Мы в ответе за тех, кого посадили

Слова эти не стёрлись, авъелисьзанозой.

– Костя, – подступил я вечером, когда вновь собрались в саманном домике, – ты намекнул, животные болеют, потому что у гостей мысли не те. Может, и мы чистоту помысловнарушили? О чём не думают в поместье?

Костя сперва отмахнулся, мол, зачем вам, в городе всё равно чувства «забетонированы». Но призвав Аню, кое-что раскрыл.

– Всё живое, что обитает под нашим присмотром изависит от нас, остро чувствует нашнастрой, мысли. Согласны? Природа ведь «слышит» тонко. Скажем, домашние питомцы рады, когдатолько подходишь к дому.Природное пространство, что в нашей власти, настроено на нашу волну. Сказал доброе слово – здесь же и осталось, сказал худое – и оно не растворилось.

Поэтому мысли враждебные, злыетревожат пространство, заставляют защищаться. А добрые – напротив,манят в поместье друзей. Живое тогда доверяет, расслабляется и – цветёт.

– Примерно как дети, выросшие в любви, разнятся от тех, кто не получил её, –представила моя спутница. – Или ещё: когда кормишь грудью, нельзя помышлять о плохом.

– А я ощущаю пространство как живое существо, –заблестела глазами Аня. –Когда его любишь – оно гармонизуется вокруг.

– Как можно любить пространство? – недоумевал я.

– Любить, значит отдавать, не требуя ничего в ответ, – напустила туману Аня. – Сопереживаешь с поместьем, как один организм, растворяешься, счастлив быть его частицей. Пространство тогда вверяет тайны. И вот ты – уже вед о м им. Ведаешь, что уместно, а что нет, типа совместного творения. У нас это называют Пространством Любви. Ощущение…Нет, словами не передам.

Видно – поселенцам трудно выражать, что ясно и так.

– Не только вам интересно, – разрядил обстановку Костя. – Пожаловала раз районная администрация из Малоярославца. А всё потому, что по деревням слушок: мол, секта завелась. Сажают какие-то кедры – природу портят.И главное, они же там… поют. Это что же: трезвый – а поёт. Точно совесть не чиста.

Прибыли, значит, правильные люди с проверкой, мол всех на чистую воду выведем.

– Мы им: «Проверяйте, но сперва мы – споём».

Те наотрез: «Мы при исполнении. И вообще, давайте всерьёз, чай не у колодца встретились». А мы, говорим, всё равно споём – так всегда гостей встречаем. И затянули, протяжную, на два голоса. На воздухе ведь каждый звук по полям несётся.

Потом – травяной чай в Общем доме, всё обсудили. Они в итоге рассмеялись: «Теперь ясно. У вас, – говорят, – досуговый образ жизни. Многих это напрягает».

Кстати, где-то они правы, – призналКостя.

– Вообще через год-другой с администрацией проблем нет. Говорят: «Молодцы, ребята, дело делаете». Потому что видят, почва-то оживает. Она здесь колхозная, пестицидами убитая. А власть хоть по-своему, но за землю болеет.

Пространство любви… В дальнейшем не раз наблюдали, как спор на вече вскипал и зашкаливал. Но затем спорщики, будто разом набрав в ротводы, расходились. Ведь Пространство любви дороже мелких распрей.

К гостям отношение трепетно-осмотрительное. Гость хоть временно, но включается в Пространство любви. Не дай Бог чем его огорчить– бумерангом разрушишь энергетический баланс. И напротив, умиротворённый пришелец умножит благие энергии – значит, обогатит пространство, утвердит природное доверие.

Пространство Любви лучше созидать не в одиночку, а семьёй. Верней, сперва пространство рождают два любящих сердца. Затем оно ширится на детей, поместье. А потому не стоит зачинать поместье без своей половинки – не зацветёт оно. Половинушка – дети – родовое гнездо – поселение в целом, всё в едином ладу. Таков путь совершенствования среды.

Школа в Ковчеге

Пролетели ещё дни, а двух старших детей Ани-Кости почти не видно. Днём они где-то пропадали, лишь на ночь читали Добрыне сказки.

– Да в школе они, – развеяла тайнуАня, – не выгонишь оттуда.

«Что же за школа такая?», – подумалось, и назавтра мы напросились на визит.

Дети в Ковчеге поначалу гуляли вольно, как облака в небе. Потом родители, увидав, что за «маугли» вырастают, ужаснулись и взялись за младших всерьёз. Так в Общем доме родилась школа, и, говорят – непростая.

