Michiton oladabas multos te tccr cerc portas

Предположив, что автор записи сознательно исказил слова и добавил в них лишние буквы, Ньюболд решает, что первоначально фраза должна была выглядеть следующим образом:

Michi dabas multas portas

Приблизительно это можно перевести как «Мне ты дал много ворот» или «Многие врата дал ты мне». Но что за «врата» имеются в виду? И тут Ньюболд вспоминает о своем увлечении оккультизмом, в частности каббалой.

Каббала – религиозно‑мистическое течение, возникшее в XII веке в рамках иудаизма. Оно основано на вере в содержащееся в Торе божественное откровение и отчасти вобрало в себя черты античной философии. Особое внимание в каббале отводится мистическим практикам, тайным системам символов (рис. 2.3).

 

Рис. 2.3. «Каббалистическая» картина мира на гравюре XVII ст.

 

Уильям Ньюболд знает: «вратами» в подобных системах часто именуются разнообразные условные обозначения, шифры, приемы, позволяющие как засекретить информацию, не предназначенную для посторонних ушей, так и прочитать уже зашифрованный текст. В мозгу исследователя мелькает мысль: а ведь Бэкон тоже увлекался каббалой! Так не в этом ли кроется путь к разгадке манускрипта?

Он рассуждает дальше: в учении каббалы часто используются сочетания двух букв иврита. Видимо, именно на это намекает фраза, упоминающая о «вратах»: нужно применить к написанным латиницей словам способы шифрования при помощи удвоения букв, которыми пользовались каббалисты.

Как работает этот способ? Например, у нас есть алфавит (иврит, латынь, английский либо какой‑то еще) (рис. 2.4). Каждую букву можно удвоить, сочетая ее сначала с самой собой, а потом со всеми остальными буквами последовательно. Тогда у нас получатся такие пары (если начать сочетать с буквы А): АА, AB, AC и так далее.

 

Рис. 2.4. Современный английский алфавит

 

Покончив с буквой А, мы приступаем к образованию пар с буквой В: ВА, ВВ, ВС… Таким образом, при изначальном, например, 26‑буквенном алфавите, можно создать 676 пар букв (рис. 2.5). Каждую букву можно заменить парой букв двадцатью шестью различными способами. Ньюболд назвал это «билитеральным алфавитом».

 

Рис. 2.5. Пример образования пар в случае с английским алфавитом

 

Конечно, в этом случае потребуется дополнительная таблица, в соответствии с которой тот, кто шифрует текст, и тот, кто будет потом его читать, смогут определить, какие именно пары букв решено использовать для обозначения, например, буквы А или С. В итоге в зашифрованном тексте каждой букве изначальной записи соответствуют две, которые ее обозначают. Причем совсем не обязательно заменять букву парой из непосредственно относящегося к ней ряда. Проблемой становится то, что в любом случае в итоге зашифрованная запись получается вдвое длиннее, чем изначальная. Ньюболд предположил, что Бэкон, которого он считал автором манускрипта, решил этот вопрос следующим образом: в парах, соответствующих буквам первоначальной записи, первая буква должна быть такой же, какова последняя буква предыдущей пары.

Джерри Кеннеди и Роб Маршалл, авторы известной книги о «манускрипте Войнича», приводят такой пример: скажем, нам нужно зашифровать слово «карта» – «map» по‑английски. У нас есть таблица, в соответствии с которой каждой букве соответствует несколько пар, используемых при составлении зашифрованного текста. Для обозначения буквы «m» мы выбрали пару BO. Далее нам нужно зашифровать букву «а». В нашей вспомогательной таблице этой букве соответствует несколько возможных пар, но нам нужна та, которая начинается с буквы «о». Предположим, мы выбрали пару OL. И, наконец, чтобы зашифровать букву «р», из нескольких возможных вариантов мы должны взять пару, начинающуюся с буквы L. В итоге слово «map» у нас трансформируется в BO‑OL–LT. Лишние, сдвоенные буквы можно убрать. В итоге получится, что слово «map» мы зашифровали как BOLT. Таким образом, мы экономим место (рис. 2.6).

 

Рис. 2.6. Пример зашифровывания слова в соответствии с версией Ньюболда

 

Вас ничего не настораживает в версии Ньюболда? Сейчас большинство исследователей манускрипта утверждают: уж очень многовариантным был бы подобный шифр. И если у вас перед глазами не лежат «ключи» к использованию пар букв (напомним, что таких пар может быть огромное количество!), то, по сути, любую шифровку можно «подогнать» под желаемый результат. Но профессор считал, что он сделал правильные выводы и разгадал метод Бэкона.

