Глава 8. Надежда на выздоровление

Это было счастливое воскресенье для Даниила, даже несмотря на отсутствие пастора. Глава, которая была прочитана из Библии, имела новый смысл для него, и пение вызвало слезы радости на его лице. Казалось, он по-настоящему никогда не знал Бога раньше, и хотя служение вел всего лишь семинарист, неделю назад он, наверное, судил бы его с непочтением, но сейчас он был рад слышать о Боге и Спасителе, так рад, как любой человек рад услышать похвалу о любимом человеке даже от заики.

Во время вечернего богослужения Джессика хотела пообщаться с детьми пастора. Джейн пришла к ней в зал и рассказала, что они с сестрой должны сидеть в комнате отца, пока их няня со своей подругой пьет чай в соседней комнате.

— Няня думает, - сказала Джейн, - что если бы папа был в сознании, то он бы хотел, чтобы мы сидели с ним в этот воскресный вечер. Иногда нам кажется, что он нас понимает, хотя он никогда не разговаривает и почти все время спит. Мы собираемся прочитать наши главы и спеть песни, как будто он нас слышит. И няня говорит, что он сказал твоей маме, что любит тебя, как собственную дочь. Так что мы решили, было бы хорошо, если бы ты пришла и почитала с нами. Ведь ты, конечно же, не боишься, Джессика?

Пока они поднимались по ступенькам, Джейн шептала эти стихи, и рука об руку они вошли в комнату пастора, где горел камин и светила лампа на столе, так что можно было хорошо видеть лицо больного. Чуть слышно ступая, они осторожно подошли к его кровати.

У него и так всегда было бледное лицо, а сейчас оно вообще стало бесцветное, веки крепко сомкнуты, а губы, которые раньше говорили о существовании Бога, сейчас безмолвно сжаты. И все же он был жив. Казалось, что бесцветные щеки, сомкнутые веки и морщинистый лоб были всего лишь маской. И вот, в то время, когда дети смотрели на него, его губы медленно пошевелились, хотя и беззвучно.

— Он разговаривает с Богом, - с благоговением прошептала Джессика.

— Джессика, - ближе придвигаясь к ней, сказала Винни, - я не могу не думать о Павле, когда он поднялся на третье небо и услышал неизреченные слова. Я думаю, он, наверное, выглядел, как мой отец.

Она никогда раньше не называла его отцом, а сейчас произнесла это необычно серьезным голосом, как будто это больше подходило ему. Они постояли возле него несколько минут и потом на цыпочках перешли к камину. Дети прочитали каждый свою главу и спели песни, спели они и папин любимый псалом. Мягкие, приглушенные тона едва можно было услышать за пределами комнаты. Как только они закончили, маленькие часы пробили семь.

— Как раз в это время в прошлое воскресенье у папы случился удар, - сказала Джейн. - Он как раз собирался помолиться, когда часы пробили семь.

— Интересно, что он собирался сказать? - печально промолвила Винни.

— Отче наш! - прошептал тихий голос позади них, очень низкий и слабый, голос, который был способен только на этот выдох.

Быстро обернувшись, испуганные, они увидели открытые глаза отца, смотревшего на них с невыразимой нежностью. Джессика приложила палец к губам, давая знак девочкам, чтобы они были спокойными, и, преодолевая в себе робость, она мужественно подошла к пастору.

— Вы снова узнаете нас? - спросила она, дрожа от страха и одновременно от радости. - Вы знаете, кто мы такие, пастор?

— Джессика и мои дети, - прошептал он со слабой, дрожащей улыбкой на устах.

— Он пришел в себя! - воскликнула Джессика, возвращаясь быстрыми, но бесшумными шагами к Джейн и Винни. - Давайте поспешим и скажем об этом другим. Может быть, он голоден и ослаб. Но он узнал нас - он вернулся к нам обратно!

Через несколько минут радостную новость знал весь дом, потом она достигла церкви, до завершения вечернего собрания, и прихожане, расходясь, с надеждой говорили о выздоровлении пастора. Для Даниила это было самое радостное событие за целый день, и как только он закрыл церковь, сразу поспешил в дом пастора. Позже он оставил там Джессику с детьми, а сам пошел к своему дому с сердцем, переполненным радостью.

Глава 9. Врата смерти

Даниилу предстояла длинная дорога домой, так как он жил далеко от церкви. Ноябрьский туман все еще висел над Лондоном, и лили в темноту тусклый свет. Прохожие спешили, стараясь поскорее добраться до своего крова.

Даниил ускорил шаги, насколько он мог это сделать, идя по грязному тротуару. Он дошел до тех улиц, где горели костры, освещавшие путь прохожим, а также обогревавшие ночных сторожей, которым приходилось дежурить возле них всю ночь. Один из ночных сторожей принес старую дверь и прислонил к сырой стене из камня и кирпича, сделав укрытие от дождя.

По каким-то причинам ночной сторож покинул свое укрытие. Даниил в это время подошел ближе. Его шаги привлекли внимание незнакомой женщины. Она как раз протягивала свою окоченевшую руку к костру. Это была мама Джессики.

