей, влиять на них, чтобы люди делали грязную работу за них.

Мне необходима пауза, чтобы понять все это. Вау. А какие еще монументальные события в истории были делами Божественных сил? Какая еще ложь была сказана людям, только чтобы стать пешками в величайшей шахматной партии?

Голова кружится от вопросов и жаждет намного большего, я снова смотрю в книгу, читая страницы, посвященные дому Апатэ[6], правителям лжи и обмана.

Они были известны игрой разума, создавая губительные иллюзии для их жертв, пока те не сходили с ума. Я вздрагиваю, представляя, какого это чувствовать, когда не имеешь контроля над разумом. И быть полностью во власти такого глубоко укоренившихся зла.

К тому времени я перехожу к Мисо, который распространил Темное семя ненависти, от чего понимание встает на место.

– Святое дерьмо... люди были заражены темной магией.

Что делать... что делать, если история повториться? Что делать если, кто-то попытается создать отвлекающий маневр, который вызовет массовую истерию, только таким образом они могут перебраться на новую территорию?

Дориан сужает глаза, склонив голову в сторону.

– Это абсолютно возможно, но ничего подобного не происходило уже несколько веков. Темные подобно тайне, навсегда скрытой в тенях. И зачем им приходить за нами?

Я трясу головой.

– Не за нами. За мной. Я должна восстановить баланс между Темными и Светлыми. Этот план находился в движении задолго до того, как я вознеслась. И теперь... теперь я нахожусь на пути.

– Я думаю, что ты нечто особенное, Габриэлла, – серьезно произносит Алекс, – С тобой, Ставрос, легко уничтожит сопротивление, используя твою силу и оружие людей. Без тебя, он столкнется с сильным сопротивлением, даже от собственного вида. У них возможно сила и численность, но у них нет Божества.

– Именно поэтому мы должны остановить дорогого папочку раньше, чем он попытается убить всех, Габс, кого ты знаешь, – ровный голос вмешивается позади нас.

Нико делает шаг в поле моего зрения, все также опрятно и круто одетый. Темные круги под глазами полностью исчезли, а кожа гладкая и сияющая. Должно быть, он уходил в город, чтобы подкрепиться.

Воспоминания обрушиваются на меня, но я загоняю их в угол, позволяя страху преодолеть мои дикие желания.

– Он пытается ее сломить, заставить ее умолять его о милости. Ты драгоценный ребенок Божества. Ставрос знает, что на самом деле не сможет убить тебя напрямую, поэтому он попытается уничтожить твой дух. Он ставит на то, что ты сдашься, когда рядом с тобой никого не останется.

Убьет всех, кого я знаю?

Моих друзей, и то что осталось от моей семьи... О Боже мой. Никто не застрахован вокруг меня. И даже если существовал способ защитить людей, которых я люблю, что мешает Ставросу преследовать невинных людей, чтобы привлечь мое внимание? Чёрт, он мог снести целый городской квартал одним щелчком пальцев, если захотел бы.

– Что будем делать? – шепчу я, вытаращив глаза от ужаса.

Нико смотрит на других Колдунов, стоящих за стойкой, отражая их убийственные выражения, прежде чем холодно кивнуть.

– Мы убьем его первыми.

 

Переводчики: leno4ka3486

Редактор: natali1875

Глава 18

 

Я изучала страницы из древнего фолианта пока мои глаза не начали болеть. Надеюсь, изучить столько сколько смогу, чтобы быть на шаг впереди врага. Когда у меня появился вопрос на счет Ойноса, бровь Дориана медленно поползла вверх.

– Перестань и будь серьезным, – говорю я, хлопая его по плечу, – Может я излишне импульсивна, но не собираюсь никого убивать.

– Как я уже сказал, ты привязана к некоторым элементам. Ойнос один из них. Нет, ты никого не убьешь, но подумай, что ты чувствуешь, когда напиваешься. Сначала ты чувствуешь себя хорошо. Свободной. Но затем мрачная эмоция накрывает тебя, заставляя желать насилия и ярости. А теперь представь все эти чувства в слабохарактерных людях. Представь себе тихий шепот в их ушах, говорящий им выпить еще, отбросить сомнения и предаться паранойи. Именно так Ойнос работает. И не только с вином. А также с наркотиками и другими спиртными напитками.

