Злоупотребления, конфликты, компромиссы — КиберПедия 

История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...

Злоупотребления, конфликты, компромиссы

2022-10-28 38
Злоупотребления, конфликты, компромиссы 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

 

Привилегии орденов были чрезмерны, и ими все равно злоупотребляли, что вызывало острые конфликты с епископами. Епископы латинских государств Востока во главе с Вильгельмом, архиепископом Тирским, на Третьем Латеранском соборе 1179 г. активно протестовали против экземпции военных орденов[223]. Те же причины были у распрей архиепископа Рижского с тевтонцами.

Ссоры из‑за десятины вызывали конфликты орденов не только с мирским духовенством, но и друг с другом: любой спор о границах владения, о правах на тот или иной участок проезжей территории или возделываемой земли имел следствием (или причиной!) ссору из‑за десятины. Чаще всего дело кончалось третейским судом и компромиссом. Тамплиерское командорство Сен‑Медар, о котором я уже говорил, вступив в конфликт с аббатствами Молезм и Сен‑Мишель в Тоннере, которые требовали с него выплаты десятины, в конечном счете было вынуждено платить им определенную сумму, а в Анси‑ле‑Фран тамплиеры и другие монахи в 1226 и 1246 гг. конфликтовали с кюре – вопрос стоял о разделе прав на сбор десятины в Анси и других местах. Угодно пример из жизни госпитальеров? 25 октября 1259 г. магистр ордена Гуго Ревель и архиепископ Назаретский заключили соглашение о десятине с Бельвьера: орден будет платить не более двадцатой доли с ячменя, бобов, нута, чечевицы, вин и растительного масла из Бельвьера и получит экземпцию десятины со всего остального (а что оставалось?)[224].

Итак, мирское духовенство протестовало против этого права, чрезмерного на его взгляд, позволявшего братьям проповедовать в церквах, на которые наложен интердикт, или по‑прежнему проводить службы в своих церквах. Мирской клир имел для этой борьбы как минимум не меньше возможностей. Злоупотребления в этой сфере были (иначе их не осудили бы каноны Третьего и Четвертого Латеранских соборов), но не нужно их преувеличивать: случай со знаменитым Жоффруа де Мандевилем, который умер отлученным и которого лондонские тамплиеры якобы похоронили на своем кладбище, слишком раздут; никаких нарушений не было – тамплиеры дождались (посмертного) снятия отлучения[225].

Папство выступало против таких злоупотреблений. В 1207 г. Иннокентий III отчитал тамплиеров. В октябре 1248 г. Иннокентий IV ограничил право погребения и право служить мессы в диоцезах под интердиктом для четырех орденов Сирии‑Палестины – Храма, Госпиталя, Тевтонского и святого Лазаря[226]. Под давлением обстоятельств (процесс ордена Храма, политика Филиппа Красивого в отношении папства) Вьеннский собор (1311–1312) по наущению епископов решил сократить привилегии военных орденов и отменить некоторые из их прав. Когда собор кончился, об этом больше не заговаривали; булла «Cum a nobis» Иоанна XXII от 30 апреля 1317 г. подтвердила военным орденам все их привилегии[227].

Итак, папство, даже если иногда «брюзжало», никогда не оставляло военные ордены на произвол судьбы (кроме Храма, но по другим причинам). В булле «Quanto devotius divino» от 1256 г. папа даже обрушился с резкой критикой на мирское духовенство, монахов и нищенствующих братьев, освобождая военные ордены от выплаты décime [десятой части доходов духовенства] (сбора с доходов духовенства) на крестовый поход. Впрочем, это было логично – военные ордены содействовали борьбе крестоносцев, направляя responsiones. Папство усвоило привычку передавать такие décimes, собранные с духовенства, светским суверенам, чтобы побудить их возглавить крестовый поход. Эти суверены желали подчинить себе военные ордены, и в 1297 г. Бонифаций VIII был вынужден пригрозить королю Арагона отлучением, чтобы заставить того соблюдать права военных орденов[228]. В XIV в. госпитальеров втянули в возмутительную практику продажи индульгенций, которой занималось папство. Так, Госпиталь продал в свою пользу индульгенции на оборону Смирны, изданные авиньонским папой Климентом VII. Они принесли ордену 25 тысяч флоринов[229].

