Звероподобие как результат духовной инволюции

 

Христианство чётко проводит грань между человеком и животным. Главное отличие заключается в том, что у животных есть душа (животная), но нет духа, то есть личности. «И сказал Бог: да произведёт земля душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их», – сказано в Книге Бытия (Быт. 1:24). Душа человека отличается от души животных тем, что первая есть существо словесное и личное. Человек создан Богом по Своему образу и подобию. Личность есть одно из проявлений образа Божия в человеке. В учебном пособии по православной антропологии читаем: «Это значит, что она (личность. – В.К.) не является элементом тварного человеческого естества, она за-природна, поэтому не описывается в категориях природы. В обыденном языке чётко разграничены два уровня отношений к человеку: как к уникальной личности и как к природному существу. О человеке как личности ставится вопрос «кто?», а о человеческой природе мы спрашиваем «что?». То есть различение личностного и природного аспектов бытия человека заложено и чётко представлено в нашей речи. Тем не менее, даже в научной среде мало осознаётся онтологическое основание подобного различения»[225].

Мысль последнего предложения приведённого фрагмента облечена в весьма дипломатическую форму. На самом деле в научной среде сегодня человек с онтологической точки зрения – лишь «природное существо». Ведь наша научная общественность воспитана на теории Ч. Дарвина, которая вообще обходится без понятия «личность» и, следовательно, не предполагает принципиальных различий между человеком и обезьяной (или иным представителем животного мира). В православии личность иногда выражается словами «внутренний человек», «душа» (с подчёркиванием, что это именно человеческая душа, отличная от души животного), «дух», «самовластие». Вот как выражает смысл личности святитель Василий Великий: «В нас есть внутренний человек, и мы в некотором смысле двойные, и, сказать по правде, мы есть бытие внутреннее. “Я” – говорится о человеке внутреннем. То, что находится вне меня, – это не лично “я”, но это “мое”. Рука – это не “я”, но “я” – это разумное начало души. Рука же – часть человека. Поэтому тело – это как бы орудие человека, орудие души, словом «человек» обозначается душа как таковая»[226].

Итак, человек есть личность. У него есть личная воля. С помощью этой воли личность («внутренний человек») господствует над человеком внешним, над его природой. Следовательно, над его влечениями и страстями. Если «внутренний человек» слабеет – слабеет и контроль над природным (внешним) человеком. Душевность и плотское начало побеждает начало духовное. В конце концов, природный человек утрачивает изначальные свои признаки (подобие Божие), превращается в животное существо. Всё больше появляется сходства в психических и физических свойствах человека природного и представителя животного мира. В свою очередь, звероподобие делает человека похожим на демонов, а духовной своей природой мы подобны ангелам. В человеке идёт постоянная брань, борьба между двумя этими началами. «Мы веруем, – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), – что в сердце человеческом имеется вожделение скотоподобное, внесенное в него падением, находящееся в отношении с вожделением падших духов; мы веруем, что имеется в сердце и вожделение духовное, с которым мы сотворены, которым любится естественно и правильно Бог и ближний, которое находится в гармонии с вожделением святых ангелов. Чтоб возлюбить Бога и в Боге ближнего, необходимо очиститься от вожделения скотоподобного. Очищение совершает Святый Дух в человеке, выражающем жизнью произволение к очищению»[227].

В XIX веке стала популярной идеология и философия «прогресса». Между прочим, «прогресс» и «эволюция» очень созвучны. Видный славянофил Иван Сергеевич Аксаков (1823–1886) одним из первых в России дал развёрнутую критику «прогресса»[228]. Он показал, что навязываемый России и миру прогресс отрицает Бога и Христа и что на самом деле это «регресс», ведущий к социальной и культурной деградации: «Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода – деспотизмом и рабством». Заключает свою мысль Иван Сергеевич предсказанием, что человек обретёт образ зверя: «Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечёт – уже совлекает – с себя и образ человеческий и возревнует об образе зверином»[229].

