Статистика и интересная информация

«Привет! Меня зовут Сольвейг Финнбогадоттир, а моего приятеля – Дагур Хаульфданарсон. Мы решили посмотреть вулкан Эйяфьядлайёкюдль. Из Сейдаруксроукюр двинули в Снайфедльсийёкюдль. Потом через Харбнафьордур в Брюнхоульфскирья и Каульдвафельсстадюр, мимо Хваннадальсхнукюр и Ватнайекюдль. Дальше – в Тунгнафеллсёкюдль, Стиккисхоульмур, Фаскудфьордур, Керлингарфьоль и Мюрдальстйокюдль. Приехали... Вулкан как вулкан». (Из интернет-фольклора).

Вот, собственно, и предыстория. Что теперь? Конечно, ехать, смотреть дивную прямую демократию своими глазами. А если надо – подставить плечо на первых порах.

Население Исландии – 320 тысяч. Из-за необитаемости центра здесь самая редкая в Европе плотность. Следом по незаселённости – родственная Норвегия.

На карте «Остров саг» – точно между Европой и Америкой. Видно, потому его обитатели так уверены, что они и есть пуп земли.

Исландия – не законченное творение, Господь её всё время улучшает. Когда кипящее земное нутро, наполнив долины, сползаети в океан, рождаются новые мысы, острова.

«Ледяное королевство», как начинка сэндвича зажато меж двух течений – тёплого и холодного. В итоге лето прохладное –плюс десять, а зима, напротив, комфортная– минус пять-десять. Прогнозы так увлекательны, что занимают подчас половину эфиров, поскольку к концу программы погода ужесменилась. Есть несколько версий местной шутки: «Если вам не нравится погода, нестрашно – через 15 минут станет ещё хуже». Имеются в языке викингов иособые сложные слова: «задержанный непогодой», «озабоченный погодой». Даже – «умеющий точнопредсказатьпогоду».

Рейкьявик – самая северная столица мира. Но не самая морозная – в Москве зимой холодней. Кстати, наши столицы, Москва и Рейкьявик – побратимы.

Символ страны– птичка паффин с красным клювом, словно маленький разноцветный пингвинчик. Паффин хоть и символ Исландии, но исландцевнедолюбливает. И не зря: в местных ресторанах нередок пункт «Boiled puffin» (Отварной паффин).

Высокий туристский сезон – июль-август, хоть реклама зазывает и зимой, и даже в арктический центр. Плюс, к нашим услугам курорты Гренландии, что тоже рядом. Местные гиды пообещают запуститьдля вас вулкан или включить северное сияние – только приезжайте. За отдельную плату – даже живой тролль в зоопарке.

Можно за кучу крон накупить местной грязи, и потом всю зиму разводить в ванне, ожидая чудесного омоложения. Ведь купание в ней, уверяют исландские учёные, лечит от всех недугов, включая неизлечимые. А если вы усомнитесь, вас немедля отправят к сагам – самому великому явлению культуры, где уникальность здешней земли подтверждена грабежами и убийствами на каждой странице.

Островитяне вообще считают себя тонко одарёнными, а если честно – самым литературным народом мира. Поэтому, уверяютзнатоки, по радио каждый прайм-тайм – по полчаса саги, затемдебаты. Также в Ледяном королевстве гордятся, что в их активе наибольшее число Нобелевских лауреатов на душу населения. Вроде как – один.

Почти все местные знают английский, но и родной язык берегут. На страже его – спец-комиссия. Когда, например, в обиход входит иностранное словцо, буквоеды и прочие чернильные души вгрызаются в саги, переиначивают на современный лад и выискивают замену чужеземцу. Правда, произношение таких «новоделов»чревато травмой языка.

Скажем, как обнаружить в сагах эквивалент «континентальной баллистической ракеты». Очень просто – «летящая вдаль огненная дубина».

Или: «выть», плюс «мчаться» – что получилось? Правильно, «реактивный самолёт». «Смотреть», плюс «забрасывать удочку». Угадали – «телевизор». «Число», плюс «пророк» – «компьютер».

Вообще в «языке троллей» полно сложносоставных слов, с которыми приходится мириться, как с китайскими иероглифами. Например, надо сказать кратко: «Не всегда одинаково умный». Пожалуйста, составное слово «misvitur» – очень точный образ.

Срочно произнести: «Зеленоватый, но по причине нахождения на большой глубине». Скажите просто: «grængolandi».

Или, допустим: «Сын, который ещё хуже своего отца» – тоже в одно слово. «Verrfeðrungur».

«Сонливый, но преимущественно по вечерам» – «kvöldsvaefur».

Словом, сердце начинает приятно урчать, а нога сама притоптывать, когда думаешь о загадочномполумифическом государстве.

Прибытие

«Добро пожаловать в солнечный Рквк», – встречает аэропорт. А морозец-то пощипывает, несмотря на июль. Ветер тащит чёрные хлопья, цепляя горы. На градуснике +12, засентябрило.