Я смотрю на бокал вина, который налил мне Дориан и отодвигаю его.

– И так, тем вечером в клубе, Ария, когда я якобы пыталась убить девушку, что это дело рук Ойноса?

Дориан качает головой.

– Ты обнаружишь, что некоторые элементы работают в сочетании с другими. Твой вспыльчивый и агрессивный нрав приписываются Полемосу – твоему кровному родственнику. Дом Полемоса известен как искатели войны. Они получают удовольствия от гнева и резни. Ты была крошечным обрывком всю свою жизнь. Вот почему.

Он прав – я такая. Мой горячий нрав – это лучшее во мне, в результате у меня бесчисленное количество сражений. И каждый раз, когда моя жизнь становилась неконтролируемой, я всегда чувствовала себя возмущенной на грани насилия.

К счастью, Крис увидел этого демона во мне, и отдал меня в бокс, помогая направить в нужное русло мой гнев, прежде чем я вляпаюсь в неприятности.

Таким образом, пока я до сих пор вижу красный, я знаю, что можно отыграться на тяжелой груше, а не на лицемерном лице какого-нибудь засранца.

Морган порхает по кухне, напивая мелодию, звучащую из ее айпода и удачно отвлекает меня от мучительного потока моего сознания.

Дориан наклоняется, чтобы запечатлеть нежный поцелуй у меня на лбу, бормоча что-то о разговоре с другими и давая нам девушкам немного пространства.

– Это чертовски потрясное место, – говорит она, полностью засунув голову в холодильник.

Я закрываю книгу и отодвигаю ее в сторону. Морган берет стул и усаживается рядом со мной, держа в руках бутылку сока и яблоко.

– Ага. Знаешь, а твоя "красивая теория" оказалась довольно точной.

Она открывает бутылку с апельсиновым соком и делает глоток.

– Да. Красивая. И жуткая. Реально жуткая.

– Почему ты так говоришь?

Морган крутит крышку от бутылки с апельсиновым соком между пальцев, закрутив ее по столешнице.

– Ты знаешь Алекс работает над способом притупить мое видение, так что мне не постоянно мерещатся призраки. И все же... что-то в этом доме не так. Я чувствую беспокойство, как если бы что-то... или кто-то... пытается привлечь мое внимание.

Я поворачиваюсь к Морган, которая отводит глаза на пластиковую крышку от бутылки, отказываясь встречаться с моим вопросительным взглядом. Я рефлекторно взмахиваю запястьем, и крышка от бутылки замирает около нее, словно ее подвесили на невидимые нити.

– Ого. Какого хрена! – восклицает Морган, почти опрокинувшись на стуле на пол. Я протягиваю руку, чтобы поймать ее, и в конечном счете тоже замораживаю стул, он неподвижно балансирует на одной ножке.

– Прости! – говорю я, протягивая руки, чтобы схватить ее. Крышка от бутылки и стул одновременно падают.

Морган трясет головой, после чего из ее груди доносится хихиканье.

– Вау, Габс... ты типа охренительная?

Я вдыхаю с облегчением и мой страх растворяется в воздухе, после чего я пожимаю плечами.

– Вроде. Нужно сначала привыкнуть. Но это круто, когда вспоминаю, что могу контролировать это.

Морган подается вперед, восхищение загорается в ее больших, карих глазах.

– То есть все это время, ты не знала кем являешься? Ты, серьезно, никогда не ощущала, что ты больше чем человек?

Я снова пожимаю плечами, и подбираю крышку от бутылки.

– Я имею в виду, я всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Словно не важно, чтобы я делала, я не вписывалась. Я старалась быть нормальной... я честно старалась быть счастливой своей заурядностью. Но, я всегда знала, что чего-то не хватает.

Она задумчиво кивает.

– И затем ты встречаешь Дориана.

Я поднимаю взгляд на нее, мои глаза щурятся от улыбки.