Но что делать с основным текстом манускрипта? Разгадка «ключа» в конце документа – это, конечно, хорошо, но каким образом это могло помочь прочитать непонятные знаки, которыми написан основной текст? Эта проблема стала главной в исследовании Уильяма Ньюболда, который, получив от Войнича первые копии манускрипта, провел в размышлениях над ними целых два года, прежде чем результаты исследования были обнародованы в 1921 году…

 

Ошибка профессора

 

Во время одной из множества бессонных ночей, проведенных над страницами загадочного документа, Ньюболд, рассматривая текст через увеличительное стекло, обратил внимание на интересную особенность: каждый символ, написанный чернилами, при сильном увеличении оказывался испещренным крошечными линиями, штришками, точечками. То есть если мы представим линию, которой написан тот или иной знак, та или иная буква, в виде полосы чернил и будем разглядывать эту полосу при сильном увеличении – мы увидим, что поверх нее располагаются еще какие‑то значки, гораздо более мелкие и схематичные. Следовательно, нужно читать не сами знаки манускрипта, а крошечные символы, написанные «поверх» них. То есть, в соответствии с теорией Ньюболда, «манускрипт Войнича» многие относят к примерам так называемой стеганографии.

В буквальном переводе с греческого «стеганография» означает «скрытое письмо», или «тайнопись». Ее ключевое отличие от криптографии в том, что стеганография не просто делает информацию нечитаемой обычными способами – она полностью скрывает само ее существование! Например, сообщение может выглядеть как обычная картинка, но только адресат будет знать, что эта картинка несет в себе особый, тайный смысл. Вспомните анекдот про Штирлица, который, «увидев в окне 25 утюгов, понял, что явка провалена». Этот способ хорош тем, что, в отличие от прочих шифровок, стеганография не привлекает к себе внимания. Правда, некоторые исследователи считают, что манускрипт не является «классической» стеганографией, ведь несущие информацию символы все же видны – пусть и при увеличении.

В наши дни получила широкое распространение цифровая стеганография, когда информация, например, представлена путем незначительного искажения изображения или сигнала, определяемого лишь с помощью специальной аппаратуры.

Итак, внимательно рассмотрев маленькие черточки и штрихи, которыми были испещрены символы документа, Уильям Ньюболд усмотрел в них буквы греческого и латинского алфавита и пришел к основному выводу: каждый символ манускрипта, написанный чернилами, сам по себе бессмыслен. Читать нужно заключенные в его объеме штрихи. А потом, прочитав буквы, которые несет на себе тот или иной написанный чернилами символ, расшифровывать их в соответствии с «ключом», действие которого мы с вами только что подробно рассмотрели!

Работа закипела. В нескольких строках текста Ньюболд усмотрел около 1300 маленьких значков и начал их расшифровывать. Вскоре ему «удалось» прочитать фразу «scripsi Rogerus Bacon…» – «Я, Роджер Бэкон, написал это…». Ученый ликовал. О своем успехе он сообщил заказчику – Вильфреду Войничу. Тот очень обрадовался и немедленно написал несколько писем своим друзьям‑антикварам, уведомляя их, что загадочная рукопись разгадана и вскоре будет представлена всему научному миру. Произошло это в конце декабря 1920 года.

Уильям Ньюболд продолжал работу с манускриптом. Конечно, до полной расшифровки было еще далеко, но тем не менее 20 апреля 1921 года состоялось уже упоминавшееся выступление в Филадельфийском терапевтическом колледже. От сведений, которые Ньюболд представил слушателям в ходе своего выступления, захватывало дух. Он заявил: «манускрипт Войнича» однозначно свидетельствует о том, что Роджер Бэкон намного опередил свое время. Ученый‑монах XIII века построил телескоп, что позволило ему вести астрономические наблюдения, которые до сих пор считались невозможными для времен Средневековья. Один из рисунков манускрипта Уильям Ньюболд объявил изображением туманности Андромеды (см. вклейку). Кроме того, продолжал он рассуждать, Бэкон также обладал техникой, позволявшей ему вести исследования в области микробиологии.

По версии Ньюболда, часть иллюстраций рукописи – это изображения яйцеклеток, сперматозоидов и прочих мельчайших «анатомическо‑биологических» объектов. Загадочные обнаженные дамы (европейские исследователи иногда по сей день называют их «нимфами»), по мнению ученого, – это символические изображения человеческих душ до их слияния с телом (см. вклейку).