Вспыхнувший жар осветил ее бледное лицо, на котором оставили глубокий след и нравственное падение, и угрюмость, и упрямство.

Даниил стоял, не двигаясь, с отвращением смотря на нее, но очень скоро он почувствовал глубокую жалость. Его интересовало, что случилось с ней с утра пятницы, он даже проявил беспокойство, подумав об уютной комнате, которая ожидала ее вместо ночлега под сторожкой. Он обошел кучу мусора, которая лежала между ними. Не зная ее имени, он позвал как "мама Джессики".

Женщина вскочила на ноги, услышав его голос, и посмотрела ему в лицо с выражением полного презрения. Ее глаза были воспалены и опухли от плача, каждая черточка лица дергалась, похоже, она не могла контролировать себя. Она была таким жалким созданием, что Даниил даже не знал, как заговорить с ней, но в его сердце появилась невыразимая жалость, до сих пор неизвестная ему.

Он даже почувствовал сочувствие к ней, как будто он когда-то сам был падшим. Он заглянул в ту глубокую бездну, куда упала она от грехов, и чувство жалости пронзило его так сильно, что он готов был отдать жизнь за ее спасение. Он протянул руку к ее руке, но она оттолкнула ее и с чувством безнадежности покинула освещенное место, исчезнув в темноте туманных улиц.

Но Даниил не хотел так просто потерять возможность помочь матери Джессики, даже если это будет не более чем спасение от холодной ноябрьской ночи. Он последовал за ней. Она быстро шагала вдоль улицы, пытаясь избавиться от него, а он неотступно следовал за ней в надежде, что она скоро устанет и вернется, чтобы поговорить с ним.

Но она продолжала идти, и Даниил шел за ней, пока не оказался у одного из старых городских мостов, который простирался над широкой рекой. Бок о бок был построен новый мост, с огромнейшими балками. Громадные железные балки лежали, как большие скелеты, окутанные туманом, смутно отблескивая красным светом от горящих фонарей вниз, на черную воду. В нее со страхом всматривался Даниил, когда остановился в какой- то момент преследования.

Когда он поднял глаза от воды, то понял, что потерял из виду женщину. Но тут он увидел странную темную фигуру на краю моста. Он подошел ближе, покидая безопасное место на старом мосту, но вдруг услышал тяжелый всплеск воды. От неожиданности он поскользнулся и тяжело рухнул на кучу камней. С минуту он лежал без сознания. Звучные часы на соборе Святого Павла пробили первые удары полуночи, и последний удар все еще звенел в воздухе, когда он попытался подняться. И тут он увидел тело, которое лежало на поверхности воды, но не мог пошевельнуться и продолжал тихо лежать, не делая никаких усилий, думая о том, что произошло.

У него закралось сомнение, что бедная женщина, которую он искал, чтобы спасти, поспешила уйти от всех спасений - было ли то спасение от Бога или от человека, он до сих пор не мог понять, но вместо шока от сильнейшего удара, полученного при падении, он думал о душевном мире. На мгновение ему показалось, что он слышит голос сквозь серые, однообразные всплески холодной воды, говорящий ему: "Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни.".

"Разве я умру?" - спросил он сам себя, когда боль пронзила все его тело, срывая стон с губ. Если это Божья воля, то он готов умереть, но только он хотел бы увидеть Джессику и спокойно рассказать, что ее мама умерла и ушла в свое место, которое известно только Богу.

Так как это было воскресенье, то в полуночные часы было прохожих меньше, чем обычно в суетливом городе, к тому же и ночь выдалась сырой, поэтому Даниилу пришлось некоторое время пролежать, пока он не услышал шаги проходящих по мосту над ним. Потом доносилось еще много звуков, но он не смог закричать так громко, чтобы его услышали из-за всплесков воды. Спустя некоторое время снова раздались шаги на мосту, и теперь он изо всех сил закричал:

— Помогите, иначе я умру до утра!

Прошло много времени, пока его подняли и положили на сухое место возле моста. Но он даже не заплакал и не застонал, когда вокруг него собралась небольшая толпа, сочувственно обсуждая случившееся. Он тихо поблагодарил их. Люди перенесли его в ближайшую больницу, но как только они положили его на кровать, он, озабоченный своим состоянием, решительно остановил их.

— Пусть доктор осмотрит меня, - попросил он. - Доктор, скажите, я умру или буду жить?

Доктор взял его за руку и задал ему несколько вопросов, на которые пострадавший ответил спокойно. Потом он внимательно осмотрел Даниила, глядя на него успокаивающе.

— Я христианин, - сказал Даниил, - и не боюсь умереть. Но если вы считаете, что у меня нет шанса, то отправьте меня домой. У меня там маленькая девочка, с которой я хотел бы побыть последние часы. Ключи от моей квартиры в кармане. Пожалуйста, отвезите меня домой.

Разумеется, в такой просьбе нельзя было отказать. Доктор сказал ему, что он может прожить еще несколько дней, хотя раны не давали больших надежд, на что Даниил только понимающе улыбнулся. Под утро его доставили домой под присмотром медсестры и практиканта из больницы. Таким образом, он последний раз вошел в свой дом, где провел свои последние счастливые годы жизни с Джессикой.