Но эти привилегии, а также конфликты и процессы, которые они вызывали, не слишком благоприятно влияли на имидж. За эти привилегии, которые «общественное мнение» считало чрезмерными и которые порой бывали таковыми, очень дорого заплатили тамплиеры – в том числе и за другие ордены.

 

 

Глава 6

Люди. Комплектование

 

Военные ордены были монашескими орденами, специфическая миссия которых, военная и благотворительная, предписывала особый подход к комплектованию. С одной стороны, братья в основном были мирянами; с другой – немало людей, должности которых назывались по‑разному, участвовало в деятельности ордена, не будучи его членами.

 

Мужчины, дети… и женщины

 

Во взрослом возрасте в военно‑монашеский орден вступали свободно и добровольно. В принципе – потому что семья, род, вассальная группа, окружающая сеньора, иногда влияли на выбор индивидуума, побуждая его отправиться в крестовый поход или вступить в орден: так, Теодорих, маркграф Майсенский, во время крестового похода в Пруссию 1272 г. добился вступления в Тевтонский орден двадцати четырех членов своего рода[230]. Военный орден нуждался в воинах, а значит, во взрослых мужчинах. Показания, полученные от тамплиеров при допросах в ходе их процесса, выявляют, что в возрасте менее 20 лет в орден вступило едва ли 3 % тамплиеров[231]. Уставы и статуты не одобряли прием детей. Например, устав Храма: «Хотя устав святых отцов допускает прием детей в монастырь, мы не советуем обременять себя ими»[232].

Тем не менее Храм – и вместе с ним все остальные ордены – если не набирал, то по крайней мере принимал детей, которых помещали в него родители. Как отвергнуть отпрыска семьи благодетелей ордена! Знать пристраивала младших сыновей в военные ордены, так же как в Клюни или другие места. Тамплиеры, госпитальеры и тевтонцы принимали облатов – детей, предложенных ордену, – как и клюнийцы[233]. Составляя завещание в 1172 г., Гильом де Монпелье завещал свое достояние старшему сыну, а за его отсутствием – первому из младших, присовокупив: «Доверяю своего сына Ги на воспитание заботами и под охраной дома Рыцарства Храма и братьев Храма и прошу, чтобы они взяли его в ближайший праздник в означенном году на шесть лет». По истечении этого периода Ги даст обет. Но если тем временем скончаются два его старших брата, оставшийся в живых сын, ставший сеньором Монпелье, заберет его и будет содержать[234].

Итак, детей не отвергали, но устанавливали минимальный возраст для принятия обета: у госпитальеров – 20 лет, у испанских орденов цистерцианского подчинения – 18 лет (Сито, в отличие от Клюни, не принимало облатов), у Сантьяго – 15 лет, у тевтонцев – 14 лет. У последних дети до 14 лет, приведенные в орден родителями, служили хористами. В любом случае, достигнув возраста обета, дети должны были вновь обрести свободу выбора[235]. Со временем этот возрастной барьер стали не всегда учитывать, как показывает difinicio моримонского аббата для Калатравы за 1468 г.: здесь говорится, что дать обет поступления в орден можно в возрасте не младше 10 лет, а получить командорство – в возрасте не раньше 17 лет[236]. Более строго ордены относились к возрасту братьев‑священников или капелланов: Госпиталь принимал только тех, кто уже получил младший чин церкви; желающий получить священство должен был уже достичь совершеннолетия и пробыть год послушником; наконец, нельзя было стать священником в возрасте моложе 26 лет[237].

Женщинам доступ в военный орден следовало бы закрыть. Обычно старались не допускать (по крайней мере ограничивать) всякие контакты с женщиной, этим излюбленным агентом беса. «Общество женщин, – написано в уставе Храма, – пагубно, и в прошлом дьявол через посредство женщин нередко сбивал иных с истинного пути в Рай. Пусть в дальнейшем дам более не принимают в дом Храма в качестве сестер». И добавляется: «И ради этого пусть никто из вас не посмеет целовать женщину: ни вдову, ни девственницу, ни мать, ни сестру»[238]. Тем не менее реальность была иной – все ордены, включая Храм, принимали «сестер» или «сосестер» (consoeurs): первые давали обет. Эрменгарда де Олуха и ее муж «отдались» ордену Храма в 1196 г. и жили в доме Барбера в Каталонии; овдовев, Эрменгарда дала обет и стала сестрой Храма[239]. Статуты Гуго Ревеля за 1262 г. разрешают госпитальерским приорам Европы принимать в свои монастыри сестер при условии, что те достигли канонического возраста; ранее такое право имел только магистр[240]. Точно так же тевтонцы принимали Halbschwester [сводных сестер (нем.)] (сестер или «сосестер»?), приносивших обет. В оправдание подобного присутствия женщин ссылаются на странноприимную миссию обоих орденов; довод необоснованный – те жили в монастырях традиционного типа, и это доказывает их автономию внутри военного ордена[241].