Что же получалось? Что Ньюболд сделал открытие, согласно которому часть истории науки должна быть пересмотрена? То есть уже не Антони ван Левенгука, жившего в конце XVII – начале XVIII века, нужно было считать «отцом микроскопа», а Роджера Бэкона? А лавры создателей телескопа нужно было отнять у Галилео Галилея и Иоганна Липперсгея?

И, наконец, закономерный вопрос: если Бэкон совершил такие значимые открытия, почему он не сделал их достоянием общественности, почему информация о них была зашифрована? Ньюболд вполне логично разъяснял, что о причинах этого, пожалуй, мог бы рассказать только сам Роджер Бэкон. Но можно предположить, что ученый, у которого были весьма натянутые отношения с церковными иерархами и «земными» властями, попросту не хотел привлекать к себе излишнего внимания… да и делиться знаниями тоже.

В целом научная общественность встретила исследования Ньюболда достаточно благосклонно. Тем более что сам он говорил, что до окончательного «прочтения» манускрипта еще далеко и он отнюдь не раскрыл все свои секреты. Правда, практичный Войнич в это время делает первую попытку продать томик, оценив его весьма внушительно – 160 тысяч долларов. Он рассчитывал добиться от потенциального покупателя возможности оставить за ним и Ньюболдом право продолжать изучение загадочной книги. Но… покупателей не нашлось.

Уильям Ньюболд тем временем немного отошел от рассмотрения самого манускрипта и углубился в изучение многочисленных трудов Роджера Бэкона, которые были уже давно известны историкам. Он надеялся, взглянув на них свежим взглядом, найти дополнительные подтверждения авторства манускрипта. Его письма того периода полны восхищения перед гением средневекового ученого… А вот Войнич был далек от восхищения. Он буквально подгонял Ньюболда в его работе и желал видеть новые, возможно, более значимые результаты исследований. Увы, им суждено было остаться незавершенными. Осенью 1926 года Ньюболд заболел и скоропостижно скончался.

Его смерть всколыхнула новую волну интереса к таинственному манускрипту. Друг Ньюболда, профессор‑филолог Роланд Грубб Кент собрал незавершенные работы коллеги, дополнил их своими рассуждениями и в 1928 году опубликовал труд «Шифр Роджера Бэкона», который, впрочем, сенсации в научном мире не произвел. В 1930 году, не дождавшись окончательной расшифровки, умер сам Вильфред Войнич.

А вскоре грянул гром. В 1931 году профессор Джон Мэтьюз Мэнли, преподаватель английского языка в Чикагском университете, заявил: выводы Ньюболда полностью ошибочны и манускрипт ни в коем случае нельзя считать расшифрованным…

Мэнли был интересным персонажем. Будучи профессиональным филологом, в годы Первой мировой войны он работал шифровальщиком, хорошо разбирался в различных системах тайнописи и был знатоком средневековой истории и философии. С Уильямом Ньюболдом при жизни последнего они неоднократно переписывались, обсуждая различные тонкости расшифровки манускрипта. Еще в 1921 году Мэнли опубликовал статью «Самая таинственная рукопись в мире: является ли автором Роджер Бэкон и найден ли ключ?». В этой работе он высказывал довольно скептическое отношение к труду коллеги, но писал, что, по его мнению, манускрипт не является подделкой и мистификацией и его прочтение – лишь вопрос времени.

Через десять лет риторика Мэнли меняется полностью: в журнале «Speculum» («Зерцало») ученый заявил: все выводы его соотечественника совершенно беспочвенны и изучение загадочной книги нужно начинать заново. Чем объяснить такую перемену? В большинстве случаев исследователи приходят к выводу: Мэнли, хорошо относившийся к Уильяму Ньюболду, не хотел при его жизни вступать в полемику с коллегой и в пух и прах разбивать его достижения. Но все же для научного мира такая позиция представляется немного странной. Как известно, в спорах рождается истина – и как знать, возможно, если бы Джон Мэнли начал научную дискуссию с Ньюболдом при жизни последнего по вопросам расшифровки манускрипта, то толку от этого было бы больше… Но он предпочел поступить иначе.