Погода вообще меняется, как по щелчку. Солнце, и так небогатое,сверкнуло на пару минут, и– вновь «скопилась туч воинственная рать».С зонтиками тут не расстаются, так что, едете в Исландию летом, одевайтесь как в Москве осенью.

От международного аэропорта, что в городке Кефлавик, до столицы Рейкьявика километров сорок пять. Оказалось, шоссе «Кефлавик – Рквк» – часть кольца, опоясывающего весь остров по побережью.

И вот потянулись пространные равнины вплоть до ближней горы.Пейзаж неприятен какой-то неполноценностью, принципиальной безлесостью.Мшистые валуны, слитковые каменюки – всё, что подкинул вулкан.Если мы не на краю света, то его на обочине– точно.

Главная густонаселённость – линия: «Кефлавик – чуть за Рейкьявик». В самом Рквк –120 тысяч, это меньше, чем у нас в Зябликове.Включая же города-спутники – под 200 тысяч, и это почти две трети страны. То есть мы сейчас в гуще исландской нации.

Люди бывалые советуют останавливаться в Исландии не в отелях, а в собственной палатке. Это вроде принято. Гостиничные цены в «высокий сезон» зашкаливают, поэтому кемпинги – всюду. Вполне разумный совет. Вот и я прихватил палатку, спальник, тем более столичный кемпинг, как обещали, почти в центре.

Кемпинг, усеянный тентами всех цветов, по-вавилонски разноголосил. Рядом – кухни, д у ши, походный комфорт. На поляне – международный волейбол, в столовой день рождения. Вправду очень удобно.И уплатив положенные 10 евро, я разбил свой первый дом на викингской земле.

Планы рухнули той же ночью – я дрожал от стужи. Стихия терзала палатку, пытаясь сорвать вместе со мной. Пронзающий холод подсказал и ошибку: летом берите в Исландию не летний спальник, а зимний. Теперь же, хоть бросай всё, и бегом в гостиницу.

Спотыкаясь о палаточные стропы, влетел я в пустую кухню, набрал в бутылки горячей воды и сложил по бокам в спальник. Так в дальнейшем и спасался. Пары смен кипятка в ночь хватало.

Неприветливый какой-то остров.

Рейкьявик

Русскоязычная община, по слухам, обитает в православной церкви, где-то в центре. Кемпинг наш – в часе ходьбы от центра, хоть реклама обещала и двадцать минут.

В Исландии нет ни исторических руин, ни милых сердцу развалин – всё сокрушила стихия. Тут и городов-то до недавнего не было. Старейшие постройки – XIX века.

Стольный град Рейкьявик вырос на берегу окияна.Тихие улочки, поросшие особняками. Опрятно, миниатюрно… В центре футуристический лютеранский собор в форме стартующей ракеты. В целом же город-брат не сразилархитектурой. Тут и пары домов в одном стиле не сыщешь – может, потому что стильных домов просто нет?

Гавань – в огромных траулерах, видно, тех миллионеров, что при старом режиме бесконтрольно хозяйничали. Двухэтажный парламент-Альтинг серого камня, без особых атрибутов, словно наш сельсовет. Сейчас, когда представительную демократию скинули, Альтинг делится социальным творчеством с народом.

Вообще, насколькожепрямая демократия возвышаетлюдей. Уверенные взгляды, сдержанное достоинство.И мы,тоже к этому причастны. Хорошо – аж щекотно.

В погоде вновь что-то перещёлкнуло.Ветер размазывал облака по небу, город уже изрядно проветрился. Отыскать бы православную церковь. Ввечеру, ближе к закату уткнулся я в тыльную сторону церкви – не здесь ли?

Несмело преступил порог. Нет, храм протестантский: в полумраке – кресла, как в концертном зале. Стенные фрески то ли сбиты, то ли, напротив, ещё не исполнены. Апостолы прильнули друг к дружке, как-то доверчиво заглядывая в глаза.

– Не стесняйтесь, расслабьтесь, – за мной, оказалось, наблюдал ласковый взгляд священника. – Скоро служба.

Народ и впрямь прибывал, зажгли свет. Впорхнула и группка девушек, смешливо секретничая. Я приблизился, однако вместо мелодичного говорка – почему-то осипший баритон.

Атлетичный викинг топтался с ноги на ногуу стенда.

– Когда начало? – взглянул я на часы.

– В полвосьмого, – отозвался «викинг» сопрано.

Я отпрянул: гренадёр – вовсе не викинг, а… женщина. Но могучая, меня бы запросто за плечо забросила. Лишь подведённые глаза выдали«слабый пол».

«Какая-то странная церковь», – стало не по себе.Оставаться на службу расхотелось.

Я отступил на крыльцо и скорым шагом, прячась от ветра – назадв кемпинг.

Русская община

Православная церковь внешневовсе не церковь, а неприметный домик на улице Oldugata близ Альтинга. Единственное отличие от соседнихособняков – бедный вид за плоховатым заборчиком.

