Можно ли было спасти Александра II после покушения 1 марта 1881 г

 

Поскольку факты, связанные с покушением народовольцев на Александра II, хорошо известны,[690] обратимся только к медицинской составляющей этой трагедии.

Основная канва произошедшего по времени укладывается в несколько часов: в 13.15 царь вышел из Михайловского дворца, вторая бомба, брошенная И. Гриневицким, взорвалась в 13.45. Смерть императора наступила в 15.35 пополудни.

Первым взрывом Александр II был не только контужен, но и ранен осколками зеркальных стекол кареты.[691] Второй взрыв отбросил императора к решетке Екатерининского канала. В камер‑фурьерском журнале указывается, что первыми словами очнувшегося царя стали: «Жив ли Наследник?.. Холодно, холодно…». Затем царь прошептал: «Скорее домой… скорее домой», а «затем, как бы отвечая на услышанное им предложение штабс‑капитана Новикова внести Его в ближайший дом для подания первоначальной помощи, Его Императорское Величество произнес: „Несите меня во дворец… там умереть…“».[692] Эта фраза Александра II свела на нет очень слабые шансы на его спасение. Дело в том, что на противоположной стороне Екатерининского канала, на Малой Конюшенной, находился Придворный госпиталь Придворной медицинской части с оборудованной операционной и квалифицированным персоналом.

Тогда, выполняя волю императора, его с трудом погрузили в сани и неперевязанного (!), с перебитыми бедренными артериями, на которые даже не наложили жгутов (!), повезли в Зимний дворец. Очевидцы вспоминали, что по мере приближения к Зимнему дворцу император терял сознание от потери крови, «которая сочилась из оборванных мускулов обеих голеней. Эти мускулы и составляли единственную связь между стопою и коленями обеих ног, так как кости голеней были раздроблены и вышиблены взрывом».[693] Казаки охраны с трудом, на руках, донесли Александра II до его кабинета, который находился на втором этаже дворца. Там его уложили на кровать и срезали остававшуюся на раненом одежду.

 

Император выходит из кареты после взрыва первой бомбы, брошенной Рысаковым

 

Император после взрыва второй бомбы, брошенной Гриневицким

 

Мундир Александра II по форме л. – гв. Саперного батальона, в котором он был убит 1 марта 1881 г.

 

Первыми медиками, которые оказались у кровати умирающего императора, стали дежурившие в Зимнем дворце гофмедик Ф. Ф. Маркус и лекарский помощник Коган. В этот же день, 1 марта 1881 г., следуя инструкции, Ф. Ф. Маркус написал на имя министра Императорского двора А. В. Адлерберга рапорт «о мероприятиях своих по оказанию ему последней медицинской помощи перед смертью». Поскольку этот документ составлен вскоре после смерти императора очевидцем событий, приведем его полностью: «В дежурство мое, сего 1 марта, в два часа пятнадцать минут по полудни позван был я для пособия Священной Особе Государя Императора. По немедленному моему прибытию в кабинет Его Величества вместе с дежурным лекарским помощником Коганом я нашел Государя Императора, лежащим на кровати, в полном бессознательном состоянии с полуоткрытыми глазами, с суженными, на свет не реагирующими зрачками, едва ощутимым пульсом и редким трудным дыханием. Лицо Его Величества было бледное, местами забрызгано кровью, челюсти судорожно сжаты. Обе голени раздроблены настолько, что представляют собою бесформенную массу, причем можно было констатировать следующее: на правой голени в верхней ее трети, перелом обеих костей с раздроблением во многих местах и разрывом мягких частей, на левой таковое же повреждение в нижней ее трети. Вышеупомянутое повреждение Его Величества признано мною, равно как и прибывшими после меня врачами, безусловно, смертельным. Применение всевозможных возбуждающих средств оказалось тщетным, и Государь Император в четверть четвертого по полудни в Бозе опочил. Дежурный гоф‑медик Ф. Маркус».[694]

 

Императора укладывают в сани для транспортировки в Зимний дворец

 

Императора увозят с места покушения

 

Последние минуты жизни Александра II в его кабинете в Зимнем дворце

 

