Москва, Бутово, 6 ноября, суббота, 11.33

 

— Не может быть!!

— Типа, проверь еще раз!

— Мля, да не работает! Не работает!

— Стукни его! — предложил Контейнер. — Зачем?

— Я так с батарейками делал, — объяснил здоровяк. — Стукал ими обо что-нибудь, и они снова работали.

— Ты головой своей постучи! Головой! — предложил Иголка. — Об асфальт, к примеру. Или еще как-нибудь.

— Ща дошутишься, — пообещал Контейнер.

— Уже дошутились, — буркнул скандалист. — Все. Приехали.

Он был прав: действительно, приехали. Ночью, после разговора с фюрером, Копыто развил бурную деятельность: выскреб все заначки, продал лишнее вооружение, заложил джип — подобной подлости подчиненные от уйбуя не ожидали! — наскреб тридцать тысяч и, наплевав на режим секретности, отправился в первое попавшееся человское казино. К закрытию заведения Копыто выиграл пятьдесят три с половиной тысячи. Затем последовал неспокойный сон, бутылка виски натощак и туманные фразы о том, что «все еще, может быть, образуется». Коротая в казарме время до открытия казино, уйбуй предложил подчиненным перекинуться в картишки — потренироваться, и, к своему ужасу, увидел, что...

Копыто обреченно посмотрел на артефакт. Сомнений нет: разрядился, ибо настолько плохая карта уйбую и раньше-то не часто приходила.

— Сволочь! — Копыто швырнул ставший ненужным медальон в самый грязный угол комнаты и рухнул на койку. — Сволочь!

Мир его предал.

— Сколько у нас есть? — шепотом спросил Иголка.

— Восемьдесят три с половиной, — так же тихо ответил Контейнер. — Еще Урбек сказал, типа, что, если мы джип продадим, он двадцать тысяч добавит.

— Сотня, одним словом. — Иголка вздохнул. — Мало.

— Знаю.

— С сотней к фюреру можно не соваться — точно повесит.

— А может, его, типа, зарядить можно? Артефакт? А? — Контейнер с надеждой посмотрел на уйбуйский затылок.

— Так он же одноразовый, дубина! Заряжай не заряжай, все равно прости-прощай.

Здоровяк ошеломленно вытаращился на Иголку.

— Ну, ты Пушкин.

— Кстати, о пушках... — Мелкий тронул Копыто за плечо. — Может, ограбим кого-нибудь? Нам теперя все одно: нарушения, запреты, они, считай, для живых придуманы. А мы, считай, мертвые.

— Кого ты ограбишь на миллион? Таких с ходу не взять.

— А мы не одного кого-нибудь ограбим, а много.

— А если много, нас поймают быстро, — вздохнул Контейнер. — И повесят.

— Нас все равно повесят.

Копыто простонал что-то неразборчивое.

— Слышь, уйбуй, — буркнул Иголка. — А давай мы фюреру скажем, будто выиграли миллион снова, но ты с деньгами удрал? Тогда нас Кувалда вешать не станет. Только на тебя злиться станет.

— А я куда денусь? — глухо спросил Копыто.

— Удавишься где-нибудь для пользы общества. Тебе ведь все одно пропадать.

Ответить уйбуй не успел: дверь в казарму приоткрылась, и на пороге появился невысокий боец, усиленно ковыряющий в носу.

— Копыто!

— Чо?

— Слышь, Копыто, мы там тебе тачку пригнали. «Матратти».

— Еще пять тысяч минус, — недовольно заметил Иголка.

— Зато Сантьяга от нас отстанет, — рассудительно произнес Контейнер.

— А какая разница, кто нас грохнет: Сантьяга или Кувалда?

— Молчать, паскуда! — Уйбуй поднялся с койки и ловко двинул мелкому скандалисту в челюсть. — Я тебе покажу, удавишься! Я тебе...

Иголка ловко заполз под тумбочку.

— Контейнер, деньги отсчитай! Пошли во двор!

Неожиданная активность Копыто объяснялась очень просто: он вдруг подумал, что возврат «Мазератти» является добрым знаком. Сегодня с Сантьягой все уладилось, а завтра, глядишь, и с фюрером обойдется. Настроение улучшилось, и уйбуй торопливо вышел во двор, где ждал его сияющий, как немецкая мостовая, Булыжник Дурич. И черная машина с тонированными стеклами.

— Здоро...

— Здорово, — кивнул Булыжник, гадая, что заставило Копыто замолчать на полуслове.

А тот и сам не понял, что не так. Вроде тачка та — «Мазератти», цвет тот — черный, стекла тонированные... Но что-то не так.

— Быстро вы управились, — протянул Шибзич.

— Так это тебе не за карточным столом сопли жевать, — засуетился Дурич. — Тута все скорость решает. Раз-два — и в дамках. Деньги давай.

— Машину осмотрю и отдам.

— А фигли тебе машину смотреть?

— А вдруг вы ее поцарапали?