Внизу – молельный зал. На субботней службе человек шесть во главе со священником отцом Тимофеем, хотя всего русскоязычных в Исландии под тысячу. Службу ведём коллективно: на пастве – хор, чтение текстов и всё, что велит батюшка.

Добрая традиция – чаепития на втором этаже вприкуску с тем, что принесём. На чужбине ведь соотечественников тянет друг к другу.

– У нас год делят не на четыре сезона, а на два, – это в ответ на моижалобы о климате. – В один сезон – зимняя куртка, в другой – демисезонная.

– Зато живёте в вольной стране, – говорю. – В истинных демократияхнарод и внешне другой. Прямая осанка, гордый взгляд, – подтвердил я недавнийвывод.

– Не спешите слишком выпрямляться здесь, особенно в непогоду, – остерегла латвийская землячка Анна – миловидная, средних лет. – Запросто снесёт ветром. И с зонтиком осторожней – тоже унесёт.

– Помню, на первой работе обедали на свежемвоздухе, – поддержала соплеменница Лида с украинским говором. – Так ветер просто сдувал мои продукты. Но главное, берегитесьв хейзи, в центре страны. Тамветер, представляете, так силён–самподнимает водопад и гонит обратно в ущелье.

– Не может быть, – замер я. – А я-то собрался в центр.

– Что ж вы пугаете, да не слушайте их, – вступился батюшка Тимофей. – Здесь зимой комфортно. Встанешь на мёрзлый асфальт и –так, на ветре доедешь до службы.

– А что, – не терпелось мне, – заметны уже сдвиги при народном правлении?

– Это вы про «вертушки» на перекрёстках? Так на них кто не ругался. Новый мэр – Йон Гнарр, сказал: так по всей Европе. А что теперь на перекрёсткахзаторы – не волнует.

И разговор зашёл о более насущном.

Оказалось, в Исландии иностранцу закрепиться трудней, чем на континенте. Для мужчин удачная работа – чистить днища кораблей.

Если жениться или выйти замуж за местного, через три года гражданство автоматически – сдай лишь языковой тест.

– Ничего себе, «автоматически», – представляю. – Мне бы, чем сдать ваш тест, проще вообще притвориться немым. На многих словах язык же прикусываешь.

А что-нибудь интересное планируется в августе? – спрашиваю. – Извержения какие, хоть северное сияние?

– Намечаетсядругое, рейкьявикский гей-парад.Авторитетнейший в мире. Увидите, остров просто не вместит желающих.

– ООН вроде объявиладаже год «Борьбы за прогрессивные ценности», – припомнила Анна. – Типа, против традиционной семьи.

– В Рейкьявике по большому счёту смотреть нечего, – закруглил посиделки отец Тимофей. – Основная красотища не здесь, а в центре.

Сам остров – небольшой, его и за неделю объедешь, даже с остановками типа «ой-смотри-как-здорово!» Но чтобы вжиться в страну, – Тимофей посерьёзнел, – уверяю, не хватит и жизни.

Кулинарные изыски

У нас на кемпинговской кухне всё общее. У кого что лишнее – крупа там, кетчуп, чай – просто кладут на продуктовые полки дляобщего потребления.

Днём солагерники разбредались кто куда, к вечеру – возвращались, нередко к общей трапезе. Появились и национальные столы. Большой франкоговорящий стол жил своей жизнью – с сигареткой по кругу, рэпом на французском.

Исландская кулинарная палитра, как известно, скромна, ведь привычных продуктов нети половины. Однако немало фанатов всего викингского для полноты ощущений предаётся вкусной и здоровой пище прямо здесь, на острове.

– Скажем, х а укарль, – просвещали меня, – разложившееся акулье мясо. Угощают в двух видах: из гнилого желудка и тухлой мышечной ткани. На вкус, естественно, любой знаток различит.

Хаукарль – мы помним, страшен происхождением. У акулы нет мочевыводящих путей наружу, и она от природы ходит по малой нуждевнутрь себя. За жизнь акульи внутренности так пропитаны мочой, что просто ядовиты – чреваты ботулизмом. Однако грех не воспользоватьсяаппетитной акульей тушкой, выброшенной морем.

Исландские учёные прознали: мочевая кислота разлагается вместе с разложением плоти, то есть – с гниением. Поэтому акулий труп хоронили в земле, пока каждая клеточка хорошенько не настоится гнилью. Потом яство выкапывали, сушили и… Ведь у настоящего викинга железные не только доспехи, но и нутро.

Именно хаукарль меня и пригласили попробовать.

– Тухлой акулятины не отведать – в Исландии не быть, –растолковал авторитет из соседней палатки.

Сам вид хаукарля в мелких кубиках уже несколько отбил аппетит. Вышел спор: действительно ли лакомство готово или откопали рановато.

