Поместный Собор 1917–1918 годов

К Поместному Собору в предреволюционный период готовилась практически вся многомиллионная Российская Церковь начиная от Святейшего Синода и кончая приходским духовенством и мирянами. На Собор возлагались огромные надежды: он должен был принять решения практически по всем ключевым вопросам церковной жизни.

Незадолго до начала Собора, 23 мая 1917 года, архимандрит Давид (Мухранов), монах Ириней (Цуриков) и иеросхимонах Антоний (Булатович) составили прошение, адресованное»Всероссийскому съезду духовенства и мирян». Авторы прошения подробно описывали злоключения имяславцев на Афоне, в Одессе, а также после водворения их по местам приписки:

На местах приписки многие иноки оказались в самом бедственном положении, ибо, прожив на Афоне много лет (были такие, которые провели 50 лет), они потеряли всякую связь с родными; знавшие их повымирали, а молодое поколение их родственников или само бедствовало, или не хотело брать на себя содержание престарелых иноков–изгнанников.

Первое время изгнанникам совсем не выдавали паспортов, и только после внесения в Государственную Думу запросов правительству по поводу Афонского дела, на которые правительство, между прочим, не ответило, административное преследование было прекращено, инокам стали выдавать паспорта. Но церковное преследование по местам не прекращалось<…>Изгнанников священники выгоняли вон из церкви, не допускали к Св. Причастию и отказывали в нем даже на смертном одре, как было, например, с монахом Севастьяном и схимонахом Афиногеном; отказывали даже в отпевании умерших, как было с теми же монахами, причем последнего согласились отпеть только по мирскому чину и после того, как с него, положенного в гроб, сняли схиму [1959].

Авторы прошения подчеркивали двусмысленность положения, в котором оказались имяславцы, после того как 25 из них были оправданы Московской Синодальной конторой, а других продолжали преследовать:«для более виновных вошел в силу указ об их оправдании, а для менее виновных остались в силе указы об их осуждении» [1960]. Прошение лидеров имяславской партии заключалось следующими конкретными требованиями:

I. Оправдание 25 главных обвинявшихся, или, как их официально называли,«главарей имябожцев», должно быть распространено и на прочих, за единомыслие с ними вывезенных с Св. Горы по подозрению в ереси, но к суду не привлеченных.

II. С нас должна быть снята обидная и несправедливая официальная кличка»имябожцы»и должны быть отменены прочие запрещавшие нас указы, формула отречения, установленная было для воссоединения нас с церковью и пр., и об этом должно быть обнародовано в»Церковных Ведомостях».

III. До времени, когда откроется возможность для нас быть возвращенными на Афон, нам должны быть предоставлены для жительства наши подворья в Одессе. Они должны быть отданы нам в полное распоряжение. Нынешние настоятели их будут смещены и на их место мы поставим выбранных нами настоятелей<…>[1961]

Аналогичное прошение было направлено теми же лицами в Святейший Правительствующий Синод. В дополнение к вышеприведенным требованиям в этом прошении содержалось еще требование обеспечить имяславцев из монастырских капиталов суммами, которых хватало бы на годичное пропитание и одежду для 187 иноков Андреевского скита и 439 иноков Пантелеимоновского монастыря [1962]. Почти одновременно в Синод поступило письмо монаха Климента, доверенного афонского Свято–Андреевского скита, просившего Синод»не принимать во внимание ходатайства имябожников об обеспечении их капиталами Андреевского скита» [1963].

К Собору готовились не только сами имяславцы, но и сочувствовавшие им»высокопросвещенные российские богословы». Особый интерес представляет проект текста для нового Послания об имени Божием, подготовленный около 1917 года священником Павлом Флоренским. Последний, очевидно, полагал, что накануне или в ходе Собора высшая церковная власть могла пересмотреть свою позицию, выраженную в Послании от 18 мая 1913 года. Флоренский предложил очень мягкий, компромиссный и несколько двусмысленный текст, в котором Синод должен был дистанцироваться от своего Послания, объявить дело подлежащим пересмотру и оставить этот пересмотр на будущее:

1. Синодское Послание об»афонской смуте»имело в виду внести мир в жизнь Русской Церкви и прекратить возникшую распрю о почитании Имени Божиего. Однако последствия Послания не оправдали возлагавшихся на него ожиданий, распря не прекратилась, взаимоотношения спорящих сторон лишь ожесточились. К тому же, Послание Св. Синода вполне или частично не приемлется многими из тех, за кем нельзя не признать особенной ревности о спасении.

