Наблюдая за людьми, которые смотрят на коз

“И что мне с этим делать?” – спросил полковник Смит во время совещания, уставившись на копию Атласа воинствующих идеологий в своих руках. Это был первый крупный проект Центра по борьбе с терроризмом из Вест-Пойнта. Чтобы составить его доктор Уильям Маккантс (William McCants), только что окончивший профессорскую программу Принстонского университета по истории Ближнего Востока, потратил целый год вместе с отличной командой исследователей арабского языка. Онлайн-библиотека аль-Каиды на tawhed.ws предоставила почти все идеологические тексты, вдохновляющие проповедников джихада. Используя анализ цитирования, команда Вест-Пойнта сопоставила, кто на кого ссылается во всех этих воинственных текстах, аналогично тому, как поисковая система Google первоначально отслеживала веб-ссылки для своего алгоритма. Команда Маккантса определила, кто были те идейные лидеры, что стояли за жестоким безумием бен Ладена. Тысячи зарегистрированных цитат составили карту ключевых сообщений и инфлюенсеров, которые террористы "Аль-Каиды" использовали, чтобы разозлить своих сторонников, вдохновить своих последователей и мотивировать остальных присоединиться к ним на поле боя. Эта работа послужила основой для столь необходимой разведки в начале новой борьбы Америки в “войне идей” против аль-Каиды.

“Бенни, что ты об этом думаешь? Что нам с этим делать?” – спросил полковник Смит своего старшего заместителя, младшего офицера, чьё мнение имело большой вес среди персонала, потому что он однажды прочитал книгу об аль-Каиде и, прежде всего, он служил в этой воинской части дольше, чем кто-либо другой.

“Сэр, я не знаю", - сказал Бенни, неодобрительно глядя на учёных в их костюмах и галстуках. - “И я не уверен насчёт того, что это можно выложить в Интернет”.

Полковник Смит тупо глядел перед собой. До этой встречи полковник понятия не имел об этом проекте, финансируемом Министерством обороны за миллион долларов. Теперь, узнав о нём, он не понимал, что это, и не хотел новую головную боль. Учёные предложили несколько идей о том, что делать с результатами проекта. Главным из них было размещение выводов и данных в Интернете на веб-сайте Центра по борьбе с терроризмом. Выводы, полученные в результате этого анализа, могут способствовать исследованиям во всем мире и помочь найти решения на краудсорсинге, чтобы бросить вызов основам и оправданиям новой эры терроризма аль-Каиды. Эксперты по боевому джихаду, мировой истории, языкам и публичной дипломатии могли бы проводить собственные бесплатные независимые исследования в рамках проекта. Полковник Смит завершил совещание без каких-либо вердиктов; он сказал, что подумает о нашей просьбе о публикации и, скорее всего, почти сразу забыл о нас.

Но не полковником Смитом единым. Да, старый вояка не привык к тому, что поле манёвров сегодня стало отчасти виртуальным. Но были и менее зашоренные спецы в министерстве. Недели переговоров, наконец, привели к одобрению, необходимому для размещения нашего исследования на веб-сайте Вест-Пойнта. Правда, военные быстро забыли, что заплатили за исследование — и за его результаты. Но учёные и исследователи со всего света толпами посещали эту работу. Всего за несколько месяцев «Атлас» идеологии боевиков начал появляться в других исследованиях по всему миру, способствуя дискуссиям о том, что на самом деле представляет собой "Аль-Каида", выявляя сильные и слабые стороны группировки и трещины в её обанкротившейся философии. Атлас предоставил карту и необходимую разведку для ведения широко разрекламированной американской войны идей.

Я запомнил эту встречу, одну из сотен, которые у меня были после 11 сентября, только из-за того, насколько иронично в итоге всё получилось. Довольно по-библейски: камень, отвергнутый строителями… Ведь мы делали этот Атлас, по сути, для полковника Смита. Ведь полковники смиты нам его и оплатили! Но «свои не приняли его». Полковнику Смиту он оказался не нужен. Но где же, в конце концов, приземлился Атлас воинствующих идеологий?

 Интернет-исследователи были не единственными посетителями Атласа. Террористы тоже приходили. Задолго до того, как я пообщался с Омаром Хаммами в Твиттере, аль-Каида проводила электронную разведку в Америке, просматривая веб-сайт Центра по борьбе с терроризмом, чтобы подпитывать как наш нарциссизм, так и наши страхи. Время от времени лидеры джихаддистов, которых изучал Центр, такие как сегодняшний глава "Аль-Каиды" Айман аль-Завахири, публично жаловались на отчёты исследования.