– Тру-викинги, – осмелел я, – никогда не ждали до кондиции, а ели, когда припрёт. Иначе до готовности вообще не доживёшь, – и первым вкусил акулятинки.

Что сказать? Казалось,во рту взорвался химический завод –чтобы залить пожар не хватило и двух бутылок воды. Однако сотрапезники жевали жилистое мясо, словно это манна небесная.

– Возможна дополнительная сервировка ягелем, по желанию гостей, – зарделся французский повар мсьё Жорж.

– Не стоитрисковать, – отставил я блюдце. – Хаукарль если и можно рекомендовать, то как слабительное, – и отправился чистить зубы.

На меня безнадёжно махнули, и затянулио квашенных тюленьих плавничках и о местном мороженом с рыбой.

Однако со временем и я проникся северными разносолами.

– Вот в Гренландии, – блеснул я, – и вправдузнатная кухня. Если вы нашли, скажем, труп тюленя – не проходите мимо. Надо всего-то – отрезать голову и напихать в брюхо дохлых чаек. Потом – зарыть в вечную мерзлоту, чтобы трупные яды чаек и тюленьих кишок нейтрализовали друг друга. Зимой сгнивший продукт отрывают – как раз к новогоднему столу.

На меня взглянули почтительно, даже записали рецепт, и – приняли в клуб гурманов, постигавших викингскую кулинарию вскладчину.

В следующий час чревоугодийв программе – шашлык из кита. Мясо, однако, сплошь жир, жариться не желало. Я отважно взял кусочек,но проглотить, увы, не случилось. Потому – так и держал во рту, помалкивая и согласно кивая.

– Чувствую всё же, рецепт нарушен, – критически причмокнул мсьё Жорж. – Если точно – надо больше овечьего навоза в огонь кидать.

Тут я не выдержал и выложил весьсекрет на стол.

– Совсем отвыкли от здоровой пищи, –пожали плечамизнатоки, и продолжили – о прочих отвратных деликатесах.

Вечером – заговорщически уединились. «Свиз, свиз…, – только и мелькало таинственно, – завтра, наконец». Посвящённые расползлись по палаткам, иглаза их блестели.

Наутро, в условный час – вновь на кухне. Мне доверили увесистый пакет.

– Доставай, но аккуратно, –велели, оглядевшись.

Я влез в мешок и застыл, словно библейская Саломея. В руке красовалась усечённая баранья башка. Где гурманы раздобыли– не знаю. Овца глядела с укором и с поволокой.

Оказалось, «свиз» (svið) – сваренная овечья голова, обязательно с глазами, и распиленная затем надвое, чтоб удобней разместить на тарелке. Зародилось кушаньево времена, когда ещё не терпели, чтобы какая-то часть животного пробежала мимо желудка. Всёсъедаем до последнего воспоминания.

Сперва с отрубленной головы спаливают шерсть. Обязательно на открытом огне,поэтому при появлении на кухне чужих Голову прятали от истерических визгов и упрёков.

Дальше – разнотолки: когда пилить Голову, после варки или до. По идее – после.

Французский кулинар то и делооткрывал кастрюльку и, цокая языком, снимал пену. Блюдо вроде готово, когда мясо легко сходит с кости.

Трепанировали за палатками – прочь от несведущейтолпы. И вот овца в двух частях, словно двуликий Янус – уже на блюде в окружении брюссельской капустки. Обе половины обнажили зубы в последнем вздохе.

– Прям лицо сатаны на тарелке, – восхитился авторитет из Франции.

Подельники, достав вилки, сгрудились как коршуны. Началось…

Особые вопли восхищения снискала щека – и мяса больше, и нежней.

– Лучший кусок – язык, – возразил мсьё Жорж, набив рот. – Но его не отрезают, а вырывают из пасти.Как викинги – вот так!

Мяса, однако –лишь чуть. Обнажился белый череп. Кто-то, вытянув челюсть, глодал, стуча своими зубами об овечьи.

Дольше всего сопротивлялся глаз. Едоки повтыкали ножи – глаз чавкал, но не сдавался.

– Non,pas! – французский специалист, алчно вонзив вилку, подцепил око. Под ним – огромная дыра.

– Жирный глаз какой, а? – оценил Жорж. – В Исландии это как гамбургер.

Я же смотрел на свиз с комом в горле, – это просто какая-то столовая в аду. Затем отщипнул.

– Что, нравится? – похлопали меня.

– Я думаю, это… безопасно, – беспомощно глотнул я воздух.

– Это древний рецепт викингов, – возмутились.

– Глаз бери, глазное яблоко – аппетитное, – подбодрил французский эксперт. – Так ели при прямой демократии, – и придвинул тарелку.

Думая о прямой демократии, я зажмурился.

– Вот, вот, оценил же! – вскричали вокруг.

Оставшийся в тарелке глаз глядел совсем безнадёжно.

– Боюсь, блюдо столь специфично, что российскому желудку не вынести, – произнёс я чужим голосом. – Не вынести в прямом смысле – из-за стола, – и вскочил, опрокинув стул. Желудок грозил низвергнуться не только через рот, но и через нос.

