Были ли сумасшедшими императоры Петр III и Павел I

Сама постановка вопроса – следствие устоявшегося исторического мифа, к которому приложили руку и психиатры. Например, известный психиатр профессор П. И. Ковалевский[1719] в конце XIX в. издал двухтомник, в котором с легкостью необыкновенной «расставил всех по углам», «награждая» монархов соответствующими диагнозами. Например, о Павле I он писал, что монарх принадлежал «к дегенератам… с склонностями к переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования».

Если говорить о Петре III, то очень основательно к формированию «психиатрического» мифа приложила руку Екатерина II, которая в своих записках ярко и талантливо рассказала об инфантилизме, импотентности, пьянстве и других «странностях» супруга.

Из всего этого сонма полуправды, написанного талантливой рукой Екатерины II, прожившей бок о бок с супругом 17 лет, пожалуй, можно верить только ее словам об инфантилизме и склонности к вину Петра III. Что касается инфантилизма императора, то об этом свидетельствует его совершенно безвольное поведение в день переворота 28 июня 1762 г. Склонность к алкоголю у Петра, как упоминает Екатерина II, прослеживается с 10‑летнего возраста. Встретившись в 1739 г. 10‑летней девочкой с будущим супругом, она внимательно выслушивала сплетни о молодом герцоге, что «приближенные с трудом препятствовали ему напиваться за столом, что он был упрям и вспыльчив, что он не любил окружающих, и особенно Брюммера,[1720] что, впрочем, он выказывал живость, но был слабого и хилого сложения». А пожив с мужем, она видела в ящиках комода множество «бутылок вина и крепких настоек; они служили погребом Его Императорскому Высочеству». Тут удивительно, что наследник держал, что называется, «под рукой» значительный запас крепких напитков и Екатерина II «видела очень часто и почти ежедневно великого князя пьяным».

Имелись и другие свидетельства пагубного пристрастия Петра III. А. Т. Болотов, будучи адъютантом высокопоставленного лица, регулярно в апреле–июне 1762 г. бывал в Зимнем дворце. Он с горечью вспоминал: «…редко стали уже мы заставать государя трезвым и в полном уме и разуме, а всего чаще уже до обеда несколько бутылок английского пива, до которого был он превеликий охотник, уже опорознившим, то сие и бывало причиною, что он говаривал такой вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровию от стыда пред иностранными министрами, видящими и слышащими то, и бессомненно смеющимися внутренно. Истинно бывало, вся душа так поражается всем тем, что бежал бы неоглядкою от зрелища такового! – так больно было все‑то видеть и слышать.

Не успеют, бывало сесть за стол, как и загремят рюмки и бокалы и столь прилежно, что, вставши из‑за стола, сделаются иногда все как маленькие ребяточки, и начнут шуметь, кричать, хохотать, говорить нескладицы и несообразности сущие. А однажды, как теперь вижу, дошло до того, что вышедши с балкона прямо в сад, ну играть все тут на усыпанной песком площадке, как играют маленькие ребятки. Ну, все прыгать на одной ножке, а другие согнутым коленом толкать своих товарищей под задницы и кричать: „Ну! ну! братцы кто удалее, кто сшибет с ног кого первый!“, и так далее. А по сему судите, каково же нам было тогда смотреть на зрелище сие из окон и видеть сим образом всех первейших в государстве людей, украшенных орденами и звездами, вдруг спрыгивающих, толкущихся и друг друга наземь валяющих? Хохот, крик, шум, биение в ладоши раздавались только всюду, а бокалы только что гремели. Они должны были служить наказанием тому, кто не мог удержаться на ногах и упадал на землю. Однако все сие было еще ничто против тех разнообразных сцен, какие бывали после того и когда дохаживало до того, что продукты бахусовы оглумляли всех пирующих даже до такой степени, что у иного наконец и сил не было выйти и сесть в линию, а гренадеры выносили уже туда на руках своих».[1721]

Если к рассказам Екатерины II можно отнестись с сомнением, то воспоминания Болотова, безусловно, более достоверны. При этом, при всех его странностях, Петр III, конечно, безумцем не был. А вот один из убийц Петра III граф Г. Г. Орлов в начале 1780‑х гг. заболел психическим заболеванием, которое можно классифицировать как шизофрению.[1722]

Профессор Н. П. Ванчакова считает, что в анализе воспоминаний современников следует выделить перекрёстно повторяющиеся указания на алкоголь‑зависимое поведение Петра III. Алкогольная аддикция выражается не только во все повышающейся переносимости алкоголя (ростом толерантности к алкоголю), но и в изменениях личности, которые в большей степени затрагивают волю и эмоции. Именно эти свойства Пётр III проявлял в последние годы жизни. Указаний на то, что Пётр III имел эпизоды острых алкогольных психозов нет.