Мэнли заявил: все то, на чем базировал свои выводы Ньюболд, – абсолютная ерунда. Все те «черточки и буковки», которые его предшественник якобы рассмотрел в символах манускрипта, есть не что иное, как обычные трещинки – слой чернил просто растрескался от старости! То есть искать смысл в этих мельчайших деталях не нужно! Что же касается приемов дешифровки, использованных Уильямом Ньюболдом, то они, по мнению профессора Мэнли, не выдерживали критики, так как убедительной и стройной системы таблиц с «двухбуквенными заменами» его коллега так и не представил. Следовательно, манускрипт расшифровывался как бог на душу положит.

Такую «расшифровку» можно сравнить с плохо написанной программой. Ведь если мы хотим, чтобы компьютер выполнял за нас какую‑то сложную работу, мы должны составить для него четкий алгоритм действий. Чем лучше он прописан – тем точнее будет работать машина. Но если программа допускает различные толкования – работа будет сбиваться или застопорится вообще. А в «расшифровке» Ньюболда слишком многое относилось к разряду догадок и интуитивных допущений.

Справедливости ради скажем: Ньюболд и сам признавался, что не уверен до конца в правильности своих выводов. Более того, он утверждал, что даже сам иногда расшифровывал один и тот же кусок текста совершенно по‑разному, а в «черточках» на фоне символов манускрипта, которые Мэнли объявил трещинками, ему подчас мерещились совершенно разные буквы. Этот факт Джон Мэнли подтвердил довольно издевательски: воспользовавшись системой Ньюболда, он перевел одну из фраз манускрипта как «Париж соблазняют влюбленные девы». Согласитесь, что от Роджера Бэкона и его научной системы это довольно далеко.

Выходило, что предложенная в 1921 году система расшифровки манускрипта нуждалась в пересмотре…

Получается, что Ньюболд, образованный и заслуженный ученый, совершил ошибку, характерную для менее опытных коллег, – попытался выдать желаемое за действительное, подогнал данные под свои предположения и «интуитивные озарения», чего делать ни в коем случае нельзя… Делал ли он это намеренно? Вряд ли. Скорее всего, он, как говорят юристы, «добросовестно заблуждался», будучи увлекающимся человеком. Иногда высказывают и такую версию: Ньюболд с течением времени понял, что манускрипт ему не покоряется, и сознательно сфальсифицировал свой вариант расшифровки, не желая признавать поражение. Впрочем, эту точку зрения поддерживают немногие.

Так или иначе, Уильям Ньюболд как исследователь уже после своей смерти заработал не очень хорошую славу… Но приверженцы у его теории есть и по сей день.

Итак, в начале 1930‑х годов перед исследователями снова встали вопросы:

• Как расшифровать «манускрипт Войнича»?

• Что написано в этой книге?

• Кто является ее автором? Ведь так как теория Ньюболда была признана ложной, а его расшифровка – ошибочной, фразе «я, Роджер Бэкон, написал это…» более нельзя было доверять. Правда, в распоряжении исследователей было уже известное вам письмо Иоганна Марци с указанием авторства манускрипта, но кто мог дать гарантию, что оно является абсолютной истиной?

• Действительно ли манускрипт создан в XIII столетии? (Напомним, что в то время в распоряжении исследователей не было возможности провести радиоуглеродный анализ – он будет проведен лишь через семьдесят с лишним лет, и результаты его будут довольно неожиданны!)

 

Вопрос об авторстве возникал на протяжении всей истории изучения манускрипта и не решен до сих пор. Давайте ненадолго вернемся к уже упоминавшимся владельцам рукописи и посмотрим: высказывались ли какие‑то «подозрения» в том, что кто‑то из них является настоящим автором книги, приписывавшейся Роджеру Бэкону?

 

Книга, откуда ты взялась?

 

Несмотря на то, что выводы Уильяма Ньюболда были признаны впоследствии неверными, его работа имела огромное значение. Во‑первых, он был, по сути, первым исследователем загадочной книги. Во‑вторых, он не просто привлек к ней внимание и положил начало многолетним спорам – Ньюболд наглядно продемонстрировал, насколько увлекательным и захватывающим может быть поиск информации и изучение старинных документов… Даже если результат ваших изысканий потом придется признать научным промахом.

Вспомним, на чем основывался в своей работе Уильям Ньюболд?

