Глава 12. Вертенда – Хранительница Времени

 

Если Вербицкого что-то и удивило, так только не полное имя Веры, а то, каким тоном она его произнесла. Веско. Словно и не имя это было, а некое почетное звание.

– Ты не мог слышать о профессоре Альберте Нисанове, – продолжала девушка. – Пик его известности пришелся на две тысячи тридцатый год. Тогда этот ученый был обласкан властями. Получал государственные премии, награды и неограниченные средства на свои исследования. Не было области науки, которой бы не интересовался Нисанов. Он исследовал паранормальные явления, влияние радиации на эволюцию растений, животных, людей. Изучал гипноз, трансцендентальную медитацию. Объездил весь мир, точнее самые загадочные и заповедные места нашей планеты. Итогом его изысканий и главным изобретением стал Процессор Времени. Представь себе Марат – то, над чем безуспешно бились самые гениальные умы, произошло в Белоруссии – отсталой, изолированной от всего мира стране. Нисанову было чем гордиться – он доказал, что путешествие в прошлое возможно и первым его совершил. На очереди были исследования, которые должны были открыть человечеству путь в будущее. Профессор удостоился чести быть принятым лично Верховным Председателем. Он пошел на эту встречу полным новых надежд, но на этом карьера Нисанова закончилось. Никто не знает точно, что произошло в Великом Октаэдре. Говорили о слишком смелых высказываниях профессора, о разгоревшемся скандале и аресте. Так или иначе, но после этого Нисанов пропал. Исчезновения неугодных режиму людей в Белоруссии практикуется давно. Изобретатель Процессора Времени хоть и являлся фигурой международного масштаба, но скрыться от гнева всесильного диктатора не смог. Ходили слухи о закрытой правительственной тюрьме, где Нисанов, якобы продолжает свои исследования под бдительным надзором Службы Национальной Стабильности. Время от времени появлялись свидетели, утверждавшие, что видели профессора в одном из исправительных лагерей. Уже спятившего от пыток и инъекций лошадиных доз стабилизатора. В общем, профессор исчез, а его детище, Процессор Времени оказался в руках Верховного Председателя и его окружения. До сих пор верные диктатору ученые усиленно работают над усовершенствованием изобретения Нисанова. Однако все попытки перемещения в будущее заканчиваются неудачами. Гениям Верховного не хватает какой-то малости. Той, что была у профессора Нисанова. Он, кроме всего прочего, прославился даром предвидения и перед тем, как пойти на роковую встречу уничтожил все свои бумаги, закрыв диктатору дорогу в будущее. Однако Процессор Времени все равно остается в руках тех, кто не должен им пользоваться. Сейчас они пытаются изменить прошлое, что сулит миру катастрофу вполне соизмеримую по последствиям с последней ядерной войной. Их, нужно остановить, Марат. Во что бы то ни стало.

– Грустная история, – пожало плечами Вербицкий. – Только какое отношение она имеет к тебе?

– Самое непосредственное. Я – дочь профессора Нисанова. Родилась, когда отец и мать ездили в Египет. Вскоре после моего рождения мать умерла от загадочного вирусного заболевания. Папа назвал меня в честь одной из богинь судьбы – мойр.

– Их, если мне не изменяет память, называли Клото, Лахезис и Атропос.

– В греческом варианте. Предки отца были выходцами из Германии, а у германских народов также были три сестры, распределяющие людскую судьбу. Норны. Германцы называли их Вирд, Вертенда и Скулд.

– Хм… Понятно.

– До полного понимания тебе еще далеко, – рассмеялась Вера.

– И в чем же оно – полное понимание?

– Когда исчез отец, мне было всего девять лет. Я не догадывалась, почему он называет меня Хранительницей Времени. Думала, что это что-то вроде того, как другие отцы называют дочек принцессами. Но Альберт Нисанов никогда и ничего не делал просто так. Он уничтожил все свои бумаги, но сохранил информацию о своих изобретениях в моей голове. Теперь я – единственный человек, владеющий всеми тайнами знаменитого изобретателя, отказавшего в сотрудничестве Верховному Председателю.

– Информация… Это какой-то чип?

– Нет! – Вера вновь рассмеялась. – Папа не устанавливал чипов и не делал мне лоботомию. Просто погружал в гипнотический транс и записывал все, что надо. Как на жесткий диск. Впрочем, есть и свои ограничения. Я не могу пользоваться этими знаниями, когда мне вздумается. Информация становится доступной, когда этого требует текущий момент. Вот пришло время и мне удалось собрать одноразовую установку, чтобы отправиться за тобой в прошлое и перетащить сюда. Держи цветок, дарю.

Вербицкий взял ромашку, задумчиво повертел ее в руках.

– Я-то здесь причем?