Атлас воинствующих идеологий, информационное оружие, которое мы предложили полковнику Смиту, книга, которую он пролистал и забыл, была внезапно обнаружена морскими котиками США 2 мая 2011 года среди фолиантов, в-основном, арабоязычного содержания.¹ Не где нибудь, а на книжной полке самого бен Ладена лежали «Атлас» идеологий боевиков и несколько отчётов Harmony, содержащих внутренние документы Аль-Каиды.

В записке, адресованной курьеру, бен Ладен давал инструкции:

“Пожалуйста, пришлите всё, что выдано из Центра по борьбе с терроризмом американской армии”.

Этот отчёт - один из немногих, который действительно изменил мышление врага, привёл к изменению стиля поведения, что, кстати, и является главной целью войны идей. В отличие от тысяч других отчётов, снабжаемых миллионами долларов, он преуспел, потому что это была не работа подрядной организации кольцевой дороги округа Колумбия, а также потому, что её спонсоры решили рискнуть и сделать его доступным для общественности. Это была видимая, с открытым исходным кодом победа в битве с аль-Каидой, и успешная программа, в конечном счёте погубленная американской бюрократией, которая когда-то её защищала.

* * *

Америка - ноль в информационной войне, абсолютный ноль. Это не обязательно плохо. Демократия - это рынок мышлений. Мы выступаем за свободу, разнообразие, права человека и мирный протест, поэтому остановить что-то одно, например, жестокие взгляды террористов или пагубное российское влияние на доморощенных американцев, не ограничив при этом другое, становится довольно сложно. Американские ценности и ценности других западных демократий являются их величайшей силой, когда они разделяются народом, понимаются и принимаются, но и представляют собой серьёзную уязвимость в глазах тех, кто стремится их использовать. Подавление мысли подрывает американские ценности. И поэтому противодействие плохим идеям, таким как те, которые подпитывают терроризм или авторитаризм, оказывается недостаточным, поскольку мы склонны полагать, что средство против логоса - это спитчи, даже если мы не совсем уверены, что сказать, как сказать или кто эту речь будет произносить.

Аль-Каида, Исламское государство, Сирия, Россия или даже политическая партия — каждая из них точно знает, чего она стремится достичь на поле битвы в социальных сетях. Концептуальный подход является первым препятствием для успешного противодействия этим акторам, но у правительства США нет единого консенсуса относительно того, что следует делать, как это следует делать и кто должен это делать — то есть нет месседжа, мессенджера и, соответственно, метода его использования.

Послание "Аль-Каиды", возможно, и было несостоятельным, но оно было предельно ясно с самого начала. Западные страны, и особенно Америка, должны подвергнуться нападению, поскольку они являются “дальним врагом ислама” и поддерживают коррумпированных арабских диктаторов (ближнего врага), которые угнетают местных мусульман. ИГИЛ, ставшее Исламским государством, давало столь же чёткие указания; его название фактически указывало на его цель — создать исламский халифат, управляемый законами шариата, установленными во времена пророка Мухаммеда. Любой, кто не последует этой директиве или не примет её разновидность ислама, должен быть убит.

Русские аналогичным образом могут маскировать то, как они влияют, но они всегда знают, чего они стремятся достичь своим воздействием: уменьшить американскую мощь, создавая возможности для восхождения России на мировую арену и достижения её внешнеполитических целей. В Сирии Кремль стремился сохранить правление президента Башара Асада, обеспечить свою собственную долю в Леванте, восстановить стабильность в стране и подавить террористов. В Украине Россия увидела этническое русское население на стратегически важном Крымском полуострове, которое созрело для возвращения под материнское крыло двухголовой орлицы. Кампании влияния России на фоне западных выборов были направлены на то, чтобы подтолкнуть западную аудиторию поддержать распад Европейского союза и NATO, продвигать свой собственный национализм, а не глобализм, и, в конечном счёте, подорвать демократию.