– Непрофессионал, – летело вслед.

Череп овцы долго преследовал меня и проклинал. Снится и поныне – корит во всевозможных грехах и провинностях.

Тингветлир

1

В исландских сердцах альтинговая долина Тингв е тлир – навсегда место знаковое. Скажем, в 1930-м году на здешних полях отмечали тысячелетие заселения острова. В 1944-м – свободу от датской короны. Сейчас национальный парк Тингветлир – туристская знаменитость, своего рода «Красная площадь». Так что, причащаемся к истории с азов.

День сегодня разгорелся до +14 в тени. От Рквк до святыни прямой демократии километров сорок. Дорога привычна: чахлые поросли, безволосые холмы. Что овцы могут там нащипать? – разве лишь мох. На пару километров – травяной дом, слитый с пейзажем.

Кстати, любая горка вокруг – ни что иное как вздутие земли под колоссальным прессом снизу. Кипящая магма, распирая земную кору, гнёт в слабых местах дугой. А прорвав– рождает вулкан.

Тингветлир – огромная долина над местом, где стыкуются те самые тектонические плиты, Евразийская и Североамериканская. На поверхности соседство континентов – длинная впадина меж горных гряд. Переход из Европы в Америку– по мостику.

С верхотуры хлещут два водопада, растекаясьв долине серебристыми шнурками. Где-то внизу – омут, в котором по поверью топили неверных жён. У туристов, говорят, ондо сих пор будит нездоровый интерес и участие.

Просторная поляна под нами – и есть Тингветлир, где триста лет заседал древний Альтинг. Удобно навис горный «балкон» – Скала Закона. С неё открывали вече, улучшалиправо.

В 1000-м году – приняли новую веру, христианство. Правда, поначалу столкновение религий-конкурентов раскололо страну. И вот на Альтинге двафронта, ощетинившись копьями, отстаивали свои истины. «Книга об исландцах» повествует, чем кончился конфликт:

«Законоговоритель Торгейр, – читаем в Книге, – улёгся, закутавшись в плащ, не двигался весь день и ночь, и не говорил ни слова. А ранним утром поднялся и сказал, чтобы люди сбирались у Скалы Закона. Когда все пришли, начал он речь, что дела запутаются безнадёжно, если в стране не будет один закон для всех. Он по-разному убеждал, говорил, что от этого пойдут такие распри, что страна разорится. (…)

– Да будет у всех нас один закон и единая вера. А когда мы разделим законы, тем же разорвём и мир.

И все признали, что должен быть один закон».

В итоге Альтинг-1000 нашёл компромисс – столь типичный для прямых демократий. Веру меняем, но старые обряды не запрещаем, смотрим сквозь пальцы. Считается, благодаря такому консенсусу исландское христианство как нигде пронизано древними мифами.

Вот она, Скала-трибуна – щекочет ладонь морщинами. Впрочем, ландшафт не раз корёжили землетрясения. Последний раз Змей-Горыныч вылетал в 1798-м году.

Два водопада щедро поят округу своим изобилием. Вода кристальна– хоть разливайв бутылки.Под водный гул туристы мирно поглощали бутерброды. Я же всей кожей ощутил былое этой земли. Народоправие, что шумело когда-то, и вот – возродилось. Всколыхнулось волнение:

– Подумать же, – обратился я к ближнему исландцу, – эти скалы помнят демократию, что вершили ваши предки. А теперь, вот, дождались вновь.

– Здесь не раз всё сменилось, – не разделил энтузиазма исландер. – Землетрясения, катаклизмы…

– И всё же отрадно – при искристом водопаде дышатьветерком свободы, – жмурясь от счастья не слышал я. – Как же не хватает её в нынешнем мире.

– Вы правы, – участливо подтвердил визави, – водопад хорош, особенно на фоне радуги.

– Воздух свободы, – не молчалось мне, – даже пахнет иначе.

– Воздух и впрямь тёплый, – засвидетельствовал исландер с некоей досадой. – Но не полагайтесь слишком. У нас погода в день не разсменится.

2

От восторга – не усидеть.Спустившись, я в деталях проследил низвергшийся водопад. Вправо от него зарябило озеро, а влево – быстроногий ручей.

Похоже, исландская природа притягательна именно за счёт воды. В любом виде – водопадов, гейзеров, хоть тихих рек. Без воды землистый пейзаж откровенно скучноват.

На пасторальном озере птичьятусовканаслаждалась солнечными ваннами и обществом друг друга. Пара лебедей скользила,величавовыгнув шеи.

Меня же привлёк другой родственник водопада – ручей. Чем дальше от истока искрилсяручей, тем больше наливался иразительней менялся нравом. А вскоревконец остепенился,задумчиво обрастая прибрежнымискалами. Отслеживаем теперь – лишь перепрыгивая острые вершины. Зовётся такая конфигурация отвесных стен и воды – «фьорд». В фьорде уже не поплещешься. Взглянешь с опасной вертикали в далёкую гладь – и отпрянешь.

