От пузыря предпочтений к социальному заражению: навязываемое будущее

Будучи ребенком, выросшим в Миссури, я иногда сталкивался с радиолюбителями — энтузиастами связи, так сказать, — которые посылали сигналы в стратосферу просто для того, чтобы посмотреть, возможно ли связаться с кем-то на другом конце света. Люди любят связь, и Интернет открыл дверь в мир соединений, которые радиолюбители не могли даже себе представить. Независимо от географии, люди, которые одинаково мыслили и имели одинаковые интересы, стремления, мечты и цели, могли общаться, творить и поверять друг другу секреты.

Одиночки после стольких гонений и репрессий вдруг взглянули на мир в позитивном ключе, когда мы вступили в новое тысячелетие в 2000 году.

Всемирная Паутина разрушила границы локального и открыла глобальное сообщество. Персональный компьютер, теперь подключенный к Интернету и поисковым системам, таким как Netscape и Google, предоставлял любой интерес, факт или предмет на кончиках касающихся клавиатуры пальцев. Физические границы больше не имели значения, и те, кто был увлечён, к примеру, шахматами, исследованиями рака или телевизионным шоу "Друзья", могли найти единомышленников-энтузиастов по всему миру, желающих поделиться своими мыслями и опытом. Те, кто ранее находился под властью репрессивных режимов и был лишён доступа к информации и внешнему миру, могли использовать анонимность Интернета для установления отношений, обмена своими надеждами на перемены к лучшему, будь то у себя на родине или где-либо ещё.

Наилучшие намерения и предполагаемые результаты ярко проявляются с каждым достижением в области информационных технологий. Открытая система Интернета привела к созданию доступных хранилищ узкоспециализированной информации, привлекательной для небольших аудиторий, распределённых по всему миру.

Крис Андерсон из журнала Wired красиво описал этот феномен с точки зрения бизнеса в своей книге "Длинный хвост: почему будущее бизнеса - продавать меньше, а не больше" (The Long Tail: Why the Future of Business Is Selling Less of More). Основываясь на исследованиях Эрика Бриньольфссона, Ю. (Джеффри) Ху и Майкла Д. Смита, Андерсон объяснил, как онлайн-доступ создаёт не только более низкие цены, но и увеличивает ассортимент продукции. В эпоху, предшествовавшую Интернету, когда традиционные местные рынки предлагали лишь небольшой ассортимент дорогостоящих товаров, Всемирная паутина предоставляла возможность продавать такие вещи, как книги, музыку и товары домашнего обихода, в меньших объёмах, но в течение более длительного периода. “Длинный хвост” относился к высокочастотному распределению мощностей. Проще говоря, Интернет позволил тем, кто находится на периферии, продавать свои товары более широкой аудитории в течение более длительных периодов времени, потому что не было никаких затрат на содержание продуктов, размещённых на рынке. Аудитория в конце концов сама найдёт то, что ей нужно, где-нибудь в Интернете.

«Длинный хвост» относился не только к продуктам, но и к идеям. Самолёты с дистанционным управлением, вышивка крестиком, квиддич, домашнее пивоварение — кто-нибудь интересовался теми же темами, концепциями или даже ненавистью, что и кто-то другой где-то в огромном мире. Интернет устранил барьеры между этими людьми и резко снизил затраты на коммуникацию, а затем и на производство контента.

Плюсы были очевидны, но в эйфории любого нового прогресса мало кто просчитывал минусы того, что кто угодно на планете связывался с кем-либо ещё. Хакеры и киберпреступники были одними из первых, кто использовал Интернет в погоне за наживой и успехом. Вначале они работали поодиночке, но со временем объединялись. Помимо технических хитростей взлома, группы ненависти и террористы нашли в Интернете анонимную карманную вселенную для общения с единомышленниками. В любом отдельно взятом городе была лишь горстка экстремистов или, возможно, только один, но с появлением Интернета в настоящее время существуют сотни и даже тысячи экстремистов, которые использовали онлайн-собрания для содействия физическому сосредоточению террористов в глобальных безопасных убежищах или отдалённых поселениях.