Реакцию плюралистичной Америки на каждую из этих повесток было трудно предсказать. Когда бомбы и кровопролитие не положили конец аль-Каиде, поскольку она загрузила своё сознание в Интернет, правительство США начало проводить “публичную дипломатию”, чтобы помешать непрекращающемуся вызову, который представляет собой идеология насилия, распространённая на многих континентах. Были созваны конференции и заключены контракты на разработку планов и программ по борьбе с упорными моджахедами, преследующими Америку. К середине 2000-х война идей превратилась в новое противостояние между Западом и аль-Каидой. Миллиарды долларов вскоре были вложены в создание контрнаступлений против всех джихадистов по всей планете.

Министерство обороны начало свою атаку “мягкой силы” на аль-Каиду в конце правления администрации Буша и постоянно продолжало её в администрации Обамы. Министр обороны Роберт Гейтс, работавший в обеих администрациях, отметил эти усилия в 2007 году, заявив:

«Правительство должно совершенствовать свои навыки в области публичной дипломатии и связей с общественностью, чтобы лучше описывать стратегию и ценности нации для глобальной аудитории. Мы не умеем донести до остального мира, что мы собой представляем, как общество и культура. О свободе и демократии, о нашей политике и наших целях. Просто неловко, что "Аль-Каида" лучше передаёт своё послание в Интернете, чем США.»²

Госсекретарь Гейтс был совершенно прав, но его слова и усилия правительства США существенно не изменили проблему. Миллиардное финансирование не привело к тому, что бесправные мусульмане двинулись к демократии и отказались от воинственности. Вместо этого увеличение западных расходов на контрпропаганду за последнее десятилетие коррелировалось быстрым ростом Исламского государства.

Американские кампании по продвижению демократии, гражданских свобод и альтернатив для бесправных мусульманских юношей потерпели неудачу в странах, где религия и племенная лояльность определяют выживание. Подавление гражданских прав и свобод было основным элементом режимов, угнетавших молодых мусульман, которые бежали в аль-Каиду, — режимов, часто поддерживаемых Соединенными Штатами или сотрудничающих с ними в жёсткой борьбе с терроризмом. Внутри правительства бюрократические баталии за контроль над ситуацией часто пускали всё на самотёк, отчего силовики просто не знали, куда кидаться. Западные СМИ способствовали этим неудачам. Новоиспеченные журналисты, ведущие блоги, многие из которых ничего не понимают в террористической пропаганде, неизменно осыпали презрением любые усилия правительства. Штампы некомпетентности или неэффективности, которыми они клеймили государственных чиновников, заслуженно или нет, обычно останавливали любую информационную кампанию Министерства обороны или Госдепартамента.

Все основные ведомства, борющиеся с террористами, развернули своего рода информационную оборону. Ни одно из них не было достаточно эффективным, а некоторые даже противоречили друг другу. Сегодня Россия предлагает сочувствующей американской аудитории антиевропейское, антинатовское, националистическое послание. Администрация Трампа тоже часто поднимает подобные темы. Как Америка может противостоять месседжу России, когда заявления её президента копируют заявления президента враждебной державы?

Американская контрпропаганда страдает не только от проблемы с месседжем; у неё также проблема и с инфлюенсерами. Будь то официальные представители, стоящие за кафедрами, или официальные аккаунты в соцсетях, персонажи Запада в реальной жизни и виртуальном мире не находят отклика у аудитории, находящейся под влиянием террористов или русских. Белый парень в строгом костюме, генерал на пресс-конференции, пользователь Твиттера с американским флагом — не вызывают чувтсва гордости у граждан или страха у противников США. Решением в годы борьбы с терроризмом стали “умеренные голоса”: например, речи мусульманских священнослужителей, проповедующих разновидность ислама, которая способствует больше миру, чем насилию. Идея состояла в том, чтобы усилить умеренные голоса в онлайн-дискуссиях как способ вернуть радикальный ислам в ортодоксальное русло и отговорить уязвимые умы от погружения во тьму террора. Это игнорировало исследования, показывающие, что крайние позиции превосходят умеренные и что негативный контент обычно завоёвывает больше аудитории, чем позитивный. Мало того, что умеренные голоса в арабском мире не смогли себя популяризовать, так ещё и, как только всплывали их связи с Америкой или, тем более, поддержка со стороны Америки, то их авторитет среди диаспоры, на которую Запад стремился повлиять, резко падал. В довершение всего американские политики, которые считают, что ислам сам по себе является первопричиной терроризма, щетинятся при мысли о поддержке любого имама.