Вода фьорда прозрачна, словно её и нет: трёхметровая толща проглядывает насквозь. Но что это – дно вдруг резко обвалено, причём, метров на семь сразу, видно, какой-то подземный коллапс. Что интересно: на чистоте перепад вообще не сказался. В глуби, на цветных камнях всё так же блестят монетки.

Ясно теперь, что значит «Grængolandi» – помните, сложное слово: «зеленоватый из-за пребывания на глубине». Что ж, убедили, такого преломлённо-зелёного нет нигде, кроме фьорда.

А водный норов-то совсем помрачнел. Там внизу, без ветра и волн, без поющих птиц и даже плещущейся рыбы несла воды уже река Стикс. И вскоре средь многотонных глыб степенно исчезла в матушке-Земле. Вот где рай для любителей без хлопот свернуть шею. Один лишний шаг – и без следа сгинешь в абсолютной тьме.

По Исландии, выяснилось, нет нужды странствовать и рыскать без устали. За каждым поворотом – пейзаж, от которого захватит дух, но который надо не спеша разгадать, постичь. Настоящие чудеса – не на дорогах, а на тропах. Что же до автоэкскурсий, то из машины вид вообще – примерно как из телевизора.

Альтинговая поляна явно активизирует и окрыляет. Причастившись к истинным ценностям, я встряхнулся – вспомнил, зачем здесь. Надо не щадя сил добывать материал о прямой демократии. В первую же очередь разузнать:

– Как в прошедшие пару лет применялсяпункт о 2% населения, которые могут вносить в Альтинг законопроекты;

– Как применялась норма о 10%, которые вправе отменить закон, принятый ранее Альтингом;

– Иглавное, какой первый закон в новом исландском народовластии приняла не представительная власть, а 10% населения – прямой демократией.

Мир параллельного секса

Про обещанный гей-парад вспомнилось, когда Рейкьявик запестрел шестицветными флагами. Всюду, всюду педерастическая радуга, даже переход-зебру на шоссе, и ту размалевали в шесть цветов.

«Рквк – город педерастов» утверждал памятник Арнарсону, первому норвежскому поселенцу.

Как далеко, однако, шагнул прогресс. Мужеложников в Европе запрещали вплоть до той самой Великой революции 1960-х, что потрясламир. Теперь же в передовых странах геи – почти сверхюди, им чуть ли не поклоняются. Давно не полицейские ловят педиков, а, наоборот, педы полицейских, если уличат в нетолерантности. В Швеции, говорят, даже первоклашки на гей-парадах распевают: «Мои мамы – двое пап».

Геи проникли и в кемпинг, над палатками то и делошестицветные знамёна. Заселилась и русская команда – Мишан, Димасик, Жоржетта, Джексон.Подключалась и Инна, которую почему-то звали Иннокентием, и которая, как я понял –некто вроде идеолога. Я поначалу занервничал, но – привык. А вскоре на правах ветерана объяснял, где что в кемпинге и как применять.

– В июне на гей-параде были в Берлине – вот это праздник на весь город, – восхищалась Иннокентий. – Каждый самовыражается – красиво, творчески. Целый фестиваль ЛГБТ.

– Один, помню, самодвижущийся сортир приспособил, – подхватил Жоржетта. – Сидит себе на очке, рулит – аж в ветер заднице. Такой вкусняшка.

– Простите моё невежество, – говорю, – но что такое ЛГБТ?

– Это значит не только геи, но и лесбиянки, бисексуалы, трансвеститы. Смотр, так сказать, всех творческих новаций в любви.

Творческие люди ведь креативны во всём – даже в сексе, их не устроят замшелые штампы. Скажем, Микеланджело. Будь он натуралом – просто бы оклеил Сикстинскую капеллу обоями.

– Большинство нашего меньшинства тоже желает парада, –пригрозила Иннокентий. – И не где-то – на Красной площади.

– Ищут себе приключений на пятую точку, – приземлил всехДжексон (он же Женя). – У насведьбатюшки всех епархий сбегутся, задрав рясы. Нанесут тебе травму крестом, несовместимую с жизнью – потом и апельсины в больницу не помогут.

– Натуралы, – распахнул объятия Жоржетта, – почему вы ненавидите геев? Они же вас так любят.

Так в столовой возник ещё один общий стол – российский.

Утром, часов в десять Жоржетта в шортах вертелся у закипавшей кастрюли. Но, похоже, как варить вермишель не смыслил.

– Сделано как-то через одно место, – недоверчиво повертел пачку.

– Ну что, – Мишан перекинул полотенце через плечо, – готово?

– Говорю же, ж*па полная, – взмахивал руками Жоржетта. – Ненавижу готовить. Вся вермишель – коту под хвост, а ты даже задницу не почешешь помочь. Известно ведь, мужчины – лучшие повара. Вот и готовь, как настоящая мужчина.