2. Заботясь о благе Церкви, Церковная власть признает дело об афонской смуте подлежащим пересмотру, а Послание, имевшее непосредственною задачею дисциплинарное воздействие, а не окончательное решение догматических вопросов, неточным, особенно если понимать его как формулировку догматов.

3. Послание Св. Синода было написано при необходимости принять решительные меры к прекращению смуты и, кроме того, не имело задачею положительно раскрыть церковное учение об Имени Божием. Поэтому в Послание могли попасть выражения неточные, которые, как выяснилось, смутили и смущают некоторых верующих, заставляя их подвергать сомнению правильность веры иерархии и даже отпадать от общения с епископатом. Усматривая вред для общего дела церковного строительства, Церковная власть предпочитает отказаться от Послания как примера соблазна, нежели оставлять его в ущерб миру церковному. Но с другой стороны, и смущающиеся этим Посланием должны признать, что точный смысл некоторых из выражений их писаний был разъяснен ими самими лишь впоследствии и первоначально заставлял подозревать неправомыслие, против какового, собственно, и было направлено Послание.

4. В настоящее время Церковная власть признает, что в споре об Имени Божием между обеими спорящими сторонами было много недоразумений и взаимного непонимания. Пора положить конец этой розни, затянувшейся из&#8209;за общественного смутного для Церкви времени [1964].

5. Но за всем тем, нельзя отрицать, что афонским спором затронуто дело великой важности и что это дело — выяснение и формулировка церковного учения об Имени Божием — должно продолжаться. Церковная власть признает, что до сих пор нет еще окончательно выраженной и церковно признанной формулы догмата об Имени Божием, но, с другой стороны, на окончательной формуле, предложенной афонскими монахами, настаивают далеко не все сторонники имяславия. Таким образом, окончательное выяснение учения церковного об Имени Божием есть дело будущего и подлежит еще обстоятельной богословской проработке и соборному обсуждению [1965].

[1966]Последние пять слов расшифрованы предположительно. — Примечание публикатора текста игумена Андроника (Трубачева).

Нам неизвестно, был ли представлен данный текст на Поместный Собор; никаких сведений о его обсуждении на Соборе не имеется. Не будучи членом Собора, Флоренский не мог оказывать прямое влияние на его работу. Однако среди членов Собора было немало друзей Флоренского, в том числе С. Н. Булгаков, полностью разделявший симпатии Флоренского к имяславию.

Поместный Собор 1917–1918 годов открылся 15 (28) августа 1917 года, в праздник Успения Пресвятой Богородицы. У власти еще находилось Временное Правительство, однако дни его были сочтены. После прихода к власти большевиков в октябре 1917 года Собор продолжал работу еще в течение десяти с половиной месяцев. Собор 1917–1918 годов был самым многочисленным, самым продолжительным и самым плодотворным за всю историю Русской Церкви. В ходе Собора были приняты решения по многим ключевым вопросам церковной жизни. В Соборе участвовали практически все архиереи Русской Церкви, многочисленные представители духовенства, монашества и мирян. Первыми тремя заседаниями руководил митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), затем руководство Собором перешло к митрополиту Московскому Тихону (Белавину). После избрания последнего на Московский Патриарший Престол в ноябре 1917 года руководство заседаниями фактически перешло к митрополиту Новгородскому Арсению (Стадницкому), который провел в общей сложности 140 заседаний. При этом Патриарх продолжал участвовать в некоторых пленарных заседаниях, а также возглавлял заседания Епископского Совещания и Соборного Совета. В течение всех трех сессий Собора (первая продлилась с 15 августа по 9 декабря 1917г., вторая — с 20 января по 7 апреля 1918г., третья — с 15 июня по 7 сентября 1918г.) состоялось в общей сложности 170 пленарных заседаний, на которые выносились вопросы, предварительно обсужденные в Отделах. Собор имел 22 Отдела, 3 Совещания и около 10 Временных комиссий, в которых работа шла ежедневно — в часы, не совпадавшие с пленарными заседаниями [1967]. Некоторые Отделы, кроме того, имели свои Подотделы. Результатом работы Собора явились 170 деяний, отражающих широкий спектр вопросов церковной жизни.