Вспомните воинственность джихадистов до "Аль-Каиды". Моджахедам потребовалось десятилетие, чтобы повысить осведомлённость, радикализировать и завербовать всего несколько тысяч международных добровольцев для борьбы в Афганистане против Советского Союза. Кассеты, бумажные листовки и дервиши-зилоты, бродящие по земле, связывались с сочувствующими сторонниками, заинтересованными в проведении насильственного джихада, и привлекали их. Аль-Каида — База — подготовила небольшие группы для развёртывания в качестве глобальных проповедников своего дела во время любых войн в мусульманских странах. Процесс идеологической обработки бен Ладена сертифицировал бойцов для его бренда. Выпускник тренировочного лагеря был экспертом как по уму — идеологически приверженцем воинствующего джихада — так и по телу: физически квалифицированным и готовым к проведению боевых операций или террористических атак. В Сомали, Судане, Йемене и Афганистане досягаемость "Аль-Каиды" до Интернета оставалась ограниченной несколькими лояльными, обученными и квалифицированными сторонниками, которые проповедовали видение бен Ладена и преследовали его жестокие цели.

Интернет предоставил виртуальное убежище "Аль-Каиде" бен Ладена, позволив небольшому меньшинству мусульман, склонных к экстремизму джихада, общаться с единомышленниками в “длинном хвосте". Те, кто думает, как бен Ладен, или хочет быть похожим на бен Ладена, могли слышать его слова, видеть атаки его группы и общаться с его организацией. В то время как контртеррористы рыскали по земле в поисках штаб-квартиры "Аль-Каиды", Интернет обеспечивал достаточное прикрытие, возможности и пространство для террористической группы, чтобы выжить физически, процветая виртуально. Это сделало "Аль-Каиду" крупнее, но не обязательно лучше — более разрозненной и неуловимой, но уязвимой для расколов и трудной в управлении.

***

Интернет объединил мир, но со временем соцсети разорвали его на части.

Есть много причин, по которым это произошло, но один фактор стоит выше остальных: предпочтения. Необузданные предпочтения — способность человека делать почти бесконечный выбор в социальных сетях — когда они накапливаются в глобальном масштабе, разрывают структуру обществ, калечат демократические институты и поляризуют аудиторию, концентрируя её участников в виртуальных и физических «пузырях». Неустанная погоня за предпочтениями превращает умные группы в глупые толпы, приводит к выбору предпочтительных вымыслов вместо реальных фактов и создаёт среду, в которой люди имеют доступ к большему количеству информации, чем когда-либо в истории, но на самом деле это отдаляет их от понимания устройства реального мира.

Сила предпочтения теперь преследует не только аль-Каиду, поскольку её опередило Исламское государство, разбирающееся в соцсетях, но и Америку, страну, создавшую социальные сети. Отсутствие барьеров для входа и неограниченные удовлетворения предпочтений в виртуальном мире перевесили возможность ориентироваться в окружающей действительности.

Онлайн-маскировка, стремление к комфорту и подтверждение собственных гипотез создают уютную параллельную альтернативную реальность.

Те, кто исследуют Интернет и социальные сети, не ожидали такого коллапса, и даже компании, занимающиеся соцсетями, только сейчас начинают осознавать, что происходит. В "Длинном хвосте" Крис Андерсон предсказал, что удовлетворение любого предпочтения приведёт к блаженству. Заголовок одной из его глав был “Рай решений: мы вступаем в эпоху беспрецедентного спектра выбора. И это хорошо". Андерсон был прав насчёт того, что Интернет объединяет нас, но его оптимизм по поводу предпочтений не оправдался. Неограниченное разнообразие и выбор каким-то образом разделили нас, разозлили по причинам, которые мы пока не можем объяснить, и ожесточили по отношению к нашим соотечественникам, друзьям и семье, не разделяющим наших предпочтений.

Аналогичным образом, Эндрю Макафи и Эрик Бриньольфссон в своей книге 2017 года "Машина, Платформа, Толпа" (Machine, Platform, Crowd) описывают, как современные толпы, наделённые технологиями смартфонов, теперь вносят свой вклад в знания общества и могут работать вместе для поиска решений. Они объясняют, как с помощью Интернета были сняты барьеры, существовавшие до постиндустриальности, когда общественные элиты и их институты сохраняли коллекции знаний, которые они использовали для создания своих продуктов и продвижения своих программ. Подготовленные специалисты отбирали, организовывали и поддерживали информационные коллекции, представляющие то, что они описывают как “ядро” — набор доминирующих организаций, учреждений, групп и процессов. Рассвет Интернета, ещё более ускоренный смартфонами и соцсетями, породил альтернативу, которую они описывают как “толпу” — созданную пользователями библиотеку бесплатной информации, создающую огромные объёмы знаний с головокружительной скоростью.