— Мы машины не царапаем.

— Вот и посмотрю.

Копыто обошел «Мазератти», пнул колесо, заглянул в зеркало заднего вида, открыл и закрыл крышку бензобака: все правильно, все на месте.

— Видишь — порядок. Давай деньги.

— А номера зачем сняли?

— А что мы, лохи, с угнанными номерами кататься?

— А зачем вам на ней кататься? — не сразу понял Копыто. — Вы ведь внутрь влезть не могли... Или влезли?

— У них ключей не было! — встрял Иголка. — Пущай не врут!

И тут Копыто осенило: лобовое стекло! Не тонировано! Этот «Мазератти» принадлежал кому угодно, но только не масану.

— Вы чью тачку пригнали, суки?! — взревел уйбуй. — Кинуть меня решили?! Убью!!

Раздосадованный последними неудачами Шибзич выхватил ятаган. Контейнер для острастки пальнул в воздух из помпухи, а Иголка — из пистолета. Обстановка накалилась до предела, но Булыжник, который отнюдь не горел желанием ссориться с приятелем великого фюрера, предусмотрел план «Б».

— А это разве не та машина? — притворно удивился Дурич. — Мля, тренер, я ведь своим ребятам сразу сказал: правую тачку берите, правую, а они взяли левую. Тама, в гараже, две тачки одинаковые стояли, догоняешь? Вот мы и перепутали. Не ту тачку взяли, тренер, ты уж извиняй, мы тебя и думать не могли обманывать.

— Кретины!

Копыто также не желал продолжения скандала: ему нужна была машина, а не труп тупого Булыжника. Ятаган вернулся в ножны.

— Мы сейчас за той тачкой сгоняем и мигом притащим. Все будет, тренер, клянусь соплями Спящего. Маркер, подтверди!

Маркер подтвердил. Дуричи погрузились в «Мазератти» и отчалили. Контейнер поставил помпуху на предохранитель и принялся думать о том, заметит ли уйбуй, если вернуть обратно не пять тысяч, а на пару сотен меньше.

— Надо было у них и эту тачку забрать, — буркнул рассудительный Иголка. — Типа, в компенсацию за моральный вред. И продать.

— Не спасет, — сквозь зубы процедил Копыто.

 

* * *

 

Казино «Изумруд».

Москва, улица Шаболовская,

Ноября, суббота, 13.28

 

Сомнения остались позади, развеялись в споре, который последовал за жестким предложением барона Александра.

«Омыть карту кровью своего врага!»

«Вы шутите?»

«Испугался?»

«Я не убийца!»

«Ты — Игрок».

«Да, я — Игрок».

Бруджа молчал, и его глаза были похожи на два кусочка красного льда.

«Я не убийца», — гораздо тише повторил Никита.

«Тогда открывай карту».

Играй честно, не нужно дополнительных правил! Верь в себя, в свое мастерство, в свой опыт. Но расклад... Крылов не мог оторвать глаз от разложенных перед ним карт «Королевский Крест» обманчив, ох, обманчив. Никита уже уловил подлую суть пасьянса и понял, Колода Судьбы не зря предлагает разыгрывать именно его — ситуация на поле может поменяться на диаметрально противоположную молниеносно. Как в жизни.

«Почему именно... убить?»

«Ты играешь с Судьбой. Чтобы изменить ее, нужны кардинальные меры. В этом и заключается суть дополнительного правила: нанести сопернику резкий, неожиданный удар. Страшный удар».

Никита посмотрел на лежащую сверху карту.

«Кого я должен убить?»

«Человек с улицы не подойдет. Должен умереть тот, кто имеет влияние на твою судьбу».

Гори или Цвания? Крылов размышлял недолго: Цвания. Ликвидация Автандила наделает слишком много шума. Уберем Давида и предложим Гори договориться. Уверен, абрек не ждет подобной наглости.

«Как я это сделаю? Моего врага хорошо охраняют».

«Кто охраняет?» И столько презрения прозвучало в голосе барона, что Крылов покраснел. «Твое дело маленькое, чел Никита: убей. А условия я обеспечу. И условие, и алиби. Да что я? «Королевский Крест» все сделает».

И вскоре Крылов понял, что Александр имел все основания для презрения.

Они вышли из квартиры — телохранители не шевельнулись. Один продолжал читать журнал, второй дремал на стуле. Когда Никита и Бруджа входили в лифт, кто-то из охранников чихнул, но Крылов даже не обернулся.

«Главное — не забывай, что ты невидим! Ты можешь таращиться человеку в глаза, орать на него, сигналить — он все равно в тебя врежется. Он тебя не видит».

Морок, это называется морок...

Выводя из подземного гаража «Мерседес», Никита едва не врезался в «Жигули», долго стоял, дожидаясь, когда на дороге не останется машин. Все это время шлагбаум оставался поднятым, а сидящие в будке охранники смотрели сквозь них. Никита чувствовал себя среди слепых.