Проблема американских риторов становится ещё более сложной, когда мы боремся с российской дезинформацией. Информационные операции США времён Холодной войны, направленные против Советского Союза, использовали американскую культуру и искусство. Рок-музыка гремела из "Голоса Америки", а западные новости и телевизионные шоу транслировались за «железным занавесом» везде, где только это было возможно. Посланниками Америки были её музыканты, художники и поп-иконы в такой же степени, как и её дипломаты. Соединенные Штаты не проповедовали американские ценности; они демонстрировали их преимущества, будучи американцами. В соцсетях же Россия ловко переняла инициативу и сделала своих мессенджеров американцами — фальшивые персонажи, волки в овечьих шкурах, говорят и выглядят как американцы, при этом помогают превращать случайных американцев в благодатную почву для всходов повестки Кремля. Эти лживые проповедники атакуют, оспаривают и унижают избранных американских чиновников, которые являются посланниками демократии против авторитаристов. Они помогли отключить заслуживающие доверия голоса, необходимые Америке для сохранения своей системы ценностей.

После президентских выборов 2016 года даркнетная кибергруппа, известная как Shadow Brokers, выпустила украденные хакерские инструменты АНБ в общий доступ. Выпуск этого кибероружия произошёл параллельно с публикацией материалов, похищенных из Центра киберразведки ЦРУ. Их инструменты появляются на WikiLeaks сегментами под названиями Vault7 и Vault8. В сочетании эти инструменты взлома позволили преступникам, хакерам и даже национальным государствам по всему миру закрывать больницы и красть миллионы со счетов стран и корпораций. Открытый выпуск этих хакерских инструментов — подозреваемыми операторами российской разведки или российским синдикатом организованной преступности — ещё больше повредил возможностям АНБ, но это ничто по сравнению с репутационным ущербом для США. Shadow Brokers сочетают свои выпуски кибероружия, датируемые августом 2016 года, с насмешками в соцсетях и публичным позором в Твиттере. Их твиты указывают на Соединенные Штаты: “АНБ гоняется за тенями?” Они также играют с президентом Трампом: “Не забывайте о своей базе”, “TheShadowBrokers хочет, чтобы вы добились успеха… TheShadowBrokers хочет, чтобы Америка снова стала великой”. Опять же, Соединенные Штаты страдают от катастрофического взлома, который подпитывает разрушительную кампанию влияния, наносит ущерб имиджу США и подрывает доверие наших союзников.

Теневые брокеры и посольство России в Лондоне справедливо использовали человеческий фактор в своем влиянии в соцсетях, которые американские кампании по борьбе с нарративом, похоже, просто не понимают или боятся использовать. Майор Чёрчир (Chirchir), офицер Сил обороны Кении, который, как известно, опроверг "Аш-Шабаб" в Твиттере, не был совершенен в борьбе с террористами, но он был гораздо более эффективным, потому что воплощал собой дух и букву настоящего лидера. Аккаунт Чёрчира - это уже не скучный аккаунт в соцсетях по связям с общественностью, в котором публикуются сценарии ответов на текущие инциденты или устаревшие лозунги без намёка актуальности, а нечто большее, нечто живое и эмоциональное.

Будь то аш-Шабаб, майор Чёрчир или поддельные российские аккаунты, предназначенные для того, чтобы выглядеть как американцы, успешные мессенджеры влияния в соцсетях должны быть человечными, чтобы быть социально-приемлемыми и гибкими, чтобы быть эффективными и своевременными, чтобы быть актуальными и адаптируемыми, чтобы в конечном счёте быть успешными. Например, призывы президента Дональда Трампа, чьи личные посты в Твиттере, нравятся они кому-то или нет, эффективно привлекают, приводят в ярость и мобилизуют аудиторию. К сожалению, ни одному другому лидеру или представителю американского правительства не предоставлена автономия для участия в интернет-диалогах без предварительного тщательного изучения и корректирования со стороны советников. Официальные американские инфлюенсеры в соцсетях априори нейтрализованы.

Помимо проблем с месседжем и мессенджерами, контрпропаганда США изо всех сил пытается интегрировать все СМИ так, как это делают её противники. Исламское государство в период своего расцвета использовало целый медиа-батальон, который создавал, размещал и распространял контент в соцсетях в нескончаемом темпе. Twitter, Facebook, Telegram — платформа не имела значения; Исламское государство появлялось, если появлялась возможность зарегистрироваться.