Спустя 19 лет Ф. Ф. Маркус написал небольшую заметку, которую назвал «Последние минуты Императора Александра II». Он вспоминал, что после некоторого шока «мгновенно собрал все необходимое, как‑то: лекарский набор, вату, бинты, кровоостанавливающую жидкость и пр.», побежал в кабинет царя, где нашел его в полулежачем положении. Врачу «бросилось в глаза, эти страшно обезображенные нижние конечности, в особенности левая, которая, начиная от колена и кончая полуоторванной стопой, представляла бесформенную раздробленную кровяную массу; правая конечность была тоже повреждена, но менее левой; правая была обута в сапог, левая же стопа без сапога. Обе раздробленные конечности были на ощупь холодные». Врач подчеркивал, что он, «не потеряв присутствия духа», приказал лекарскому помощнику «придавливать как можно сильнее обе бедренные артерии», сам же приступил «к оживлению потухающей жизни». В чем конкретно заключалась эта помощь, автор не уточнял. Естественно, это не дало никакого результата, император продолжал находиться без сознания. Маркус подчеркивал, что все усилия прибывших после него врачей также были тщетными. Среди этих врачей был и С. П. Боткин, который нашел царя «уже без пульса». На вопрос цесаревича о прогнозе «он ответил: „от 10 до 15 минут“». Время смерти он называет в воспоминаниях несколько иное – 15 ч. 30 мин..[695]

Воспоминания лекарского помощника Когана, опубликованные в 1913 г., более обширны и в них больше деталей собственно медицинского характера. Он подчеркивает самостоятельность своих действий в экстремальной ситуации: «Моментально я прижал левую бедренную артерию, вслед за мною доктор Маркус прижал правую бедренную артерию. С Божьей помощью удалось остановить кровотечение из артерий». Он подробно перечисляет, что делал для того, чтобы привести царя в чувство: «спрыскивал и обтирал полотенцем лицо, давал нюхать нашатырный спирт и влил несколько валериановых капель в уста государя. Подание помощи длилось не более двадцати минут, и государь император стал дышать глубже прежнего, и, наконец, я услышал стон… После этого я ощупал едва ощутимый пульс, он был нитеобразный, весьма слабый; затем наложил руку на сердце государя, толчки были тоже слабые».[696] Все описанное длилось первые 15–20 минут после того, как царя доставили в его кабинет, и до подхода других врачей. Все перечисленные действия делались, видимо, одной рукой или при помощи близких, так как одна рука пережимала бедренную артерию. Далее, по словам Когана, доктору Ф. Ф. Маркусу стало дурно, и он вышел из кабинета. Любопытно, что сам Ф. Ф. Маркус упоминает только о своем «столбняке», когда он услышал о том, что царь ранен, но ничего не пишет ни в рапорте, ни в воспоминаниях о том, что оставил фельдшера наедине с умирающим царем. Кстати, официальный историограф царствования Александра II С. Татищев ошибочно упоминает о том, что «дежурный гоф‑медик Маркус перевязал ему раны».[697]

После ухода Маркуса лекарский помощник Коган «принял от него и правую бедренную артерию и, таким образом, остался держать обе артерии руками». Вскоре появились другие врачи – доктор Круглевский и доктор Дворяшин, который немедленно отправился за ампутационным ящиком. Круглевский опрыскивал в это время царя холодной водой, а затем начал давать царю кислород, который был принесен из Придворной аптеки. Все это время Коган держал обе артерии, но кровь продолжала сочиться из множества ран. После того как вернулся доктор Дворяшин с ампутационными инструментами, «был наложен эсмарховский бинт на правое бедро, а потом на левое, я же поддерживал оба бедра», пишет Коган. Прошло еще двадцать минут, и появились проф. Боткин, проф. Богдановский и почетный лейб‑медик Головин. Боткин начал выслушивать сердце. Коган спросил: есть ли какая надежда? На что «Сергей Петрович посмотрел на меня и сказал, что нет никакой надежды». Лекарский помощник также описывал ранения императора: «конечностей левой стопы совсем не было, обе берцовые кости до колен раздроблены, мягкие части, мускулы и связки изорваны и представляли бесформенную массу, выше колена до половины бедра несколько ран, происшедших как бы от дробинок; были так же подтеки, лицо закапано кровью, веко левого глаза было ранено как бы дробинкой».[698]