— На улице я изменю формулу морока, нас станет видно.

— Но...

— Не волнуйся, — усмехнулся барон. — Вместо «Мерседеса» челы увидят «БМВ», а вместо нас — двух симпатичных девушек. Так пойдет?

— Пойдет.

«Мое дело маленькое: убить, а все остальное он обеспечит...»

Александр покосился на не по-осеннему яркое солнце и прикоснулся к засверкавшему на груди рубину:

— Долго нам ехать?

— Как пробки, — пожал плечами Никита.

— Постарайся побыстрее.

«Мерседес» они оставили в квартале от «Изумруда», пешком добрались до казино, вошли внутрь. Неподалеку от здания Бруджа вновь сделал их невидимыми, так что вопросов у охраны не возникло. Не заметила их и видеокамера, не среагировала рамка детектора, хотя у Крылова был пистолет.

— Где кабинет, знаешь?

— Конечно.

На втором этаже. Давид не подвел, оказался на месте. Открыв дверь, Никита сразу же увидел склонившегося над бумагами Цвания. Рядом застыли Какадзе и девушка в блузке и мини-юбке — секретарша? Цвания что-то говорил, не поднимая головы от бумаг, но Крылов не прислушивался. А вот Какадзе и девушка были куда внимательнее, девушка даже записывала указания в блокнот.

Черноволосая. Худенькая. На мгновение Никита подумал, что надо дождаться, когда Цвания останется один, что это неправильно — убивать девушку. Какадзе еще куда ни шло, но девушка...

А потом Бруджа снял морок.

Девушка вскрикнула. У Какадзе отпала нижняя челюсть. Ошеломленный Давид поднял голову.

И Крылов забыл о том, что не следует трогать девушку, потому что в глазах Цвания вспыхнула ненависть. Дикая ненависть, направленная на него, на Крылова. И за волной этой ненависти позабылась худенькая, черноволосая... тем более что барон уже выстрелил в нее, открывшую рот, чтобы закричать, и на белой блузке появился некрасивый красный цветок.

А следующая пуля навсегда успокоила Какадзе.

А потом Александр посмотрел на Никиту и жестко сказал:

— Твоя очередь.

И ненависть в глазах Цвания уступила место страху. А затем ушел и он — вместе с жизнью.

— Молодец! — одобрил барон.

Крылов подошел к упавшему Давиду, еще два раза выстрелил ему в грудь, достал карту и смочил ее кровью врага.

 

 

ГЛАВА 6

 

Венеция, 1785 год

То, что его нашли именно здесь, Сен-Жермена не удивило: все знали, что он не пропускает восхитительные карнавалы города каналов. Вычислить, у кого именно из венецианских аристократов он гостит, тоже не составляло труда — дружбой с графом гордились. Установили наблюдение за домами, подкупили слуг — в общем, почувствовав пристальное внимание к своей персоне, Сен-Жермен не удивился. Даже похвалил про себя незнакомцев: разыскать его в веселящейся толпе все-таки легче, чем прочесывать европейские замки, гадая, куда на этот раз запропастился неуловимый граф. Похвалил и продолжал веселиться как ни в чем не бывало, рассудив, что этикет не позволит преследователям проявить свой интерес до окончания карнавала. Так, собственно, и получилось.

Дни под маской протекли стремительно, как вода в речной стремнине. Вино, сладкие интрижки и две дуэли — время было потеряно не зря. В последнюю ночь Сен-Жермен намеренно громко сообщил друзьям, что собирается отдохнуть как минимум неделю:

«Запрусь и буду спать. Курить трубку и спать. Ну, может, немного вина».

«Вам наскучило в Венеции?»

«По всей видимости, наш любезный друг назначил слишком много свиданий...»

Предположение было встречено оглушительным хохотом. За неутомимость графа наполнили кубки, потом еще раз. Разбавили здравицу скабрезной историей и снова выпили. Карнавал провожали весело. Сен-Жермен охотно смеялся и пил вместе со всеми. Он знал, что услышан.

И не ошибся.

На следующий день, незадолго до полуночи, в дверь постучали. Негромко, но уверенно. Граф специально расположился в большом кабинете на первом этаже — из комнаты вела дверь во двор, и, чтобы впустить гостя, ему достаточно было крикнуть:

— Не заперто! — Не отрывая глаз от книги: — Располагайтесь. И извините меня — хочу дочитать главу.

Гость молча снял шляпу, плащ, прошел в комнату, судя по шагам — мужчина, некрупный.

— Вино, сыр...

— Благодарю.

Голос странный, шуршащий, наводящий на мысль о бегущих по лесу сухих листьях. Настолько странный голос, что граф с огромным трудом подавил желание посмотреть на визитера. Вместо этого буркнул:

— Вино придется наливать самим — я отпустил слуг.

— Весьма предусмотрительно.

Пробка с тихим «ох!» вырвалась из объятий бутылочного горлышка. Послышалось бульканье, и через некоторое время на столе, справа от Сен-Жермена, появился бокал с красным вином.