Ведь если присутствуют женщины, поставленная проблема становится проблемой места их проживания. Статьи устава Храма, процитированные мной, положили конец некой практике, принятой в самом начале деятельности ордена, когда, похоже, женщин и мужчин еще строго не разделяли; отныне сестры и «сосестры» Храма должны были жить вне пределов дома Храма. Это положение переняли для своего устава и тевтонцы[242]. Но как принимать в орден и при этом держать на дистанции?

Сестрам было предложено два коллективных решения: либо смешанная структура двойных монастырей, где мужская обитель объединена с женской руководством единого аббата или аббатисы, либо традиционный женский монастырь.

Орден Храма, из всех военных орденов наименее склонный допускать женское присутствие, тем не менее имел образец двойного заведения в самом чистом виде. Эрменгарда де Олуха в 1198 г. была назначена «командоршей» (preceptrix) командорства Роурелль – двойного командорства, как показывает акт от 11 августа 1198 г., где описано, как Беренгер Дюран вступает в рыцарство Храма в присутствии «дамы Эрменгарды де Улуйя (Олуха), сестры рыцарства Храма и в то время командорши дома Роурелль, брата Раймунда де Сольсоны, брата Иоанна, брата Вильгельма Эскансе, Титборги и других братьев и сестер, которые присутствовали или должны были прийти…»[243] Два женских монастыря ордена Сантьяго первоначально были двойными обителями, которыми руководила одна comendadora: Санта‑Эуфемия‑де‑Косуэлос и Сан‑Матео‑де‑Авила[244].

Этот вариант остался исключением, и наиболее частым решением стал женский монастырь, где сестры вели духовную жизнь, более близкую к жизни традиционного бенедиктинского монашества, чем к жизни военно‑монашеских орденов, в которые они вступили. У Калатравы было два женских монастыря (в том числе одна цистерцианская обитель, присоединившаяся к Калатраве в 1461 г.,‑ Сан‑Сальвадор‑де‑Пинилья). Орден Госпиталя насчитывал их в Европе добрую дюжину, в том числе монастырь Сихена, основанный в 1187 г. в Арагоне, Болье и Мартель в Перигоре и Фьё в Оверни. Одна родственница Гильома де Вилларе, магистра ордена в конце XIII в., была настоятельницей Фьё, тогда как его племянница Бенедикта жила в Сихене. Тевтонский орден включил в себя такие монастыри, как Штерцинг (Випитено) в провинции Боцен (Больцано)[245].

Особенность ордена Сантьяго состояла в том, что он принимал супружеские пары, дававшие обет супружеской верности. Уже в первой редакции его устав включал обеты для незамужних женщин или вдов: они жили общиной в «приспособленных местах», госпиталях или женских монастырях ордена. Что касается супруг, они вели с мужем и детьми нормальную семейную жизнь, прерывавшуюся в двух случаях: войны, когда их мужей мобилизовали, и периодов поста, на время которых им следовало уходить в монастырь ордена. В обоих вариантах жены удалялись вместе с сестрами‑вдовами или незамужними в один из женских монастырей[246]. Последних было семь: кроме упомянутых выше двух двойных, утративших свой мужской монастырь, надо отметить обитель Святого Духа в Саламанке, Дестриану (близ Асторги), Хункеру, Лериду (обе в Каталонии) и монастырь в Лиссабоне, все основанные до конца XIII в.[247] Восьмой будет создан в Гранаде и посвящен Madre de Dios [248]. Для сестер монастыря в Саламанке была написана адаптированная версия устава Сантьяго[249]. Госпитальеры, констатировав, что их статуты плохо подходят сестрам монастыря Сихена, вернулись для этого монастыря к уставу святого Августина[250].