Они утверждают, что эта онлайн-толпа теперь превосходит ядро, переворачивая бизнес, целые отрасли и само общество.

Вплоть до зарождения социальных сетей и в первые годы их существования толпа действительно превосходила ядро, способствуя беспрецедентным экономическим изменениям и трансформируя способы общения социумов и правительств. Гармоничные толпы определённо умнее, чем ядро. Но мы часто забываем (как это сделал и я при анализе краудсорсингового терроризма), что “ядро” - технологическая и академическая элита - доминировало в Интернете и что оно первым появилось в соцсетях.

Первую web-толпу составили те, кто обладал достаточными прерогативами для доступа в Сеть и кто мог позволить себе приобрести смартфон. Первые участники толпы — с середины 1990—х до конца 2000-х – должны были обладать некоторым техническим образованием и возможностью пробами и ошибками обучаться для создания и модерации контента на форумах, в блогах и в чатах. В конце концов, Марк Цукерберг основал Facebook в Гарварде, а не в Сомали.

Первые толпы в Интернете и соцсетях были более обеспеченными, опытными и привилегированными, чем их соседи — в совокупности они были эрудированней основной массы. Эксперты в ядре, по-прежнему, обладали хранилищем опыта, суждений и знаний, позволяющим эффективно использовать энергию толпы для решения собственных отдельных задач в конкретных дисциплинах, определяя, какие идеи и инновации опережали те, что заполняли библиотеки и отраслевые практики до Интернета. Они могли оценить достоинства новых открытий и использовать их. С появлением Сети это ядро и стало первой толпой. Однако сегодняшние толпы – то есть все, у кого есть мобильный телефон и учётная запись Facebook, сильно отличаются от ограниченных и куда меньших виртуальных толп, существовавших всего десять лет назад.

Мой опыт общения с толпой — наблюдение за комьюнити, свергнувшими диктаторов во время Арабской весны, ордами, присоединившимися к ИГИЛ, специалистами по борьбе с терроризмом, которые пропустили подъём ИГ, и политическими электоратами, обманутыми Россией на президентских выборах 2016 года, — заставляет меня поверить, что толпы становятся все более глупыми, движимыми идеологией, желаниями, амбициями, страхом и ненавистью, или тем, что в совокупности можно назвать “предпочтениями".

Эли Паризер, глава сайта вирусного контента Upworthy, отметил в своей книге "The Filter Bubble" (За стеной фильтров, пер. А. Шириковой) само появление алгоритмов мониторинга социальных сетей и поисковых систем в Интернете и опасность того, что они целенаправленно окружают пользователей пузырями информации, разработанной только в соответствии с их предпочтениями. Со временем эти “пузырьки” создают «камеры депривации», блокирующие альтернативные точки зрения и факты, которые не соответствуют начальным культурным и идеологическим предпочтениям пользователей. А так как аудитория соцсетей всё время стремительно молодеет, можно представить с какими представлениями о мире они консервируются в этих пузырьках.

Паризер признал, что отфильтрованные пузырьки создадут “впечатление, что наши узкие личные интересы - это всё, что существует”¹. Интернет объединил людей, но предпочтения в социальных сетях теперь разделяют нас благодаря созданию пузырей фильтруемой информации.

Пузыри предпочтений возникают не только из-за того, что алгоритмы соцсетей предоставляют людям то, что они хотят, но и из-за того, что люди, выбирая что-то в виртуальном мире, вызывают изменениям в мире реальном. Виртуальный хвост виляет реальной собакой. Потому что спрос рождает предложение. Просто теперь спрос формируется не возникающими в быту ситуациями, а дизайнерами стартапов, новинок и экспериментальной продукции корпораций, вбрасывающими в соцсети не готовый продукт, а лишь его предполагаемые характеристики. Сотни и тысячи ретвитов, лайков и кликов объединяют предпочтения аудитории, давая производителям ясную картину того, в какую сферу будет смещаться их производство.