— Благодарю. Мне осталось совсем чуть-чуть.

— У меня есть время.

— Еще раз прошу меня извинить.

— Я сам большой любитель чтения и знаю, как трудно бывает оторваться от умной книги.

Граф захлопнул том и поднял голову.

Красный, расшитый золотом камзол, пышные кружева, невиданной красоты и невиданных размеров рубин на груди, красные тонкие губы и... красные глаза.

— Я знаю, кто вы, — спокойно произнес Сен-Жермен.

— Мы не были представлены, — учтиво качнул головой визитер. — Барон Александр Бруджа. К вашим услугам.

— Кардинал Бруджа, — вкрадчиво улыбнулся граф.

— Прошу, называйте меня бароном.

— Как будет угодно. — Сен-Жермен поднял бокал — Александр ответил вежливым полупоклоном, — пригубил вино. — Что заставило вас искать встречи, барон?

— Безысходность.

Удивленный граф поставил бокал на стол, с интересом посмотрел на вампира:

— Откровенно.

— Я хочу, чтобы наши отношения с самого начала строились на принципах открытости, — серьезно произнес Бруджа. — Тем более что даже мой камень не сможет скрыть от вас ложь. Вы слишком хороший маг.

— Вы искренни, — задумчиво подтвердил Сен-Жермен.

— Увы, я заинтересован в вас, а не наоборот. Поэтому приходится делать все, чтобы вы мне поверили.

Граф издал короткий смешок, но было видно, что он несколько растерян оборотом дел. Впрочем, Сен-Жермену не потребовалось много времени, чтобы взять себя в руки. Глаза похолодели, голос стал жестче, он даже подобрался, словно собрался прыгнуть на барона.

— Вы истинный кардинал Бруджа, хозяин Алого Безумия, могущественнейшего Амулета Крови. Вы пьете кровь и живете черт знает сколько. Мы для вас — пища. Чем я могу помочь вам, кардинал? И для чего?

Александр выслушал графа с непроницаемым лицом. Никаких чувств, никаких эмоций, ничего. Абсолютное спокойствие. Достойно выдержал паузу и, только убедившись, что Сен-Жермен закончил, позволил себе легкую нейтральную улыбку.

— Я знал, что не ошибся.

— В чем? — отрывисто спросил граф.

— Вас выгнали. Не так ли?

— Что... — Старая обида рванула душу Сен-Жерме-на. — Что вы сказали?

— Позвольте, я закончу мысль? — И тут же, не давая вставить ни слова: — Благодарю. Так вот, любезный граф, будем считать, что вы выполнили долг перед соплеменниками: высказали кровососу в лицо все, что вы о нем думаете, облили презрением и ненавистью. Теперь предлагаю поговорить по-настоящему. Цинично, откровенно и по существу.

Сен-Жермен покачал головой, но вновь не успел вставить ни слова.

— Вряд ли я удивлю вас, сказав, что уничтожение вампиров весьма непростое дело. Вы умный чел и понимаете, что не сможете избавиться ни от меня, ни от моего народа одним щелчком пальцев. Мы есть — это факт. И Тайный Город есть. Это тоже факт. А теперь ответьте, любезный граф, кто является большим врагом вашей расы? Погрязшие в междоусобицах масаны или Великие Дома, терпеливо выжидающие, когда вы совершите фатальную ошибку?

— Не вижу особой разницы.

— А она есть.

— Извольте поведать.

Барон прищурился, нехорошо улыбнулся:

— Источники.

— Что Источники? — не понял Сен-Жермен.

— У моей семьи их никогда не было. И не будет.

— Знаю. Ваша магия имеет специфические особенности.

— Которые делают нас слабее Великих Домов. Мы зло, но зло, с которым можно бороться. С Великими Домами даже Инквизиторы были вынуждены договариваться.

Граф побледнел от бешенства. Но промолчал.

— Так кто же больший враг вашей расы? Вы все еще не видите разницы?

Сен-Жермен поднялся, медленно прошелся по кабинету, потягивая на ходу вино. Бруджа хладнокровно наблюдал за передвижениями чела.

— Вы пьете кровь.

— Мы никогда не высушим всех челов.

— Вы сильнее.

— Но мы живем только ночью. Солнце несет нам смерть.

— Мы все равно будем врагами. Всегда. Вы для нас всегда будете хищниками. Мы для вас — пищей.

— А разве в вашем обществе действуют иные законы? Вы убиваете друг друга в гораздо больших количествах, чем нужно нам для пропитания.

— Это внутреннее дело. Хотим — убиваем.

— Раз уж зашел разговор... Сколько дуэлей вы назначили во время карнавала?

Лгать было бессмысленно:

— Две.

— И скольких челов вы убили?

— Двух и убил.

— Боюсь представить, что было бы, отправься вы в Венецию не развлекаться, а по делу.