Россия исследует и использует весь спектр социальных сетей, чтобы идеально объединить свои усилия по влиянию в доминирующий информационный пакет. Её сотрудники в соцсетях используют такие сайты, как LinkedIn и Facebook, для изучения целевой аудитории, выяснения её предпочтений и отношений. Российские государственные новостные агентства, в частности RT, успешно размещают и распространяют контент на YouTube, что позволяет им достигать аудитории, которую они никогда не смогли бы привлечь с помощью традиционного телевидения.

С каждым кликом и публикацией своей пропаганды они получают файлы cookie, данные об интернет-трафике и даже регистрации в списках рассылки для дальнейшего таргетирования на конкретную аудиторию.

Подделки, порочащие американцев и их интересы, могут быть размещены на сайте для анонимов, таком как 4chan или Reddit, а затем распространены по всему информационному спектру. Твиттер — для России или любых других усилий по оказанию влияния — предоставляет единственный способ распространения повестки всем на планете.

Наконец, Кремль насыщает американскую аудиторию свободолюбивыми американскими персонажами из Facebook, Instagram или даже Pinterest, наводняя ключевые аккаунты на базовом уровне от человека к человеку, мобилизуя сторонников среди вычисляемой аудитории единомышленников. Российские пропагандисты беспрепятственно управляют всеми соцсетями, бесконтрольно, без юридических постановлений или бюрократических рамок.

Усилия США по контрпропаганде, в зависимости от агентства, часто рассматривают эти СМИ как независимые боевые площадки. Одна организация может вести радиопередачу, другая -  телевидение, а соцсети - для третьей группы. В итоге бюрократы спорят о своей цифровой территории и даже пытаются распределять ресурсы вокруг платформ.

Во время одного из ранних разговоров в тот период, когда появлялись социальные сети, после протестов иранского Зелёного движения, ветеран-эксперт по информационным операциям спросил меня: «Как мне купить MySpace?»

Он не имел в виду, что хотел купить всю платформу соцсетей; он просто пытался понять, как превратить эти мессенджеры в инструмент рекламы. Я был немного сбит с толку.

«Здесь нечего покупать, - сказал я. - Ты бесплатно регистрируешься и пытаешься продвигать свой контент самостоятельно».

Кстати, этот парень был одним из лучших военных. Он не пытался сделать ничего плохого; он просто вырос в другую эпоху, при других властях, использующих совершенно другие методы.

Даже если бы Америка выяснила, какой месседж, мессенджер и СМИ она хотела использовать для противодействия Исламскому государству, России или тому, кто появится в соцсетях после них, всё равно метод, с помощью которого она бы всё это объединила, остаётся далёк от того, чтобы называться идеально продуманным. Уже второе десятилетие правительство так и остаётся сидеть в песочнице с ведёрком и лопаточкой в руках, не понимая, как у деток вокруг, даже у тех, что помладше и поменьше, на песке образуются пасочки.

* * *

После того, как я приземлился в вашингтонском национальном аэропорту имени Рейгана, короткая поездка на такси доставила меня в невзрачное офисное здание, расположенное вдоль реки Потомак. Там в одном из кучи идентичных кабинетов встречает меня заказчик.

“Мы слышали от некоторых людей, с которыми вы работали в Центре по борьбе с терроризмом, что вы хорошо организовывали исследовательские проекты по антитеррору”, - говорит мне типичный чиновник оборонного подрядчика, между самовозвеличивающими анекдотическими историями о его военной храбрости и восхвалением хитрости бывшего военного офицера, как особой породы людей.

По его словам, этот отставной военный офицер, который в дальнейшем будет мной именуем как Р.М.О., был вдохновителем всех психологических и информационных операций Америки после окончания Вьетнама. Тем не менее, из-за несправедливости армейской кадровой системы, он теперь находился здесь, в Рестоне / Росслине / Кристал-Сити / Пентагон-Сити / Бефесде (просто выберите свой любимый городок, ведь все они одинаковы; единственная разница - время в пути). Но всё это было к лучшему, потому что ему “надоела вся эта дерьмовая бюрократия”, и теперь он был “здесь, в частном секторе”, где он мог “зарабатывать больше денег и иметь свободу делать всё то же, что и в правительстве”, где он “хотел сделать как надо, но ему ставили палки в колёса”.