На фоне общего масштаба соборных деяний работа, проведенная в ходе Собора по делу имяславцев, кажется весьма незначительной. Все обсуждение данной темы происходило келейно — в специально сформированном Подотделе Отдела по внутренней миссии. В состав Подотдела вошли и лица, симпатизировавшие имяславию, такие как епископ Феофан (Быстров), автор монографии об имени Божием в Ветхом Завете, С. Н. Булгаков, Е. Н. Трубецкой, и ярые противники имяславия, такие как миссионер В. И. Зеленцов (впоследствии епископ Прилукский Василий). Список личного состава Подотдела, сохранившийся в архиве Поместного Собора, включает 22 имени, однако протоколы заседаний показывают, что Подотдел ни разу не собрался в полном составе. Приведем данный список, сохраняя орфографию подлинника:

1. Председатель Подотдела епископ Феофан Полтавский Члены:

2. Проф. протоиерей Д. В. Рождественский

3. Проф. священник В. Д. Прилуцкий

4. Проф. Ив. В. Попов

5. Проф. Л. Ив. Писарев

6. Проф. С. Н. Булгаков

7. Проф. Кн. &#917;. &#919;. Трубецкой

8. Проф. Ив. Ив. Соколов

9. Проф. И. А. Карабинов

10. Проф. архимандрит Гурий

11. Архимандрит Матфей

12. Архимандрит Александр

13. Кн. &#915;&#961;. &#919;. Трубецкой

14. Протоиерей Воловей Ф.

15. М. А. Кальнев

16. Л. 3. Кунцевич

17. В. И. Зеленцов (и. о. секретаря Подотдела)

18. Преосвященный] Павел, епископ Никольско–Уссурийский

19. Преосвященный] Феофан, епископ Калужский

20. Граф П. Апраксин

Сотрудники Подотдела:

П. Б. Мансуров

В. П. Георгиевский[1968]

В архиве сохранились протоколы лишь трех заседаний Подотдела. Первое происходило 1 декабря 1917 года. В ходе заседания состоялся обмен мнениями по вопросу о предстоящих работах Подотдела и их общем направлении.

Признано после обсуждения, что предмет занятий обширен и сложен, требует усиленных систематических работ в течение продолжительного времени, и постановлено в следующем заседании разработать программу работ. Так как афонское движение, перекинувшееся в Россию, с одной стороны, является мистико–догматиче–ским движением среди монахов, с другой стороны, осложнилось на Афоне местными бытовыми неурядицами, и так как, в–третьих, Константинопольский Патриарх и Русский Святейший Синод уже предпринимали некоторые меры ко введению этого религиозного движения в нормальное русло и к ликвидации всего ненормального, примешавшегося к этому движению, то намечено было вести работы в таком направлении:

1) подробно исследовать догматическую сторону вопроса о почитании афонитами имени Божия;

2) обследовать всю историю афонского движения со всеми его осложнениями и отношение греческой и русской церковной власти к этому движению во всех его подробностях [1969].

Далее П. Б. Мансуров сделал сообщение, посвященное афонским событиям 1913 года. Основное содержание этого сообщения уже приводилось нами в Главе VI, поэтому мы не будем здесь к нему возвращаться. Отметим лишь, что, по словам Мансурова, афонские монахи, с которыми он беседовал во время своего посещения Святой Горы в 1913 году, считали причиной возникновения афонской смуты не религиозные вопросы, а многолетнюю борьбу между малороссами и великороссами в русских афонских обителях. В то же время, как отметил Мансуров, главным центром имяславцев был великорусский Андреевский скит, тогда как в Пантелеимоновом монастыре имяславцами были не великороссы, а малороссы. В ходе заседания Подотдела Мансуров был также спрошен о его отношении к личности иеросхимонаха Антония (Булатовича). Он ответил, что»считает Булатовича искренним человеком, но по характеру авантюристом» [1970]. На этом первое заседание Подотдела завершилось.

Второе заседание состоялось 8 декабря 1917 года под председательством епископа Полтавского Феофана в присутствии С. Булгакова, П. Мансурова, И. Попова, В. Зеленцова [1971]. В ходе заседания В. Зеленцов сообщил о том, что им получены из Синодальной Канцелярии все»дела об имябожнической ереси». Зеленцову было поручено»во время перерыва в соборных занятиях изготовить доклад по содержанию этих бумаг». Далее Подотдел заслушал программное предложение епископа Феофана (Быстрова) о необходимости разделения работы Подотдела на следующие части:

1) история афонского движения;

2) история отношений церковной власти к этому движению;

3) рассмотрение синодального послания, изданного по поводу»имебожнической»смуты, а также рассмотрение и тех докладов, с которыми это послание имеет тесную связь;

4) общее религиозно–философское введение к вопросу о почитании имени Божия;

5) историко–патрологическое освещение вопроса о почитании имени Божия;

6) изложение библейского учения о почитании имени Божия;

7) мистико–аскетическое освещение этого предмета [1972].