 

И.С. Аксаков

 

Архиепископ Сан-Францисский Иоанн Шаховской (1989) о борьбе звероподобного и богоподобного начал в человеке писал: «Если душу и плоть человека побеждает дух, человек от этого телесно не умирает, но живёт и духовно, и телесно. Если же душевность и плотяность побеждают в человеке дух, то человек обращается в животное, в самое кровожадное и ядовитое животное, менее подчиняющееся Тебе, чем все твари мира…»[230] Когда люди теряют образ и подобие Божие, превращаются в звероподобных существ, то и общество становится диким стадом или джунглями, в котором действует закон Homo homini lupus est (человек человеку волк) [231]. Архиепископ Иоанн заканчивает свою мысль: «Так и государства, теряющие дух и веяние Церкви в своих гражданах, обращаются в самые несовершенные термитники». Один из важнейших признаков сохранения в человеке личностного начала («внутреннего человека») – наличие или отсутствие совести. Как очень точно определили Святые Отцы, совесть – «голос Бога в душе».

Некоторые сторонники дарвинизма соглашаются с тем, что сегодня происходит инволюция человека. До этого, мол, была эволюция, как учил Чарльз Дарвин, а в наше время начался «откат». И этот «откат», сопровождающийся появлением у человека звероподобных признаков, якобы доказывает, что человек возвращается к своему «первобытному» состоянию зверя. Известный православный богослов Серафим Роуз категорически возражает против такой «модификации» дарвинизма. В своей работе «Православный взгляд на эволюцию» отец Серафим пишет: «Человек не имеет “животной природы” как таковой и никогда не имел; он только имеет полностью человеческую природу, какую дал ему Бог в начале и которую он не вполне утратил даже теперь… Этот образ Божий, который человек имеет по своей природе, не был полностью утрачен даже у язычников, как учит св. Иоанн Кассиан; не утрачен он даже теперь, когда человек, под влиянием современной философии и эволюционизма, пытается превратить себя в зверя-недочеловека – ибо и сейчас Бог ждёт обращения человека, ждёт пробуждения в нём истинно человеческой природы, которая в нём есть»[232].

Во многих местах Нового Завета мы читаем о том, что человек в последние времена будет приобретать качества зверя, из богоподобного создания превращаться в звероподобное существо. Всё это – результат духовной деградации человека[233]. Последние времена стали наступать уже тогда, когда в массовом порядке люди начали отпадать от Бога, превращаясь в агностиков и атеистов. Появление на свет дарвинизма резко ускорило этот процесс. У французского писателя Эмиля Золя (1840–1902) появляется роман, который так и называется: «Человек-зверь» (1890). Писатель связывает появление невиданного до этого человекоподобного существа – человека-зверя (или человека-хищника) – с расцветом в Европе капиталистических отношений. Эту же тему он продолжил в романах «Деньги», «Его превосходительство Эжен Ругон», «Чрево Парижа», «Дамское счастье».

 

В России литераторы также стали использовать выражение «человек-зверь». Особенно эта тема присутствует у Ф.М. Достоевского. Так, в «Братьях Карамазовых» мы читаем: «Во всяком человеке, конечно, таится зверь, зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печёнок и прочее». А вот ещё оттуда же: «В самом деле, выражаются иногда про “зверскую” жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток».

В начале ХХ века в отечественной православной литературе стали говорить о появлении человека-зверя: «“Человек-зверь” сделался обыденным явлением жизни народов. На место допотопного права сильных, в подкрепление ослабевшей физической силе, пришли искусство, техника и право эксплуатации в установленном порядке через обман по законным основаниям. Открытия за открытиями в области культуры, точь-в-точь как перед Потопом, нисколько не смягчают зверских нравов. Они процветают на почве гордости, эгоизма и злобы. Так пошло с тех пор, как “отступление” от Церкви открыло свободный доступ для водворения новых идей, добытых реформацией и революцией, идей, уклоняющих нравы человека к окончательному озверению»[234].