Так же как и хозяин манускрипта, он считал, что прилагавшееся к книге письмо от Иоганна Марци к Афанасию Кирхеру, которое мы уже упоминали, – подлинное. Правда, письмо это (оно по сей день хранится вместе с манускриптом) тоже не лишено некоторых странностей: так, автор – Марци – завершает свое послание указанием даты и места написания: «Прага, 19 августа». Далее указан год. А вот какой именно – 1665 или 1666 – непонятно. Дело в том, что последняя цифра в этой дате представляет собой то ли пятерку, переправленную на шестерку, то ли, наоборот, цифру «6», которую исправили на «5». Несмотря на то, что письмо неплохо сохранилось, чернила выцвели; да и тот, кто ставил на листе дату, видимо, не очень беспокоился о том, чтобы она стала стопроцентно узнаваемой. Но кто внес это исправление? Тот, кто писал письмо – сам Иоганн Марци, – или кто‑то сделал это позже? Но с какой целью? Подобные странности настораживают сторонников версии о том, что «рукопись Войнича» является не более чем мистификацией: встречаются утверждения, что все эти огрехи, помарки, неточности делались намеренно и служили одной цели: запутать исследователей и не позволить им вывести обманщиков на чистую воду. Правда, в большинстве исследований это письмо датируют 1665 годом.

Процитируем данное письмо Марци: «Эту книгу, которую завещал мне мой близкий друг, я предназначаю тебе, дорогой Афанасий. ‹…› Бывший владелец книги однажды уже спрашивал твое мнение, отправив тебе копии некоторых страниц, и выражал надежду, что ты сможешь прочесть эту рукопись. ‹…› Его собственные попытки расшифровки не увенчались успехом… Доктор Рафаэль… сказал мне, что эта книга принадлежала императору Рудольфу и что он представил ему того, кто принес эту книгу, получив за нее 600 дукатов. Он полагал, что автором книги является Роджер Бэкон, англичанин».

Как видим, сведения довольно приблизительные и неточные. Но, основываясь на этом, Ньюболд начинал свое исследование.

Интересно, что в первое время после приобретения манускрипта Войнич считал, что владевший рукописью «Рудольф», упоминающийся в письме Марци, – это не император Священной Римской империи Рудольф II, а король Германии Рудольф I (1218–1291), живший в XIII веке. То есть хронологически этот Рудольф был ближе к Бэкону, что косвенно как бы подтверждало авторство. Лишь после того, как Войнич занялся активными поисками помощников в деле расшифровки манускрипта, историки указали ему на его ошибку. Правда, широкой публике манускрипт представляли просто как «произведение средневекового монаха‑ученого Роджера Бэкона, написанное шифром, который до сих пор не разгадан»: именно так Вильфред Войнич атрибутировал свое приобретение на одной из выставок 1915 года.

Но каким путем загадочная книга попала к императору Священной Римской империи Рудольфу II? Чем объяснить интерес правителя к небольшому томику? Достоверных ответов на эти вопросы нет, но можно с уверенностью сказать: правитель был большим любителем искусства и различных раритетов. Так что нет ничего удивительного в том, что рукопись в итоге попала в его руки.

Рудольфа II (рис. 2.7) часто критикуют за то, что книги и коллекции диковинок для него были интереснее, чем государственные дела. Он собирал минералы и драгоценности, рукописи и старинное оружие, устраивал оранжереи и увлекался астрономией.

 

Рис. 2.7. Йозеф Хейнц. Портрет Рудольфа II. 1594 г.

 

Дядей Рудольфа был испанский король Филипп II, и именно при его дворе будущий император провел отроческие годы. Уже тогда на него произвели огромное впечатление собранные испанскими правителями коллекции драгоценностей и произведений искусства.

В 1572 году Рудольф занимает венгерский престол, а еще через четыре года – в 1576 году, в возрасте 24 лет – он был коронован как император Священной Римской империи. Видимо, именно тогда у молодого человека начинаются проблемы со здоровьем. Он страдал тяжелым расстройством пищеварения, был склонен к депрессиям и нуждался в помощи врачей, которых в это время при дворе появилось изрядное количество. Вообще Рудольфа II окружала сама разнообразная публика: его интерес к искусству, культуре, книгам заставлял императора искать общества ученых, поэтов, художников и философов, а склонность к меланхолии и проблемы со здоровьем приводили к тому, что частыми гостями дворца были разнообразные астрологи, травники, алхимики… И если мы примем на веру письмо Иоганна Марци, то получается, что кто‑то из этих людей принес во дворец загадочный манускрипт. Но кто? Нужно ли слепо верить предположению, что рукопись создана Роджером Бэконом, и нужно ли соглашаться с Войничем, что передал ее императору именно Джон Ди?