– Это знал лишь профессор Нисанов. Я лишь выполняла указания отца, а он предсказал, что победа над режимом будет одержана в две тысячи сорок первом. С помощью пришельца из прошлого, у которого будет с собой путеводитель по Великому Октаэдру. Я отыскала тебя и… Дальше тебе все известно.

– Переместила с железнодорожного вокзала моего времени в будущее. Значит, я для вас что-то вроде талисмана?

– Очень удачное сравнение. В истории существуют люди, чье рождение и смерть влияют на ход времен. На первый взгляд они могут и не совершать ничего значительного, но при этом любое их, даже самое незначительное действие напрямую связано с глобальными изменениями в будущем. Знаешь, как камень, брошенный в воду. От него идут круги, появляются волны…

– Ага. Или бабочка, которая машет крылышками на одном конце света и вызывает ураган на другом. Плавали, знаем.

Марат не пытался скрыть обиды и разочарования. Он думал, что значит для Веры больше. Талисман. Камень. Бабочка. Он важен для дестабилов. Вот почему она ухаживала за ним, не спала ночами и кормила с ложечки. Сберегала для больших свершений.

– Слушай, Вертенда, а почему меня никто не спросил, хочу ли я участвовать в ваших играх? Это что: предложение, от которого нельзя отказаться?

– Считай, что так. У тебя просто нет другого пути. Хочешь вернуться домой – пойдешь в Великий Октаэдр. Только там есть единственная установка, способная переместить тебя в прошлое.

– Значит, шантаж, – вздохнул Марат. Пальцы его машинально сжались, сминая цветок. – А не пошли бы вы к едреней фене вместе со своим Процессором Времени и две тысячи сорок первым годом?!

– Сорок первый год – знаковый для Белоруссии, – сообщила Вера, не обращая внимания на возмущение Вербицкого. – Сто лет назад в Минск вошли немецкие оккупанты. Нацистские ученые из «Аненербе» тоже кое-что знали о реперных точках времени. Если бы германское командование пришлось к советам «Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков», вермахт одержал бы победу. Однако Гитлер пошел ва-банк в угоду своим завоевательским амбициям и нарушил временное равновесие.

– Хватит! Плевал я на Гитлера! Никуда я с вами не пойду! Я не Христос из Евангелия от твоего папочки! Не хочу спасать мир. Не стану!

– Помолчи, – Вера придвинулась к Марату и коснулась пальцами его губ. – Пойдешь и сделаешь все, что от тебя требуется. Поможешь нам справиться с Верховным Председателем и его бандой. Потом вернешься к себе, а я уничтожу Процессор Времени. Человечество еще не готово пользоваться им. Ты сделаешь все это ради… Меня.

Вербицкий хотел что-то сказать, но не успел найти нужных слов. Вера впилась в его губы поцелуем. Опять закружилась голова. На этот раз не от слабости. Поцелуй длился целую вечность, но и ее Марату показалось мало. Губы девушки были такими горячими, а ее грудь такой упругой, что Вербицкий забыл обо всем на свете.

Когда все закончилось, он, задыхаясь, прошептал:

– Опять шантаж… Но какой приятный!

– Нет, никакого шантажа, любимый. Просто все это мне было предсказано. Я поняла, что рано или поздно стану твоей, еще там, на вокзале. Только вместе, рука об руку, мы сможем пройти через все испытания. Хранительнице Времени суждено полюбить пришельца. Иначе ведь и быть не может. Я ждала тебя, Марат и счастлива, что ты пришел вовремя.

Все остальное происходило для Вербицкого, как во сне. Руки его нырнули под свитер Веры, а она сама расстегнула ремень джинсов. Окружающий мир перестал существовать. Марат видел перед собой лишь сверкающих звезды – глаза Веры. Он сжимал ее в объятиях, целовал настолько долго, насколько хватало дыхания. С головой погружался в омут блаженства, чтобы вновь и вновь вынырнуть на поверхность за очередной порцией воздуха. Пальцы его разжались и подаренная ромашка упала на мох. Лепестки цветка выпрямились, словно какая-то высшая сила хранила символ любви Марата и Веры.

В бункер они возвращались, взявшись за руки. Лишь в нескольких метрах от входа девушка убрала свою руку.

– О том, что между нами произошло, необязательно знать всему отряду.

Вербицкий кивнул головой. Короткие мгновения счастья остались позади, начиналась суровая правда жизни. Вестником ее стал Антидот, появившийся у входа.

– А, так вы гуляете! А я уж подумал, не случилось ли чего, – Бельский окинул парочку подозрительным взглядом. – Талаш вас обыскался. Ты как, Вербицкий, жить будешь?

– Твоими молитвами, Гриша.

– Ну и отлично. Судя по суете, здесь опять заваривается какая-то каша.

– У нас с тобой на роду видно написано попадать в каши.