Общий дом –местный центр притяжения, или ратуша, если хотите. Рядом – спортплощадки, трактора, грейдерпод навесом. Афиша: «В субботу в 19.00 –оперно-балетный вечер. Чайковский, «Пиковая дама», дирижёр – Гергиев». Оказалось – видеотрансляция, но сначала об опере доложит здешняя певица.

Пока «узники просвещения» трудились на втором этаже, мы коротали время внизу в столовой.

– Когда же перемена? – не терпелось.

– В час – обед, вот и прервутся, – услыхала крепкотелая женщина у плиты.

– Но сейчас пол-одиннадцатого. Неужели два с лишним часа без перерыва?

– Будет перемена, будет, – женщина заварила иван-чай. – Утомятся и закончат. А когда – кто же знает.

Наваристый иван-чай не избавил хозяйку от расспросов:

– Интересно, какой урок?

– Давечао зоологии твердили. Значит, её и тянут.

– Раз зоология – класс шестой-седьмой наверно, – не молчалось нам.

– Все, кому интересно, и занимаются. И десятилетние, и пятнадцатилетние, мой сын тоже там.Увлечённость есть – все равны.

Женщина протёрла стол:

– В зоологию вникать будут, пока настройне сойдёт. А надоест, ещё что главным выберут – математику, литературу, сговорятся. Остальные науки тогда побоку, для разбавки. Это «погружением» зовётся.

Сын мой теперь животных наблюдает, дневник ведёт. А я сразу сказала: дела дома забросишь – в школу не пущу, так и знай. Здесь же свободное посещение.

Мы переглянулись:

–Наверно наоборот: будешь о хозяйстве заботиться – можешь от школы отдохнуть.

– Да не выгнать их из школы этой, – хозяйка в сердцах выжала тряпку. – Утром уйдёт,домой –в девять. Здесь ведькружки всякие.

– Что же за учителей таких привезли? – восхитились мы. – Нас в своё время в школу чуть ни под конвоем водили.

– Никого и не завезли, –уязвилась почему-то женщина. – У нас родители такие, готовы по-новой учиться. Каждый к чему-то тянется, для себя новое открывает – заодно и детям расскажет. Вот кружок по интересам и готов. И так увлекательно бывает, я сама ходила ботанику слушать. В детстве природу любила, потом жизнь закрутила – отвлеклась.

– И как, со второго захода,постигли ботанику?

– Сын мой сказал, неплохо. Он сам экзамен принял, а с ним не забалуешь.

Мы уже ничего не понимали.

– Ну, он в третьем классе прошёл, –разъясняла женщина, – учительница ему и велела. Вы лучше сами Нину спросите.

Сверху загремел хор под фортепиано.

– Вот и перемена. У нас музыкальная школа и общеобразовательная смешаны, музыкальное воспитание для всех. А могут в перерыве и за танцы взяться или акробатику.

Хор отпел своё – мы поднялись навстречу даме почему-то в пышном парике и юбке такой ширины, что с трудом бы влезла в дверь.

– Не обращайте внимания, –по-деловому начала Нина Варшавская, – у нас театральная репетиция в час, да и в образе надо быть.

Вкратце – так. Знаете, почему у нас успеваемость выше, чем в обычных школах?

Я не знал, но всё жеизобразилумное лицо.

– Потому что там ребёнок получает информацию до того, как у него возник вопрос. Вот дети и противятся. Кроме того, в обычной школе материал порционен – целого не видно. Неясно, зачем такой-то кусокв общемкурсе.

– Что же можно противопоставить школьной машине?

– Творческий интерес. Творчество зажжётся, если кто-то рядом уже этой страстьюохвачен. Главное – найти «светящегося» человека, у кого от обожания своего дела – внутри горит.

К счастью, нашим родителям всё интересно. Каждый что-то для себя постигает, осваивает. Поэтому мы, во-первых, проходим как школьные предметы, так и нешкольные. А во-вторых, школа у нас не только для детей, но и для взрослых. Всё поселение участвует.

Тут ребята обступили учительницу и потянули в класс.

– И вправду пора, – хватилась Нина. – Я ж экзамен обещала. Если интересно – посидите.

Разумеется, интересно. И смешавшись с детворой, мы приткнулись сзади.

– Кто учитель на следующем блоке? – вгляделась Нина.

– Я! Я! – сыпались предложения.

В итоге учителем выступил старшеклассник. Он уже что-то понахватался, и почитал себя экспертом. Поэтому встал у доски с видом, будто только что совершил великое открытие, и строго всех оглядел.