– И затем я встречаю Дориана.

– Черт. Я слышала, что некоторые встречи меняют жизнь, но ничего похожего с этим.

Мои щеки зарделись и я уставилась на свои руки.

– Ага. Он весьма недурен собой.

– Весьма недурен собой? – заливается Морган, – Да парниша чертовски хорош собой, и он обожает тебя, Габс. Я еще никогда не видела кого-то... настолько привязанного к другому человеку. Это, словно он может чувствовать и видит твоими глазами и поступает соответствующе. Как он двигается, он закрывает своим телом твое, чтобы защитить от малейшей боли. – Она смотрит в сторону широких окон, которые обрамляют пышные, зеленые массивы, и небольшой водоем. – Должно быть приятно чувствовать – как ты любима и желанна. Я думала, что у меня было что-то близкое к этому. Теперь я сомневаюсь, что когда-либо почувствую это снова.

В этот момент, я почувствовала себя самой большой тупицей в мире. Я понесла потери, но в этом я не была одинока. Неважно насколько хорошей актрисой была Морган, она испытывала глубокую боль.

Когда я вознеслась, я украла что-то у нее. Ее простодушие, ее жизнерадостность. Я украла ее жизнь. И хотя это было непреднамеренно, я не могу не чувствовать себя ответственной за то, что сорвала малейший шанс на реальное будущее, свободное от всех сверхъестественных кошмаров нашего мира.

Я сделала это. Это вызвала я. Если бы я не выбрала навеки быть неопределенной, я бы смогла уберечь Морган.

– Прости меня, – говорю я, не зная, что еще выразить.

Она качает головой.

– Как я уже говорила, Габс – это не твоя вина. Ты понятия не имела, что произойдет. И я все еще, возможно, найду себя таким образом. Знаешь, мой папа прошел через что-то подобное. Возможно, это просто у меня в крови.

– Возможно.

Дрожь скребется по моему позвоночнику, когда я слышу ее голос. Господи. Это неправильно – я знаю, что неправильно – но ничего не могу поделать.

И в то время как я, возможно ненавижу себя за испытываемые чувство, когда он находиться в моем присутствии, я должна выяснить зачем... Зачем он так со мной?

Нико заходит в комнату, так изящно, что я с трудом могу сказать, касаются ли его ноги земли. Улыбка на его лице такая дьявольски очаровательная, что даже Морган отворачивает голову, чтобы скрыть румянец.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, видя, что Морган лишилась дара речи в его присутствии.

Нико во всей красе, трудно переварить, даже сильнейшему людоеду. Морган не могла справиться с его очарованием, даже спустя день назад, как он по-свински повел себя с ней.

– Это у нее в крови, – отвечает он, останавливаясь напротив нас, – Я не много покопался в истории семьи Морган. Мы всегда подозревали, что ее бабушка отдала жизнь, чтобы защитить ее от тебя, Габс. Но что если для защиты использовалось не одно заклинание? Что делать, если появились слухи о тебе – пророчество – которое дошло и до низших форм магии? Которое гласит о девушке, воскресившей мир между Потусторонними и смертными. – Я сижу не в состоянии и слова выдавить, но к счастью Нико продолжает. – Я склонен полагать, что Морган не проклята, а избранна. Избранные стоят рядом с тобой в качестве союзников, а не жертвы.

– Но откуда ты это знаешь? Почему кто-то выбрал это? Чтобы каждый чертов день призраки навещали тебя? Как это может помочь? – вскинув руки, спрашивает Морган.

– Не знаю, – отвечает Нико, качая головой. – Я не знаю, что это может значить. Но происходят вещи... которые уже случались в прошлом, которые доказывают, что это пророчество. Еще до вашего рождения.

– Я просто не понимаю, – шепчу я, – Кто мог сделать такое с ней?

– Мы не единственные, кто ждал твоего Вознесения, – объясняет он. – Другие формы магии – даже противоестественные – имеют свои собственные причины желать, чтобы ты воцарила мир между Темными и Светлыми.

Я с любопытством смотрю на Нико.

– Это то, чего ты хочешь?