– Эх, если бы только это! – горестно вздохнул Антидот. – Вообрази, Марат: в этой дыре нет ни грамма спиртного. Даже немцы, падлы, своего шнапса не оставили. Я бы смотался в ближайшую деревню. Тихо. По-партизански. Да часовые здесь – сущие церберы. Голову из бункера высунуть не дают.

– Завязывал бы ты, Гриша.

– Народ скажэ, як завяжэ!

Вера повела Марата по коридорам Шутценлохе. На этот раз – очень далеко. Вербицкий пытался считать повороты, спуски по лестницам, разбирать немецкие указатели на стенах, но вскоре сообразил: из этого лабиринта без помощи Ариадны ему не выбраться. Это сверху Шутценлох выглядел простецки, а под землей был весьма внушительным сооружением. Путешествие закончилось перед очередной стальной дверью. Она была приоткрыта, а на бетонном полу лежала полоска света, пробивавшаяся через щель. Вера толкнула дверь и пропустила Вербицкого в большую комнату. Здесь на столе необъятных размеров была расстелена стершаяся на изгибах карта. Вокруг сидели Талаш, Багор, контрразведчик Макарыч и худой незнакомец с поразительно бледным лицом. Марата поразил горячечный блеск его глаз – создавалось впечатление, что мужчина тяжело болен. В пользу этого говорили и его движения – вялые, замедленные.

В трех консервных банках дымились непотушенные окурки. Судя по их количеству, совещание длилось долго. Единственным, кто отреагировал на появление Вербицкого и Веры был Талаш. Он кивнул на два свободных стула. Багор продолжал задумчиво водить пальцем по карте, Макарыч всматривался в монитор своего ноутбука, а незнакомец неспешно прикуривал очередную сигарету.

– Ну, вот – все сборе, – констатировал Талаш. – Как самочувствие, Вербицкий? С боевым крещением тебя. Котелок варит?

– Да.

– Вера, ты ввела парня в курс дела?

Девушка кивнула.

– Чудненько. Тогда у меня только одно замечание или пожелание. Ты, Вербицкий не вздумай загордиться. Мне до лампочки все ваши игры со временем и пространством. Командир здесь я, а ты для меня – хрен с бугра. Рядовой. И если откажешься подчиняться приказам, то дальнейшего разговора не будет. Даже при всем моем уважении к Вере. Так как?

– Я буду подчиняться.

– Чудненько. Будем считать, что вопросы субординации сняты с повестки дня. Тебе слово, контрразведка!

Прежде чем начать говорить, Василий Макарович совершил ритуал с платком – вытер вспотевший лоб.

– Через спутник получены последние новости. Альянс не принял ультиматум нашего Верховного Председателя. Он не возглавит мировое сообщество. В ответ диктатор объявил о дальнейшей изоляции страны. Посты на Стене будут усилены. Доступ беженцам окончательно перекрыт. Это нам на руку. Сразу после заявления с нами связались московские друзья. Россия оправляется от хаоса, вызванного войной. Пока до полного порядка далеко, но Москва готова направить к нам отряд опытных спецназовцев. Вслед за ним придут караваны с оружием, боеприпасами, средствами связи и амуницией. Наша задача – встретить российский отряд у Великой Стены, выбрав для этого самое подходящее место. По общему мнению, это будет участок Стены в Зоне.

– Как в Зоне?! – воскликнула Вера. – Это же самоубийство!

– Спокойно, девочка, – Талаш встал, подошел к Вере и отеческим жестом положил ей руку на плечо. – Мы ничего не пожалеем для группы. Лучшее оружие, все необходимые средства защиты. К тому же возглавлять отряд буду я сам. Прорвемся!

– Итак, состав группы, – продолжил Василий Макарович. – Талаш, Багор, Вера, Вербицкий и наш лучший снайпер Дима. Прошу любить и жаловать.

Дима кивнул и выдавил из себя жалкое подобие улыбки, больше походившей на гримасу боли.

– Он от рождения глухонемой, – пояснил Макарыч. – Говорить не может, но рад познакомиться с новенькими. Вопросы по составу группы?

– Пять человек, – задумчиво произнесла Вера. – Не слишком ли мало для Зоны?

– Достаточно. Чем меньше будет группа, тем легче ей будет проскользнуть через Зону незамеченной. Мы же не собираемся драться с тамошними монстрами. Наша цель – встретить российский отряд.

Вербицкий кашлянул. Субординация субординацией, а не принять участия в обсуждении он не мог. Как-никак тоже имел право голоса.

– Предлагаю включить в состав группы Бельского.

– Кого?! – встрепенулся Василий Макарович. – Ты говоришь об этом пьянчуге? Как его? Анти…

– Антидот. И он неплохо зарекомендовал себя. Я здесь недавно, но за это время Григорий показал себя только с лучшей стороны. И при побеге из райотдела национальной стабильности, и в бою со стаботрядом. Вы вооружили его ржавой трехлинейкой, но дрался Антидот не хуже, чем остальные. К тому же Бельский сидел в исправлаге, а это, как я понимаю, для вас – лучшая рекомендация.