Из мероприятий медицинского характера врач упоминал еще опрыскивание сернокислым эфиром. Кроме этого, для оживления деятельности сердца при такой массивной кровопотере медики надавливали «кровеносные жилы от периферии к центру», но это не принесло никаких результатов. При наложении каучуковых бинтов на правую ногу выше колена «доктора старались сохранить всю оставшуюся в оборванных частях тела кровь и отдавить ее по направлению к сердцу». Кроме этого, «чтобы сэкономить кровь для питания мозга, решено было наложить бинт и на правую руку».[699] После бинтования ран «доктор Боткин сказал, что сердечные тоны становятся яснее». После совершения обряда Св. Таин «деятельность грудобрюшинной преграды стала видимо ослабевать и дыхание совершалось только верхними частями грудной клетки. Тотчас же помчались в Конюшенный госпиталь за снарядом для переливания крови».

В это же время медиками был подписан единственный бюллетень: «Состояние Его Величества вследствие потери крови, безнадежно. Лейб‑медик Боткин, профессор Богдановский, почетный лейб‑медик Головин, доктор Круглевский». В 15 час. 35 мин. была диагностирована смерть «от быстрой и обильной потери крови (острое малокровие) через разрушенные артерии нижних конечностей». Император Александр II скончался на 63‑м году и на 26‑м году царствования.

Особенно значимой является запись в дневнике лейб‑медика С. П. Боткина, оставленная в день перенесения тела Александра II из Зимнего дворца в Петропавловский собор:[700] «Прошлое воскресенье 1 марта я был дома и работал до половины третьего, перед выездом на консультацию только что вынул виолончель, чтобы обмять свои пальцы, является Иван с известием, что приехал курьер из дворца, что что‑то случилось. Я вышел сам к курьеру, и по его лицу можно было видеть, что случилось что‑то недоброе. „В Государя стреляли!“ – „Ранен?“ – „Не знаю, но его с закрытыми глазами пронесли на руках, и я тотчас же поехал сюда“. Без 10 минут я был во дворце, в передней, на лестнице, в коридоре дворца толпились люди, большей частью в полной парадной форме, что полагается в различных дворцовых выходах. Все имели смущенный вид, и бо́льшая часть шла по направлению к кабинету Государя. Ал. Пётр. Ольденбургский встретился мне на лестнице, он быстро спускался. „Торопитесь, вы нужны“, – сказал он мне. Признаюсь, что у меня сердце забилось и болезненно сжалось; взойдя в комнату перед кабинетом, я увидал массу народа, я никого не видел и не помню, кто тут был, дверь в кабинет была отворена на обе половины, вдоль рабочего стола стояла обычная походная кровать Г[осуда]ря, и на ней лежал умирающий царь, он был в одной рубашке, обе ноги врозь, ниже колен на обеих сторонах в кровавой мясистой части виднелись отдельные куски разбитых костей, лицо было мертвенно бледно, глаза открытые, тусклые, рот открыт, Г[осуда]рь усиленно вздыхал, расширяя всеми мышцами свою грудную клетку, при каждом вздохе рот открывался шире, кожа была холодна, пульс не прощупывался, тоны сердца не слышны, при выслушивании дыхания слышны были хриплые сонорные хрипы спереди; Г[осуда]рь умирал, оставалось только дыхательное движение. Доктор Круглевский, прижимавший femoral[is] артерии совместно с доктором Маркусом и Дворяншиным, начали бинтовать обе ноги и левую руку; при выслушивании вслед за этим появилось несколько сердечных тонов с неправильным ритмом; я предложил сделать переливание крови, бросились за аппаратом в Конюшенный госпиталь; но дыхание становилось все реже и поверхностней, нижняя часть грудной клетки уже не расширялась при вдохе, оставалась работа только верхней грудной части, затем только шейных позвонков и, наконец, дыхательные движения грудной клетки прекратились, но время от времени появлялись спазматические движения надгортанного хряща, но вот и этот проблеск жизни исчез – Г[осуда]рь скончался в 3 ч. 35 минут. Кабинет Г[осуда]ря был полон, когда я взошел, тут были все наличные члены семьи, наследник, в[великий] к[нязь] Владимир стояли около постели, княгиня Юрьевская оживляла умирающего, прыская на него водой, давая нюхать спирт, поливая на грудь и голову гофманскими каплями, моля о помощи, обращаясь нередко ко мне, упрашивая привести Г[осуда]ря в чувство, всё время давая кислород, но когда дыхание прекратилось, несчастная жена вдувала ему воздух сама, надеясь вдохнуть ему жизнь; цесаревич время от времени громко рыдал, Владимир, во‑видимому, был более хозяин самого себя; когда привели детей Юрьевских, чтобы проститься с отцом, когда мать хотела открыть одеяло, чтобы показать раны умирающего – „Княгиня, этого нельзя“, – раздался строгий голос Влад[имира], и детей тотчас же увели. Минут за пятнадцать до прекращения дыхания явился священник Рождественский с разными дарами и хотел причастить Г[осуда]ря, но рука священника так дрожала, что он не в состоянии был попасть в сосуд ложечкой; я должен был взять руку священника и укрепить ее в своих руках и таким образом дал возможность взять дары и донести их до рта умирающего, который и проглотил причастие; вслед за причастием явился Бажанов и прочитал отходную, все стали на колени, слышались в различных частях комнаты всхлипывания. Как только что скончался Г[осуда]рь, я вышел из комнаты и некоторое время держался вместе с другими врачами, за полчаса до смерти приехал Головин, за ним Богдановский; начали составлять бюллетень прежде об опасной ране,[701] затем о смерти – то и другое было подписано докторами. В тот же вечер было поручено бальзамирование тела с участием тех же лиц, которые были при вскрытии Императора, а также Богдановского, Круглевского, на вскрытие были приглашены Карель и Цицурин, последний был и при кончине.