Подотдел постановил принять предложенную программу работ. Подготовительную часть работ по первым трем пунктам программы взял на себя В. И. Зеленцов; историко–патрологическое освещение вопроса взяли на себя профессора И. В. Попов и Л. И. Писарев; составить общее религиозно–философское введение к вопросу о почитании имени Божия пожелал проф. С. Н. Булгаков; изложить библейское учение об имени Божием изъявил желание В. И. Зеленцов, причем в сотрудничество ему постановили пригласить профессора протоиерея Д. В. Рождественского; труд мистико–аскетического освещения вопроса о почитании имени Божия принял на себя епископ Феофан [1973].

Таким образом, и первое и второе заседания Подотдела, состоявшиеся в декабре 1917 года, носили сугубо ознакомительный характер и не пошли далее определения основных тем последующей работы. Впрочем, сам список тем, предложенный епископом Феофаном (Быстровым), показывает, что к делу намеревались подойти серьезно и обсудить вопрос предполагали с возможной полнотой.

В январе–феврале 1918 года заседания Подотдела не собирались. 28 января С. Н. Булгаков писал о. Павлу Флоренскому:«Собор очень малочислен, преосв[ященный] Феофан, председатель подотдела об Имени Божием, еще отсутствует, и отдел не может собраться. Впрочем, в теперешней атмосфере большевистского разбоя и угрозы разгоном собора работа была бы все равно невозможна, так что анафематство–вание пошлости (т. е.«психологизм»И. В. Попова, который как&#8209;то особенно холоден) может быть отсрочено» [1974].

Третье заседание Подотдела состоялось 26 марта 1918 года. Епископ Полтавский Феофан (Быстров) продолжал отсутствовать, и председательствовал епископ Калужский Феофан (Туляков) [1975]. В числе присутствовавших были: епископ Никольско–Уссурийский Павел (Ивановский), архимандрит Александр, профессор И. А. Карабинов, П. Н. Апраксин, А. И. Юдин, С. Н. Булгаков, протоиерей Д. Рождественский и В. И. Зеленцов [1976]. В ходе заседания были заслушаны два прошения схимонаха Досифея (в миру Димитрия Тимошенко), переданные на Собор, вероятно, при посредстве священника Павла Флоренского [1977]. В первом прошении, датированном 12 сентября 1917 года и подписанном схимонахом Досифеем и монахом Пантелеймоном, содержалась просьба рассмотреть вопрос о почитании имени Божия и вынести по этому вопросу справедливое суждение. Второе прошение, датированное 14–м сентября 1917 года и подписанное только схимонахом Досифеем, касалось положения тех монахов–имяславцев, не имевших священного сана, которые во время Первой мировой войны были призваны на фронт в качестве рядовых солдат (об этом шла речь в Главе X нашей книги) и продолжали оставаться на фронте даже в период пребывания у власти Временного Правительства. В своем прошении схимонах Досифей писал:

Уже пятый год идет, как исповедники Всесвятейшего Имени Божия были с бесчестием насильно удалены со св. Горы и водворены в Россию, и здесь до сего времени несут весьма и весьма тяжкий крест. Действительно, невыразимо тяжел крест у тех, кого объявили еретиками за точное исповедание Истины; но несравненно тяжелее тем из них, кто в настоящее время находится в армии. И мы, изгнанники–воины, подаем о себе на Собор голос, смиреннейше прося внять ему<…>