Право вступать в брак было в XV в. даровано и членам других иберийских орденов: в 1438 г. – Калатраве, что позволило магистру Педро Хирону домогаться руки будущей королевы Изабеллы, в 1495 г. – ордену Христа[251].

Военно‑монашеские ордены, несмотря на свою предубежденность, принимали женщин. Тот факт, что почти во всей Европе женщины стремились вступить в военный орден, говорит о том, что эти ордены глубоко укоренились в обществе того времени.

 

Миряне и клирики

 

Братья военно‑монашеских орденов в огромном большинстве были братьями‑мирянами (lais), имевшими право сражаться. Однако присутствие братьев‑клириков было необходимо для обеспечения им духовного руководства.

Разделение братьев‑мирян на две или три категории происходило на основе двух критериев – социального и профессионального. Прежде всего различали братьев‑рыцарей и братьев‑сержантов (sergents, servants, servientes), для чего критерием служило посвящение в рыцари. Для Госпиталя Маргатские статуты 1206 г. утверждали принцип: всякий, кто вступает в орден, сохраняет первоначальное положение. Во имя этого принципа статусы уточняли в отношении рыцарей:

 

Не позволяйте никому в Госпитале просить, чтобы он стал рыцарем, кроме как если ему это причиталось до того, как он получил облачение Обители Госпиталя, а в таком случае только при условии, что он достиг возраста, в котором бы его сделали рыцарем, если бы он остался в миру. Однако сыновья благородных людей, если они воспитаны в доме Госпиталя, могут становиться рыцарями в доме, достигнув возраста рыцарства, по воле магистра или командора и с согласия братьев дома[252].

 

Статуты Гуго Ревеля от 1262 г. запрещали производить брата в рыцари, кроме как если он сын рыцаря или происходит из рыцарской семьи[253]. В Сантьяго за посвящением соискателя должно было следовать получение плаща, но это правило почти не применялось[254]. Зато у тевтонцев брат мог стать рыцарем после вступления в орден. Это был мощный фактор социальной мобильности, потому что многие соискатели этого ордена относились к категории министериалов, принадлежащих к низшему дворянству[255].

Категория братьев‑сержантов в ордене Храма была отмечена с самого начала, потому что уже латинский устав различал по облачению рыцарей и сержантов. В Госпитале же их впервые упомянули только в Маргатских статутах 1206 г. Но здесь подключился другой критерий, профессиональный: он разделил категорию сержантов на боевых сержантов, которые сражались верхом, и мастеровых или служебных сержантов, занимавшихся обслуживанием владений; один такой сержант Храма на процессе утверждал, что он agricola [земледелец (лат.)], другой назвал себя возчиком[256]. По военной функции боевые сержанты были близки к рыцарям: в Госпитале они, как и рыцари, находились под командованием маршала, тогда как «трудовые братья» подчинялись великому командору[257]. Halbbrüder [сводные братья (нем.)] у тевтонцев соответствовали мастеровым сержантам: они давали три обета, но не проходили послушничества в течение года[258]. Эти мастеровые братья соответствовали конверсам цистерцианского ордена, и любопытно отметить, что ни в Калатраве, ни в Алькантаре сержантов не было. Зато они были в Сантьяго, но выполняли там функцию оруженосцев; эта категория существовала и в других орденах, где они помогали рыцарям, но не были орденскими братьями[259]; кнехтов (Knechte) Тевтонского ордена, например, принимал магистр и прикомандировывал их к братьям‑рыцарям; им платили или же они служили «из милости»[260].

Роль священников и братьев‑капелланов превосходно определена в уставе тевтонцев: они «наставляют братьев‑мирян блюсти их устав, проводят богослужения и совершают таинства»[261]. Кроме экстренных случаев, братья не должны прибегать к услугам священников, не принадлежащих к ордену[262].

В Госпитале братья‑капелланы появились очень рано, возможно, с самого основания ордена[263]. Орден Храма добился такой льготы только 29 марта 1139 г., в силу буллы «Omne datum optimum»:

 

Дабы для полного спасения ваших душ и заботы о них у вас не было ни в чем нехватки и дабы в вашей священной коллегии с удобством совершались церковные таинства и проводились божественные службы, мы разрешаем, чтобы вам были приданы достойные клирики и священники от Бога…[264]

 

Евгений III подтвердил то, что пока было только привилегией, 7 апреля 1145 г.[265] В испанских орденах сначала прибегали к услугам посторонних священников, а потом, очень скоро, ввели братьев‑капелланов. Ведь эти ордены произошли от рыцарских братств, простоты ради объединенных с цистерцианскими монастырями. Зато через полвека тевтонцы уже с самого начала располагали своими клириками.