Как это обычно бывает у оборонных подрядчиков, его компания получила работу примерно за десять месяцев до запуска проекта, чтобы “использовать информацию из открытых источников для понимания стратегического мышления экстремистских организаций” (или какой-то другой современный жаргонизм Пентагона для обозначения терроризма).

Я вежливо слушаю разглагольствования Р.М.О. Я знаю их наизусть, но слушаю, а затем жду своей очереди, чтобы сказать: “Да, я помогал руководить некоторыми исследовательскими группами в Вест-Пойнте, и, хотя они никогда не достигали такого масштаба, как то, что вы создали во время развертывания в Ираке, я думаю, что определенно смогу вам помочь”. Вот он, крючок социальной инженерии номер один: играй на его эго. Я могу выполнить этот проект, сэр, но не дотягиваю до уровня вашего мастерства...

Р.М.О. отвечает: “Ну, похоже, вы могли бы нам помочь. Я разработал этот проект, но вы знаете, как это бывает — на самом деле у меня нет времени, которое я хотел бы посвятить этому делу. У меня так много других обязанностей, которые удерживают эту компанию на плаву: развитие бизнеса, написание предложений, проверка безопасности...”

Моя следующая реплика уже в обойме: “Слушайте, вам не нужно мне это объяснять, я всё прекрасно понимаю. У этих компаний никогда не бывает достаточного количества бывших военных талантов, и именно здесь, думаю, я смогу помочь вам устроить отличный старт. Не могли бы вы рассказать мне немного больше о том, что вам нужно?”

Вот тут-то я его и ловлю, и он перекладывает вину за все проблемы проекта на молодого аналитика, который, по его мнению, “мог бы править балом”, но, к сожалению, либо не имеет опыта совсем, либо проработал управленцем недостаточно долго. Затем он рассказывает мне, как хорошо начинался проект, пока молодой аналитик, назначенный ответственным, не «показал своё истинное лицо». Оказывается, аналитик не был правильно обучен в том, чего от него ждали, и на самом деле изучал европейскую политику, а не историю Ближнего Востока, и говорил по-французски, а не на арабском.

Р.М.О. продолжает объяснять, как аналитик неуклонно развивал “плохое отношение” в течение примерно шестимесячного периода по мере продолжения проекта. Аналитик не следил за бюджетом, не предоставлял необходимые обновления, а затем провёл собеседование с конкурирующей компанией-подрядчиком и устроился к ним на работу “почти без предупреждения” за “больший кусок, выполняя ту же работу”.

Чего этот Р.М.О. не собирался мне говорить, так это того, что он мог бы нанять меня или кого-то похожего на меня для управления этим проектом десятью месяцами раньше. Возможно, он даже включил моё резюме в предложение по проекту, чтобы показать какие известные люди будут им заниматься, и тем самым выиграть тендер. Но после заключений контракта они решили выбрать более дешёвого, штатного “молодого аналитика”.

В-общем, Р.М.О. начинает: “Нам нужно, чтобы вы рассмотрели этот проект и оценили, что можно спасти. Нужно убедиться, что мы доставим клиенту то, что обещали. Я бы сделал это сам, но, поскольку сейчас сезон предложений, я должен быть полностью занят обеспечением подготовки к следующему году, чтобы у всех здесь была работа”.

Да, Р.М.О. тоже был мучеником, отчаянно применяя свой талант на бумаге, создавал волшебные формулы для победы над аль-Каидой, писал проектные предложения для государственных контрактов, которые принесли бы компании миллионы долларов и спасли этих бедных аналитиков, нуждающихся в работе.

“Это звучит как отличная возможность, настоящий вызов”, - произношу я ободряюще, и через несколько минут Р.М.О. отводит меня в “аналитический загон”, где группа суперумных недавних выпускников колледжа теперь была в заложниках у своих ноутбуков, играя в пассивно-агрессивную игру "Выживание в офисе", сидя среди мрачных бежевых стен, размещаясь в тесных кабинках попарно, как заключённые.

Эти яркие молодые аналитики приехали в округ Колумбия, чтобы спасти мир. Они хотели служить своей стране и своему эго, в конечном счёте дослужиться до конгрессмена, выдающегося учёного, советника президента по национальной безопасности или став следующим блестящим аналитиком в ЦРУ. Но вместо этого они застряли в чистилище оборонных контрактов, лишённые признания за свою тяжёлую работу, неуверенные в собственных талантах и изолированные, несмотря на то, что их окружало море сверстников.