— Речь шла о чести дамы, — поморщился Сен-Жермен. — И вообще, давайте заканчивать с душеспасительными проповедями. Мне прекрасно известно, что ни я, ни большая часть моих соплеменников не являются образцом благочестия.

— Тогда не надо мне напоминать о гастрономических пристрастиях. Вы убиваете, чтобы защитить честь дамы. А я — для того, чтобы жить.

— Хорошо. — Граф поднял ладони. — Хорошо.

Подошел к бутылке, долил в свой бокал вина. И замер, неподвижно уставившись в какую-то точку на стене.

Бруджа тяжело посмотрел на задумавшегося Сен-Жермена.

Ситуация была неприятна барону. Уговаривать вспыльчивого чела, убеждать, умасливать, выслушивать его бредни и нахальные заявления — все это ломало гордость истинного кардинала. Но в самые неприятные моменты, когда хотелось отбросить условности и не мудрствуя лукаво вонзить иглы в шею Сен-Жермена... в эти мгновения в ушах Александра звучал голос дочери: «Торопись использовать этого чела, отец. Граф силен, умен, почти гениален. И сейчас он зол. Очень зол. У него настало время ошибок». Слова Клаудии стоили дорого. Ее уже называли Глазами Спящего, ей верили, считали великой предсказательницей. И барон, смирив гордыню, послушно отправился на встречу с человским уникумом.

— Я маг, — произнес наконец Сен-Жермен. — Я знаю пределы возможного.

Он подошел и уселся в кресло напротив Александра. Теперь мужчин разделяло не более шести футов.

— Я знаю пределы камня. — Кивок на Алое Безумие. — С Великими Домами справиться куда сложнее.

— Но вы хотите попробовать.

— Вы, насколько я понял, тоже.

— Я их ненавижу.

— Общий враг — отличная основа для крепкой дружбы.

— Но что мы можем?

— А что хотели вы?

— Не знаю, — угрюмо ответил Бруджа. — У меня есть сила, но она ничто против Великих Домов. Я уже сражался и потерпел поражение. — Быстрый взгляд на Сен-Жермена. — И челы сражались...

— И нам пришлось договориться, — подтвердил граф. — Даже Инквизиторы оказались неспособными разрушить Тайный Город.

— Вас это смущает?

— Делает осторожным.

— Понимаю. — Бруджа допил вино, задумчиво повертел в руке бокал. — Приятно видеть подобную рассудительность у челов. «Делает осторожным!» А что вам еще остается? Они рядом. Они выжидают, готовятся прыгнуть. А вы? Вы, доминирующая раса, тоже осторожничаете. Тоже выжидаете. Вопрос: чего?

Выслушивать подобные речи Сен-Жермену было больно, чуть ли не физически больно. Но что он мог?

— Не пытайтесь меня разозлить, барон.

— Разозлить? — Александр усмехнулся. — Вы умны, вы талантливы, говорят, почти гениальны. Вы читали Черную Книгу. Ну и что? Вы такой же неудачник, как я. У вас нет шансов. — Вампир выбрался из кресла, прошелся по комнате. — У меня есть Амулет Крови. У меня подрастает отличная предсказательница. У меня есть опыт и ум. У меня... — Осекся. — Но иногда мне кажется, что все предначертано. Что самой судьбой им суждено...

— Что вы сказали?

Бруджа резко развернулся к графу.

— Я сказал, что самой судьбой...

— Судьбой...

«Момент озарения?!» Александр подался к челу:

— О чем вы подумали?

— Обычные заклинания здесь не сыграют, — отрешенно пробормотал Сен-Жермен. — Слишком много факторов необходимо учесть. Нужен не разовый выигрыш, а совокупность факторов, которые приведут к достижению результата. Нужен инструмент, позволяющий управлять Судьбой.

— Я слышал о таком! — Барон придвинулся еще ближе, глаза лихорадочно заблестели. — Аркан Желаний.

— Какой еще аркан?.. Оставьте, я не знаю его формулы...

— А какую формулу вы знаете?

— Формулу? Нет, не формулу... просто мысль... — Граф не сводил глаз с пылающего на груди вампира рубина. — Хватит ли нам силы Алого Безумия?

— На что? Что вы придумали?! — Нетерпеливый барон потряс Сен-Жермена за плечи. — Расскажите!

— Рассказать? — Граф очнулся. Во всяком случае, исчез невидящий, устрешенный внутрь взгляд. — Рассказать? — Сен-Жермен весело улыбнулся. — Барон, вы играете в карты?