В орденах Святой земли братья‑капелланы жили в тех же обителях, что и братья‑миряне, а в Европе капелланы имелись почти исключительно в крупных домах, располагавших капеллами. Зато в Испании братья‑клирики Калатравы и Сантьяго жили в нескольких отдельных монастырях под руководством приора. Это туда на время поста удалялись женатые братья ордена Сантьяго. Но на границе клирики жили в тех же замках, что и бойцы. «Как оные из замков, так и те, что живут в городах под началом приора», – гласит устав[266].

Клирики военных орденов носили тонзуру.

 

Свободные, знать

 

В монашеский орден мог вступить любой при условии, что он свободен. «Мы желаем знать о вас, не серв ли вы какого‑либо сеньора», – уточняют обычаи Госпиталя[267]. Скрывший свое происхождение из сервов подлежал исключению из ордена. Так, рукопись устава Храма из Барселонских архивов упоминает случай с сержантом, которого потребовал к себе сеньор во время осады Дамьетты в 1250 г.[268]

Из актов передачи в дар собственной персоны, хранившихся в тамплиерском командорстве в Осере, можно узнать, что братьями Храма становились священники, приходские кюре из Сен‑Жерве и бюргеры этого города[269]. Очевидно, что в тыловых командорствах, функция которых состояла в поставке бойцам на фронт продовольствия и припасов, было много нестроевого персонала – крестьян, бюргеров и ремесленников, но и большие крепости Святой земли нуждались в мастеровых братьях для ремонта оружия, снаряжения, стен.

Тем не менее ордены были организованы прежде всего с учетом интересов их боевой элиты. Исследования о составе орденов показывают, что членство в них мало привлекало высшую знать, даже в Испании, хоть там к концу средних веков король и вельможи боролись за власть над ними. Бастард королевской крови Жуан, ставший магистром Ависского ордена, в 1383 г. даже поднялся на португальский трон. Состав боевых братьев пополнялся в основном за счет мелкого и среднего дворянства. Донаторы и командоры тамплиерского командорства Ла‑Сельв в Руэрге были выходцами из местного мелкого дворянства и писали свои акты на местном наречии. Более богатая знать, отныне открытая внешним влияниям, расточала свои благодеяния цистерцианскому аббатству Сильванес – посредством актов, из которых все, кроме двух, написаны на латыни[270]. Для тевтонского баллея[271] Тюрингия за XIII в. выявлены родовые связи 105 боевых братьев: 9 из них были выходцами из графских родов, 74 – из мелких дворян, служивших императору и магнатам в качестве министериалов, 10 – из среды городского патрициата[272]. Первый магистр Тевтонского ордена Герман Вальпот принадлежал к патрицианскому семейству из Майнца, а Герман фон Зальца был имперским министериалом. Эти факты подтверждаются анализом категории братьев‑рыцарей в Ливонии[273].

Не слишком ошибешься, сказав, что все братья‑рыцари были дворянами; было бы рискованным заключать из этого, что боевые братья‑сержанты ими не были. Среди последних находили место мелкие дворяне, младшие сыновья, не посвященные в рыцари, как Пьер де Моди, принятый в орден Храма в качестве сержанта; он принадлежал к тому же знатному роду, что и его дядя Гуго де Шалон, рыцарь, который способствовал его приему[274]. В Сантьяго сержантами иногда называли сыновей рыцарей[275].

Часто утверждают, что с XIII в. в военно‑монашеские ордены все больше старались допускать только законнорожденных дворян, сыновей рыцарей или по крайней мере отпрысков рыцарских родов. В этом надо разобраться и, во всяком случае, не путать орден в целом (где всегда были мастеровые братья – простолюдины) и категории боевых братьев. В испанских орденах, где была единственная категория братьев‑мирян, доступ в нее для недворян действительно был закрыт. Для Калатравы difiniciones 1325 г. уточняли, что магистр не должен принимать никого, кто не был бы законнорожденным сыном дамы, рыцаря или оруженосца[276]. Генеральный капитул Сантьяго в 1259 г. исключил для недворян участие в охране замков. В то же время дворян принуждали становиться рыцарями, чтобы дать обет[277]. Орденам, где существовала категория боевых братьев‑сержантов, была свойственна дискриминация по одежде, хоть та не обязательно была связана с социальным положением. Я еще буду говорить об этом в главе, посвященной знакам принадлежности в орденах.

