Москва, площадь Маяковского,

Ноября, пятница, 15.29

Что может быть страшнее разделения семьи? Разделения нации? Что может быть хуже гражданского противостояния — брат на брата, сын на отца? Что? Ни-че-го. Ибо нет ничего более противоестественного для разумного, чем забыть голос крови, потерять естественную тягу к близкому, родному, стать Иваном, родства не помнящим. Потому что, какую бы идеологию ни подсовывали взамен вековых традиций, ты до конца дней своих будешь чувствовать себя чужаком, отщепенцем, бродягой.

Цельные и сильные, хранящие свою историю и культуру от чужаков будут всегда вызывать уважение. Они сумеют подняться после любого удара — внутренний стержень, выкованный многовековой историей, не позволит им сломаться. У остальных будущего нет.

Даже человские народы, разделенные доброхотами по политическим причинам, чувствуют свою ущербность, прилагают массу усилий для объединения. Так что же говорить о жителях Тайного Города? О потомках могучих некогда рас, оставивших в прошлом величие и грандиозные победы, переживших невероятные катастрофы и вынужденных прятаться от всех и вся? Единство семьи, единство Великого Дома, единство Тайного Города — основа идеологии, не требующая доказательств и пропаганды, разумный подход, основанный на естественной тяге к соплеменникам, нежелании терять корни и растворяться в массе доминирующей расы.

И только масаны потеряли единство и раскололись на две враждующие секты, между которыми вот уже несколько сотен лет шла ожесточенная война. Только у вампиров инстинкт самосохранения притупился настолько, что они охотно прислушивались к лозунгам «Лучше смерть, чем...». А что может быть хуже смерти? Что может быть глупее самоубийственных набегов на Тайный Город или противостояния гаркам Темного Двора, которые заканчивали «походы очищения», только когда уставали убивать? Что? Гордость за то, что «мы живем так, как хотим»? Так ведь недолго живете. По большей части скрываетесь и ждете, когда за вами придут...

Тем не менее и в стане разумных Камарилла находились масаны, уверенные, что «лучше смерть, чем...». Ограничения свободы, налагаемые Догмами Покорности, жесткий контроль и демонстрируемое всеми Великими Домами недоверие порождали у молодых вампиров глухое недовольство. Воины Саббат начинали казаться им отважными борцами за светлое будущее семьи, идеи абсолютной свободы — единственно правильными, а принципы режима секретности — трусливыми законами, придуманными Великими Домами, чтобы сохранить собственную власть. С подобными настроениями вожди Камарилла никогда не боролись кнутом: только разъяснения, только споры, только доказательства, и большинство юных масанов, переболев свободолюбивыми идеями, возвращалось в лоно семьи. Но были и иные...

— Я мечтал помочь ему вырваться, даже приехал на Вернадского, сделал вид, что хочу пойти в оцепление, но все напрасно — не взяли. — Илья Треми тяжело вздохнул, скривился, вспоминая ночные события. — Все сбежались: гарки, чуды, люды, наемники. Представление устроили, мерзавцы, в прямой эфир картинку гнали!

Сидящий напротив Жан-Жак сжал кулаки. На самом деле слуге барона была совершенно безразлична судьба последнего Робене: грохнули и грохнули. Робене много, еще нарожают, и вообще, лучше бы его загнали не прошлой ночью, а позапрошлой, спокойнее было бы. Но юноше следовало продемонстрировать реакцию на горячие слова, и Жан-Жак сжал кулаки:

— Мы до конца надеялись, что Хосе прорвется!

— Его Захар убил, — медленно произнес Илья, в глазах юнца вспыхнула ненависть. — Мой епископ! Навский лизоблюд!!

— Не так громко, брат, — буркнул Жан-Жак. — Не нужно привлекать внимание.

Они сидели в подвальном зале небольшого человского ресторанчика. Оба в плотных кожаных одеждах, рядом с каждым лежал тонированный шлем: масаны приехали на встречу на мотоциклах. Перемещаться подобным образом было делом опасным, но барон хотел получить информацию как можно скорее, и слуге пришлось рисковать.

— Да, конечно. — Молодой Треми хрустнул костяшками пальцев. — Я до сих пор в бешенстве.

— Это нормально, — кивнул Жан-Жак.

Как и у всех Бруджа, у старого слуги были свои соображения относительно умственных способностей Треми, и менять свое мнение только из-за того, что щенок в настоящий момент полезен, Жан-Жак не собирался.

— Мы с Робене планировали эту операцию почти год, но все сорвалось из-за нелепой случайности. Мы были готовы нанести разящий удар, мы бы встряхнули Тайный Город, но...

Илья слушал Жан-Жака, открыв рот: хитроумная интрига, подготовка убийства глав всех Великих Домов, роковая ошибка и отчаянное сражение с превосходящими силами гарок. Что еще нужно юному романтику? Он бы никогда не поверил, что старый слуга беззастенчиво врет ему в глаза. Впрочем, какой слуга? Жан-Жак представился мальчишке капитаном Нерио Бруджа, отчаянным рубакой из аргентинской ветви клана, и, конечно же, не стал распространяться о присутствии в городе барона.

— Нас осталось мало, но мы полны решимости продолжить дело. Мы умрем, но исполним долг крови. И в этот момент мы ищем всех, кто готов помочь...

— Я готов пойти на смерть! — не сдержался юный Треми.

Жан-Жак поморщился.

— Нам нужна другая помощь.

— Все, что в моих силах.

— Наведи справки о челе по имени Никита Крылов, владельце казино «Два Короля», — деловито попросил Жан-Жак. — Узнай, связан ли он с Тайным Городом. Если связан, то постарайся уточнить все подробности. И обязательно — обязательно! — постарайся разузнать о его любовнице, Анне Курбатовой. Она человская ведьма.

— Когда нужна информация?

— Как можно быстрее.

— Завтра утром ты будешь все знать.

— Отлично!

Жан-Жак принялся было подниматься, но Илья удержал его:

— За свободу, брат!

— За свободу!

* * *