«Представить манускрипт ко двору» могли многие. Например, Гуго (Хьюго) Блотий, хранитель Хофбиблиотеки в Вене, или Ожье Гислен де Бусбек, фламандский ученый, дипломат, алхимик, библиофил, который при дворе Рудольфа II систематизировал приобретаемые императором книги и ведал разведением растений. Считается, что именно Бусбек привез в Европу с Востока некоторые виды животных и растений – например, сирень и тюльпаны, впоследствии ставшие символом Нидерландов. Побывал при дворе Рудольфа II и знаменитый Джордано Бруно – ученый даже посвятил правителю свою книгу «Сто шестьдесят тезисов против математиков и философов своего времени». Бруно тоже иногда включают в «список возможных авторов» манускрипта.

Покровительством Рудольфа II пользовались «изобретатель вечного двигателя» Корнелиус Дреббель, врач Таддеус Хайек, художник Октавио Миссерони… Некоторое время роль врача и придворного историографа при Рудольфе II играл венгр Иоганнес Самбук, владелец огромной библиотеки, – так что, как видим, недостатка в любителях старины и всевозможных диковинок при дворе Рудольфа II не было. А это значит, что любой из упомянутых людей мог не только познакомить правителя со странной рукописью, кем бы она ни была создана, но и – что еще интереснее – быть ее автором.

Но находящиеся в нашем распоряжении документы, связанные с манускриптом, позволяют судить лишь о том, кто и когда владел манускриптом (и то лишь относительно).

Как мы помним, на одной из страниц манускрипта Вильфред Войнич обнаружил плохо различимую надпись «Jacobj’a Tepenece», что позволяло ему «привязать» книгу к имени Якоба Горжчицкого (1575–1622). Его латинское имя звучало как Якоб (Якобус) Синапиус (Jacobus Sinapius) (рис. 2.8). Этот уроженец Богемии, видимо, происходил из незнатной семьи, но с раннего детства отличался незаурядными способностями. Учился он в Чески Крумлове и получил духовное образование. Но, видимо, юношу интересовали также предметы, не связанные с церковной жизнью: он проводил много времени в аптеке при колледже и через несколько лет, овладев секретами фармацевтики, вполне мог заниматься лечением. Обучаясь в иезуитских колледжах (он сменил несколько учебных заведений), Якоб неизменно получал право выращивать в прилегающих садах лекарственные растения и заниматься изготовлением лекарств. Более того, он разработал и успешно применял в лечении несколько весьма действенных микстур, что позволило ему стать вполне обеспеченным человеком. В своей алхимической лаборатории он проводил многие часы.

 

Рис. 2.8. Якоб Горжчицкий. Портрет работы Иоганна Бальци. XVIII в.

 

Около 1607 года император Рудольф II приглашает еще довольно молодого тогда Якоба Горжчицкого к себе в качестве врача и травника. Болезненный правитель не прогадал: судя по тому, что вскоре Якоб получает значительные вознаграждения из казны и титул с «географической привязкой» – Тепенец, его медицинские познания оказались полезны Рудольфу. Горжчицкий становится богат и может позволить себе не только беспрепятственно посещать обширные библиотеки своего «работодателя», но и составлять собственные коллекции. Видимо, частью этой коллекции и был когда‑то «манускрипт Войнича», о чем напоминает сохранившаяся надпись «Jacobj’a Tepenece». Известно, что иногда Рудольф II даже оставался должен своему придворному медику, и можно предположить, что Якоб Горжчицкий однажды получил манускрипт, принадлежавший императору, в качестве оплаты за услуги. Видимо, тогда он и поставил свое имя на пергаменте. Но в настоящее время иногда можно услышать предположения, что Горжчицкий является не просто одним из владельцев таинственной книги, а ее непосредственным автором. И в самом деле, он ведь обладал огромными знаниями в области ботаники, алхимии, медицины – так почему бы не предположить, что состоятельный и влиятельный человек, которому при дворе явно многие завидовали, просто зашифровал самые секретные свои рецепты и самые тайные знания в виде иллюстрированной рукописи?