– Мужчины, может, и готовят лучше, но они – ленивые сволочи, – не смолчала Иннокентий. – Дайте, я знаю рецепт со специями, – и угловато выпотрошила пакет.

К вечеру радужные собрались в какой-то «тематический» бар «Sodoma» на улице Tryggvagötu.

– Опять Tryggvagötu, – ленился Жоржетта. – это же самая дальняя задница. Пойдём, вон, в аквапарк.

Но поход, видно, удался:

– Вчера заходим – ни одного натураста, все мурзики такие, – Жоржетта наутро умиротворённо переваривал завтрак. – Сам бар дорогущий, я уже последние слёзы из кредитки выжимаю, всё мало. Тогда и подумал: что, если использоватьсвой рот, чтобы удовлетворить всех сразу? Меня уговорили. И я… запел.

С новыми друзьями дни разнообразились. Изнанка жизни интриговала. Ощутилась даже жалость:почему люди с генетическими сбоями страдают? Ведь инвалидам, и тем жизнь облегчают.

– Зачем только парад нужен? – повстречал я вечером штатного идеолога Иннокентия.

– Сами-то в парадеучаствуете? – просканировала та меня взглядом.

– Не-е, я вроде нормальный.

– Хорошо, вы – «нормальный». А они, стало быть?

– Э-э… Ну…

– Теперь понимаете, зачем нужен парад?

Каждый из нас содержити мужские, и женские ростки, – терпеливо разъясняла авторитет. – Если кто сознательно ограничил себя – это инвалид, больной. Всё равно, что завязать один глаз или не пользоваться левой рукой.

Гомофобия –серьёзный пробел в культуре. Так что, страдаете ей– обратитесь к врачу. Есть сейчас хорошие методики сексуального развития, расширения кругозора. Вам помогут, если, конечно, правда хотите духовно расти.

Ну а если вы«просто мужчина», – подытожила Иннокентий тоном зрелого моралиста, – то и нужны просто, чтобы «починить унитаз».

– Звучит занятно, – озадачился я, –простоновые горизонты. Может, и впрямь, вступишь в ваше братство – итоже какой талант прорежется?

– …ой, сейчас точно на пятую точку съеду, – на горизонте явилась остальная компания радужных. И беседа естественным образом прервалась.

Восхождение в ад

1

Если заехать за последний хутор, что на краюобжитого побережья, попадёшь в мир целиком необитаемый. Центральнаявозвышенность, называемая здесь «хейзи» (heiði), вздыбилась над морем на сотни метров. Благодать Гольфстрима уступает безмолвию Снежной Королевы. Поокоченевшимлавам и у белённым кратерам гуляютлишь в плащ-палатках испецобуви. Ландшафт настолько «неземной», что американские астронавты тренировали высадку на Луну именно здесь.

В центр я и двинул как-то подышать воздухом, тем более в русской общине напомнили: адские врата вулкана Хекла по-прежнему ждут любопытных.

В хейзи вовсю хозяйничала осень. Ветер гнал облака, точно стада овец, дождь сыпал кислым горохом, наводя печаль на целый край.

Открылась ужасная картина бесплодных угольных полей– без дорог, без человеческих знаков. Ни одному растению не зацепиться за жизнь средь обгоревшего камня. …«Земля, от которой отрёкся Господь».

Пейзаж пока монохромен – чёрный песок,да шлак под стать грифельному небу.

Через полчаса подъёма картина сменилась. Теперь – частые крутые холмы метров в сорок, будто кто-то густо-густо набросал кучки. Взберёшься с трудом на вершину – что за ней? Такое же раздолье опалённых горок. Холм, ещё один двойник сквозь вуаль дождевых капель.

И всё же мхи и лишайники кое-где закрепились. На перегное этих «пионеров биоценоза»когда-то пустит корни и травка.

В горах цветовая гамма обогатилась: плюс к пепельно-чёрному – теперь белые островки снега.

Ландшафт и дальше полнился красками. Вот уже три яркозвучащих тона: угольный гравий, белый снег, кислотно-салатовый мох. Следом и четвёртый – зарябила река, будто подлили серебряной краски.

Солнце по-прежнему пряталось, как сладостное обещание. Лишь у долины Ландманналаугар, сжалившись, пустило пару лучиков. Тут пейзаж и раскрылся– цвета «взорвались».

Горы Ландманналаугара на деле – разноцветны. Каждый минералмагмы блистал по-своему. Фиолетовые валуны переливались с охристо-золотистыми слитками, изумрудный мох «приправлен» водной синевой.По-научному такая самоцветная залежь зовётся «риолитовыми горами». Впрочем, вскоре солнце скрылось, безнадёжно обескровив окрестности. Унылый вид вновь навевал неодолимую тоску по дому.