Как известно, еще задолго до войны оставили мы свое возлюбленное отечество — Россию и отправились на далекий Афон, состоявший в то время под игом неверных турок, чтобы там легче достичь Небесного Отечества. Там дали мы обет Господу навсегда остаться в уделе Божией Матери и самовольно никуда оттуда не уходить<…>Однако не судил Господь осуществиться нашему намерению, так как мы насильно были вывезены в Россию за то, что содержим святоотеческое учение об Имени Божием, в последние дни формулированное Приснопамятным Батюшкой о. Иоанном Кронштадтским так:«Имя Божие есть Сам Бог». Здесь насильно сняли с нас иноческие одежды и облекли в жидовские наряды, объявили, что мы лишены иноческого звания и ввергли нас в те неизмеримо тяжкие скорби, о каких всякий может услышать от каждого почти имяславца. Хотя впоследствии, на Московском суде, нас и оправдали, и это оправдание усугублялось свидетельствами Епископа Модеста, однако те, на кого наше оправдание клало многочисленные тяжкие обвинения, воспрепятствовали торжеству как Церковной Истины, так и законной справедливости, не допустив обнародования актов Московского суда и писем Епископа Модеста в официальных органах, поместивших наше обвинение, почему мы, в глазах общества, особенно же его официальных представителей, продолжали оставаться осужденными, лишенными монашества и его прав, лицами. В этом бесправии застала нас нынешняя всемирная война, когда наглядно обнаружилось крайне неестественное к нам отношение со стороны Св. Синода и Правительства: с одной стороны, нас продолжали считать еретиками, а с другой — нашим иеромонахам разрешено священнодействовать; одним из нас вернули все права, несмотря на то, что те остались официально и фактически имяславцами, а другие до сего времени пребывают в положении отлученных от Церкви и лишенных монашества и его прав. К последнему сонму принадлежим и мы, воины–имяславцы [1978].

Далее схимонах Досифей сообщает, что, когда началась война, некоторых имяславцев призвали в армию, невзирая на их монашеское звание. Чтобы предупредить дальнейший набор иноков, архимандрит Давид начал выдавать им заверенные епископом Модестом удостоверения, подтверждающие наличие у предъявителя монашеского пострига. Поначалу эти удостоверения имели силу, но потом военные начальники объявили мобилизуемым:«Ваш Синод разъяснил, что эти удостоверения не освобождают от военной службы»; и стали вновь зачислять иноков в ряды армии. Иноки подчинились этому требованию»с тяжкой скорбью», поскольку каноны запрещают монахам брать в руки оружие. Впрочем, их утешала мысль о преподобном Сергии Радонежском, пославшем двух иноков вместе с великим князем Димитрием Донским для участия в освободительной войне против татар [1979]. Они также укрепляли себя мыслью о том, что с оружием в руках защищают православную веру. Однако с течением времени суть войны коренным образом изменилась:

Текущая ныне всемирная война начата была с целью защиты Православного государства от его окончательного разгрома и уничтожения врагами нашей веры — императорами Вильгельмом и Францем–Иосифом, почему участие иноков в этой войне еще кое как могло быть оправдываемо, да и то не вполне достоверно. Но в настоящее время совершенно исчезла вышесказанная цель войны… Если же защита веры является для монаха единственной причиной оставаться в рядах бойцов, то разве монах не должен уйти из армии, когда эта причина исчезла? Несомненно — должен!<…>Земно кланяясь Святейшему Собору и усерднейше прося его Святых молитв и благословения, смиреннейше просим восстановить нарушенные в отношении нас как святоотеческие постановления, так и законы человеческие, и возвратить нас из рядов армии<…>[1980]

Реагировать на данное прошение, написанное в период пребывания у власти Временного Правительства, теперь, когда к власти пришли большевики, уже не имело никакого смысла: отношения между Церковью и большевистским государством с каждым днем ухудшались, и ни о каком ходатайстве перед властями не могло быть и речи. Поэтому после того, как члены Подотдела заслушали оба прошения схимонаха Досифея, было постановлено приложить эти прошения к протоколу и»иметь в виду при дальнейших работах Подотдела» [1981].

Далее В. И. Зеленцов сообщил о том, что Синодальная канцелярия взяла у него обратно хранившийся у него синодальный архив по делу об»имябожниках». После этого приступили к слушанию протокола предыдущего заседания Подотдела и обмену мнениями по поводу программы дальнейших работ. В ходе дискуссии, в которой приняли участие С. Н. Булгаков, архимандрит Александр и В. И. Зеленцов, было указано на необходимость»всесторонней разработки и всестороннего освещения как вопроса о почитании имени Божия, так и религиозно–бытовых движений, связанных с почитанием имени Божия, происходивших на Афоне и перекинувшихся в Россию». Было также указано на то, что»принципиального обсуждения правильности мер, принятых русским Святейшим Синодом и Греческими Константинопольскими Патриархами в связи с этими движениями — на предыдущих заседаниях не было, и никакого взгляда на этот предмет Подотдел, как таковой, еще не высказал» [1982].

