Особенности фантастического в произведениях Н.В

Фантастика – это изображение необычных, неправдоподобных явлений и событий, в предельных случаях, создание особого, вымышленного мира, сильно отличающегося от реального.

Реальное в сюжетах Н.В. Гоголя соседствует с фантастическим на протяжении всего творчества писателя. Но это явление претерпевает некоторую эволюцию — роль, место и способы включения фантастического элемента не всегда остаются одинаковыми.В ранних произведениях Н.В. Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Вий») фантастическое выходит на передний план сюжета (чудесные метаморфозы, появление нечистой силы), оно связано с фольклором (малороссийские сказки и легенды) и с романтической литературой, которая тоже заимствовала такие мотивы из фольклора. Отметим, что одним из «любимых» персонажей Н.В. Гоголя является «черт». В произведениях более позднего периода сильнее чувствуется мистическая тревога автора, ощущение присутствия чего-то зловещего в мире, страстное желание победить это смехом. Д.С. Мережковский в своей работе «Гоголь и черт» выражает эту мысль удачной метафорой: цель творчества Н.В.Гоголя – «высмеять черта».

В петербургских повестях фантастический элемент резко отодвигается на второй план сюжета, фантастика как бы растворяется в реальности. Сверхъестественное присутствует в сюжете не прямо, а косвенно, опосредованно, например, как сон («Нос»), бред («Записки сумасшедшего»), неправдоподобные слухи («Шинель»). Только в повести «Портрет» происходят действительно сверхъестественные события. Не случайно В.Г.Белинскому не понравилась первая редакция повести «Портрет» именно из-за чрезмерного присутствия в ней мистического элемента.

Наконец, в произведениях последнего периода («Ревизор», «Мертвые души») фантастический элемент в сюжете практически отсутствует. Изображаются события не сверхъестественные, а скорее странные и необычайные (хотя в принципе возможные). «Зато манера повествования (стиль, язык) становится все более причудливо фантасмагорической. Теперь ощущение кривого зеркала, «смещенного» мира, присутствия зловещих сил возникает не благодаря волшебно-сказочным сюжетам, а через посредство абсурда, алогизмов, иррациональных моментов в повествовании». Автор исследования «Поэтика Гоголя» Ю.В. Манн пишет, что гротеск и фантастика у Гоголя постепенно переходят из сюжета в стиль.

Как было отмечено выше, в ранних произведениях Н.В. Гоголя образуется своеобразное волшебное пространство, где встречаются фантастический и реальный миры, причем при встрече с фантастическим миром можно заметить некое искривление бытового пространства: стога перемещаются с места на место, персонаж не может попасть вилкой в рот.Но петербургские повести уже «выламываются» из этой традиции: здесь гротеск отчасти социальный, такой формы изображения требует сама действительность. Я же, как отметила ранее, хочу проанализировать следующие повести: «Вий», «Нос».

Повесть Н.В.Гоголя «Вий»

«Вий» является одним из самых противоречивых созданий Гоголя. Реальность и фантастика, быт и символы – всё переплелось в повести. Это философское произведение о познании мира, о жизни и смерти, о власти тёмных сил над человеческой судьбой.Внимание читателей традиционно сосредотачивалось на двух сторонах содержания этой повести: фантастических видениях семинариста Хомы Брута в церкви и реалистическом описании бурсы. Об этих сторонах заговорил еще первый критик «Миргорода» С. П. Шевырев. Позднее на эти же стороны обратил внимание В. Г. Белинский. Последний, как известно, восторженно воспринял описание бурсы и образ разгульного «философа» Хомы: «Пусть судит всякий как хочет, а по мне так философ Хома стоит философа Сковороды!» Г. П. Данилевский отмечал, что Гоголь «в повести «Вий» приводит верное изображение <...> бурсаков, отправлявшихся на кондиции из городов по деревням».