Ландманналаугар – заповедник южной Исландии. Стада туристов пасутся возле булькающих диковинок. Вот гейзер,вроде спит сном младенца, а на деле– наблюдает синим глазом. Всюду предупреждения: мол, «свалитесь – сваритесь».

Вскоре чудо природы и впрямь колыхнулось, словно грудь певицы. Из дыры расплёскиваясь вздулся волдырь и сделал «Пыщщ!» метров на пятнадцать ввысь, усилив и без того знатную вонь.

Физика тут проста. Вглуби под вулканом кипит водный исток, стремясь вырваться на свет Божий сквозь узкую трещину. Но у поверхности вода уже остыла, заперла ход. Когда пар, подкопив силёнок, выбрасывает эту холодную пробку, и случается славный «плюх».

Рвотные позывы не давали гейзерупокоя – минут через десять под дикий восторг эякуляция повторилась. Сюда бы, в кипяток мясца покрошить, лаврушки – будет суп. Впрочем, не один я такой умный. В кафе у другой кипящей грязюки что-то варят, и сразу, с сероводородом– на стол.

– В тот день ушло 3000 кадров, – делился некто, уминая свежесваренное. – Одна и та же точкас разных ракурсов – совсеминой вид. Очень фотогеничная страна.

Не забудем, однако, у насв плане – нечто особое, врата ада. Может, удастся даже узреть кого из несчастных и расспросить, как там живётся.

2

Слух об исландской огнедышащей горе издавна ужасал правоверных. В каждом, даже захудалом монастыре Англии и Германии ведали: в изрыгающей яд Хекле – нора в ад. Сияют раскалённые плиты, и грешники пылают посреди горы. Один смельчак поведал даже: стоит приставить ухо – слышны вопли молящих о пощаде. Исторгалась же губительная преисподняя всякий раз, как заглотит слишком много душ, предавшихся диаволу.

Хроники 1341-го года уточнили: при опорожнениичреваптицы с железными когтями мечутся в языках кратера. И птицы те – ни что иное как грешные души. Бережливые же исландцы применяли потом железные когти в хозяйстве вместо крючков.

Хекла – вулкан всего в полторы тысячи метров, но крайне активный. В 1766-м году – вообще выплюнул рекордную лаву для мировых извержений, породив дажевыражение: «Да пошёл ты в Хеклу». Так что, грех не посетить «столицу ада», раз проходим мимо.

До высоты метров 800 удобный подъезд, дальше– только пешком.

Кстати, в ближайшем к адскому пеклу городке – в Селфоссе, в католическом приходе похоронен один из лучших шахматистов ХХ века, сам Роберт Фишер.Селфосс тоже не раз страдал от спектаклей с громом и молнией.

Что же там всё-таки творится во чреве матушки-Земли, что его постоянно вытряхивает? Выяснилось вот что. От нас до центра Земли – около 6400 км., это, стало быть, радиус Земли. Радиус в 6400 км не однороден, а делится на три пояса, причём делится в зависимости от температуры.

Центр Земли – самый горячий кусок, порядка 6000 градусов. Впрочем, точно никто не мерял и вообще там не был, все данные косвенные. Почему ядро огненное и никак не остынет – неясно.Ядро вообще материя тайная.

Чем дальше от раскалённого ядра, тем жар, понятно,спадает. Так, температура слоя, который окутывает ядро, уже под 4500 градусов. Слой этот называют«мантия».Толщина мантии– где-то2900 км.

Чем дальше от печки-ядра, теммантия прохладней. Плюс, конечно, атмосфера вокруг Земли тоже морозит. Охлаждение рождает третий и последний слой–кору, на которой мы живём.

Земная кора не только самый холодный пояс, но и самый тонкий. От нас до мантии всего-то километров шестьдесят. Это меньше Замоскворецкой линии метро. Час – и доехали до кипения-бурления. Правда, толщина коры не одинакова. Это на континентах до мантии – 60 км, а вот на океанском дне бывает три километра, четыре.

Оказалось, каждый вулкан связан напрямуюименно с мантией. Вулканическая магма–и есть расплав мантии, умудрившийся выплеснутьсянаружу. По магме видно, чтодокопаться до мантии у нас шансов – ноль. Это всё равно, что прыгнуть в вулкан.

Но взломатьтолщу корыи вырватьсяна свет Божиймагме не под силу: она просочитсялишь там, где в коре есть ход. Что это за проход, откуда берётся?

Оказалось, кора – вовсе не цельный монолит, обнимающий мантию герметично. Кора расколота на около десяткагромадных пластин, плавающих в вязком расплаве. Это и есть литосферные платформы, с которых мы начали про Исландию. Конструкцию представляют в виде яйца.В середине желток, его обволакивает белок, а сверху скорлупа. Желток соотнесём с ядром, белок с мантией, а скорлупу вообразим надтреснутой – это и есть кора, разбитая на фрагменты.Стыки ипустоты меж плитами– сейсмически активные зоны. Вот вкратце, что удалось почерпнуть перед походом на Хе