Рядом непоседливый мальчуган сдавал зоологию за прошлый год двум маленьким, но серьёзным девочкам. Однако – путался, сбивался. Экзаменаторы, правда, сами хихикали, подстраивая ловушки. Итог – естественно, переэкзаменовка.

Равнодушным – не остаться, мытоже вовлеклись в познание. Но, досада –на часах 13.00, группу ждал обед.

– Какой же аттестат выдаёт школа? –задержались мы.

– Пока никакой, – качнула париком Нина. – Ребята ездят в город на экстернат. А мы – пару недель до того натаскиваем на экзамен. Тут, конечно, тяга к предметам обрубается, творчество ведь исчезает. Тогда и реанимируем систему «сорок пять минут – перерыв».

Почему-то после экстерната наши дети начинают между собойдраться, – наморщила Нина припудренный лобик. – Правда, это быстро проходит.

– Наверно в школу таких не пускаете, отправляете домой? – догадались мы.

– Совершенно верно, – похвалила учительница, поспешив в главный зал на репетицию.

Творческая цивилизация

Пока школьная команда дожёвывала обед, мы изучили оба этажа. Дом Творчества животворилдень и ночь. Двадцать восемь кружков (!) – я нарочно посчитал, наперебой звали к чему-то увлекательному и занятному. Кто на блок-флейте играет, другой акробатические сальто вытворяет или бальные танцы – прямо на кочках. Рады каждой новой творческой единице.

Скажем – художественно-ремесленная мастерская «Добродеи». Завтра какому-то ребёнку исполнится год. Первая мысль, не какой бы подарок купить, а чтоизготовить. Решились на мягкую игрушку, плюс совместно разученную песню – так искусство сплелось с жизнью.

Или: часто ли слышим, что наши дети играют и одновременно поют? А здесьиначеникак.

«Инкубатор искусств» наводняли и взрослые. Всех выдавали глаза – блеск счастливого нетерпения, которое не скрыть. Национальный состав, я заметил, пёстрый – русские, татары, евреи.

Хоров в Ковчеге – три, разных возрастов. Но что это: репетирует, скажем, детский состав. Заглянет по делам кто из взрослых, и – что бы тоже на минутку не встать в хор, раз душа поёт. Присоседится ещё кто, а дети, напротив, устанут. Такдетский хор плавно перетёк в смешанный. И вот, слились упоённо дисканты и басы, дети и взрослые, беременные и кормящие. Чуть ли не из утробы подпевают.

Или ещё традиция, чудная совершенно. Ковчеговские мастерицы сходятся в Общий дом на рукоделия, и одновременно весь вечер поют на несколько голосов – заслушаешься.

Часов после шести поселенцев и гостей приглашали в главный зал, на кадриль. Набилось в итоге – очень плотно. Ведущий показывает фигуру, пары по очередиповторяют, как могут. Весело, смешно, задорно… Кадриль – не просто забава. Тут не зевай: если дама, скажем, хорошо вертится в танце, значит, ещё лучше закрутится в огороде. И вот притоптывают бывшие менеджеры ириэлторы, шоумены и имиджмейкеры. Но это в прошлом, а ныне – основатели собственных родов.

– Кажется, я поняла их, – моя спутница перевела дух от этих плясов, переплясов, утиного шага. – Каждый из нас – стоит хорошенько покопаться, найдёт в себе какой-то скрытый талант, увлечённость. Может, кто и забыл, но еслипостараться – точно вспомнит. Интерес в своё время наверно на карьеру не тянул, выгоды не принёс.

Так вот, – подруга почти протыкала меня насквозь, – в поселении «зарытые» таланты просыпаются наперебой. Ведь творческая мастерская у всех – целый гектар.

«Может, это и есть начало новой цивилизации – творческой?– подумалось в тот миг. – Налицонесходство мотиваций. Мы работаем ради зарплаты, они – для творчества, выгода где-то сзади.

А эта малая разница и создаёт новую цивилизацию».

Венчание

Послеочередной утренней прогулки-медитации Аня поделилась: сегодня в общине – венчание.

– В церкви венчаются?

– В поместье, – озадачила Аня, не добавив ничего.

Значит, новая забота – изыскать подарок.

– Не надо, не ищите, – Аня, оглядев сад, велела зачем-то выкопать пару ростков, вместе с землёй.

– Свадьба – «с посадками», – заинтриговала ещё больше.

Едва дождавшись полудня, мы, прихватив лопату исаженцы, двинули по заросшим тропинкам.

Праздничное поместье издали пестрело лентами. Стар и млад стягивались, причём тоже с деревцами, тазиками в цветах – этакими готовыми клумбами.