– Понимаю, – кивнул контрразведчик. – Он произвел на тебя впечатление, но этого мало для того, чтобы включить его в состав группы, которой доверено столь ответственное задание. Лично я – против. Категорически. Интуиция подсказывает мне…

– Тогда почему не поставить вопрос на голосование? – довольно бесцеремонно перебил Макарыча Вербицкий. – Интуиция есть и у меня, и у каждого из нас.

Раздался громкий смех. Смеялся Талаш. Все с удивлением уставились на командира, а он вытер рукавом выступившие на глазах слезы.

– Лихо тебя срезали, а Макарыч? Теперь я верю, что Вербицкий здесь не случайно и поэтому голосую «за».

Вслед за Талашом руку подняла Вера, потом Багор.

– Будь, по-вашему, – сдался контрразведчик. – Только прошу об одном – глаз с парня не спускайте. Не знаю, что он за гусь, но с дисциплиной у Антидота – большие проблемы. Теперь поговорим о маршруте…

Все склонились над картой. Принялись оживленно обсуждать наиболее короткий маршрут. Марат в этом не участвовал, предоставив говорить о деталях предстоящего путешествия тем, кто лучше него знал местность.

Он отвел Веру в сторонку.

– Что такое Зона и почему войти в нее означает самоубийство?

– Ну, наверное, я не так выразилась, – смущенно произнесла девушка. – Ты бывал в агрогородке. Видел, как живут белорусы. Однако это еще цветочки. Не стоило тебя пугать, но Зона на самом деле – особое место. Эта территория подверглась сильному радиоактивному загрязнению после взрыва АЭС. С тех пор там творятся страшные, невообразимые вещи. В Зону, где безраздельно властвуют мутанты, не смеют сунуться даже правительственные войска. О ней, вообще, предпочитают не говорить, словно этого места не существует. Но оно есть и живет по своим, чуждым человеку законам.

– Мутанты. Ты имеешь в виду лярв?

– По сравнению с существами, облюбовавшими Зону, лярвы – просто ангелы.

Разговорившись, Вера и Марат не заметили, что обсуждение маршрута закончилось.

– Эй, молодежь, шушукаетесь? – Талаш шутливо погрозил Вере пальцем. – Смотри, не испорти мне парня. Зачем запугиваешь раньше времен? Ты, Марат, поменьше ее слушай. Девушка, нет слов, умная, но все-таки слабый пол. Я тебе так скажу: мутантов бояться – в Зону не ходить. Сказал же: прорвемся. А теперь – всем отдыхать. Выступаем завтра на рассвете!

 

Глава 13. Темная сторона

 

До самого утра Вербицкий пролежал без сна, разглядывая пятна сырости и трещины на потолке своей комнаты. Он надеялся, что Вера останется с ним, но она, сразу после ужина распрощалась у двери. Хорошего понемножку. Девушка стесняется того, что произошло. К тому же несколько суток не смыкала глаз. Не требуй от нее слишком много, Вербицкий. Ты и так получил предостаточно.

Усилием воли Марат переключился с мыслей о Вере на раздумья о Зоне. Судя по речам всех, кто знал об этом месте, столкновение со стаботрядом было детской забавой в сравнении с визитом в царство мутантов. Вот тебе и диктатура, и сильная власть. Справиться они смогут только с людьми, подсыпав им в воду стабилизатор. Разобраться же с мутантами – кишка тонка. Проще сделать вид, что никакой Зоны нет и в помине. Знакомая позиция. Так в свое время поступили власти с загрязненными после чернобыльской катастрофы землями. Просто объявили их чистыми и таким образом сэкономили на выплате «гробовых». Ловко. Ничего, что по лесам бегают двуглавые лисы, а стронций скрипит на зубах. Беларасы – нация толерантная. Скушает все, что угодно и не подавится.

Незаметно для себя Вербицкий задремал. Снились ему, само собой, обитатели Зоны. Сержант Байдак в эсэсовской фуражке с зеленым лицом и красными, как пылающие угли, глазами. Он протягивал к Марату пальца-щупальца и уговаривал остаться в Зоне на постоянное место жительства. Потом к капралу присоединился с Жженный. Он приволок на плече ржавую рельсу и размахивал ею как палицей, круша все на своем пути – какие-то кирпичные стены и наполовину обрушившиеся деревянные бараки. На шум из-под земли вылезали лярвы. Они кружились вокруг Вербицкого в неистовом танце. Трясли испачканными в грязи грудями, похотливо извивались и выли, вытягивая шеи к полной луне.

