Шотландия, железнодорожная станция в авиморе, 1981 год

 

АЛЬБУС и СКОРПИУС с опаской смотрят на НАЧАЛЬНИКА СТАНЦИИ.

 

АЛЬБУС: Надо с ним поговорить, а?

 

СКОРПИУС: Здравствуйте, мистер начальник станции… мистер Магл. Скажите, пожалуйста, тут поблизости ведьма не пролетала? Да, кстати: какой нынче год? Мы только что удрали из Хогвартса, чтобы чего-нибудь не натворить, а это, по-твоему, нормально?

 

АЛЬБУС: Знаешь, что огорчает меня больше всего? Отец решит, что мы это нарочно.

 

СКОРПИУС: Альбус… ты серьезно? То есть, правда серьезно? Мы потерялись… заблудились во времени… может быть, навсегда — а тебя волнует, что подумает твой папаша? Нет, вашу парочку мне никогда не понять!

 

АЛЬБУС: Отца понять непросто. Он сложная натура.

 

СКОРПИУС: А ты — простая! По женской части у всех свои вкусы, но ты выбрал… пардон…

 

Оба знают, о ком речь.

 

АЛЬБУС: Да уж. А как она Крейга…

 

СКОРПИУС: Про это давай не будем. Лучше подумаем о том, что у нас нет ни палочек, ни метел, ни возможности вернуться в свое время. Все, что у нас есть, — это наши мозги и… нет, больше ничего, только мозги, — но мы должны остановить ее.

 

НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ (с очень сильным шотландским акцентом): Ребята! Вы знаете, что эдинбургский опаздывает?

 

СКОРПИУС: Простите?

 

НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ: Если вы эдинбургского ждете, так он нынче опаздывает. Дорогу чинят. И график, стало быть, сдвинули.

 

Он смотрит на них, они, озадаченно, — на него. Он хмурится и показывает им измененное расписание. Тыкает пальцем в нужное место.

 

Попозже будет.

 

АЛЬБУС берет расписание и изучает его. Это источник важнейшей информации — видно, как лицо АЛЬБУСА меняется, когда он ее обнаруживает. СКОРПИУС не сводит глаз с НАЧАЛЬНИКА СТАНЦИИ.

 

АЛЬБУС: Я знаю, где она.

 

СКОРПИУС: Откуда?

 

АЛЬБУС: Посмотри на дату. На расписании.

 

СКОРПИУС наклоняется к нему и читает.

 

СКОРПИУС: Тридцатое октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Хэллоуин, тридцать девять лет назад. Но… зачем ей?.. А!

 

На лицо СКОРПИУСА набегает тень.

 

АЛЬБУС: Смерть моих дедушки и бабушки. Нападение на моего отца-младенца… когда проклятие Волан-де-Морта рикошетом попало в него самого. Она не помогает сбыться своему пророчеству, а хочет, чтобы не исполнилось главное.

 

СКОРПИУС: Главное?

 

АЛЬБУС: «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда…»

 

СКОРПИУС присоединяется к нему.

 

СКОРПИУС и АЛЬБУС: «…рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца…»

 

С каждым словом лицо СКОРПИУСА мрачнеет все больше.

 

СКОРПИУС: Это моя вина. Это я подсказал ей, что пророчества не всегда сбываются… что сама их логика сомнительна…

 

АЛЬБУС: В ближайшие двадцать четыре часа Волан-де-Морт обрушит заклятие на себя самого при попытке убить младенца Гарри Поттера. Дельфи хочет предотвратить это. Она собирается убить Гарри сама. Нам надо попасть в Годрикову Лощину. И как можно скорее!

 

Сцена 3

ГОДРИКОВА ЛОЩИНА, 1981 ГОД

 

АЛЬБУС и СКОРПИУС идут по Годриковой Лощине. Это уютный оживленный поселок.