Вблизи поместье – неухоженный пустырь. Длиннокосые девы прогуливались с краснощёкими юношами. Чаровницы хвалились на диво расшитыми нарядами. Всех, однако, затмил жених – в рубахе с Ярилом-солнцем, да оберегами:

– Ладушкасотворила, свет очей моих, – выхаживал онпавлином.

– Где я только не вышивала, – делилась «ясноокая» подругам. – Всё вплела: и аромат сена, и капли росы. Даже петуха на рассвете – и того в дело.

Народ,не дослушав расступился: к молодым тащили козу Вирсавию.Коза сперва упиралась, не хотела дариться, но, оглядев новых хозяев, под бодрящие крикидаже пощипала травки.

Венчание обещали по особому обряду – «ведрусскому». Впрочем, подозреваю, сочинённому здесь же позавчера.

Молодые воздвиглись на пригорок, гости же, приубрав бороды и косы, замерли в волненьи.

Счастливый жених всё мешкал, пока благоверная теребила косу.

– С тобой, пре-прекрасная богиня, готов я сотворить Любви пространство навека, – чуть не пустил петуха, наконец.

–Тебе я помогать готова в сотворении великом, – потупила васильковые очи невеста, достав в подкрепленье шикарный венок.

Голоса наливались, наполняя пространство:

– Венец достоин тот принять, чья мысль способна прекрасным будущее сотворять, – невеста коснулась избранника – тот с готовностью упал на колено. Под овации венок пристроили к голове.

Диалог продлился в том же духе – белым стихом страницы на две, со зрительскими вставками.Деталей не вспомню.

Наконец, молодожёны, просочившись сквозь арку, с куда б о льшимазартом открыли вторую часть.

Аня, встрепенулась, потянув нас к саженцам. Народ вокруг тоже,расхватав добро,вновьокружал молодых.

Жениха меж тем, как подменили.Деловито, точно прораб, излагал проект Пространства любви:

– Дом задуман на пригорке, – приподнялся, чтобы донеслось всем, правда, пока непонятно, зачем.

– Возле – большая клумба. От неё – берёзовая аллея, – тыкал он в планшет.

Ряды оживились: все, кто с цветами, выступил к будущей клумбе, а там, на подхвате – уже невеста.

Сотворяне, рассредоточившись по полю, сажали – кто груши, кто яблони, кедрики. Походило уже не на свадьбу, а на гигантский субботник.

Жених со съехавшим венком присутствовал одновременно всюду:

– Начинаем с кочки и – так, прямо. Здесь взойдёт роща, тут – сад. Это ж и дачнику ясно, – взмахивал, словно капельмейстер.

Лишь сейчас заметно – поместье сплошь в колышках с бумажками. У указателя «Вишни» и я взял лопату. Однако коза Вирсавия, что рядом, вместо помощи всёлезла кмоим росткам. В итоге поместье наше явно отстало. Кто-то, вон, уже витиеватые хороводы водит вокруг посадок, чтобы крепче росло. Потому-тоизвестно: венчальные саженцы приживаются стопроцентно.

Пустошь на глазах преображалась, но венчальное действо лишьразгоралось. Народ, бросив тяпки и взявшись за руки, хороводиком двинул по периметру, затянув что-то величальное. Смысл: «что помечтаешь – то и сотворишь». Но в конце цепочки уже не слышали «голову». Так что неслось, что попало – разве молодых посмешить.

Аня и тут подсуетилась, сунувнам пакетики. Хоровод же, объявпоместье, распался. Каждый, не прекращая петь, что-то кидал и бережно утрамбовывал. Мы тоже посеяли семена в лунки – когда-то здесь взойдёт изгородь.

Теперь родовое гнездо, так сказать, в эскизе состоялось.

«Просто праздник-шедевр какой-то, – восхитился я. – Два-три часанеобычной свадьбы, и – заложен чудный сад».

Дальше – игрища, молодецкие забавы. «Коридор Любви»: идёшь наощупь, завязав глаза, пока партнёрымысленно шлют пожелания, тёплыекасания,– тонкая такая игра на остроту чувств.Чуткие особы так просветлялись в Коридоре, что выходили блестя глазами.

Или – «Отгадай пословицу». Одни изображают, другие распознают. Вот где смеху-то на лишний десяток лет.

Лишь несколько женщин не подыгрывали, а кормили грудью детей в сторонке.