Марат искренне радовался тому, что никто из демонов не может к нему прикоснуться и вертел головой, пытаясь найти выход из Зоны. Выхода, как и следовало ожидать, не было. На то он и кошмар. Куда бы ни поворачивался Вербицкий, везде он видел лишь уродливые хари, покрытые пятнами проказы тела и руины, из которых появлялись все новые монстры.

Жженный отшвырнул свою рельсу, взобрался на бетонную глыбу и поднял руку жестом оратора, призывающего слушателей к тишине. Теперь на нем были не знакомые Вербицкому лохмотья, а приличный серый костюм, белая сорочка и голубой галстук. Этот наряд резко контрастировал с изуродованным лицом, которое в мертвенном свете луны выглядело страшнее, чем обычно.

 

Мы родом из города-призрака,

Мы мечены, мечены атомом.

Мы стали беспечности признаком,

Мы стали решающим фактором!

 

– Мы родом из города-призрака! – подхватили лярвы, раскачиваясь из стороны в сторону, как фанатки на концерте любимой группы. – Мы мечены, мечены атомом!

Вербицкий не мог больше этого выносить. Он побежал, в отчаянной попытке надеясь пробиться сквозь плотное кольцо, окруживших его демонов. Это почти удалось, но тут одна из лярв схватила беглеца за руку. Марат ожидал, что почувствует ледяной холод, собирался закричать, но рука оказалась на удивление теплой и мягкой.

– Эй, просыпайся, пора!

Голос Веры. Фрагменты кошмары рушились и осыпались, как скалы во время землетрясения. Вербицкий открыл глаза. За руку его держала Вера.

– О, черт! – прохрипел Марат. – Спасибо, что разбудила. Такая мерзость снилась…

Он сел на лежаке. Коснувшись рукой подушки, почувствовал, что она стала влажной от пота.

– Уже выступаем?

– Сначала переоденься и позавтракай.

Только сейчас Вербицкий увидел, что девушка переоделась. Вместо свитера и джинсов на ней был черный костюм. Судя по блеску – из прорезиненной ткани. На локтевых и коленных сгибах, ткань соединялась гофрированными вставками. Высокий стоячий гофр прикрывал шею. Костюм облегал тело девушки, как перчатка, подчеркивая все его пленительные изгибы. Поверх черного костюма Вера надела брезентовую разгрузку с множеством накладных карманов, а на стройных ее ногах красовались новенькие сапоги на шнуровке.

– Ты выглядишь, как персонаж фильма «Матрица», Вертенда, – улыбнулся Вербицкий. – Просто полный уход в кибер-панк. Смотришься очень соблазнительно.

Он положил руки на плечи девушки, привлек ее к себе и поцеловал в губы. В эти мгновения он жалел только об одном – стальную дверь нельзя было запереть изнутри. К черту Зону и мутантов! Здесь так славно, а «молния» на обтягивающем костюме девушки наверняка расстегивается легко и бесшумно…

Вера рассеяла грезы Марата, легонько его оттолкнув.

– Нас ждут. Мигом переодевайся и завтракай!

– Уже!

Пока девушка орудовала ножом, открывая какую-то консервную банку, Вербицкий натянул на себя костюм. Он пришелся впору, а разгрузка только на вид выглядела тяжелой. Она оказалась удобной и совсем не стесняла движений. Бросив на лежак свою футболку и джинсы, Интересно, куда подевалась его папка с картой и мобильник?

Вера предвосхитила вопрос Вербицкого.

– Твои бумаги и телефон у меня.

– Пусть, – махнул рукой Марат. – Вряд ли они теперь мне понадобятся.

– Теперь – нет, но когда-нибудь – обязательно. Кто знает, может, когда ты будешь дома, к тебе придет человек с этой папкой. Сможешь ее узнать лет этак через двадцать?

– Еще бы!

– Вот и поймешь, что это связной. От меня.

– Постой. А разве мы…

– Не будем об этом! – прервала Вербицкого девушка. – Ради Бога, Марат! Не сейчас…

– Хорошо…

Марат подошел к столу. Вера придвинула ему открытую банку, подала алюминиевую ложку.

– Тушенка. Свиная.

– Откуда такое богатство? – Вербицкий зачерпнул тушенку, проглотил и причмокнул. – А я не подозревал, что дестабилы питаются не только ползунами.

– Тушенка выдается только в исключительных случаях. Ее приходится доставать в Минске, через наших людей, втершихся в доверие к руководству.

– Гм… Стало быть, чиновники, служащие режиму, имеют доступ к привилегированным кормушкам?

– Разве так не всегда было? Да, для гвардии Верховного построены специальные фермы, где животные питаются чистыми кормами. Простые белорусы живут по карточной системе. Они получают еду самого низкого качества, но верят, что это – временные трудности. Третья Мировая пошла на пользу нашему режиму. Убедить людей, что за Великой Белорусской Стеной дела обстоят значительно хуже, местным идеологам очень просто. Ведь это – чистая правда…

– В моем времени все было примерно также. Только без столь резких контрастов.