По предложению С. Н. Булгакова обсуждался вопрос о том,«как должен отнестись Подотдел к обстоятельству близкого окончания работ второй Соборной сессии»(очевидно, у членов Подотдела не было уверенности в том, что третья сессия вообще состоится). В результате обмена мнениями, в котором участвовали П. Н. Апраксин, С. Н. Булгаков, епископ Никольско–Уссурийский Павел, епископ Калужский Феофан, В. И. Зеленцов и А. И. Юдин, было постановлено:

а) Продолжать работы Подотдела по прежней программе, с тем чтобы в пункте первом программы (история афонского движения) обратить особенное внимание на дисциплинарную сторону движения.

б) Просить Священный Синод содействовать подотделу в продолжении его работ по его предмету и для этого во время перерыва между сессиями образовать при Священном Синоде комиссию для этих работ; при этом сообщить Священному Синоду к сведению о том, что Подотдел об афонском движении начал свои работы по этому предмету, и о программе этих работ Подотдела, и что члены Подотдела могли бы войти в эту комиссию.

в) Иметь в виду, что для полноты освещения вопросов, исследуемых Подотделом, встретится надобность в отобрании для представления Собору показаний от лиц, подвергнутых ранее дисциплинарному церковному суду за участие в афонском движении.

г) Иметь в виду, что, для выяснения и освещения народу сущности афонского дисциплинарного движения и связанного с ним религиозного умственного движения, понадобится от имени Собора издать не только определение, но и особое печатное изъяснение [1983].

Этим, к сожалению, исчерпывается информация о заседаниях Подотдела, содержащаяся в архиве Поместного Собора 1917–1918 годов. Архив содержит текст доклада В. И. Зеленцова, написанного по поручению Подотдела и посвященного отношению русской высшей церковной власти к имяславцам с 1913 по 1916 годы [1984] (основной материал этого доклада использован нами в Главе VI), а также подборку сопутствующих документов, включающих отдельные обращения имя–славцев в адрес Собора, жалобы на имяславцев монаха Климента, письма частных лиц и печатные издания, посвященные проблематике имяславских споров. Однако у нас нет сведений о том, обсуждались ли эти материалы на заседаниях Подотдела, или нет.

Из сопутствующих документов некоторый интерес представляет письмо студента 4 курса Киевской духовной академии Кирилла Ису–пова, в котором он солидаризируется с имяславцами и ссылается на книгу священника К. Стратилатова, удостоенную премии Святейшего Синода. В этой книге, в частности, говорится:«Самое имя — имя Божие, есть не другое что, как Сам Бог. Что есть Бог, то есть и имя Его, что есть имя Божие, то есть Он Сам» [1985].«Это учение проповедническое, — пишет студент Киевской академии, — одобрено Святейшим Синодом в 1903 г. и одобрено еще денежной наградой — премией. Таким образом власть Синода сама себя изобличает в ошибке первостепенной важности и ответственности серьезной» [1986]. В заключение Ису–пов высказывает мнение о том, что»обидчики и ругатели Афонских русских исповедников должны быть судимы и гражданским и церковным судом» [1987].

Среди архивных документов привлекает внимание датированное 1–м августа 1918 года»Обращение исповедников Имени Господня к суду Священного Собора»: автором его является иеросхимонах Антоний (Булатович). Это обращение можно считать последним манифестом имяславцев перед их окончательным уходом в подполье.

Ныне наступает давно ожидавшийся час соборного рассмотрения происшедшего на Святой Горе спора об Имени Господнем, — пишут»исповедники», — и от Священного Собора ожидается решение: I. Подобает ли Имени Божию воздавать боголепное почитание или, как выразился святитель Тихон Задонский,«отдавать всякое почтение как Самому Богу», не отделяя в сознании своем Имя Божие от Бога, или же только относительное, как того требует от нас Святейший Синод указом от 29 августа 1913 года. II. Подобает ли Имя Божие почитать за Божественное Откровение, и в этом смысле за Божественную Энергию и Божество, или довлеет его считать только словесным символом тварного происхождения, и только напоминающим о Боге. III. Подобает ли верить в действенную силу Имени Господня в таинствах, в чудесах и в молитве, или видеть в нем простое человеческое слово, никакой Божественной силы в себе не имеющее и не дающее именующему реального соприкосновения с Самим Богом [1988].