Новый народ

Закатное солнце украшало стол, сервированный в три этажа. Но какже не похожиэтияства на те, что подают на обычных свадьбах. Запомнилось:

§ Сочиво – распаренная рожь с мёдом;

§ Сома – настоянное в печке топлёное молоко с сосновыми шишками;

§ Сурья – брусничный сок с мёдом, настоянный на солнышке;

§ Курганы плова с ароматом аж до сосен;

§ Сласти, орехами начинённые, медовым сиропом текущие.

Вкус продуктов необычайно добрый.

У стола крупногрудая девица, само воплощение плодородия уже заваривала травный сбор – «на роды».

– Деток в начале июня ждём, – споро подсчитали, рассевшись.

В родопоселениях ведь живут для Рода. Мамаши молоды настолько, что не поймёшь, кто кого нянчит. Сама – девчонка с худыми ключицами, кажется, вот-вот бросится в прятки играть, а у груди уже свёрток, откуда «мальчик-с-пальчик» попискивает. Типичный ответ не «у меня двое или трое», а «у меня пока двое или трое».

Повивальный папа сам нередко принимает своюже работу у собственной«богини»,чуть ли не учит рожать. Младшие тоже на подхвате. Считается, после общих родов семью – не разорвать. И что запало: ни про одну неудачу в «самодельных» родах так и не слышал.

– Мой-то, когда в прошлый раз рожали, всё руку тянул – «на растерзание», – делилось одно телесно одарённое создание. – Меня уж и так, и сяк, почти наизнанкувыгнуло, дыхания нет…

Так видели бы вы потом его руку! –загордилась она.

– Брр…, – передёрнулся я, – не для меня такое. Слушать хруст тазовых костей. Из любимой женщины внутренности вываливаются, а ты: «Дорогая, тебе не дует? Не волнуйся, всё пройдёт».

– Ну, вы не сидите, как перед телевизором-то. Чай, не в диснейлендявились, – возмутилась та, что заваривала «на роды». – Мне Толик тоже каждый раз помогал.

Повивальный папа Толик – тщедушный как воробей, разбирался пока с блином с черникой.

– А вы у жены спросите, – пробудился вдруг, – не решайте за неё.

Мы когда второй раз беременными ходили – на мне всё и держалось, – Толик отставил блин, пока благоверная отлучилась. – Я и рушники припас, и успокоил всех – а как же?

Так ведь хорошо, когда детки пухленькие, молочком пахнут, – повивальный Толик расчувствовался, будто сам собрался рожать.

– Врачи, как узнали, что в поселении роды, сразу примчались: кто принял? Видят – малыш здоровый, пожали плечами, уехали. Теперь красавица растёт, две годинушки уже.

– А роддом – это вообще против природы, – искрил героический Толик. – По мне, так лучше на улице рожать, чем там.

Женщина, считаю, при родах должна просто отсутствовать, –живородящий Толик раздухарился.

– Как то есть отсутствовать? – побледнела моя спутница.

– Ну, имею в виду, расслабиться напрочь. А делает всё муж. У меня, например, любимый момент – разрезать пуповину.

– Вас послушать, Толик, – оправилась спутница, – скоро скажете, сами рожали, а не жена.

– Ну, родила всё же она, – нехотя сознался тот. – Я потом жену омыл. На колени встал: «Спасибо, – говорю, – родная, за семью».Восхода дождались, показали дочурку солнышку…

– Что-о? – ясноокая, незаметно вернувшись, заслонила мужа обильной фигурой. – Да кого вы слушаете!

Я спрашиваю: «Кто родился-то?» А он блаженно расплылся так, в глаза младенцу заглядывает, будто там что увидит: «Мальчик вроде». «Не туда смотришь!» – кричу. Потом в себя пришла, поглядела, куда надо – девочка.

Он ещё: «Почему ребенок – синий?» А я: «На себя посмотри!»

В общем, стал рыдать. Я ему руку подержать дала – успокоить, значит. «Не плачь, мы сильные, справимся». Так что неизвестно, кто кому помог.

Потом, правда, пуповину разрезал. Торжественно, будто Олимпийские игры открыл. И дочку обожает, разве что грудью не кормит.

И разговор перетёк на какого-то Трифон Матвеича, которому 60 лет, а здесь, на приволье, поди ж – «взыграл», и народил двух сыновей.

Вечереющая природа теряла очертания – пир, отплясав, разбрёлся. Молодым остался сад, полный саженцев и цветов.

Во всех родопоселениях, где побывалось – в Калужской области и Ярославской, Владимирской и Тульской, бросалось в глаза: детей больше, чем родителей. Дети благоухали как цветы, –везде, везде подрастал новый народ.

Как ни странно, родопоселенцы – единственная группа славянского населения с положительной демографией.