– Как видишь, наше светлое будущее оказалось не таким уж и светлым. Но если эта белорусская зараза распространится на весь ослабленный войной мир, будет еще хуже.

– Вера, я все хотел спросить: а почему люди не перестанут пить воду, если знают, что в нее подмешан стабилизатор?

– Во-первых, о синтетическом наркотике знают не все. Во-вторых, того, кто будет замечен в сборе и употреблении дождевой воды, ждет исправительный лагерь. Власти объясняют это заботой о здоровье нации. Все, кто против концепции насильственного оздоровления белорусов, автоматически попадают в разряд врагов народа, дестабилов. Разве у вас о здоровье не заботились?

– М-да. Было построено много ледовых дворцов, в которые почти никто не ходил.

– Сейчас в этих дворцах размещены исправлаги третьей степени.

– Рано или поздно это должно было случиться. Свято место пусто не бывает.

– Марат, а что такое матрица?

– Был такой фильм. Американский. А у вас, что нет кинотеатров?

– Есть, но показывают там только документальные хроники. О процветании агрогородков, и других достижениях. Людей на такие просмотры приходится сгонять насильно, даже несмотря на то, что они одурманены стабилизатором. Чего уж там говорить о фильмах! Тем более американских. Они были запрещены еще лет двадцать назад.

– Веселенькое дело, – Марат отодвинул пустую банку тушенки. – Спасибо. Я сыт.

– Тогда – в оружейную.

Вера вновь повела Вербицкого по бесконечным коридорам. Они спустились еще на пару лестничных пролетов вниз. Коридоры становились все мрачнее. На стенах и потолке выступали капли воды. Были места, где она стекла тонкими ручейками. Появились часовые – дюжие, молчаливые парни с «дробышами» наперевес стояли через каждые двадцать метров и заметно напрягались, увидев посторонних. Однако разглядев Веру, успокаивались.

После очередного поворота Марат оказался в большой комнате, загроможденной деревянными ящиками. Все, кто входил в состав группы, уже были здесь. Они успели переодеться в такие, как у Вербицкого костюмы и теперь вооружались. Все были молчаливы и сосредоточены. Талаш расхаживал между ящиками, внимательно наблюдая за тем, чтобы все экипировались правильно. Иногда подходил то, к одному, то к другому и помогал поправлять что-то из амуниции. Дима-снайпер справился раньше остальных. Уложив на колени длинный брезентовый сверток, он уставился в стену, размышляя о чем-то своем. Багор и Антидот распихивали по карманам разгрузок запасные рожки и гранаты.

Вера и Марат последовали примеру остальных. Вербицкий выбрал из разложенных на ящиках автоматов «дробыш» с пластмассовым прикладом. Не потому, что он показался ему лучше других. Просто такие же автоматы были у Антидота и Багра. Из холодного оружия каждый взял нож, с широким лезвием, крепившийся на специальных лямках к левой ноге и длинный тесак в пластиковых ножнах с ребристой рукоятью. Он подвешивался к поясному ремню с правого бока. Последним, что сунул в Марат в большой карман разгрузки был бинокль чудной фирмы. О назначение этого предмета Вербицкий догадался только по наличию отливающих фиолетом линз.

Когда все было готово, Талаш отдал приказ построиться.

– Ну, братцы-кролики, как настроение?

– Бодрое, товарищ командир, – отозвался Гриша, но тут же осекся, поскольку все остальные молчали.

– Вот и чудненько. Новые респираторы с полным комплектом противогазных фильтров, фонари, рации и вещмешки с недельным запасом воды и пищи уже в машине. Вопросы?

– Воды? – вновь подал голос Антидот. – Воды… А как же…

– Заткнись, Бельский, – отмахнулся Талаш. – Нарежешься после победы. Помни, что ты и так здесь на птичьих правах.

– У-у-у. Я вечно на птичьих. И тут, и там. Ну, а курить-то хоть можно?

– Наверху. Здесь и так дышать нечем. Присядем на дорожку.

Команда расселась на ящиках. Все молчали. Марат посмотрел на Веру и подмигнул. Девушка улыбнулась в ответ краешками губ. Ерунда, вроде. Но как раз эта ерунда подняла Марату настроение. Плевал он на Зону. Если эта хрупкая девушка находит в себе силы улыбаться, то ему не пристало праздновать труса. Он пройдет через землю мутантов. Если не для себя, то для нее. Как она говорила? Иначе и быть не может…

В коридоре к Вербицкому пристроился Бельский.

– Спасибо тебе, братан, – тихо и зло прошипел он. – Говорят, ты меня в эту бригаду смертников пристроил. По дружбе, бля, выписал билет на тот свет.