Не стану описывать подробности вскрытия относительно раны Г[осуда]ря, скажу только, что обе кости голени по обеим ногам были раздроблены, на правой ноге ранение было несколько выше, чем на левой, все большие сосуды были разорваны, на правой popleten'a была разорвана под коленом, левая ступня почти вся снесена, осталась только кожа подошвы с одной косточкой, на бедрах в виде кожи подтеки по краю его чресел на мошонке, на руках, особенно глубоких с разрывом всей толщи кожи на правой руке. Лёгкое расширено, эмфизематозно, отёчно особенно с правой стороны, левое приращено сзади вдоль позвоночника, лёгочная ткань вполне здорова за исключением эмфиземы, сердце увеличено в объеме, стенки левого желудочка гипертрофированы, клапаны совершенно целы, аорта восходящая склеротирована с известковыми отложениями, аорта грудная расширена довольно значительно и не совсем равномерно, бронхи его резко изменены эндоартерическим процессом; art[eria] hepatica prop[ago] вследствие того же процесса, сердце почти пусто от крови, без сгустков, ткань печени здорова, поперек органа заметно несколько складок в виде поперечных бороздок в ширине поперечного пальца (от наличия здесь массы крови), в пустом от желчи желчном пузыре два конкремента, один с лесной орех, другой с кедровый; оба зеленоватого цвета, многоугольной формы; желудок, кишечник совершенно здоровы, гипертр[офированы] сосуды, желудок в состоянии переполнения пищей, серозная оболочка левого предсердия по пространству всей клетки представляет свежий кровоподтёк.

В заключении можно сказать, что смерть произошла от быстрой потери крови вследствие разрыва больших сосудов.

Мои предположения о состоянии здоровья Г[осуда]ря вполне подтвердились вскрытием, нервная бронхиальная астма вызвала за последние годы легочную эмфизему, за последние годы стала развиваться на территории левого желудочка как следствие старческого артериосклероза. Наши предположения о возможности эмфиземы в грудной аорте объяснялись значительным расширением этого сосуда и плевритом в окружности.

Этим и закончилась мое служение семейству Государыни, с которой началась моя деятельность при Дворе».[702]

Сохранились и другие дневниковые записи очевидцев смерти императора в Зимнем дворце.[703]

В 15 ч. 35 мин. была диагностирована смерть «от быстрой и обильной потери крови (острое малокровие) через разрушенные артерии нижних конечностей». Что такое артериальное кровотечение из разорванных бедренных артерий, не перетянутых жгутом на протяжении 30–40 минут, понятно даже не медикам…

Поскольку смерть императора последовала только через полтора часа после взрыва, часть ответственности за его смерть легла и на врачей, которые находились рядом с ним в момент его смерти. Для того чтобы дать максимально полную информацию о деятельности медиков, доктор Дворяшин, врач 4‑го стрелкового батальона императорской гвардии, опубликовал 4 марта 1881 г. в «Санкт‑Петербургских ведомостях» письмо, в котором подробнейшим образом восстановил ход врачебных мероприятий.