А теперь перенесёмся в конец ХХ века. Оптинский мученик иеромонах Василий (Росляков), убитый сатанистом в день Пасхи 1993 года, в одном из своих стихов писал просто и убедительно о Божественном происхождении мира и человека. Это был поэтический ответ современным дарвинистам[235]:

 

Ты твердишь – Бога нет.

Сам собой настал свет.

Вся вселенная так сотворилась.

…

Кто же мир весь создал,

Как, на чем основал,

Чей закон для него непреложен?

 

Человек – прах земли,

Вот хоть это пойми:

Ты ничтожен, как прах во Вселенной.

 

Кто тебя сотворил,

Всем как есть наделил,

Бережёт, как алмаз драгоценный.

 

Обольстившись пустой и безумной мечтой,

Обезьяну отцом называешь,

От неё говоришь, люди все́ родились,

От кого обезьяна, не знаешь.

 

А дальше отец Василий пишет о том, что в наше время начался страшный процесс превращения людей в зверей, обезьян[236]:

 

От начала всего

Мир не видел того,

Чтоб людей обезьяны родили,

А мы видим теперь,

Чрез открытую дверь,

Что людей в обезьян превратили.

 

Бога знать не хотят,

Нет души, – говорят,

Человека с животным ровняют,

 

И в культурный наш век

Низко пал человек,

Хуже зверя подчас поступает.

 

Души жгут табаком,

Заливают вином,

В них отраду и счастье находят.

 

Сеют злобу, вражду —

Пожинают нужду.

Безпокойно весь век свой проводят.

 

Бога трудно им знать,

Потому что сравнять

Человека стремятся с животным,

 

Своих ближних гнетут,

К смерти вечной идут

Без надежды, без чувств, беззаботно.

…

 

А вот ещё одно интересное наблюдение по поводу звероподобия части современных людей, даже тех, которые себя считают христианами. Великий афонский старец Иаков (Цаликис, 1920–1991) как-то признался: «Когда я причащаю людей, никогда не смотрю на лицо их, но иногда говорит мне помысел посмотреть на лицо приходящих к Божественному Причастию. И вижу тогда, что лицо у одного нечеловеческое, но имеет образ собаки, у иного – обезьяны, у других – различные образы животных, страшные образы! Боже мой, говорю, как люди могут иметь лица животных?

Есть же и некоторые, которые приходят причащаться с лицом спокойным и веселым, и как только причастятся, лицо их сияет как Солнце»[237].

Очень часто о звероподобии современного человека говорил ещё один афонский старец нашего времени. Это Паисий Святогорец (1924–1994), который недавно (в 2015 г.) был канонизирован как преподобный. «До чего же дошли люди! – восклицает преподобный Паисий. – До состояния животных. Знаете, как у животных: сперва они входят в хлев, испражняются, мочатся, потом навоз начинает разлагаться, перегорать, и животным становится тепло. Им нравится в стойле и не хочется никуда из него уходить. Я хочу сказать, что так и люди ощущают “тепло” греха и не хотят уходить. Они чувствуют зловоние, но им неохота уходить из тепла. Если в хлев зайдёт новичок, то он не сможет выдержать этого зловония. А другой уже привык, он постоянно живёт в хлеву, и смрад его не беспокоит»[238]. «Сегодня встречаются люди, – говорит ещё старец Паисий, – которые хуже, чем животные, хуже, чем змеи… Поэтому сто сорок седьмой псалом, который преподобный Арсений Каппадокийский читал для того, чтобы дикие животные стали смирными и не делали зла людям, я читаю с той целью, чтобы стали смирными люди и не делали зла ни подобным себе людям, ни животным». Когда человек служит греху, звериность отражается и на его облике, и наоборот, «внутренняя чистота истинного человека красит и его внешний вид».

Православные люди свои представления о возможном превращении человека в животное основывают на многочисленных местах из Священного Писания. Особенно много таких мест в книге псалмов. Приведу выдержки из 48 псалма (стихи 7:17–21):

 

Надеющиеся на силы свои и хвалящиеся множеством богатства своего!