– Не кипятись, Гриша. Высоцкого знаешь?

– Какого к свиньям собачьим Высоцкого? Ты че мелешь, Вербицкий?

– Был такой певец. Хорошие вещи сочинял. Даже про тебя.

– Ну и что он про меня сочинил?

– То самое, братан. Так лучше, чем от водки и от простуд…

– Умная у тебя голова, Маратушка, только вот дурню досталась. Антидота вздумал раньше времени хоронить? Хрен вам! Всех, если придется, переживу!

Последнее заявление Бельский сделал уже на выходе из бункера.

Маскировочная сетка была снята с одной машины. У нее возился паренек лет восемнадцати, наверное, механик. Увидев группу, он вытер испачканные в масле руки о штаны, поднял с земли пластмассовую канистру, на дне которой плескались остатки топлива.

– Все готово. Работает, как часы. Заводится с пол-оборота, заправлена под завязку.

– Вот и чудненько, – Талаш уселся за руль и завел двигатель.

Антидот подошел к пареньку. Кивнул на машину.

– На бензине?

– Ага.

– Зажигалку не заправишь?

– А у тебя че, бензиновая?!

– То-то и оно – раритет! – Бельский с гордостью продемонстрировал свое сокровище, но когда парень протянул руку, погрозил пальцем. – Грабли убери. Она потому так хорошо сохранилась, что никому не даю.

Пока Антидот заправлял свою зажигалку через тонкий, выданный механиком шланг, Багор уселся рядом с Талашом.

Марат и Вера устроились на задних сиденьях, а Гриша с Димой забрались в кузов, уселись на вещмешки. Судя по недовольному лицу Антидота, такое размещение его не устраивало. Грише явно хотелось кому-то излить душу, услышать слова сочувствия, а молчун-снайпер был плохим собеседником.

Джип проехал по бетонным плитам старой дороги и свернул в лес на едва заметную по примятому мху дорожку, которая больше походила на тропу. Впрочем, джип прекрасно справлялся с задачей. Да и водитель из Талаша был отменный. Не сбавляя скорости, он ловко объезжал деревья, завалы сучьев и овраги, в которых клубился утренний туман. Солнце еще не взошло и сосны на фоне серого неба выглядели плоскими, казались вырезанными из черной бумаги.

Вербицкий вдруг понял, что не может отыскать в окружающем пейзаже отличительных черт леса две тысячи сорок первого года. Просто потому, что он забыл, как выглядит лес его времени. Он не мог вспомнить, когда был там в последний раз. Ездил и не так давно на шашлыки. Было дело. Вот только место для пикника выбиралось не совсем в лесу, а на оранжерейного типа поляночке. Со стульями, вырезанными из пеньков, с уютной беседкой. Настоящим лесом там и не пахло. Даже дрова они привозили с собой. Потом, после первых трех рюмок ощущение близости к природе пропадало окончательно. Марат принимался ухаживать за приглянувшейся ему девахой. На шашлыки всегда брали таких – броских, ярко, по-попугайски накрашенных и тупых, как валенки. Не для того, чтобы болтать о творчестве Федора Михалыча Достоевского или обсуждать картины Дали. Эти боевые подруги, как правило, легко соглашались уехать с пикника на такси, чтобы вдоволь потрахаться на холостяцкой квартире.

Вербицкий исподтишка взглянул на Веру. Ему было стыдно за свои амурно-шашлычные похождения. Оправдывало только одно – тогда он не знал, что в обычную на первый взгляд девушку можно влюбиться с первого взгляда.

Джип дернулся и остановился у большой, разлапистой ели. Талаш заглушил двигатель.

– Быстро разгружаемся. Машину маскируем лапками. Дальше – километров пять открытого пространства. Двигаемся тихо, пригибаясь. Не болтать, не курить и вообще… Если кого заприметите – сразу мордой в землю и не дергаться, пока не подам сигнал.

Отрезая от ели лапки, Марат подивился остроте ножа. Стоило коснуться им ветки, как та, почти без нажима отваливалась. Нож это был настоящим произведением искусства – не просто прочный и острый, а весьма универсальный. С одной стороны – режущая кромка, с другой – мелкие, чуть искривленные зубья. Явно приспособленные для того, чтобы работать с металлом. Силиконовая рукоятка так удобно ложилась в ладонь, что казалась ее продолжением. Как ни крути, а определенные достижения в две тысячи сорок первом имеются. По крайней мере, ножи делать научились.

Уже через десять минут джип превратился в зеленый, гармонично сливающийся с пейзажем холмик. Вербицкий сунул рацию, с короткой, изогнутой антенной в верхний карман разгрузки, повесил на шею респиратор, бинокль, забросил на плечо вещмешок и, с автоматом наперевес, двинулся вслед за Верой. Первыми шли Талаш и Багор, за ними – Бельский, а замыкал цепочку Дима.