 

СКОРПИУС: Пока никаких признаков нападения не видно…

 

АЛЬБУС: Это Годрикова Лощина?

 

СКОРПИУС: Тебя что, отец ни разу сюда не привозил?

 

АЛЬБУС: Предлагал несколько раз, но я отказывался.

 

СКОРПИУС: Ладно, нет времени на экскурсии — мы должны спасти мир от взбесившейся ведьмы… но смотри-ка: церковь святого Иеронима!

 

Он показывает вперед, и там вырисовывается церковь.

 

АЛЬБУС: Ух, какая! Дух захватывает!

 

СКОРПИУС: И на кладбище святого Иеронима тоже найдется много такого, от чего захватывает дух (показывает в другую сторону) — кажется, вон там будет памятник Гарри и его родителям…

 

АЛЬБУС: У папы есть памятник?

 

СКОРПИУС: Пока нет. Но будет. Надеюсь. А это — это дом, где жила, то бишь живет, Батильда Бэгшот…

 

АЛЬБУС: Батильда Бэгшот? Автор «Истории магии»?

 

СКОРПИУС: Она самая. Ох, елки-палки, да вон же она. Ну и дела! Я робею. Падаю ниц перед могучим волшебным мозгом.

 

АЛЬБУС: Скорпиус!

 

СКОРПИУС: А это…

 

АЛЬБУС: Дом Джеймса, Лили и Гарри Поттеров!

 

Из дома выходит молодая симпатичная пара с ребенком в сидячей коляске. АЛЬБУС делает шаг в их сторону, но СКОРПИУС тянет его назад.

 

СКОРПИУС: Нельзя, чтобы они нас увидели! Сколько раз мы портили время — хватит уже!

 

АЛЬБУС: Но это значит, что она не… Мы успели — она еще не…

 

СКОРПИУС: Ну и что нам теперь делать? Готовиться к бою? Сам ведь знаешь — она такой… крепкий орешек.

 

АЛЬБУС: Да. Это мы еще не продумали. Что же нам делать? Как защитить отца?

 

Сцена 4

МИНИСТЕРСТВО МАГИИ, КАБИНЕТ ГАРРИ

 

ГАРРИ торопливо разбирает документы.

 

ДАМБЛДОР: Добрый вечер, Гарри.

 

Пауза. ГАРРИ поднимает глаза на портрет ДАМБЛДОРА, его лицо бесстрастно.

 

ГАРРИ: Профессор Дамблдор, в моем кабинете, — какая честь! Сегодня я должен быть в центре событий?

 

ДАМБЛДОР: Что ты делаешь?

 

ГАРРИ: Разбираю бумаги, смотрю, не пропустил ли чего-нибудь важного. Собираю силы для борьбы в том ограниченном смысле, в каком она нам доступна, зная, что настоящий бой кипит вдалеке от нас. А что мне еще делать?

 

Пауза. ДАМБЛДОР не отвечает.

 

Где вы были, Дамблдор?

 

ДАМБЛДОР: Сейчас я здесь.

 

ГАРРИ: Да, когда битва уже проиграна. Или вы станете отрицать, что Волан-де-Морт вернется?

 

ДАМБЛДОР: Это… возможно.

 

ГАРРИ: Уходите. Прошу вас. Я не хочу, чтобы вы были здесь, вы не нужны мне. Вы ни разу не появились в самые важные минуты. Я трижды противостоял ему без вас. И если надо, я снова сражусь с ним — один.

 

ДАМБЛДОР: Гарри, ты думаешь, мне не хотелось сразиться с ним вместо тебя? Я пощадил бы тебя, если бы мог…

 

ГАРРИ: «Любовь ослепляет нас»? Да знаете ли вы, что это значит? Знаете ли, насколько плох был этот совет? Мой сын… мой сын сражается за нас в точности так же, как мне приходилось сражаться за вас. И я оказался для него таким же плохим отцом, каким вы были для меня. Он тоже чувствовал, что его не любят… и в нем копилась обида, для осознания которой требуются годы…

 

ДАМБЛДОР: Если ты о Тисовой улице, то…

 

ГАРРИ: Годы! Целые годы я провел там один, не зная, ни кто я такой, ни почему я там очутился… уверенный, что не нужен ни единой живой душе!