Правда, эта версия достоверно никем пока не доказана – как, впрочем, все версии, связанные с манускриптом. Более того, некоторые исследователи отрицают даже, что надпись «Jacobj’a Tepenece» сделана рукой самого врача и алхимика: сохранились некоторые другие подписанные им документы, и почерк, которым эти подписи сделаны, не похож на тот, который можно увидеть на странице манускрипта. Так что есть также предположения, что надпись, свидетельствующую о принадлежности загадочной книги Горжчицкому, сделал какой‑то библиотекарь или антиквар уже после смерти владельца. Также находятся скептики, считающие, что имя на странице еще не говорит о том, что книга принадлежала Горжчицкому, – надпись могла, например, свидетельствовать просто о том, что он ее просматривал в императорской библиотеке. Правда, эта версия не объясняет того, каким образом «императорская» книга в итоге покинула библиотеку и осела в руках частных владельцев…

Высказывались и версии (в основном сторонниками того, что рукопись сфальсифицирована самим Войничем), что автором подписи также является Войнич. Что же касается самого Якоба Горжчицкого, он умер еще не старым человеком в 1622 году после падения с лошади, на десять лет пережив своего бывшего покровителя – Рудольфа II. Большая часть его немалого состояния была завещана иезуитским учебным заведениям и монастырям. И, как уже говорилось, от трех до двенадцати лет, прошедших с момента смерти Горжчицкого до того времени, когда хозяином манускрипта стал алхимик Георг (Иржи) Бареш, являются «белым пятном» в истории рукописи. Возможно, она просто лежала где‑то в сундуке и ждала своего часа. А возможно, за этот период она успела сменить еще нескольких хозяев – всякое может быть.

 

Интрига в письмах

 

Так или иначе, Георг Бареш был первым более или менее достоверно установленным владельцем манускрипта – во всяком случае, в отличие от Горжчицкого, Бареш упоминается в письмах Марци и Кирхера и сам участвует в переписке, по содержанию которой можно заключить, что он был непосредственным владельцем рукописи.

Об этом человеке известно очень мало, даже даты его рождения и смерти – 1585–1662 – довольно приблизительны, и в нашем распоряжении нет ни одного его мало‑мальски достоверного портрета. Образование он, по‑видимому, получил в одном из иезуитских колледжей; также есть указания на то, что Бареш обладал магистерской степенью по философии. Примерно в середине 1620‑х годов он прибывает в Прагу, а незадолго до этого, видимо, знакомится с Рафаэлем Собегордым‑Мнишовским и Иоганном Марци. Владельцем манускрипта Бареш стал, судя по всему, в промежутке между 1625 и 1636 годами и начал предпринимать усилия по его расшифровке – во всяком случае, об этом свидетельствуют попытки завязать переписку с Афанасием Кирхером, который слыл знатоком древних языков и, если верить источникам, увлекался изучением разнообразных шифров и иероглифов. Видимо, сотрудничества по какой‑то причине не получилось. Есть предположения о том, что Кирхер предложил Барешу продать ему книгу, но получил отказ и потом в течение многих лет алхимик пытался расшифровать рукопись самостоятельно.

Перед смертью, последовавшей около 1662 года, Бареш завещал свои коллекции, алхимическое оборудование и книги другу – Иоганну Марци, который на тот момент занимал должность ректора Карлова университета в Праге.

Разносторонность интересов и глубина познаний Иоганна Марци вызывает огромное уважение даже у нас – хотя по сравнению с людьми XVII столетия мы обладаем гораздо большими возможностями в плане получения информации. Марци был придворным медиком, писал труды по физике и отдельным ее областям, например оптике. В 1639 году он опубликовал работу, посвященную динамике. Благодаря дружбе с Афанасием Кирхером начал по его примеру заниматься восточными языками. Ректор Пражского университета был неплохим специалистом в области тактики и фортификации – во время войны со шведами он принимал участие в обороне Праги.

 

 

И СНОВА ОБ АФАНАСИИ КИРХЕРЕ

Он был специалистом в области философии и богословия, владел множеством языков, с большим интересом занимался изучением естествознания: по признанию самого Афанасия Кирхера, его очень увлекали такие явления природы, как миражи и вулканы. Подобных людей называли еще «полиматами», «энциклопедистами», «универсальными людьми», «людьми эпохи Возрождения». Яркий пример – Леонардо да Винчи. При жизни имя Кирхера было известно на всю Европу, его почитали за честь назвать своим другом короли и высшие церковные иерархи.