В Обращении содержится стандартный перечень обвинений в адрес имяславцев вместе с ответами на эти обвинения:

Так как нас с самого начала спора несправедливо обвиняли, будто мы обожествляем» самое» тварное имя по внешней его стороне, и даже будто» отождествляем» это» самое» имя» с самой сущностью» Сущего и» сливаем» с ней, то мы считаем долгом еще раз заявить, что мы никогда не обожествляли»самого имени»и никогда ни в одном исповедании нашем не выражались, будто» Самое Имя — Бог», но во всех наших исповеданиях, начиная с 1909 года, совершенно определенно говорили, что, называя вместе с отцом Иоанном Кронштадтским Имя Божие»Самим Богом», мы это делаем в том же смысле, как и отец Иоанн Кронштадтский, веруя в неотделимое присутствие Бога во Имени Своем, но не в смысле обожествления самого тварного имени по внешней его стороне и отвлеченно от Бога. Ибо если Бог сознается нами присутствующим во Имени Своем, то и мы должны относиться к Имени Его как к Нему Самому.

Неповинны мы также и в приписываемом нам патриаршей грамотой от 5 апреля 1913 года» ипостасном отождествлении Самого Имени Иисус с Самим Иисусом». Неповинны мы и в приписывании Имени Господню магической силы и в мнении, будто эта сила кроется в произношении самого звукового сочетания. Но с самого начала мы неуклонно повторяли, что если мы допускаем называть Имя Божие Самим Богом, то не по внешней звуковой его стороне, но понимая его как Божественное откровение<…>Но наши противники непонятным для нас образом превращали это наше совершенно православное почитание Имени Божия в Самого Бога и выражение наше»Имя Божие — Сам Бог» — в неприемлемое и для нас утверждение:«Самое Имя — Бог», чего мы никогда не говорили. Противники приписывали нам мнение, будто мы отвлеченно взятое, вне связи с Лицем Богочеловека, самое имя Иисус считаем Богом, даже тогда, когда его носили сыны: Сирахов, Иоседеков и Навин.

Так как над признаваемым нами неотделимым присутствием Бога во Имени Своем особенно много глумились наши противники, то мы считаем уместным пояснить здесь наше понимание этой»неотделимости». Богу Имя не люди дали, но Он Сам открыл его о Себе людям, и оно есть Его личная принадлежность в мире, Его достояние, присно признаваемое Им Своим, и Он — Око всевидящее и Ухо всеслышащее, — присно слышит всякое произношение Его Имени, кто бы и где бы и как бы ни произносил его, и всегда признает его принадлежащим Себе. Есть у Бога и посвященные Ему руко–творенные Святыни на земле, которые сделались Святынями не сами по себе, не по естеству своему, но ради того, что люди посвятили их Богу призыванием над ними Имени Господня, и они ради этого сделались»Божиими», и Бог признал их, ради призывания Имени Его над ними, Своими и освятил их. Но Имя Божие не люди изобрели и посвятили Богу, но Сам Бог открыл его о Себе и Сам его Себе присвоил и тем освятил, почему и невозможно отделить Имя Божие

от Бога ни в нашем сознании (ибо сознательно наименовав Имя Господне, мы не можем не знать, что имеем в виду наименовать Самого Бога, а не иное что), ни в отношении к Богу, ибо Бог всегда признает Имя Свое принадлежащим Себе и, присутствуя везде нераздельно и непостижимо всем существом Своим, благодатно и могущественно проявляет Себя в этом достоянии Своем [1989].

Далее в»Обращении иноков–исповедников»приведены те же цитаты из Священного Писания, творений Отцов Церкви, богослужебных текстов и»Православного катехизиса», которые приводились имя–славцами в ходе полемики 1913–1914 годов. Все эти цитаты ведут к следующему утверждению:

Имя Господне дано нам как средство для реального соприкосновения в молитве с Самим Богом, как луч Его Божественного Света для озарения нашей души<…>По тому самому и Господь Иисус Христос положил первым прошением в молитве Господней»да святится Имя Твое», заповедал крестить» во Имя», просить всего» во Имя». Все это не допускает возможности ограничивать значение Имени Господня в деле благочестия, приравнивая его лишь к священному словесному символу, от которого тайна нашего богообщения существенно зависеть не может, но заставляет нас видеть во Имени Господнем необходимейшее и реальное божественное звено, служащее для нашего соединения с Богом, реальный и Божественный луч Его откровенного Света, в котором мы можем созерцать, по мере чистоты нашего сердечного ока, и трисолнечное Солнце–Бога [1990].

В заключительных строках Обращения указывается на то, что»разбор богословской стороны спора может дать повод к перенесению суждения в самые присно прорекаемые глубины философии, психологии, онтологии, гносеологии», однако автор, ссылаясь на Иоанна Златоуста, подчеркивает, что Имя Господне»само требует веры», без которой»ничего нельзя постигнуть разумом» [1991].