Для Испании XV в. была характерна другая форма дискриминации. Она затрагивала всех, даже дворян, у кого в жилах текла еврейская кровь. Difiniciones 1468 г. Калатравы запрещали принимать в орден недворян и conversos – обращенных евреев или потомков обращенных евреев[278]. В 1485 г. инквизитор Теруэля возбудил дело против Брианды Сантанхель, родившейся в видном семействе conversos, обвинив ее в возвращении к иудаизму и выполнении обрядов праздника Йомкиппур. А ведь она была супругой Хуана Гарсеса де Марсилья, командора ордена Сантьяго в Теруэле с 1480 г. В этом городе, где conversos было много и они часто роднились с местными дворянскими семьями, акция инквизиции вызвала замешательство. Ее подхватил капитан города, тезка командора Сантьяго, который изгнал нескольких представителей рода Марсилья, в том числе командора, и приступил к захвату их имущества. Брианда была приговорена инквизиторами к легкому покаянию, но ее имущество было конфисковано. Однако в следующем году все уладилось. Командор вернулся и получил обратно свое имущество. Но военные ордены стали бдительными и требовали от кандидатов на вступление в орден доказательств чистоты крови (limpieza de sangre)[279].

«Аристократическая корпорация олигархического типа» – так Майкл Бёрли определил Тевтонский орден XV в. Но для того времени это можно сказать обо всех военных орденах[280].

 

Ритуал приема

 

В военный орден нельзя было вступить ни только по своему желанию, ни с согласия одного лишь местного командора. Последний должен был уведомить братьев дома о намерениях соискателя и снестись с властями ордена. В Госпитале «создать брата» мог только магистр, особенно если речь шла о брате‑сержанте[281]. Но ордены развивались, сеть их филиалов расширялась, а высшая иерархия находилась на Востоке. Храм, Госпиталь, тевтонцы были вынуждены делегировать право принимать новых братьев магистрам, приорам или ландмейстерам своих провинций в Западной Европе[282]. Прием новых членов часто производил визитер, представлявший магистра на Западе.

Было бы ошибкой думать, что военные ордены принимали к себе всех подряд. Конечно, чтобы пополнить потери, понесенные в кровопролитных боях, они организовывали турне с проповедями для набора в орден. Раз в год орден Сантьяго отправлял в путь своих проповедников‑вербовщиков, наделенных правом давать индульгенции тем, кто «запишется». Иннокентий IV даже разрешил превращать обет совершить крестовый поход в запись в орден Сантьяго[283]. Но в обычное время – особенно в XIV–XV вв. – ордены сообразовывали набор со своими экономическими возможностями. Магистр Сантьяго должен был давать клятву, что не примет братьев больше, чем орден может содержать. Капитул Госпиталя в 1292 г. декретировал, что

 

поскольку некоторые приораты имеют избыток братьев‑рыцарей и донатов, никто не сможет ни создать брата‑рыцаря, ни принять благородного мужа в качестве доната без особого согласия магистра, кроме как в Испании, где есть граница с сарацинами…[284]

 

В 1301 и 1302 гг. капитулы ограничивали количество боевых братьев, которые могут жить на Кипре, числом 80[285]. Такое же контингентирование будет происходить и на Родосе.

Соискатель после одобрения своей кандидатуры представал в воскресенье перед капитулом командорства, чтобы его приняли по точному и детально разработанному ритуалу, существовавшему отдельно от устава, кроме как у тевтонцев[286].

Бенедиктинский устав требовал, чтобы орденский обет давали только по окончании годичного послушничества. Это было перенято, но в Калатраве период послушничества начинался только после обета и вручения плаща[287]. В Сантьяго послушник должен был выучить «Отче наш», «Радуйся» и «Верую», а тевтонцы давали ему шесть месяцев, причем этот срок можно было повторить еще раз, чтобы усвоить эти азы[288]. Его обучали также уставу. У госпитальеров формально о послушничестве речи не было, но оно практиковалось. Похоже, что тамплиеры от этого отказались, хотя пример Гильома Бончелли, сержанта Храма в Ренвиле (диоцез Эврё), которому назначили испытательный срок на полгода, прежде чем он получил плащ, доказывает, что были исключения[289]. Военные катастрофы, которые ордены терпели в Святой земле, иногда вынуждали их мобилизовать послушников. Можно полагать, что годы, проведенные в тыловых домах перед отправкой на фронт, приравнивались к годам подготовки; капитулы, еженедельно собиравшиеся в каждом командорстве, имели и педагогическую функцию.