 

* * *

 

Москва,... километр МКАД,

Ноября, суббота, 13.29

 

Харций не смог бы внятно объяснить, что именно побудило его примчаться на пересечение МКАД и Варшавского шоссе. Порыв стал следствием паники, это была одна из тех идиотских мыслей, что приходят в голову после первой волны ужаса, когда ты уже не можешь больше бояться, но еще не способен принимать здравые решения. Страх, заглушающий разум, приутих, хочется действовать, хочется куда-то бежать, что-то делать, как-то исправлять ситуацию, и мысль, дающая возможность поработать ногам, кажется удачной и своевременной. А вдруг Копыто окажется в Южном Форте? А вдруг он согласится вернуть (продать, обменять — неважно!) «Повелитель Вероятностей»? Вдруг? Мысли дикарей витиеваты, словно арабская вязь, и столь же загадочны, смена настроения может произойти молниеносно, и зато время, пока конец будет мчаться в Бутово, уйбуй способен и взять назад слово, и смыться из дикарского логова в неизвестном направлении. Нет, уж лучше подобраться к Копыто поближе, на расстояние прыжка — в некоторые моменты Харций ощущал себя вышедшим на охоту тигром, — сделать предложение (от которого невозможно отказаться) и, если все пойдет в нужном ключе, тут же явиться перед ошарашенным уйбуем собственной персоной.

Мысль была признана удачной, и конец помчался в Южный Форт, продумывая по дороге тактику предстоящих переговоров.

— Копыто! — грозным голосом громыхнул Харций, поглядывая на себя в повернутое зеркало заднего вида. — Где артефакт, что я тебе подарил?.. Нет, не так. Копыто! — На сей раз обращение прозвучало не столь агрессивно, но очень внушительно. — Ты похитил у меня артефакт!

Увлеченный конец яростно сверкнул глазами, восхитился увиденным в отражении бескомпромиссным героем, повторил ужимку еще пару раз, наслаждаясь собственным актерским мастерством, и... чуть не вписался в задний бампер «Жигулей». Голубенький «Жук» Харция, украшенный пятью десятками разномастных бабочек, завилял по полосам, родив увертюру на клаксонах в стиле трэш, и вернулся — без повреждений! — к нормальному движению в спокойном правом ряду.

— Уроды!

Что подумали о конце подрезанные водители, осталось неизвестным.

— Копыто! Я тебя спрашиваю...

Сосредоточившись на репетиции, Харций отвлекся от неприятностей и даже несколько раз улыбнулся своему отражению в зеркале — в те моменты, когда он изображал Копыто. А ведь всего лишь пару часов назад конец всерьез подумывал о бегстве из Тайного Города. Еще бы! Маркиз Барабао вернулся, и несчастный Харций не сомневался, что виной тому — подаренный Копыто артефакт, сделанный еще в одна тысяча девятьсот десятом году.

«Но кто мог подумать, что мерзавец маркиз скроется в примитивном «Повелителе»?!»

Тогда, в начале двадцатого века, во время своего первого пришествия, Барабао наделал много шума. Семья концов объявила огромную премию за ликвидацию злокозненного духа, но убедительных доказательств гибели маркиза никто так и не предоставил. Тем не менее Барабао исчез, а поскольку затаиться он мог лишь в игровом артефакте, было принято беспрецедентное решение: уничтожить все магические устройства, произведенные до одна тысяча девятьсот двадцать первого года. Но, как учит история, подобные приказы никогда не исполнялись на сто процентов.

«Кто мог подумать?»

Харций понял, что реакция семьи будет бурной и непредсказуемой. Он мог только догадываться, какое именно наказание изберут миролюбивые толстяки для провинившегося соплеменника, но не сомневался, что будет оно суровым и беспощадным. Ведь речь шла об основах семейного бизнеса. К сожалению, вариант с бегством, даже при поверхностном рассмотрении, оказался неподходящим. Путешествие требует средств: билеты первого класса, хорошие отели, посещение ресторанов и достопримечательностей — нужны деньги, а их не было, ибо все сбережения Харций вложил в «ТарантасЪ». Бежать же как-то иначе конец смысла не видел: горькую чашу можно испить и на родине. А посему решил сдаться соплеменникам, попытавшись предварительно хоть как-то загладить вину. Возвращение подлого «Повелителя» показалось Харцию хорошей идеей, способной существенно улучшить ситуацию, ибо, насколько он разбирался в магии, имея на руках базовый артефакт, решить возникшую перед семьей проблему будет гораздо проше.

«Жук» прижался к обочине. Харций с омерзением посмотрел на торчащий справа Южный Форт, вздохнул и набрал телефонный номер:

— Копыто? — Откашлялся. — Копыто?

— Кому надо?

— Копыто, это я — Харций!

Конец пытался выдерживать внушительный тон, но голос предательски дрогнул. Впрочем, уйбуй подобных тонкостей не различал и в любом случае ответил бы собеседнику именно так, как ответил:

— Подонок, мля! Мерзкий хорек! Жив еще, скотина?

Харций припомнил стрельбу, учиненную Красными Шапками в клубе, и поежился. И это машинальное движение лишило его последних остатков гонора.

— Копыточко, — елейным голосом заговорил конец. — Скажи, пожалуйста, артефактик, что я подарил... Он еще у тебя?