Нет никаких сведений о том, чтобы это»Обращение иноков–исповедников Имени Господня»рассматривалось Подотделом. Скорее всего, члены Подотдела, за исключением В. И. Зеленцова, до самого конца Собора продолжавшего подшивать к делу документы, вообще не видели этот текст. 7 (20) сентября 1918 года третья сессия Собора была завершена пленарным заседанием, на котором Святейший Патриарх Тихон сказал:«Когда оканчивалась предшествующая сессия, назначался определенный срок для начала следующей сессии, а теперь, к сожалению, мы по многим обстоятельствам лишены этой счастливой возможности указать срок, когда мы снова соберемся» [1992]. Четвертой сессии, как известно, не суждено было состояться. Большинство членов Поместного Собора Православной Российской Церкви в скором времени пополнили собой число членов другого Собора — Новомучеников и Исповедников Российских.

В архиве Поместного Собора не сохранились какие&#8209;либо доклады за подписью И. В. Попова, Л. И. Писарева, С. Н. Булгакова, протоиерея Д. В. Рождественского или епископа Феофана (Быстрова), которым была поручена разработка различных аспектов проблематики имяславских споров. Очевидно, никто из перечисленных лиц просто не успел подготовить доклады до закрытия Собора. Впоследствии протоиерей Сергий Булгаков напишет общее религиозно–философское введение к вопросу о почитании имени Божия, тем самым выполнив задание Подотдела [1993], однако произойдет это уже после роспуска Поместного Собора.

На рубеже 1918 и 1919 годов, ревностный сторонник имяславия М. А. Новоселов писал:

<…>Как же Собор, заседавший не один месяц и занимавшийся иногда самыми второстепенными вопросами, не нашел времени посвятить свои силы вопросу, выходившему по его же мнению за пределы компетенции Синода? Вернее, Собор, в подавляющем большинстве своих членов был так далек от существа вопроса, так мало заинтересован в нем, что просто»сдал его в комиссию», чтобы спихнуть со своих плеч эту все же неприятную мелочь, из&#8209;за которой кто&#8209;то ссорится и беспокоит членов Собора своими обращениями. Ибо, конечно, если бы члены Собора разумели хоть сколько&#8209;нибудь внутреннюю значительность афонского спора, они не отнеслись бы к нему с таким постылым равнодушием, которое является величайшим testimonium paupertatis [1994] Собора: и если Свят. Синод обнаружил в свое время не соответствующее серьезности дела легкомыслие, то Собор погрешил непозволительной медлительностью, вытекающей из недомыслия. Кратко сказать, и Св. Синод, и Всероссийский Церк[овный] Собор оказались не на высоте вопроса, который выдвинут был Промыслом Божиим на Святой горе Афонской [1995].

Параллельно с обсуждением темы имяславия на Поместном Соборе в течение 1917–1918 годов продолжаются сношения имяславцев с членами Синода. Необходимо отметить, что в революционный и послереволюционный период сохраняется в целом негативное отношение к имяславцам со стороны Синода. Более того, после падения царского режима позиция Синода вновь ужесточается. Как мы помним, Государь Император Николай Александрович был последовательным защитником имяславцев; значительную поддержку оказывал им также митрополит Московский Макарий. 2 марта 1917 года Император отрекся от престола, а 20 марта митрополит Макарий был смещен с Московской кафедры. Таким образом, два наиболее влиятельных сторонника имяславия вышли из игры, и Синод, освободившись от внешнего давления, вновь встал'на позицию, занятую им с самого начала имяславских споров. Положение не изменилось и после превращения Синода из Святейшего в Священный, т. е. из совещательного органа при Императоре в независимый орган церковного управления во главе с Патриархом.

Об ужесточении позиции синодалов в революционный период свидетельствуют, в частности, решения Синода по делу вернувшегося с фронта иеросхимонаха Антония (Булатовича). В конце февраля 1918 года Булатович, к тому времени полуслепой, был привезен в Москву, где он обратился к Патриарху с просьбой дать ему приют [1996]. Решением церковной власти Булатович был»приуказан к Покровскому монастырю, но без права священнослужения» [1997]. Получив такой указ, Булатович обратился к Патриарху с прошением о разрешении в священно служении, но его прошение было оставлено без ответа. В июле 1918 года он снова подал прошение Патриарху о разрешении в священно служении, прося, в случае сомнения в православности его исповедания, поручить допросить его тому Подотделу Поместного Собора, который занимался вопросом о почитании имени Божия. Прошение было передано в Президиум Собора, котор