Мистика и нечисть появляются уже в самом начале повести, когда бурсаки искали хутор, где можно переночевать. При этом ночь была «… довольно темная. Небольшие тучи усилили мрачность», что можно понять не иначе, как вмешательство персонажей низшей мифологии. Автор отмечает, что повсюду им попадались «только лисьи норы», а лису в христианстве рассматривают как демона, злого духа, оборотня, колдуна и даже самого дьявола. Философ попробовал перекликнуться, «но голос его совершенно заглох по сторонам и не встретил никакого ответа», то есть была ночь, пустошь, полная тишина, и в этом явно можно увидеть влияние нечисти, поскольку они учились уже в бурсе не первый год и явно знали дорогу, с чего бы вдруг, без влияния потусторонних сил, семинаристы могли заблудиться. Но спустя время появилось две хаты, то есть даже не хутор. Они появились как бы внезапно. А так же когда бурсаки представляются ведьме через закрытые ворота, Хома своей фамилии не говорил, но ведьма ее знала: «Приведи бурсака Хому Брута». Значит, ведьма предвидела появление философа, их встреча должна была состояться. Здесь тоже проявляется мистика.Героем повести «Вий» Гоголь выставил «философа» Хому Брута. Этот юноша представляет собою образ, в котором собрано много типичных чисто-малороссийских народных черт. Будучи учащимся семинарии и вроде бы христианином, Хома постоянно упоминает черта и вместо молитв постоянно читает заклинания, обращаясь к магии. Анализ его характера показывает человека, до преизбытка наделенного душевным равнодушием, которое окрашивалось порою юмором, порою – просто флегмой и ленью. «Чему быть, тому не миновать» – обычная его поговорка, с которою он готов идти без борьбы навстречу самому чёрту.

Такой фатализм очень скоро приводит этого гоголевского героя в душевное равновесие, из которого вывести его трудно. После своего приключения с ведьмой Хома Брут плотно закусил в корчме и сразу успокоился, «глядел на приходивших и уходивших хладнокровно, довольными глазами и вовсе уже не думал о своем необыкновенном происшествии». Эта великая битва между двумя представителями магии происходит в храме. При описании церкви мы видим, что она стоит на какой-то такой видимой или невидимой грани. Это пограничное положение церкви подчеркивается: «Вступили наконец за ветхую церковную ограду в небольшой дворик, за которым не было ни деревца, и открывалось одно пустое поле да поглощенные ночным мраком луга». Божий храм для христиан является светлым местом не только совместной молитвы, но и вратами, входом, соединяющим этот мир и мир иной, мир Вечной Жизни. У Гоголя храм «темный, страшно запущен, в нем давно не служили». Это неудивительно, если принять во внимание натуру сотниковой дочки. Однако и он, этот развалившийся храм, является входом. Это иллюстрируется разницей в двух пейзажах. В одном случае мы сталкиваемся с запущенным природным великолепием сада, с островками хат, которые еле выглядывают из зелени, в другом – с пустотой, с «пустым полем» и «поглощенными ночным мраком лугами». Мы можем предположить, что в поэтике повести данная церковь является входом не в Жизнь Вечную, а в небытие, в пустоту. В вечную смерть. В церкви Брут, глядя на страшную ведьму, сам успокаивает себя магическим: «Ничего!»; когда жуть прокрадывается ему в сердце – он прогоняет ее таким же магическим напоминанием себе, что он – «казак», что ему стыдно «бояться» чего бы то ни было.После первой страшной ночи в церкви Брут после сытного ужина сразу начинает чувствовать себя спокойным и довольным. «Философ был из числа тех людей, которых, если накормят, то у них пробуждается необыкновенная филантропия. Поседев от ужасов второй ночи, Хома, на расспросы о том, что происходит ночью в церкви, хладнокровно отвечает: «Много на свете всякой дряни водится! А страхи такие случаются... Ну...» – и больше ничего не сказал. Конечно, дело не обходится без «панночки-ведьмы», прельстившей Хому. Со времён «Сорочинской ярмарки» женщина у Н.В. Гоголя водится с нечистой силой. Черевик сетует: «Господи мой, за что на нас, грешных! И так много всякой дряни на свете, а ты и жинок наплодил!» Готовясь к третьей, последней ночи он старается взять от жизни последнюю радость, но на третью ночь Брут гибнет от страха. История Хомы допускает и реалистическое объяснение. Видение Вия можно представить себе, как плод белой горячки большого любителя горилки, от которой он и погибает. Сам же Вий, как говорил Гоголь, - это «есть колоссальное создание простонародного воображения – таким именем назывался у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли. Вся эта повесть есть народное предание. Я не хотел Вий – более зловещий, чем колдун в «Страшной мести». Дьявольская сила в повести «Вий» поистине страшна. Это либо «огромное чудовище в своих перепутанных волосах, в лесу: сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного брови. Над нами держалось в воздухе что-то в виде огромного пузыря с тысячью протянутых из середины клещей и скорпионьих жал. Чёрная земля висела на них клоками». Или это сам Вий – «приземистый, дюжий, косолапый человек. Весь был он в чёрной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его, засыпанные землёю, ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Фома, что лицо было на нем железное... «Поднимите мне веки: не вижу!» – сказал подземным голосом Вий, – и все кинулось подымать ему веки. Вий уставил на Хому свой железный палец, философ упал на землю бездыханный».