Что действительно нравилось молодым аналитикам, так это их зарплата, а также то, что они рассказывали своим друзьям, как они не имеют права разглашать подробности своей работы, “потому что это гостайна”. Однако их работа была не такой чувствительной, как их эго. Их ежедневная рутина состояла, в основном, из продвинутого поиска в Google, за которым следовал рерайтинг того, что было написано другими. Внутри небольших бетонных камер изоляция от своих менеджеров и коллег сводила их с ума. Чтобы попасть в проект, который они хотели, или получить повышение раньше других, они прибегали к обычным для офисного планктона ударам в спину. Они саботировали самого умного претендента, как правило, марая при этом свой собственный имидж. Аналитика выявляла в итоге не худших из террористов на Востоке, а худшее в них самих и в тех, кто сидел во вращающихся креслах слева и справа.

Я начал слушать каждого из них, обходя «загон аналитиков» впосолонь. Они описали, над чем каждый работал, и что они пытались сделать сообща. Каждый из них был умён и способен, но беспутье выбивало из них все силы. Я высказал несколько быстрых мыслей, когда чертил схемы с Р.М.О., заглядывающим мне через плечо. От нечего делать и от повисшей тишины во время того, как я чертил, заказчик разглядывает окружающих нас молодых людей и бросает несколько комментариев в адрес знакомых ему лиц. Получив всего лишь небольшое поощрение и пару оценивающих фраз, аналитики расцветают, воспрянув духом, прямо на глазах. Боже мой, да кто-нибудь когда-нибудь вообще разговаривал с этими бедолагами?

Просматривая сводку отчётов, я понимаю, что этот проект мог быть закончен в течение нескольких дней, но у компании, на самом деле, не было чёткого видения цели. Я также понимаю, что встречал этот проект раньше. Всё было поразительно знакомо. Я поворачиваюсь к Р.М.О., кратко излагаю дальнейшие действия, и он кивает.

“Поздравляю, Клинт. Звучит великолепно — я рад, что ты согласен нам помочь, и, если тебе что-нибудь понадобится для начала, просто дай мне знать”.

Р.М.О. заключает сделку. Это было мило. Если б он знал реальный расклад...

Затем я получаю свою копию договора и отправляюсь в аэропорт, а чего Р.М.О. не знает, так это того, что я уже придумал, как использовать этот проект, потому что именно я и помогал его придумывать. Годом ранее я работал на его предшественника, другого Р.М.О., который попросил меня в кратчайшие сроки написать техническую часть правительственного предложения, в конечном итоге и ставшего этим проектом. Эх, ребята, на этом конфетном производстве просто заворачивали фантики, не проверяя начинки, и теперь я возвращался в аэропорт Рейгана, чтобы закончить свой проект с портативного компьютера, расположенного в кафе по соседству.

Через месяц файл Adobe и вспомогательные слайды PowerPoint будут отправлены по электронной почте через ряд невзрачных офисных зданий в столичном районе Вашингтона, округ Колумбия. Одна компания-подрядчик передаст его следующей, пока, наконец, офицер, обедающий в Пентагоне, не обнаружит его в своём эмейл-ящике Microsoft Outlook. Проект не был ни новаторским, ни ужасным; его просто было достаточно для обеспечения следующего контракта оборонной подрядной компании, чтобы затем немедленно забыть о нём. Электронные файлы будут гармонировать с тысячами других контртеррористических проектов, циркулирующих через архивную систему правительства США. Эти проекты неотличимы от анализа аль-Каиды и Исламского государства, которые вы, общественность, можете найти в Интернете, потому что чаще всего они будут кратким переложением блогов Интернета. Проект отправится на кладбище аналитических центров, похороненный среди жестких дисков американской военной/разведывательной/национальной безопасности.

* * *

В реальной жизни эта история произошла не совсем так. Вы когда-нибудь смотрели фильм Оливера Стоуна "Взвод", где, казалось бы, всё ужасное в военной истории происходит с Чарли Шином во время его годичного пребывания во Вьетнаме? Вот что-то подобное я сейчас и проделал: объединил все худшие аспекты периода заключения моих рабочих контрактов в один эпизод. Это объединение десятков встреч, которые у меня были с десятками оборонных подрядчиков за последние десять лет, поддерживающих промышленный комплекс военной/разведывательной /национальной безопасности. Каждая из этих сцен происходила, но в разных местах, с разными Р.М.О., управляющими отделами разных недовольных аналитиков разведки. Некоторые из этих подрядных компаний довольно хороши — лучше, чем государственные структуры, которые они обеспечивают, — но многие из них совершенно ужасны. И не поймите меня неправильно: есть много замечательных отставных военных, выполняющих исключительную работу для своей страны. Но это поразительно однотипный вид персонажей, с которым я частенько сталкиваюсь.