Когда пользователи видят информацию, подтверждающую их убеждения, она им нравится, они делятся ею и обсуждают её. Соцсети незаметно создают крупномасштабную предвзятость — тенденцию искать или интерпретировать информацию таким образом, чтобы подтвердить ранее существовавшие убеждения. Когда пользователи видят информацию, которая бросает вызов их предпочтениям, они могут заблокировать распространителя контента. Или, если они хотят бросить вызов распространителю, они будут искать и продвигать контент, непосредственно оспаривающий его. Информация, используемая для разрешения таких споров, может быть правдивой, а может и нет, но важно подтверждение, полученное лицом, выдвигающим её. Предвзятость подтверждения усугубляется, когда пользователи становятся эмоциональными, инстинктивные тенденции склоняют их к борьбе или бегству. Стресс, встряски, соревнования, слухи о стихийных бедствиях и угроза нашим основным ценностям заставляют пользователей обращаться к этой предпочтительной информации, которая помогает им чувствовать себя в безопасности.

Социальные сети усиливают предвзятость благодаря огромному объёму предоставляемого, оцениваемого и распространяемого контента. Но соцсети также связывают пользователей с их друзьями, семьёй и соседями — всеми людьми, которые чаще всего думают так, как они, говорят так, как они, и выглядят так, как они. Пользователи социальных сетей в диалоге и совместном времяпрепровождении будут видеть новости, информацию и впечатления, предоставленные их друзьями и подписчиками. Они, естественно, склонны верить этой информации в результате скрытой предвзятости — склонности доверять людям, которых мы считаем членами нашей собственной группы. Если пользователи доверяют отправителю, то доверяют и отправляемой им информации, независимо от того, является ли она точной или нет.

Предвзятость подтверждения и неявная предвзятость, работающие вместе, вовлекают пользователей соцсетей в цифровые общины. Отдельные люди жертвуют своей индивидуальной ответственностью и инициативой ради самых громких голосов в предпочитаемой ими толпе. Цифровое племя принимает коллективные решения, основанные на групповом мышлении, блокируя альтернативные точки зрения, новую информацию и идеи. Цифровые общины со временем дробятся на политические, социальные, религиозные, этнические и экономические ареалы. Уклон в статус-кво, тяга оставить всё как есть, предпочтение текущего положения дел перед изменениями, возникает в этих цифровых племенах, заставляя соплеменников подавлять инакомыслие или подвергаться исключению из группы.

Подтверждение личного мнения, неявное желание сохранить всё без изменений и предвзятое отношение к статус-кво в масштабах соцсетей усиливают пузыри предпочтений. Эти три явления, меняющие мир, опираются друг на друга, чтобы усилить пагубное течение, породившее Исламское государство и теперь сотрясающее западную демократию.

***

“Я был лучшим, не потому что умело сражался или быстро убивал. Я был лучшим, потому что толпа любила меня. Завоюй толпу, и ты завоюешь свободу".

Так говорил Антониус Проксимо генералу Максимусу в исполнении Рассела Кроу в фильме "Гладиатор".

Максимус понял, что от него требовалось: “Я завоюю толпу. Я дам им то, чего они никогда раньше не видели”.

Жизнь научила Проксимо читать сборища и толпы, и он обязательно доминировал бы в современных соцсетях. Популизм с наживкой — продвижение популярного контента, мнений и персонажей, которые их озвучивают, — теперь определяет повестку дня и формирует параметры террора, управления, политического курса и нашего будущего. Аудитория коллективно лайкает и ретвитит то, что соответствует её предпочтениям. Чтобы завоевать аудиторию, лидеры, кандидаты и компании должны учитывать эти коллективные вкусы.

Лидеры не рождаются и не создаются сегодня; они накапливаются за счёт суммы кликов на iPhone и поисковых запросов в Google. Те, кто дают толпе то, что она хочет, получат то, что им нужно для продвижения своей повестки. Чем больше человек играет в соответствии с предпочтениями толпы, тем больше он будет продвигаться по службе и тем больше завоюет власти и денег. Власть, однажды обретённая, затем может быть использована для предоставления предпочтений толпе, поскольку толпа захочет отстаивать и поддерживать то, что она создала, будь то образ халифа или президента.

Популизм с наживкой стимулирует ещё одно течение, набирающее опасную критическую массу: национализм в социальных сетях. Общины и кланы на протяжении веков были ограничиваемы общим происхождением, историей, культурой и языком, как это определено физическими биогеоценозами, которые они населяют. Флаги, символы, лозунги, речи, одежда и традиции характеризовали нации в реальном мире, мобилизуя общества под знаменами общих ценностей против общих врагов. Но с появлением Интернета многие люди теперь проводят больше времени с другими людьми онлайн, чем лично, общаясь с виртуальными персонажами-единомышленниками, которые всё чаще проживают за пределами физической местности, где они живут своей повседневной жизнью.

