Саша Черный. Детский остров.

С рисунками Бориса Григорьева.

Изд. «Слово», Берлин, 1921

Мы все знаем вот уже лет пятнадцать сатирика Сашу Черного – по журналам первой революции, по «Сатирикону» и, наконец, по двум книгам лирических сатир (одна с прекрасными рисунками Добужинского), знаем его как переводчика Гейне и Сафира, даже как рассказчика, но, вероятно, немногое помнят его стихи и сказки для детей («Живая азбука», стихотворения, с рисунками Фалилеева, выдержала, кажется, несколько изданий; отдельные вещи были напечатаны в «Голубой книге», изд. О.Н. Поповой, в детских альманахах «Шиповнике», Сытина, «Радуге» и др.).

В «Детском острове» поэт собрал стихотворения последних лет. Это, действительно, остров – и не только для детей, поэт сам отдохнул здесь на простых темах от тех общих и страшных мыслей, для которых не подыщешь нужного слова, потому что трудно соперничать в силе и выразительности с войной, голодом и мором. Когда-то Микеланджело желал «молчать и не слышать». Но С. Черного, если он даже сознательно и нарочно оставил сатиру и лирику, спасла любовь к детям, их радости и смеху, хотя чувствуется, что он и тут говорит меньше, чем ожидаешь от его знания детской жизни. Может быть, он боялся остаться непонятым: ведь прежних, памятных нам по недавним еще воспоминаниям подробностей детского быта больше нет: они исчезли с общим бытом. 

Т а м, в России, и з д е с ь, в бесчисленных беженских колониях дети забыли не только об игрушках и гостинцах, но и насущном. Многое пропало для детской поэзии, многое должно было останавливать автора, но книга вышла все же бодрой.

Это не «Фейныя сказки», не Парнас для детей, куда водят гулять в хорошую погоду; нет Бальмонтовской красивости – золота и самоцветных камней; на вас просто веет теплом и уютом. Вы попадаете, правда, и на задний двор («Хрюшка») и в хлев («В хлеву»), но это не беда, и детям, ведь, не закажешь туда дороги, а с настоящим поэтом побывать там не страшно. С. Черный умеет подойти к детской теме и разработать ее неожиданно и интересно. Таковы, например, смешные стихи: «Бобина лошадка», «Храбрецы», «Снежная баба», «Как кот сметаны поел». Прямо чудесные стихотворения: «В раю», «Перед ужином», «Летом», «Иммортели», «Зимою всего веселей», «Скрут», «Зеленые стихи» и «Ах, сколько на свете детей». Некоторые ин них войдут, вероятно в детские антологии. Речь С. Черного очень проста, кое-где встречаются слова, сочиненные им по образцу детских: нырялка, царапка (царапина), болталки (ноги). Жалко, что у автора, у которого есть несомненное чутье языка, дает их сравнительно мало.

Из рисунков Григорьева очень хороши на стр. 109, 123 и 131. Досадно только, что по своей (сравнительно) высокой цене она не попадет в широкие детские круги. Хотелось бы видеть ее, пусть без иллюстраций и даже на половину уменьшенной, но изданной дешевле.

А. Дроздов [109]

Сашин остров

Жизнь была так хлопотлива, так переполнена доверху вопросами хлеба насущного, труда и наслаждений, что уже в четырнадцать лет росли под носом усы, а в двадцать лет – горб за спиною. Весь день вы мыкались на службе; вы читали урывками газеты – одну, другую, третью, спорили о думском запросе и о судьбе великосветского хлыща, убившего актрисенку какую-нибудь с опереточных подмостков. По двадцатым числам вы получали деньги, и их расхватывали у вас зеленщики и бакалейщики, женины портнихи и приятели, которым вы были должны. У вас голова лопалась от забот и занятий, и в детскую вы заходили мимоходом, говоря:

– Ну, карапузы, а? Что? Дашенька, что? Васенька, ты опять вымазал штаны.

За обедом вы говорили раздраженно:

– Если ты, крикун, будешь шуметь как давеча, то я тебя поставлю в угол.

Но звонил телефон, и из трубки в ухо вам кричала жизнь, полная забот, неприятностей и деловитости. Знали ли вы, милостивый государь мой, развязывая на ночь галстук и позевывая от усталости, что за стеною в комнате, освещенной жиденьким пламенем ночника, спит особый, цельный, белоснежный мир, которому имя – детская? Знали ли вы, что он загадочен и сложен, что в нем живут свои беды и свои утешения, что как-то там по-особому работаю мысли – крошки, мысли – неоперенные птички, что голубые, карие, перламутровые глаза смотрят в нем по-особому, по-свойски, по-детски?

И когда, спасая вашу жизнь или ваши сейфы, вы бросились за рубеж, вы взяли с собою и детскую, разворошенную криком взрослой осатаневшей жизни. А хлеб достается трудный. Часто ли слышите вы беспокойный вопрос:

– Папа, почему?

Что можно ответить на это почему, когда сам не знаешь, и зачем, и почему, и как! И снова детские двери на запоре, а над крышей плывут облака, и солнце глядит в кровавых лужах, усмехаючись криво.

Пришел человек странный. И как будто серьезный был этот человек, и ядовитый изрядно. В старом «Сатириконе» писал он вирши, хлещущия больно и, черт их возьми, приманчивые нутряной какою-то свежестью. Выпустил книги своих взрослых сатир. Пришел злой этот человек и постучал пальцем в дверь детской: тук-тук.

– Кто там?

– «Может быть, слыхали все вы – и не раз, что на свете есть поэты?»

Он пришел и стал как свой – как будто бы и взрослый, а свой, детский; каких сказок наговорил этот чудодей! Историй всяких, смешных, печальных и радостных, у него целые коробы. Поглядите, он и смеется совсем как ребенок, улыбка у него ребячья, и плачет как ребенок, крупными блестящими слезами, похожими на стеклянные бусы. И вот, заварил кашу: всю детскую поставил вверх дном, перевернул комоды, стулья, столы, взял да и выстроил из ничего Детский Остров, многоцветный Остров детей.

Вы тоже, милостивый государь мой, прочтете эту чудесную книгу, она – как сон, под него расправляет крылья даже побитая душа, она откроет вам двери в детскую, которую вы сами досадливо заперли на ключ. «Как ужасен был бы мир, – сказал Рескин, если бы не рождались постоянно дети, несущие с собой невинность и возможность всякого совершенства». Эту книгу так и зовут «Детский остров». О ком она? О детях. Как? Только по-детски. Ибо, по слову Канта, «ничего не может быть извращеннее, чем то, когда детям, едва вступившим в этот мир, начинают сейчас же говорить о другом мире» – или о крови, добавлю я.

Имя поэта, написавшего книгу – Саша Черный.

А. Белокопытова [110]