 

ДАМБЛДОР: Я… не хотел слишком к тебе привязываться…

 

ГАРРИ: Вы защищали себя — даже тогда!

 

ДАМБЛДОР: Нет. Я защищал тебя. Я не хотел причинить тебе боль…

 

ДАМБЛДОР пытается вылезти из портрета — но не может. На глазах у него выступают слезы, но он старается это скрыть.

 

Но в конце концов мне пришлось с тобой встретиться… тебе было одиннадцать, и ты был таким смелым. Таким славным! Ты без жалоб пошел по дороге, которая перед тобой открылась. Конечно, я любил тебя… и знал, что все это повторится снова… что если я кого-то люблю, это приведет к непоправимым бедам. Мне нельзя любить… моя любовь всегда причиняла вред тем, кого я любил.

 

Небольшая пауза.

 

ГАРРИ: Вы навредили бы мне меньше, если бы сказали все это тогда.

 

ДАМБЛДОР (теперь он плачет открыто): Я был слеп! Вот что делает любовь. Я не понимал, что тебе нужно было услышать от этого скрытного, лукавого, опасного старика… что он тебя любит.

 

Пауза. Обоих переполняют чувства.

 

ГАРРИ: Неправда, что я никогда не жаловался.

 

ДАМБЛДОР: Гарри, в этом запутанном, полном переживаний мире никогда не бывает совершенных ответов. Совершенство недосягаемо для людей, недосягаемо для магии. В каждом мгновении самого невероятного счастья есть эта червоточинка — знание, что боль придет снова. Будь честен с теми, кого ты любишь, — не прячь свою боль. Страдать для человека так же естественно, как дышать.

 

ГАРРИ: Однажды вы уже говорили мне это.

 

ДАМБЛДОР: И это все, что я могу сказать сегодня.

 

Он собирается уходить.

 

ГАРРИ: Не уходите!

 

ДАМБЛДОР: Те, кого мы любим, никогда не покидают нас совсем, Гарри. Есть вещи, которые не может изменить даже смерть. Краски… воспоминания… и любовь.

 

ГАРРИ: Я тоже любил вас, Дамблдор.

 

ДАМБЛДОР: Я знаю.

 

Он исчезает. И ГАРРИ остается один. На пороге появляется ДРАКО.

 

ДРАКО: Ты знаешь, что в той, другой реальности — там, где побывал Скорпиус, — Отдел магического правопорядка возглавлял я? Возможно, этот кабинет вскоре будет моим. Да что с тобой?

 

ГАРРИ охвачен глубокой печалью.

 

ГАРРИ: Входи. Я покажу тебе, где здесь что.

 

ДРАКО нерешительно заходит в комнату. С неодобрением озирается.

 

ДРАКО: Да вот в чем беда: я никогда не хотел стать чиновником. Даже в детстве. Отец только об этом и мечтал… а я нет.

 

ГАРРИ: А чего ты хотел?

 

ДРАКО: Играть в квиддич. Но у меня не хватило таланта. А по большей части я просто хотел быть счастливым.

 

ГАРРИ кивает. ДРАКО смотрит на него еще секунду-другую.

 

Извини, я не любитель светской болтовни. Давай перейдем к делу?

 

ГАРРИ: Конечно. К какому делу?

 

Пауза.

 

ДРАКО: Как ты полагаешь, маховик времени остался только у Теодора Нотта?

 

ГАРРИ: Что?

 

ДРАКО: Маховик времени, конфискованный министерством, был просто моделью. Из недорогого металла. Да, действующей. Но он мог переносить в другое время лишь на пять минут — это серьезный недостаток в глазах истинных коллекционеров и знатоков Темной магии.