Каждый год, по мере расширения доступа к соцсетям и ускорения виртуальных связей, цифровые нации всё чаще формируются вокруг онлайн-сообществ, где отдельные пользователи выказывают общие предпочтения. Пользователи социальных сетей теперь проживают в виртуальных странах мессенджеров, где они идентифицируют свою преданность с помощью хэштегов, схожих биографий и аватарок. Эти виртуальные подсказки позволяют пользователям общаться с членами своей кибернации в соцсетях, чувствовать поддержку в своих убеждениях и формировать коллективные цифровые ценности, независимо от того, придерживаются ли они принципов поведения и символики виртуальной нации в реальной жизни или нет. Кибернации соцсетей (т.е. конкурирующие эгрегоры предпочтений) ведут постоянные информационные войны на цифровых полях сражений — платформах социальных сетей — продвигая свою нацию, реальную или воображаемую, против своих цифровых противников. Этот национализм в социальных сетях предоставляет своим виртуальным гражданам убежище от реальности и заменяет компромисс в реальном мире коллективным виртуальным стремлением к общим предпочтениям.

Чем больше людей живёт в онлайн-мире, тем в большей степени их онлайн-мир определяет, кто они такие. Поскольку места всё чаще становятся похожими благодаря корпоративному франчайзингу и сообществам по изготовлению контента, люди могут быть склонны идентифицировать себя скорее, как выходцев из # TrumpTrain или #Resistance, чем из Техаса или Нью-Йорка. Кибернация, с которой кто-то идентифицирует себя в социальных сетях, предоставляет больше информации о ком-то, чем город или страна, из которых он родом.

Национализм в социальных сетях и популизм с наживкой привели к третьему явлению, которое подрывает интеллект толпы, угрожая прогрессу человечества и единству демократии: недостаче опыта.

По мере того как барьеры для доступа в Интернет становились всё проще и ниже, любой человек, независимо от образования, профессиональной подготовки или статуса, мог изучать информацию и высказывать своё мнение в дебатах. На первый взгляд это может показаться благом для демократии, поскольку увеличение объёма информации, уровня осведомлённости и слышимости голоса, по-видимому, будет способствовать большей гражданской активности и росту числа дискуссий, а также улучшению результатов коллективного труда. Вместо этого же пользователи соцсетей в своей неустанной погоне за предпочтениями выборочно сортируют информацию и опыт на те, которые им нравятся и не нравятся, а не на те, что являются правдой и ложью или, например, реальностью и вымыслом. Пользователи соцсетей, участвующие в толпе, решили быть счастливее и глупее, не просто бросая вызов ядру McAfee и Бриньольфссона, но и стремясь уничтожить его.

Том Николс, профессор Военно-морского колледжа США, излагает третий феномен в своей книге 2017 года "Death of Expertise" (Смерть экспертизы. Как интернет убивает научные знания. Перевод Т. Л. Платоновой). Николс описывает, как Интернет открыл двери информации для любого человека, и через социальные сети пользователи получают тщательно отобранные данные и мнения, подтверждающие их предпочтительную веру. Он утверждает, что в современную эпоху “любое утверждение об экспертности вызывает взрыв гнева со стороны определенных кругов американской общественности, которые немедленно жалуются, что такие заявления являются не более чем эгоистичной склонностью к «захвату власти», верными признаками ужасной "элитарности" и очевидной попыткой использовать полномочия для подавления равноправного диалога, обеспечиваемого «реальной демократией».² Пользователи соцсетей в своей неустанной погоне за предпочтениями считают, что всего несколько кликов по дисплею и поиск в Google сделают их такими же осведомлёнными или опытными, как врач, профессор, техник, диетолог, бизнесмен или их избранный лидер.

Соцсети заставляют всех верить, что они являются высокоинформированными экспертами во всём, потому что они могут получить доступ к огромному количеству и типу информации, и настолько умелыми и знающими, насколько большое у них количество друзей, подписчиков, просмотров, ретвитов и лайков. Сегодня кибернации стремятся не только бросить вызов ядру, но и переписать историю, изменить науку и скорректировать режим правления в соответствии со своими предпочтениями.

Кликбейтный популизм, кибернационализм в соцсетях и смерть экспертных знаний создали два шокирующих пузыря предпочтений, которые всего за три года перевернули международную безопасность и мировой порядок: #Исламское_государство и # TrumpTrain.