В этом письме доктор пытался дать ответ на вопрос: были ли смертельны раны царя? Он заявил, что ранения «не были абсолютно смертельны». Он пояснил, что «раздробление костей обеих голеней, само по себе, после двойной ампутации, не абсолютно смертельно, если бы не сопровождалось такою страшной потерею крови». Вину за смерть царя он перекладывал на тех, кто находился рядом с царем в момент взрыва: «Не потеряй голову окружающие Государя, сделай кто‑нибудь прижатие бедренных артерий или перетяни, чем попало, бедро целиком и – Государь был бы спасен». Врач также упоминает, что медиками рассматривался даже вариант переливания крови: «Тотчас же помчались в Конюшенный госпиталь за снарядом для переливания крови». Напомню, что Александр II был ранен буквально в двух шагах от этого госпиталя, где, как следует из цитаты, имелось все необходимое для сложных хирургических операций.

 

К. Е. Маковский. Александр II на смертном одре

 

Примечательно, что сразу же после смерти Александра II его сын, уже император Александр III, через лекарского помощника Когана распорядился оказать медицинскую помощь раненым конвойным казакам, которые находились во дворце, и доложить ему об их состоянии.

Затем, около четырех часов пополудни, пришли проф. В. Л. Грубер с ассистентами А. И. Таренецким и П. Ф. Лесгафтом для бальзамирования.[704] К бальзамированию они приступили после проведения вскрытия, которое началось около 24 часов 1 марта 1881 г. и закончили свою работу в 7 часов утра 2 марта 1881 г. Тогда же придворный фотограф С. Л. Левицкий сфотографировал покойного императора.

Профессор Ю. А. Молин на основании приведенного заключения сформулировал судебно‑медицинское описание повреждений ног Александра II следующим образом: в нижних третях голени локализовались массивные зияющие раны неправильно‑овальной формы с неровными краями, имевшими множественные радиальные разрывы, которые формировали протяженные лоскуты, отслоенные от подлежащих тканей. В глубине ран были видны размозженные мягкие ткани, множественные костные осколки.[705] В результате смерть последовала от взрывного газового‑детонационного разрушения обеих стоп и голеней, сопровождавшегося слепыми непроникающими ранениями головы, бедер, с развитием травматического шока и острого малокровия внутренних органов. Нельзя исключить факта ударно‑волнового повреждения (баротравмы) легких. Кроме непосредственных причин смерти Александра II, травмы от взрыва могли сопровождаться эмболией, связанной с проникновением воздуха в поврежденные венозные сосуды, а также поступлением в них жира, что было вызвано попаданием в кровеносное русло частиц размозженной жировой клетчатки и костного мозга (вследствие перелома костей).[706]

 

Протокол вскрытия Александра II (РГИА. Ф. 468. Оп. 46. Д. 112. Л. 1)

 

Протокол вскрытия Александра II (РГИА. Ф. 468. Оп. 46. Д. 112. Л. 3 об.)

 

Таким образом, в оказании медицинской помощи Александру II 1 марта 1881 г. были допущены грубые организационные просчеты: дальняя, длительная и неправильная – без носилок и иммобилизации – транспортировка, задержка с применением неотложных мероприятий по остановке кровотечения, обезболиванию и переливанию крови, неприменение ампутации разрушенных взрывом стоп и голеней.[707]

Если вернуться к изначальному вопросу, трансформировав его в русле альтернативной истории: можно ли было бы сегодня спасти Александра II от полученных ран? – академик Б. В. Петровский отвечает на это следующим образом: на автомобиле «скорой помощи» императора доставили бы в ближайшую специализированную хирургию. По дороге был бы проведен ряд необходимых мероприятий: остановлено кровотечение, введены противостолбнячная сыворотка и обезболивавшие средства, начато переливание кровезамещающих жидкостей и противошоковых препаратов. В стационаре больному произвели бы первичную хирургическую обработку ран, при показаниях – реампутацию конечностей и продолжили активные противошоковые, а по существу реанимационные, мероприятия, включая массивные переливания крови. Комплекс этих мероприятий, вероятно, мог бы «вытащить» Александра II.[708]