То, что я описал выше, - это наихудший сценарий любой отрасли, в частности, в анализе борьбы с терроризмом в той области частного сектора, которая, в основном, известна как “информационная поддержка разведывательных операций". Это то, что происходит, когда персонажи из сериала "Офис" попадают в «Родину». Я, правда, ничего не знаю о других формах оборонных контрактов: оружие, техническое обслуживание и т. д. В приведенной выше истории описывается извилистое перемещение слайдов Microsoft PowerPoint и документов Word, финансируемых американскими налогоплательщиками, которые медленно собираются вместе, чтобы скорее препятствовать, чем помогать программам борьбы с чужеродной повесткой в Америке. Основная часть финансирования влияния США, распределяемая примерно через дюжину различных агентств и военных командований, в конечном итоге направляется в ряд оборонных подрядных компаний, в основном укомплектованных людьми, которые когда-то работали в той же дюжине или около того агентств и военных командований, которые обеспечивают финансирование.

Я усвоил одну вещь за время работы в системе крупных оборонных контрактов, поддерживающей психологические операции, информационные операции и операции по связям с общественностью — группу, которую я коллективно и нежно называю "Люди, которые смотрят на коз", после фильма 2004 года с Джорджем Клуни в главной роли, где демонстрировались армейские парапсихологические операции. Несмотря на все концептуальные сложности, с которыми сталкивается Америка в борьбе с информационным противником, самое большое препятствие может оказаться структурным — в отношении кадров, отвечающих за обмен приказами и тех, кто будет их исполнять.

Во время Холодной войны Информационное агентство США (USIA) служило главным подразделением Америки, занимающимся публичной дипломатией, с чёткой миссией “понимать, информировать и влиять на зарубежную общественность в продвижении национальных интересов и расширять диалог между американцами и институтами США и их коллегами за рубежом”³. После распада Советского Союза у победивших Соединенных Штатов не было иностранной аудитории, которую нужно было информировать или на которую можно было бы влиять, впрочем, так они только думали. Демократия и Запад победили, и USIA распалось в 1999 году, передав свои функции вещания в новое подразделение под названием управляющий Совет по вещанию, а его компоненты, не связанные с вещанием, - в новый офис заместителя государственного секретаря по общественной дипломатии и связям с общественностью.

По мере расформирования USIA глобальное послание аль-Каиды набирало обороты. Всего два года спустя глобальное мусульманское меньшинство под названием "Аль-Каида" развязало войну на родине американцев. Крупные военные преступления были совершены в Афганистане и Ираке, и большие бюджеты потекли к Министерству обороны. В вооруженных силах операции по оказанию влияния были раздроблены на разные слои, разделённые путаницей между связями с общественностью, информационными операциями и психологическими операциями (PSYOP). Когда воинские подразделения развёртываются, они традиционно используют свои войска PSYOP для раздачи брошюр, распространения листовок и радиопередач. Специалисты по планированию информационных операций на уровне бригады и выше поддерживали военные операции посредством информационных кампаний — продуманных стратегий повышения осведомлённости о возникающих проблемах и изменении образа мыслей определённых групп населения, в то время как сотрудники по связям с общественностью, представляющие генералов и высокопоставленных должностных лиц Министерства обороны, проводили брифинги для прессы. Их усилия в начале войны с террором были неплохими, но они были небольшими, ограниченными по эффективности, часто пересекающимися, а в худших случаях противоречивыми.

Операция «Иракская свобода» (OIF) была трясиной, которая усугублялась с каждым годом, но ещё более масштабная миссия по борьбе с терроризмом в Афганистане и во всем мире, операция ”Несокрушимая свобода" (OEF), продолжалась, так что к 2005, 2006 и 2007 годам новый подход к борьбе с повстанцами, продвигающий решения "всего правительства" - комбинация действий, проводимых многими учреждениями с общими цел