Возрождение Исламского государства, Иракгейт и окончательный триумф в создании ИГ стали результатом игры на предпочтениях его сторонников. Для аудитории соцсетей современное Исламское государство выбрало привлекательные кусочки мусульманской истории, чтобы создать оправдания для поездок в Сирию и Ирак. Эти апокалиптические сюжеты в нужной дозировке и в умелых руках привели к тому, что ревностные иностранные боевики, от Европы до Филиппин, массово гибли в отчаянных битвах, как например, в сирийском Кобани, в 2015 году — мифологически значимом городе из Корана, месте бессмысленных и тщетных жертв в современных реалиях. Исламское государство никогда по-настоящему не управлялось в соответствии с духом и буквой посланий времён Пророка Мухаммеда, но это не помешало десяткам тысяч мужчин и женщин, в некоторых случаях целым семьям, отправиться в зону боевых действий, чтобы воплощать виртуальные заблуждения, навязанные им в социальных медиа.

Дональд Трамп, потомок богатого девелопера из Нью-Йорка, заручился поддержкой менее образованных и более бедных американцев. Волшебная формула Трампа, его понимание того, как побеждать, проистекала не из какого-либо опыта управления и даже не из большого послужного списка в бизнесе (он несколько раз объявлял о банкротстве), а из его мастерства превращать маркетинг в реалити-шоу.

Формула эффектного действа проста: заставляйте людей смотреть, давая им то, что они хотят - то есть бесконечную мыльную оперу, эмоциональную драму, постоянные конфликты героев и злодеев, сюжетные линии, за которыми легко следить.

Его проповеди в соцсетях продвигают темы и тэги, которые больше соответствуют предпочтениям его аудитории, чем описывают реальную политику или окружающую действительность. Онлайн-стадо, которое поощряло, продвигало и теперь поддерживает Трампа как президента, сформировали определённые предпочтения: антииммиграционные, антимусульманские, националистические, контрглобалистские, в целом жёсткие (особенно в отношении Исламского государства), а также желание низких налогов, отмены реформы здравоохранения по прозвищу Obamacare и даже исполнение национального гимна стоя, а не на коленях. Чем больше популярность тезисов растёт, тем больше Трамп их усиливает. Чем больше он отстаивает то, что нравится аудитории, тем больше поддержки он получает от этого пузыря предпочтений. Трамп побеждает толпу независимо от того, выигрывает толпа от его президентства что-либо в реальности или нет.

Самыми популярными тэгами Трампа перед выборами были “эмейлы”, “запри её” и “построим стену”. На митингах и в Твиттере Трамп кричал о расследовании электронных писем Хиллари Клинтон, но ни в одном из его сообщений в соцсетях не упоминалось, что расследование заканчивалось дважды, и что было много разновидностей электронных писем — тех, что участвовали в расследовании Клинтон, те, что украли из DNC, те, что скопированы у Джона Подесты, бывшего госсекретаря Колина Пауэлла, генерала Бридлава, и те, что обнаружены в расследовании Энтони Вайнера. Призывы Трампа арестовать своего политического оппонента продолжают вызывать одобрительные возгласы толпы, но его сторонники, возможно, не совсем понимают, почему её следует запереть. Обещание Трампа построить стену на границе США — причём Мексика заплатит за неё — по его собственному признанию, в частном телефонном разговоре, представляет собой хорошую уловку, но плохую политику. Он является экспертом в популистских сюжетах с кликбейтной обёрткой и повторяет их независимо от того, являются ли они просто ширмой или он действительно намерен их использовать.

Национализм в соцсетях среди приверженцев #Исламского_государства и # TrumpTrain выглядит поразительно похожим. Ведущим показателем того, что кто-то поддерживает аль-Каиду или ИГ, является использование образов Усамы бен Ладена, Анвара аль-Авлаки или чёрных флагов джихадистов в качестве аватарки профиля в Твиттере или на Facebook. Ещё в 2012 году простой подсчёт Facebook страниц, на которых размещались изображения бен Ладена / Завахири по сравнению с флагами Заркави или ИГИЛ, давал общее представление о сдвиге между аль-Каидой и Исламским государством. Сторонники джихада публикуют священные Писания или цитаты из своих любимых лидеров в своих биографиях. Каждый стремится отождествить себя с каким-либо движением, настолько, что Дж. М. Бергер смог провести онлайн-перепись джихадистов в 2015 году. Используя только общедоступную информацию из Твиттера, Бергер продемонстрировал рост поддержки ИГИЛ, оценил, в каких странах больше всего онлайн-сторонников Исламского государства, отметил популярные хэштеги, означающие поддержку Исламского государства, и даже подробно описал схемы общения тех, кто наиболее симпатизирует Исламскому государству. Таким образом, национализм ИГ в социальных сетях можно было увидеть и измерить.