Ритуалы приема были похожими: кандидата спрашивали о его призвании, его социальном, юридическом и семейном положении; потом ему сообщали о суровости его новой жизни и санкциях, которые он навлечет на себя, если солгал. Потом он давал обет и принимал плащ, делавший его тамплиером, госпитальером или братом Сантьяго. В приеме отказывали немощным, сервам, женатым (кроме ордена Сантьяго), должникам или отлученным[290]. Тевтонский орден делал исключение для тех, кого отлучили за поддержку Фридриха II[291]. Нельзя было принимать также того, кто уже принадлежит к другому ордену[292]; но сформировалось нечто вроде прецедентной практики, позволявшей покинуть орден ради вступления в другой, более строгий. Так, из ордена Сантьяго можно было уйти в любой другой, но не наоборот[293]. Герхарду фон Мальбергу, магистру тевтонцев (1240–1244), осужденному своим орденом за то, что сохранял дистанцию по отношению к Фридриху II, папа разрешил вступить в орден Храма (чего тот, похоже, не сделал)[294]. Ависский орден – как, похоже, и орден Алькантары – принимал монахов нищенствующих орденов, что было запрещено[295]. Папа Климент VI в 1344 г. разрешил одному бенедиктинцу, уже переведенному в орден каноников святого Августина, присоединиться к Госпиталю[296].

Нельзя было вступать в орден при помощи симонии, то есть подкупа[297]. Но тут существовала определенная двусмысленность, потому что обычай вручать подарок – оружие, коня, даже деньги – при вступлении в орден поощрялся. Протоколы допросов из процесса ордена Храма, некоторые обычаи госпитальеров, когда они обосновались на Родосе (новый брат должен был оплатить свою поездку на Родос), хорошо показывают, что симония практиковалась.

Даваемые обеты были пожизненными. Роспуск ордена Храма в 1312 г. не отменил обетов тамплиеров, если те, получив отпущение и примирившись с церковью, вступали в другой монашеский дом, по преимуществу в орден Госпиталя. Однако отдельные братья – дезертиры, ренегаты, предатели – покидали военные ордены. Некоторых после покаяния принимали туда снова[298]. Впрочем, орденские уставы это вполне предусматривали[299].

 

Братья… и прочие

 

К братьям – членам ордена добавлялся целый ряд людей, не дававших обетов. Эти категории появились очень рано: еще до того, как тамплиеров узаконил собор в Труа в 1129 г., они подключили к своим действиям на Востоке графа Шампанского и графа Анжуйского. Fratres ad terminem служили определенный срок, ограниченное время; это относится ко многим крестоносцам, продолжившим свое паломничество на несколько месяцев в форме службы военным орденам на Святой земле[300]. В Тевтонском ордене благочестивые миряне, женатые или неженатые, рыцари, крестьяне и иногда даже сервы служили ордену «из милости» в качестве оруженосцев, слуг или челяди[301].

Другие были собратьями или «сосестрами» (confrater, consoror) ордена. Их «принимали» в собратство ордена, и этот акт сопровождался передачей «милости», дара (например, коня или доспехов) либо ежегодной ренты: в 1174 г. женщина из Иерусалима по имени Гизела и ее сын принесли в дар Госпиталю дом при условии, что их примут в собратство ордена. В 1232 г. армянский вельможа Константин Ламброн передал Госпиталю казаль (деревню), потому что ему и его отцу, принятым в собратья ордена, покровительствовал покойный магистр Гарен де Монтегю[302]. Были и коллективные приемы: в 1329 г. в собратья Тевтонского ордена приняли братьев герцога Силезского в награду за помощь в борьбе с королем Польши[303]. В 1255 г. Госпиталь принял в собратство ордена членов собратства святого Иакова Акрского; приоры этой группы обязались ежегодно заново приносить ордену присягу[304].