После этого разговор надолго перешел в неконструктивное русло. Уйбуй выкрикивал ругательства и оскорбления, подробно описывал, как именно он обойдется с собеседником, доведись тому оказаться в казармах Южного Форта, а заодно устроил краткий экскурс в происхождение всех концов и Харция лично. Если верить Копыто, история семьи была крайне неприглядной. И только спустя несколько минут Харцию удалось понять, в чем дело: артефакт разрядился, и уйбуй крайне недоволен этим обстоятельством. Конец приободрился.

— Копыточко, — заблеял он, — получается, артефактик тебе теперь совсем уже не нужен. Да?

— Да! — рявкнул уйбуй. — И пошел ты со своим артефактом..

Харций понял, что предстоит вторая серия неконструктива, и заторопился:

— Копыточко! А давай я у тебя его заберу.

— Что заберу?

— «Повелитель Вероятностей», — невинно ответил конец. — Тебе все равно, а мне надо. Для отчетности...

Вторую серию все-таки пришлось выслушать. Но была она куда менее яркой, чем первая, из чего Харций заключил, что уйбуй предложение понял и теперь пытается его осмыслить.

— Зачем тебе «Повелитель»?

— Для отчета, — повторил конец заранее заготовленную, но увы, не идеальную версию. Придумать что-нибудь более умное Харцию не удалось.

— Так он же разрядился.

— Э-э... — Мышление Красных Шапок отличалось определенным своеобразием, и концу потребовалось некоторое время, чтобы понять, что имеет в виду собеседник, и найтись с ответом: — Потому и нужен: показать, что разрядился, и поставить галочку в журнал.

— В какой такой журнал?

— Фиксирования игровых артефактов, — буркнул Харций. — Слушай, Копыточко, не влезал бы ты в эти заморочки, а то совсем мозги поломаешь. У нас тоже есть бюрократия, и я должен...

— Бесплатно не отдам! — Уйбуй наконец сообразил, что происходит, и сделал правильный вывод.

Харций беззвучно проклял дикарскую жадность.

— Эй, придурок! — Копыто зажал пальцем микрофон и мрачно посмотрел на Иголку. — Слышь, мелкий, поди вон в тот угол и найди «Повелитель», я его куда-то туда зашвырнул.

— Зачем?

— Мля, боец, ты чо, совсем запутался?! Исполняй, мля!

Иголка, ругаясь сквозь зубы, отправился в указанном направлении.

— Пустую тару пристроил, — важно объяснил уйбуй, поймав недоуменный взгляд Контейнера. — Оказывается, игровые артефакты вернуть можно, для этой... концовской отчетности. За большие деньги.

— Десять тысяч за разрядившийся артефакт? — вытаращил глаза здоровяк.

— Угу. Круто я его развел, да?

— Так эта... — Контейнер сделал большой глоток виски. — С чего бы это концу нам такие деньги платить? Здесь, типа, грязно!

— Что?

— Ну, эта, типа, нечисто. Вот. Здесь.

Ответить Копыто не успел. Обдумать слова подчиненного тоже. Потому что второй подчиненный как раз в этот момент принес «Повелитель Вероятностей». В смысле, то, что от него осталось.

— Наступил кто-то, — сделал вывод Иголка, беззаботно помахивая чем-то расплющенным. — У наших ботинки тяжелые...

Уйбуй громко выругался.

— Копыточко, — донеслось из телефона. — Копыточко, что там с моим артефактиком?

Конец заподозрил неладное.

— Приезжай, — после паузы буркнул уйбуй. — Деньги бери и приезжай. Десять тысяч бери, как договаривались. Без денег не отдам.

Контейнер нехорошо улыбнулся и показал, как именно открутит концу голову. Копыто, поразмыслив, согласно кивнул. Иголка хихикнул.

Но Харций не был идиотом, а потому, не услышав в посе дикаря энтузиазма, насторожился:

— Копыточко, а ты уверен, что с артефактиком все в порядке? Он цел?

— Цел, цел...

— Ты уверен?

— Уверен, уверен... Приезжай, в натуре... Только с деньгами.

Хотелось мчаться в Форт, не разбирая дороги. Затребованные дикарем десять тысяч у конца были: это все, что оставалось на карточке «Тиградком», но природная осмотрительность не позволила Харцию попасть в ловушку.

— Оставайся у себя, — произнес конец важно. — К тебе мой посыльный подъедет. Хван.

— Зачем хван? — насторожился Копыто. Четырехрукие убийцы наводили на Красных Шапок панический ужас. — При чем тут хван?

— Затем, — охотно объяснил Харций, — что, если все будет в порядке, он артефакт заберет и деньги заплатит. А если ты меня обманываешь, то он тебе бандану отрежет. В смысле — то, что ты там, под банданой, носишь. И стоить это будет те же самые десять тысяч...

Уйбуй скривился. Лишаться почти уже заработанных десяти тысяч страшно не хотелось, но встреча с хваном не сулила ничего хорошего.

Копыто печально посмотрел на раздавленный «Повелитель».