Кибернационализм президента Трампа чётко выражен, откровенно выпячен и очевиден для всех, кто следит за ним в Twitter. Аватарки, на которых изображены красные шляпы с надписью: "СДЕЛАЕМ АМЕРИКУ ВНОВЬ ВЕЛИКОЙ", сопровождаются соответствующим хэштегом #MAGA. Описания страниц сторонников Трампа в соцсетях идентифицируют своих владельцев со своей нацией, называют себя христианами, консерваторами или гордыми гражданами своего штата, добавляя хэштеги #BuildTheWall, #Эмейлы, #Lockherup, #Республиканская_партия и #Трамп. Оппозиция Трампа применяет ту же тактику. Его недоброжелатели используют компенсационные хэштеги, такие как #Resist, #ImpeachTrump и #NotMyPresident. Эти кибернации делятся общей информацией и мнениями в своём пузыре предпочтений, чтобы продвигать идеологию или личность, реальную или воображаемую, активнее тех, кто ей противостоит.

Гибель опыта "Аль-Каиды" из-за кликбейтного популизма была очевидна за много лет до смерти бен Ладена. Англоязычный бывший американский священнослужитель из Йемена Анвар аль-Авлаки опередил опытных лидеров аль-Каиды, завоевав цифровую аудиторию джихадистов, быстро передав через киберпространство рвение к делу и оправдание насилия своим англоговорящим сторонникам. Популярность Авлаки в Интернете достигла таких высот, что лидеры «Аль-Каиды на Аравийском полуострове» подумали о том, чтобы отойти в сторону и позволить Авлаки взобраться на вершину их бандформирования. Бен Ладен никогда не одобрял эту идею, и переписка, обнаруженная в комплексе Абботтабада после его убийства, показала, что лидер "Аль-Каиды" неохотно поддерживает Авлаки и критикует его быстрый рост в социальных сетях.

Когда Айман аль-Завахири осознал перелом, наметившийся в рядах "Аль-Каиды" после смерти бен Ладена, он немедленно отреагировал, пригласив ветеранов-идеологов "Аль-Каиды", чтобы поддержать их старое мировоззрение в пику зарождающемуся Исламскому государству. Абу Катада, предполагаемый автор-призрак на одном из первых интернет-сайтов джихада, выступил в апреле 2014 года, когда разногласия между двумя группами стали очевидными. Он “осудил ИГИЛ за «игнорирование постановлений» эмира аль-Каиды Аймана аль-Завахири и далее отметил, что бойцы ИГИЛ были «введены в заблуждение, чтобы вести войну, которая не является священной»³. Опыт Катады представлял собой не более чем всплеск в океане соцсетей джихада. Я бы предположил, что ни один член ИГИЛ не вернулся на орбиту аль-Каиды, основываясь на богословских взглядах какого-либо ветерана-священнослужителя. То же самое неуважение к исламским знаниям и высокомерие среди нового поколения заставили моего друга в Твиттере Омара Хаммами поверить, что, изучив Коран за несколько лет и приняв участие в сомалийском джихаде, он сможет выработать истинное идеологическое видение будущего для всех мусульман. Его трактат был длинным, извилистым, бессмысленным и всё же предсказывал то, что должно было произойти с философией исламского государства: "выбери свой собственный джихад".

Вместо того, чтобы прислушиваться к высшим лидерам аль-Каиды, сторонники Исламского государства обратились к практически неизвестному эмиру своей группировки Абу Бакру аль-Багдади. Уилл Маккантс в дополнение к своей работе над «Атласом» идеологий боевиков написал и биографию Багдади. В ней он объяснил, что Багдади взял имя, данное ему его последователями, “Командующий верующими”, титул, зарезервированный для халифов, высших духовных и светских правителей огромной мусульманской империи Средневековья⁴. До появления социальных сетей объявление себя халифом могло быть богохульством, но виртуальный халифат Исламского государства одобрил реальные претензии Багдади. Багдади обладал некоторыми идеологическими полномочиями, но ничто не шло ни в какое сравнение с традиционными исламскими теологами, которых цитировала и желала видеть идеологами аль-Каида. Багдади и его последователи способствовали обоснованию его назначения верховным лидером джихада, создав родословную, связывающую его с самим пророком Мухаммедом.