Отряд вышел на опушку леса. Марат увидел уже знакомое ему поле – чахлая, дышащая на ладан рожь, асфальтовые дорожки типа «авеню-стрит» и черные столбики поливочных колонок. Справа виднелось длинное, приземистое, выкрашенное в белый цвет сооружения с похожими на бойницы окнами. Скорее всего – ферма. Левую сторону поля окаймляли кусты с пожелтевшими листьями. За ними виднелись дома-близнецы. Ни единой живой души, а из звуков – только ленивое мычание коров. Время было выбрано удачно – местные Дуськи еще спали.

Талаш повел отряд прямо через поле, без зазрения совести топча и без того полудохлую рожь. Часа через полтора открытое пространство удалось миновать без приключений. Солнце уже поднялось над лесом. День окончательно вступил в свои права. Отряд углубился в лес. Марат заметил, что он сильно отличается от лесного массива окружавшего Шутценлох. Сосен здесь было меньше. Идти пришлось между берез и осин. О неотвратимом приближении Зоны напоминали засохшие деревья. Они попадалась на пути все чаще. Наконец впереди показался полосатый шлагбаум. Он едва держался на двух гнилых столбиках.

На шлагбауме красовалась ржавая жестянка с треугольной эмблемой радиации и надписью «…од …прещен». Начало Зоны выглядело вполне обычно. Даже в две тысячи одиннадцатом подобные, забытые Богом и людьми шлагбаумы встречались. Зато уже через пять минут Вербицкого ждал неприятный сюрприз. Лес резко закончился. Взглядам открылась железнодорожная насыпь. Сгнившие шпалы, ржавые рельсы. На той стороне, за оврагом с покатыми склонами виднелась стена из бетонных плит, заброшенные корпуса какого-то предприятия, водонапорная вышка и кирпичная труба. Она наполовину обрушилась и выглядела, как гнилой зуб, который надо срочно вырвать. Однако взволновал Марата вовсе не вид завода. Едва он ступил на рельсы, как увидел столб с громкоговорителем. Почти такой же, как во сне. Вербицкий замедлил шаг. Посмотрел на раструб рупора. Что если он сейчас начнет хохотать и вещать о сидеродромофобии? Чушь. Не будет этого. Он ведь сейчас не спит. И тут Талаш резко обернулся. Вскинул автомат, целясь Марату в голову. Прежде чем он успел инстинктивно пригнуться, прогремел выстрел. К ногам Вербицкого упал окровавленный комок. Ворона? На первый взгляд – да. Есть клюв, острые когти на обтянутой желтоватой кожей лапах. Только у ворон не бывает перепончатых крыльев.

– Вот, Вербицкий, ты и познакомился с первым мутантом, – усмехнулся Талаш. – Эта тварь едва не продырявила тебе черепушку. Добро пожаловать на темную сторону!

 

Глава 14. Головачи

 

Марат никак не мог оторвать глаз от чудовищной помеси вороны и летучей мыши. Талаш был прав – клюв мутанта выглядел весьма угрожающе. Прочный, слегка изогнутый он, действительно мог пробить ему череп. Вербицкий присел, чтобы получше рассмотреть птицу-мышь и в этот момент подернутые пеленой смерти круглые глаза открылись. Крылья задергались – мутант пытался взлететь. Тут на него опустился чей-то сапог. Раздался мерзкий хруст. Вербицкий поднял голову. Жирную точку в жизни вороно-мыши поставил Антидот.

– В тебе что, Марат, юный натуралист проснулся? Вставай, потопали. Гарантирую, что на мутантов ты еще насмотришься. Так, что еще тошнить будет.

Вербицкий послушался совета Гриши. Шагая к бетонной стене заброшенного завода, он то и дело поглядывал вверх в ожидании новой атаки какой-нибудь твари. Однако небо выглядело идиллически – голубое, без единого облачка. Зато растительность вокруг изменилась. Чахлых кустов с болезненно-желтыми листьями становилось все меньше. Их сменяли растения похожие на конский щавель. Но только на первый взгляд. Стебли этого растения были слишком зелеными и мясистыми для конского щавеля, а остроугольные листья имели по краям оттенок запекшейся крови. Ветра не было и в помине, но верхушки растений чуть заметно раскачивались, а круглые коричневые шарики на них пульсировали – сжимались, чтобы через доли секунды вернуться в первоначальное состояние. Марат собирался коснуться их рукой, но Вера его остановила.

– Ни к чему не прикасайся. Это – Зона. Все, что здесь выглядит безобидно, может на поверку оказаться очень опасным.

Девушка наклонилась, подняла с земли сухую веточку и прикоснулась к заинтересовавшим Вербицкого шарикам. Эффект оказался поразите<