— Совсем забыл сказать, Харций, — пропал твой артефакт. Тута его кто-то...

Конец не стал выслушивать рассказ уйбуя. Отключил телефон, бросил его на соседнее сиденье, положил руки на руль и опустил голову. Бывает так: хочешь всего и сразу, а получаешь ничего и постепенно. Черная полоса оказалась чересчур широкой, даже такая мелочь — поиск базового артефакта Барабао — не удалась. «Все против меня!» Харцию мерещились соплеменники: добродушные толстяки в разноцветных пиджаках, шелковых рубашках золотых цепях. Большинство сжимало в руках бейсбольные биты с торчащими гвоздями. «Я разбудил Барабао!» Фраза звучала приговором.

«Птиций! — Впервые с начала кризиса Харция посетила действительно дельная мысль — управляющий «Ящеррицей» пользовался большим авторитетом в семье и мог заступиться за непутевого приятеля. — Надо ехать в «Ящеррицу», а там будь что будет!»

 

* * *

 

Клуб «Ящеррица».

Москва, Измайловский парк,

Ноября, суббота, 14.23

 

— Теперь, Захар, вам известно все. — Сантьяга сделал маленький глоток красного вина и вернул бокал на стол. И ни на мгновение не оторвал от епископа внимательный взгляд черных глаз. — Вы понимаете, что я ничего не скрыл — в противном случае разговор потерял бы всякий смысл.

Треми молча кивнул. Он понимал. И, самое главное, верил. Сантьяга умен, он никогда не рассказывает все, что знает, всегда оставляет в запасе пару-тройку фактов, способных повернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов — кто знает, что потребуется Великому Дому Навь? Но сейчас — Захар не сомневался — комиссар был искренним до конца. Слишком важный вопрос обсуждался. Речь шла не о тактике — о стратегии. Не интригу замыслил Сантьяга, а грандиозный замысел, призванный исправить старые ошибки и изменить будущее целой семьи. Ум, проницательность и хитрость против многовековой ненависти и смертельной вражды.

— У нас есть шанс, Захар.

— План, — поправил комиссара Треми. — У нас есть отличный план.

— Вы в него верите?

— Вы ведь знаете, как я отвечу, — поколебавшись, произнес епископ.

— Вам надоело убивать братьев.

— Да. — Захар отвел взгляд, побарабанил пальцами по столешнице. — Но ведь и вы не хотите продолжать войну.

— Вы верите в мой план? — с нажимом повторил вопрос Сантьяга.

Непоколебимая вера в успех, в то, что предстояло сделать, была одним из ключевых условий достижения цели. Треми понял это, когда нав объяснил ему его задачу — без стопроцентной уверенности в себе за нее не стоило браться. Епископ прищурился, вспоминая слова Сантьяги, интонацию, жесты... Нет сомнений — нав заинтересован в успехе, для него это важно.

«Хорошо. Очень хорошо».

— Вы верите в мой план?

— Он слишком жесток.

— Мы слишком далеко зашли с этой войной, — холодно ответил комиссар. — Выйти из нее без жертв не получится.

«А продолжать ее — лить еще больше крови...»

— Итак?

Тон Сантьяги не оставлял сомнений: вопрос прозвучал в последний раз. Пора давать четкий ответ.

— Я верю, комиссар, — вздохнул Захар. — Я верю в ваш план. Я готов сделать все, чтобы он осуществился.

Всего на одно мгновение взгляд Сантьяги стал ОЧЕНЬ цепким и жестким: нав оценивал искренность епископа.

— Хорошо, Захар. Я рад, что этим займетесь именно вы.

Клан Треми всегда был верным. Сначала Сила сделал все, чтобы разжечь войну, потому что этого хотела Навь. Теперь Захар сделает все, чтобы закончить войну. Потому что этого хочет Навь.

«Интересно, что с нами было бы, не встреть мы навов? Неужели смогли бы жить самостоятельно?» Но епископ был неглуп и подобные вопросы никогда не произносил вслух. К тому же он понимал, что вмешательство Темного Двора избавило масанов от куда более страшной катастрофы: если бы челы натравили на семью Инквизиторов, вампиры остались бы жить лишь в легендах.

Тем временем комиссар жестом подозвал официанта и негромко задал ему вопрос. Пухленький конец, ожидавший, что уважаемый клиент закажет что-нибудь или потребует счет, удивленно вытаращился на Сантьягу, и лишь повторное обращение заставило его утвердительно кивнуть.

— Проводите меня к ним! — Комиссар поднялся и посмотрел на задумавшегося Треми. — Захар, мне нужно кое с кем встретиться. Не сочтите за труд — дождитесь меня.

Епископ молча кивнул.

 

— Это невероятно!

— Это ужасно!!

— Это катастрофа!!!

— Да, господа, да — это катастрофа.

Семейные проблемы принято решать в узком кругу, не вынося, так сказать, сор из избы, поэтому на секретное совещание в «Ящеррице» собрались то<