Несколько напряженных минут он пристально смотрит на меня, прежде чем отвести взгляд в сторону.

– Неважно, чего я хочу. Я уже давным-давно научился игнорировать свои желания. – Снова эта печальная интонация. Скрытая грусть, которая поднимает свою уродливую голову с одинокой дрожью в его голосе. Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, но он быстро кивает головой Морган. – Морган, Алекс работает кое над чем, что поможет тебе спать. Ты можешь найти его в кабинете, дошедшего до состояния Обкуренного Гарри Поттера. Беги отсюда, дорогуша.

И вот так просто, Нико вернулся к плохим шуткам и к нахальству. Но я не позволю ему уйти снова, отмахнувшись от меня.

– Как ты узнал об этом? – спрашиваю я, как только Морган находится вне пределов слышимости.

– Я не знал, – отвечает он, поворачиваясь к двери.

– Подожди. Ты что-то знаешь. На самом деле, ты знаешь гораздо больше, чем хочешь, чтобы другие знали. Как ты смог заставить меня разморозить Дориана и Алекса. Выкладывай, Скотос. И я не хочу слышать всякую чушь от тебя, что я не знаю, о чем говорю.

Он опускает голову и делает глубокий, раздраженный вдох, прежде чем повернуться и встать напротив меня.

– Хорошо. Но ты должна поклясться, что это останется только между нами. – Он поднимает руку и проводит пальцем по кругу, очерчивая комнату, чтобы скрыть наши голоса.

– Я обещаю.

– Я серьезно, Габс. Расскажешь кому-нибудь, особенно Дориану, подставишь нас всех под удар.

– Я клянусь, ничего не говорить, – произношу я, подняв три пальца, – Слово скаута.

– Ты никогда не была скаутом, – улыбается он, качая головой.

– Но я могла бы.

– Нет. Они бы вышвырнули тебя. Но признаться, представлять тебя в маленьком зеленом наряде, весьма заманчиво.

– Заткнись, – отвечаю я, закатывая глаза на шутку, – Не заговаривай мне зубы и давай уже покончим с этим. Серьезно, Нико, откуда ты все это знаешь? То, что ты сделал для меня в Бродмуре не чувствовалось как магия Темных. Но ощущалась... темной-темной. Словно она была неправильной.

– Потому что такой она и была, – отвечает он со вздохом, – После... Амели... я начал искать причину ее смерти. Почему я должен был появиться в ее жизни, только чтобы убить ее? Она словно знала какой будет наша судьба. Но в этом нет смысла. Я говорил тебе, что она была кровей Лаво, одного из самого мощного рода Вуду во всем мире. После долгих... уговоров... я нашел человека, который обучил меня. Мне нужно было контролировать то зло, которое взяла Амели от меня, чтобы убедиться, что такое больше никогда не повториться. В тайне, я провел несколько лет изучая их обряды и ритуалы, и даже наткнулся на некоторые их легенды.

– Вуду? Это то, чем занималась бабушка Морган?

– Нет, – качая головой, отвечает он, – Гаитянское Вуду отличается от Вуду, которым пропитаны улицы Нового Орлеана. Но их связывает одно. Ты.

– Я?

– Да, Габриэлла. Они ждали тебя. Все от кельтских викканов Курандеро в Перу до Мо Пхи в Тайланде. Они все ждали твоего Восхождения.

Я давлюсь моим следующим словом, потому что внезапно во рту пересохло.

– Почему?

– Не знаю, – пожимает он плечами, – Это часть, ставит меня в тупик. Это и...

– И? – Дерьмо. Что еще? Что может быть еще волнующе, чем изучать, что ты – часть какого-то сумасшедшего предсказания, которое распространилось по всему миру?

Нико смотрит вниз на свои руки, сгибая пальцы.

– Каждое пророчество изображает тебя как своего собственного Спасителя – избранная в одном из воплощений добра и зла. И хотя некоторые детали были утеряны при переводе, все они рассказывали о тех, кто будет стоять рядом с тобой и сражаться. Человек, рожденный из древнего предания...

– Морган, – произно<