…

Не бойся, когда богатеет человек, когда слава дома его умножается:

ибо, умирая не возьмёт ничего; не пойдёт за ним слава его; хотя при жизни он ублажает душу свою, и прославляют тебя, что ты удовлетворяешь себе,

но он пойдет к роду отцов своих, которые никогда не увидят света.

Человек, который в чести и неразумен, подобен животным, которые погибают.

 

Разве этот псалом не о наших временах? Надеющиеся на силы свои и хвалящиеся множеством богатства своего! Это ведь о современном обществе, которое уже перестало в массе своей надеяться на Бога, а все надежды возлагает на науку, технику и «прогресс». Ещё больше люди стали возлагать надежды на богатство. Богатство, мамона – вот объекты религиозного поклонения человечества XXI века. Нам говорят, что мы живём (или стремимся жить) в условиях «рыночной экономики». Но такую модель общества правильнее называть капитализмом. Капитализм – от слова «капитал», а этимология слова «капитал» восходит к Древнему Риму. Там богатство ассоциировалось со стадом скота и измерялось количеством голов скота. Поклонение капиталу – поклонение скоту. А кто поклоняется скоту, сам превращается в скотину. А совокупность таких идолопоклонников составляет стадо. Мало того, что человек начинает полагаться на капитал, он ещё выставляет напоказ это своё поклонение (хвалящиеся множеством богатства своего). Человек гордится тем, что он скотина!

Человек своим богатством ищет не только удовлетворения всех своих похотей (при жизни он ублажает душу свою). Он ещё ищет и славы от других людей (прославляют тебя, что ты удовлетворяешь себе). Видимо, желание славы подпитывает ощущение богатого, что он не просто человек, а человек, приближённый к богу (так думают протестанты). А некоторые богачи в своём безумии доходят до того, что себя начинают считать богами. Видимо, у некоторых богачей возникает ассоциация: «богатство» и «бог» – слова однокоренные. И это, мол, неслучайно: у кого богатство, тот и бог.

Псалмопевец показывает безумие таких богачей: Человек, который в чести (богатый и пребывающий в славе. – В.К.) и неразумен, подобен животным, которые погибают. Псалмопевец не говорит, что все богатые подобны животным. Только те, которые неразумны. Но в Новом Завете мы читаем, что трудно, крайне трудно богатому оставаться разумным. Прежде всего, эта мысль звучит в словах Иисуса Христа, беседующего с богатым юношей (Лк. 18:18–25)[239]. Современный человек стал забывать предупреждение Христа: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6:24).

Подобие человека зависит от объекта поклонения. К словам псалмопевца о звероподобии человека можно добавить, что такое «подобие» грозит не только тем, кто богат и купается в лучах славы. Оно грозит также тем, кто мечтает о богатстве и славе. А также тем, кто уповает на науку, технический прогресс, экономический рост и революции. Все они уже отвернулись от Бога. Духовный мир имеет полярное устройство. Богу противостоит дьявол. Хотят дарвинисты и прочие материалисты и революционеры признавать или не хотят, но они повернулись лицом к тому созданию, которое Святые Отцы называли «обезьяной бога», т. е. к дьяволу. «В христианстве, – как отмечает А.С. Хоменков, – существует традиция, восходящая к блаженному Августину, называть дьявола обезьяной Бога. Здесь имеется в виду то, что дьявол обладает неким карикатурным сходством с Творцом, Вседержителем и Искупителем мира: может творить некие пародии на чудеса, обольщать людей свой ложной духовностью и т. д. В контексте этих представлений обезьяна выступает карикатурой человека, его пародийным двойником»[240].

С учётом сказанного внешнее сходство многих людей XXI века с обезьяной вполне закономерно. Размышляя о сходстве человека и обезьяны, я порой себя ловлю на мысли: может быть, такое сходство было специально задумано Творцом ради того, чтобы человек мог взглянуть на своего двойника и задуматься? Может быть, это средство вразумления человека, попытка Бога заставить человека повернуться лицом к своему Творцу?