Чем больше его последователи говорили это, тем больше они сами в это верили. Чем больше они в это верили, тем больше они об этом говорили.

Новобранцы Исламского государства не заботились о планах Завахири на их будущее и не слушали священнослужителей, которых он ругал. В то время как новобранцы "Аль-Каиды" часто были хорошо образованными и идеологически подкованными, мальчики из ИГИЛ были скорее нечестивцами, чем праведниками, менее образованными и более ревностными; они больше стремились завоевать территорию, чем правильно управлять ею. Для западных иностранных боевиков большая часть их знаний по Корану была почерпнута из блогов, проповедей на YouTube, коротких сообщений в пабликах на Facebook или Telegram, которые исповедовали страстные эксперты, рукоположившие себя сами, смешивающие избранные цитаты из Мухаммеда со стилизованными презентациями современных психологов, гуру и коучей.

Идеология ИГИЛ оправдывала любое насилие, собирая клики и лайки в социальных сетях. Порабощение женщин, массовое обезглавливание и убийство мусульман-шиитов или сожжение заживо захваченного иорданского пилота - всё это может быть оправдано выборочным смешением фактов, Священных текстов и фантазий. Каждое из этих действий, скорее всего, было бы отвергнуто более идеологически чистым бен Ладеном. На пике своего расцвета молодые иностранные боевики "Исламского государства" де-факто были мэрами и администраторами городов от центральной Сирии до центрального Ирака. Их квалификация для этой работы заключалась не более чем в способности жестоко обращаться с населением, к которому они не принадлежали, которого не знали или не понимали. Презрение Исламского государства к традиционному опыту дало им смелость побеждать и наивность браться за градоправление.

Пересмотр доктрины джихада Исламским государством произошёл одновременно с самым сильным антиинтеллектуальным течением в американской истории. Презрение президента Трампа к правительственным элитам и экспертам имеет свой собственный хэштег: #TheSwamp (Болото). Большинство его сторонников, готовящихся ко Дню выборов, смотрели больше телевизионных новостей, чем читали, и делились контентом друг с другом в Facebook и Twitter, как никогда раньше. Их источники новостей не были мейнстримом образованной элиты. Они заменили "Нью-Йорк таймс" на Fox & Friends, а "Вашингтон пост" на Breitbart.

Политических экспертов Трампа во время предвыборной кампании было немного, и те, кого он выбрал, были теми, о ком большинство американцев не слышали, и ни одна другая кампания не выбрала бы их. Джордж Пападопулос и Картер Пейдж, хотя сейчас они хорошо известны в контексте расследования по делу вмешательства России, были совершенно неизвестны внешнеполитическому сообществу. Политика и направления Трампа с момента вступления в должность порой намеренно противоречили знаниям и исследованиям науки. Вспомнить хотя бы как он отрицал вмешательство русских хакеров, как называл благом распад NATO и выход из всех договоров и соглашений, как опровергал изменения климата, как называл кабинки для голосования взломанными, а также видел связь между аутизмом и вакцинацией.

Да, возможно, бывает принято назначать послами США консулов, обычно не знакомых со странами, в которые они направлены, однако же назначенцы Трампа во многих случаях вообще не имели опыта работы в департаментах на правительственных должностях. Назначенный Трампом в Агентство по охране окружающей среды, например, Скотт Прюитт не верит в глобальное потепление. А первоначальный кандидат на пост руководителя отдела науки и исследований Министерства сельского хозяйства Сэм Кловис? Он экономист, а не ученый (Он ушёл, кстати, из-за своей связи с расследованием влияния России). Бен Карсон, бывший кандидат в президенты и нейрохирург, стал главой департамента жилищного строительства и городского развития. Бетси Девос, министр образования Трампа, имеет ограниченный опыт и полномочия в области образования. Но самым странным из них было выдвижение Трампом Бретта Тэлли, тридцатишестилетнего юриста, на пожизненное назначение федеральным судьёй в Алабаме. Тэлли никогда не вёл дела, является относительно свежим выпускником юридической школы и наиболее известен тем, что пишет романы ужасов и истории о