Вий – это образ, рождённый во времена «помрачения». В такие времена из тёмных закоулков сознания, из колыбельных страхов, из пещерных глубин души на свет выходят призраки и страшилища, обретающие реальные черты

Кто же такой Вий? Существуют две версии, и ни одной из них нельзя отдать строго предпочтения. Многие исследователи полагают, что имя Вия - фантастического подземного духа было придумано Гоголем в результате контаминации имен властителя преисподней в украинской мифологии железного Ния, способного взглядом убивать людей и сжигать города (вероятно, это его свойство отождествлялось с извержениями вулканов и землетрясениями), и украинских слов вия, вийка - ресница. В составленном Гоголем Лексиконе малороссийском, например, читаем: Вирлоокий - пучеглазый. Отсюда длинные веки гоголевского персонажа. Если принять эту версию, то получается, что Вий в том виде, в каком мы узнаем его сегодня, целиком плод гоголевской фантазии, железное существо с длинными, до земли, веками. Действительно, в известных сказках, равно как и в других фольклорных произведениях украинцев и других славянских народов, персонажа по имени Вий нет (за одним замечательным исключением). Правда, известный собиратель и исследователь фольклора А.Н.Афанасьев в своей книге «Поэтические воззрения славян на природу» утверждал, что в славянской мифологии не только есть сходный образ, но и само название фантастического существа Вий рассматривалось как вполне традиционное.

В поисках аналогов гоголевскому образу были обнаружены восточнославянские фольклорные соответствия Вию. Более того, у этого божества обнаружились и индо-иранские корни. Так, лингвист и фольклорист В.И.Абаев сопоставил Вия с иранским Ваю и осетинскими вайюгами. Ваю (особенно в злой ипостаси) бог не только ветра, но и смерти, неодолимый и безжалостный. А вайюги одноглазые великаны, стражи царства мертвых.

Вий у Гоголя - повелитель подземного царства, хозяин земных недр. Неудивительно, что у него железное лицо и железные пальцы.

В народном сознании земные недра ассоциировались, прежде всего, с железной рудой (именно этот минерал люди начали добывать прежде всего). У Гоголя сила Вия скрыта за сверхдлинными веками, и он не может использовать её без посторонней помощи. Писатель совместил белорусского Кощея с украинским железным Нием. Кто-то из прочей нечисти должен поднять веки Вию. Иносказательно это можно истолковать в том смысле, что нечистой силе должен помогать сам человек своим страхом. Именно страх Хомы в конце концов губит его. Вий забирает его душу к себе, в царство мертвых.

Хома Брут гибнет от страха, но ценой своей жизни губит нечистую силу, бросившуюся на философа и не услышавшую вовремя крик петуха.История Хомы допускает и реалистическое объяснение. Видение Вия можно представить себе как плод белой горячки большого любителя горилки, от которой он и погибает.

В повести нечистые духи так и не покинули церковь: «Так навеки и осталась церковь, с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником, и никто не найдёт теперь к ней дороги». Дорога к храму заросла бурьяном, сам храм наполнен нечистой силой.

И.Ф. Анненский указывал, что серьезность изображения в «Вие» сверхъестественной реальности обуславливает и необходимый для завершения сюжета трагический финал повести: «Смерть Хомы <…> есть необходимый конец рассказа – заставьте его проснуться от пьяного сна, вы уничтожите все художественное значение рассказа».