«Отдавшиеся», или донаты (donnés, donats, rendus) были связаны с орденом еще тесней: Констанция, дочь Людовика VI, «отдала себя» ордену Госпиталя в 1173 г. и передала ему казаль, расположенный близ Аскалона; в 1177 г. Робер де Меён, отправляясь в паломничество в Иерусалим, совершил такой же жест, но земля, отданная им, находилась в Кенси, в Берри[305]. «Отдать себя» (я отдаю себя и свое имущество) значило больше, чем быть «принятым, в собратья». Отмечается, что в XIII в. в военных орденах донат вытеснял собрата. Положение доната было полумонашеским[306]. Донат иногда жил в командорстве; он отдавал свое имущество ордену, но мог продолжать им пользоваться до своей смерти либо до смерти супруга. Он носил «знак» ордена. Собратья и донаты не давали обетов; они пользовались материальным и духовным покровительством ордена и получали право выбирать себе место погребения на его кладбищах.

Наконец, fratres ad succurendum [братья ради получения помощи (лат.)] давали обет вступить в орден, но откладывали его исполнение до смертного часа или до старости. Вильгельм Маршал, отправляясь в 1186 г. в крестовый поход, дал обет вступить в орден Храма. Выполнил свой обет он на смертном ложе в 1219 г. Его похоронили на кладбище лондонского Темпла[307].

В самом широком смысле все погонщики волов и пастухи, слуги, крестьяне, работавшие в командорствах, которые не были мастеровыми братьями, но походили на них, образовали группу неопределенных очертаний, которую называли то «близкими» (familiares. Тевтонский орден), то «людьми Храма» либо другого ордена.

 

Количество

 

Сколько их тогда было?

Историк часто затрудняется ответить на этот вопрос, потому что не располагает общими цифрами.

Точные и надежные численные данные есть только по рыцарям. В сражении при Ла‑Форби в 1244 г. погибло или пропало без вести 312 рыцарей Храма, 328 рыцарей Госпиталя и 400 тевтонских рыцарей[308]. Это составляло, вероятно, четыре пятых от числа орденских рыцарей, находившихся тогда на Востоке. На Кипре, куда после 1291 г. ордены начали эвакуироваться, численность гарнизонных рыцарей значительно сократилась: госпитальеры ее ограничили числом 65–70 на 80 боевых братьев. Но Госпиталь (как и Храм) был в состоянии доставить сотню их из Европы в случае необходимости[309]. Наконец, на Родосе нормой было постоянное присутствие 300 рыцарей. В январе 1466 г. генеральный капитул указал такой нормальный состав: 300 рыцарей, 20 боевых сержантов и 30 капелланов[310]. Подкрепления, которые можно было вызвать с Запада, там тоже достигали сотни рыцарей. Итак, орден Госпиталя – если ограничиться интервалом XIII–XV вв. – как на Святой земле, так и на Родосе был способен выставить 300–400 рыцарей, максимум до 500.

Чтобы содержать этих элитных бойцов, ордены должны были располагать в Западной Европе инфраструктурой, тысячами людей в сотнях командорств. Такое «расточительство» смущало общественное мнение на Западе! Но на него надо смотреть под другим углом зрения: рыцарь никогда не бывает один. Чтобы он был эффективен в бою, ему должны помогать оруженосцы и слуги, и подразделение тяжелой конницы ничего не сделает без конницы легкой, пехотинцев, лучников и арбалетчиков. Значит, к 500 рыцарям надо добавить несколько тысяч бойцов, набранных в ордене или вне ордена, которым приходилось платить. С учетом этого критические мнения европейцев выглядят менее обоснованно.

Из цифр, полученных на основе протоколов допросов тамплиеров во время их процесса, расследований для Госпиталя за 1338–1373 гг. или анализа по немецким баллеям Тевтонского ордена следует, что разные категории братьев были неравномерно распределены между фронтом и тылом: на фронте находились рыцари и наемники, а также меньшая часть боевых сержантов и священников; в тылу – сержанты, прежде всего служебные сержанты или мастеровые братья, и братья‑капелланы вместе с «отставными» или увечными бывшими бойцами, а также великое множество собратьев, донатов, близких, в отношении которых уже толком было не понять, благодетели это или паразиты.

 


Поделиться с друзьями:

Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...

Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...

История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.057 с.