 

Именно Марци называют в числе возможных «изготовителей» манускрипта, причем подводят под эту историю некую политическую подоплеку…

Дело в том, что Иоганн Марци последовательно выступал против вмешательства набиравших силу иезуитов в дела Пражского университета. А одной из самых влиятельных фигур «общества Иисуса» был тогда Афанасий Кирхер. И существует довольно популярная в среде исследователей «манускрипта Войнича» версия о том, что Марци подделал как письма Бареша, так и собственно манускрипт для того, чтобы дискредитировать Кирхера, известного своими обширными познаниями и честолюбием. Мол, «нерасшифровываемая» рукопись станет хорошим щелчком по носу для знаменитого богослова и ученого. Какие можно привести «за» и «против» этой версии?

Во‑первых, Иоганн Марци, который был одним из самых образованных и просвещенных людей Европы своего времени, обладал всеми необходимыми знаниями и ресурсами для того, чтобы изготовить качественную подделку и с ее помощью поставить в тупик Афанасия Кирхера. Тем более что подобные розыгрыши уже имели место. Известно, что Кирхеру уже доводилось получать сфабрикованные шутниками «древние» документы с просьбами расшифровать их.

Во‑вторых, существование Георга Бареша по большому счету подтверждается только перепиской относительно манускрипта, что заставляет некоторых исследователей задаваться вопросом: «А был ли мальчик? Может быть, личность Бареша тоже является частью продуманной мистификации?»

На этом, пожалуй, «за» заканчиваются и начинаются «против».

Для начала обратим внимание на то, что если вся история с перепиской Марци, Кирхера и других заинтересованных лиц относительно манускрипта – не более чем мистификация, то мистификация эта была явно затянувшейся. Ведь в общей сложности письма Георга Бареша, Марци, Кирхера охватывают промежуток в три десятка лет! Даже если бы Иоганн Марци жаждал во что бы то ни стало опозорить знаменитого иезуита и дискредитировать его знания, для чего и создал манускрипт, – не слишком ли это был громоздкий способ?

Кроме того, Марци и Кирхер на протяжении долгих лет вполне мирно общались, более того – дружили и с большим уважением относились к образованности и познаниям друг друга. Более того, когда Марци отправил своего сына учиться в Рим, он поручил «присмотреть за ребенком» именно Кирхеру. Представляется, что и «ненависть» Марци к иезуитам сильно преувеличена – он сам в юности получал духовное образование, и есть упоминания о том, что незадолго до смерти он сам стал членом «общества Иисуса».

Также нужно упомянуть, что за все время изучения манускрипта Войнича не было обнаружено никаких пометок, записей или других свидетельств того, что рукопись изготовлена Марци, а не просто являлась его собственностью.

Иоганн Марци умер в 1667 году, незадолго до смерти составив завещание и отписав свою огромную библиотеку сыну Иоганну‑Людвигу…

Некоторые сохранившиеся письма Марци находятся ныне в Национальной библиотеке Чешской республики.

Еще одним возможным автором «манускрипта Войнича» называют иногда друга Иоганна Марци, Рафаэля Собегордого‑Мнишовского, чешского юриста, литератора и государственного деятеля. Он родился в 1580 году, получил хорошее образование; помимо права, его интересы были связаны с историей, политикой, монастырской архитектурой.

Свою карьеру Собегордый начал с должности секретаря кардинала Мельхиора Клесла, а затем обучал будущего императора Священной Римской империи Фердинанда III чешскому языку. Видимо, этому человеку было тесно на репетиторской должности, и постепенно его начинают привлекать к политической деятельности: Собегордый‑Мнишовский успешно ведет переговоры и добывает сведения во время многочисленных войн, занимается коррекцией и переводами законодательных государственных актов. Вскоре он получает должность прокурора. Но самое интересное – он серьезно увлекается разнообразными способами тайнописи, а также интересуется алхимией. Последнее не столь уж удивительно – в то время алхимия была весьма популярна. Рафаэль Собегордый‑Мнишовский не только сам активно изучал алхимию, но и поддерживал контакты с представителями этой области: в его переписке найдены имена многих алхимиков того времени. Например, поляк Михаил Сендивогий (Сендзивой), некоторое время находившийся при дворе Рудольфа II.

Но гораздо важнее для нашего исследования то, что Собегордый, видимо, не ограничился тем объемом знаний, который был необходим ему для успешной карьеры в области политики, – он создавал свои собственные способы шифрования.

Судя по немногочисленным документам, около 1618 года Собегордый‑Мнишовский объявил, что создал некий шифр, который никто не сможет взломать. Что это был за шифр и как он выглядел – неизвестно. Но эти смутные сведения дали возможность исследователям заподозрить, что именно Собегордый может быть одним из авторов «манускрипта Войнича». Более того, появились даже предположения, что