Обращаясь к нелегкой судьбе Павла I, следует отметить, что миф о «сумасшествии» императора начал формироваться еще при его жизни в виде так называемых «павловских анекдотов».[1723] Над таким образом убитого императора много потрудились его враги, фактически создав прецедент черного пиара.

Говоря об особенностях характера, следует, конечно, иметь в виду, что мальчик еще в детстве узнал, кто виновен в смерти его отца. Один из воспитателей Павла Петровича, Франц Эпинус, вспоминал: «Голова у него умная, но в ней есть какая‑то машинка, которая держится на ниточке, – порвется эта ниточка, машинка завернется и тут конец разуму и рассудку». Кроме того, знаменитый рассказ о призраке Петра I с его пророчеством: «Бедный, бедный Павел, бедный князь!» – известен от самого Павла Петровича. Письма невестки императора, Елизаветы Алексеевны, буквально переполнены возмутительными, с ее точки зрения, поступками Павла I: «Представьте себе, маменька, он велел бить чиновника, ведающего припасами для дворцовой кухни, только потому, что к обеду подали дурное мясо; бить в своем присутствии, да еще самой крепкой палкой».[1724] Впрочем, рафинированная императрица, заключенная в золотой клетке Зимнего дворца, была очень далека от реалий крепостнической эпохи. При этом следует иметь в виду, что Павел I восстановил телесные наказания для дворян, да и во взаимоотношениях с аристократами жестко следовал своей формуле: «Аристократ здесь тот, с кем я говорю, и до тех пор, пока я с ним говорю».

Кстати, будущий Николай I в молодые годы время от времени следовал примеру Петра I и Павла I, лично избивая подданных. 8 мая 1822 г. он отметил в записной книжке: «Жалнер измайловского пьяный, бью его и ломаю палку, поступил очень плохо». Наверное, самое главное в записи – покаяние: «Поступил очень плохо». Тем не менее уже 13 июня 1822 г. новая запись: «Оделся в полную генеральскую форму, разные непредвиденности при одевании, рассержен на Гримма, ударил его кулаком, весьма дурно, раскаиваюсь, помчался крупным галопом на Роланде на Марсово поле, уже началось». 27 марта 1823 г.: «Сломал подаренную Ангелом шпагу, колотя ножнами Афанасьева из 1 роты».

Возвращаясь к Павлу I, приведу фрагмент воспоминаний фрейлины императрицы Александры Федоровны (супруги Николая I) А. О. Смирновой‑Россет, которая вспоминала, как она, бывая у фаворитки императора Павла I Е. Нелидовой, услышала от нее, что: «Он положительно был болен, что вспышки гнева у него бывали страшные, но продолжались очень недолго, и что стоило только не смущаться, чтобы он успокоился. „Я именно так и поступала, не терялась, глядела ему прямо в глаза, и он начинал извиняться“».[1725]

Говоря об особенностях характера Павла I, следует иметь в виду обстоятельства его взросления: убийство отца матерью, подспудное противостояние между сыном и матерью, трагический опыт первого супружества, отобранные матерью сыновья… Этот перечень непростых жизненных обстоятельств Павла Петровича можно продолжить… Вполне возможно, что часть «странностей» императора носила наследственный характер, связанный со вполне отчетливой склонностью к пьянству его отца – Петра III Федоровича.

Комментарий профессора Н. П. Ванчаковой

Трагическая судьба Павла I и последующие рассказы о нём, описания его поведения, «павловские анекдоты», несомненно, внесли много искажений в характеристику его личности и оценку состояния психики. Более достоверным из всей этой информации можно признать, что Павел I имел вспыльчивый характер, высокую оценку своей личности, был склонен к реакциям гнева, но быстро успокаивался. Это в некой степени напоминает особенности характера Петра I. Император Павел I имел свои твердые убеждения о том, как должно быть организовано государство и какие реформы следует провести, чтобы этого добиться. Но убеждения, политические взгляды и поступки, которые их реализуют, не являются признаками психического расстройства. Сталкиваясь с сопротивлением со стороны окружения, противодействием придворных, крупных чиновников, военных начальников, он мог давать бурные эмоциональные реакции, которые отражали особенности его личности. А недоброжелатели в своих оценках могли этому придавать утрированный характер или расценивать как признак «ненормальности». Важно отметить, что император Павел I за свой период царствования успел провести реформы, которые оказали положительное влияние на устройство государства, и это не согласуется с растиражированным мнением о его низком интеллекте.