 

ГАРРИ понимает, к чему клонит ДРАКО.

 

ГАРРИ: Так Теодор работал на тебя?

 

ДРАКО: Нет. На моего отца. Ему нравилось владеть тем, чего нет ни у кого другого. Министерские маховики — спасибо Каркеру — всегда казались ему малопривлекательными. Он хотел иметь возможность уходить в прошлое дальше чем на час, возвращаться назад на многие годы! Он никогда бы им не воспользовался. Мне кажется, что в глубине души он предпочитал мир без Волан-де-Морта. Однако этот маховик был действительно создан для него.

 

ГАРРИ: И он теперь у тебя?

 

ДРАКО достает маховик времени.

 

ДРАКО: Не ограничивает пятью минутами и сияет золотом — как раз во вкусе Малфоев. Ты улыбаешься.

 

ГАРРИ: Гермиона Грейнджер. Потому она и сохранила первый — боялась, что найдется и второй. За то, что ты его утаил, тебя надо бы отправить в Азкабан.

 

ДРАКО: Подумай о другом варианте… допустим, люди узнали бы, что я способен путешествовать во времени. Подумай о слухах, которые звучали бы… более убедительно.

 

ГАРРИ смотрит на ДРАКО, отлично его понимая.

 

ГАРРИ: Скорпиус.

 

ДРАКО: Мы могли иметь детей, но у Астории было хрупкое здоровье. Что делать — тяжелое родовое проклятие! Одного из ее предков прокляли, и это проявилось в ней. Знаешь, как такие вещи иногда передаются через несколько поколений…

 

ГАРРИ: Мне очень жаль, Драко.

 

ДРАКО: Я не хотел ставить под угрозу ее жизнь. Был согласен оборвать род Малфоев… что бы ни говорил отец. Но Астория… она хотела ребенка не ради поддержания рода, не ради славы и чистоты крови, а ради нас. День, когда родился наш мальчик, Скорпиус… был лучшим в жизни у нас обоих, но Астория потеряла много сил. Мы, все втроем, решили скрыться от посторонних глаз. Я хотел восстановить ее здоровье… тогда и пошли слухи.

 

ГАРРИ: Трудно представить, что вам пришлось вынести.

 

ДРАКО: Астория всегда знала, что не доживет до старости. И хотела, чтобы после ее ухода я не остался в одиночестве, потому что… быть Драко Малфоем значит быть очень одиноким. Меня всегда будут подозревать. От прошлого не уйдешь. Впрочем, я совсем не ждал, что, спрятав его от этого несправедливого, полного кривотолков мира, добьюсь только того, что потом он сделается жертвой ужасных подозрений — подозрений гораздо хуже тех, что когда-либо выпадали на мою долю.

 

ГАРРИ: Любовь ослепляет. Мы оба пытались дать нашим сыновьям не то, что было им нужно, а то, что было нужно нам самим. Мы так старались переписать свое прошлое, что погубили их настоящее.

 

ДРАКО: Поэтому он тебе и пригодится. Мне было очень трудно не пустить его в ход — ведь я отдал бы душу ради еще хотя бы одной-единственной минуты с Асторией.

 

ГАРРИ: Ох, Драко… но нельзя. Мы не можем им воспользоваться!

 

ДРАКО поднимает глаза на ГАРРИ, и впервые — на дне этой ужасной пропасти — они чувствуют себя друзьями.

 

ДРАКО: Мы должны найти их… пусть это займет хоть сто лет, мы должны отыскать наших сыновей…

 

ГАРРИ: Мы не представляем себе, где они — и во времени, и в пространстве. Обыскивать прошлое, если не знаешь, где именно искать, — бессмысленная затея. Нет… боюсь, здесь бессильна и наша любовь, и маховик времени. Теперь все зависит от наших сыновей — только они могут нас спасти.

 

Сцена 5