При выписке присутствовало несколько врачей и пациентов,

и все проща…

 

Пендергаст убрал листок и с решительным видом закрыл портфель.

– А где же картина теперь? – спросил д’Агоста.

– Доктор Торгенссон вышел на пенсию и поселился в Порт-Ройяле. Туда я и направлюсь. Есть и еще один вопрос, имеющий косвенное отношение к делу. Помните, Джадсон упомянул, что Хелен как-то ездила в Нью-Мадрид, штат Миссури?

– Да.

– В тысяча восемьсот двенадцатом году там произошло мощное землетрясение – больше восьми баллов по шкале Рихтера. В результате образовалось несколько озер, изменилось русло Миссисипи, город лежал в руинах… А вдобавок…

– Что?

– Во время землетрясения Джон Джеймс Одюбон находился в Нью-Мадриде.

– А в чем суть? – Д’Агоста непонимающе пожал плечами.

– Совпадение? Возможно.

– Я старался разузнать про Одюбона как можно больше, но, по правде сказать, студент из меня никудышный, – сказал д’Агоста. – А вам что про него известно?

– Теперь – очень много. Расскажу вам вкратце. – Пендергаст помолчал, собираясь с мыслями. – Одюбон, незаконнорожденный сын французского морского офицера и его возлюбленной, родился на Гаити, детство провел во Франции у мачехи. Когда ему исполнилось восемнадцать, его послали в Америку, чтобы он не попал в наполеоновскую армию. Одюбон поселился в Филадельфии, где и занялся изучением и рисованием птиц. Он женился на местной девушке, Люси Бейквелл. Супруги переехали в Кентукки, к самой границе Фронтира и открыли лавку. Однако Одюбон большую часть времени посвящал птицам – охотился, обрабатывал, изготовлял чучела. Он увлекался их рисованием, но его ранние работы были слабыми и неуверенными. Сохранившиеся ранние наброски столь же безжизненны, как и мертвые птицы, которых он рисовал. Торговец из него не вышел; в тысяча восемьсот двадцатом году он обанкротился и перевез семью в Новый Орлеан, в развалюху на Дофин-стрит, где они жили в нищете.

– Дофин-стрит, – пробормотал д’Агоста. – Так вот как он познакомился с вашей семьей?

– Да. Человек он был обаятельный: красивый, темпераментный, прекрасный стрелок, ловкий фехтовальщик. Он подружился с моим прапрадедом Боэцием, и они часто вместе охотились. В начале тысяча восемьсот двадцать первого года Одюбон заболел – настолько серьезно, что потерял сознание. Его увезли в лечебницу «Мез Сен-Клер», где он долго выздоравливал. Во время лечения, как вы уже знаете, он написал картину, которую называют «Черная рамка». Что на ней изображено – неизвестно.

Пендергаст отпил чаю и продолжил:

– Когда Одюбон поправился, то, по-прежнему не имея ни цента, вдруг задумал изобразить – в натуральную величину – всех представителей американской птичьей фауны и таким образом составить огромный труд по естественной истории. Люси работала учительницей и кормила семью, а Одюбон бродил по стране с ружьем, красками и планшетом. Он нанял себе помощника и спустился по Миссисипи. Одюбон изобразил сотни птиц в их естественной среде – как живых; ничего подобного раньше не создавалось. В тысяча восемьсот двадцать шестом году он уехал в Англию и нашел там гравера, который изготовил по его акварелям медные пластины для гравюр. Потом Одюбон объездил Америку и Европу в поисках подписчиков на издание, которое назвал «Птицы Америки». Последний том вышел в тысяча восемьсот тридцать восьмом, и к этому времени Одюбон уже прославился. Несколько лет спустя он приступил к работе над другим грандиозным проектом – «Живородящие четвероногие Северной Америки». Однако разум у него начал слабеть, и работу пришлось заканчивать его сыновьям.

В последние годы жизни Одюбон страдал от буйного помешательства и умер в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году, в Нью-Йорке.

– Интересная история! – воскликнул д'Агоста.

– Несомненно.

– И никто понятия не имеет, куда девалась «Черная рамка»?

– Похоже, что для исследователей творчества Одюбона это прямо-таки святой Грааль. Завтра я побываю в доме, где жил Арне Торгенссон, всего в пяти милях к западу от Порт-Аллена. Надеюсь найти там след картины.

– Если судить по датам, которые вы упоминали, то… – Д’Агоста замолчал, пытаясь подобрать слова потактичнее, – ваша жена интересовалась Одюбоном и «Черной рамкой» еще до вашего знакомства?

Пендергаст не отвечал.

– Раз уж я вам помогаю, – сказал лейтенант, – нечего вам всякий раз замолкать, как только я касаюсь какой-нибудь щекотливой темы.

– Вы совершенно правы, – со вздохом согласился Пендергаст. – Похоже, Хелен была увлечена, а точнее – одержима, Одюбоном с самого детства. Ее желание узнать о нем как можно больше частично и привело к нашему знакомству. Видимо, больше всего ее интересовала «Черная рамка».

– Но для чего было скрывать этот интерес от вас?

– Она не хотела, чтобы я узнал, что наше знакомство состоялось не благодаря счастливой случайности, а было спланировано заранее – и довольно ловко. – Лицо у Пендергаста потемнело, и д’Агоста пожалел, что спросил.

– Наверное, она опасалась конкурентов, – заметил он. – Как она вела себя в последние недели? Нервничала, волновалась?

– Да, – медленно ответил Пендергаст. – Я всегда объяснял это проблемами на работе, подготовкой к сафари.

– А что еще необычного вы заметили?

– В те дни я совсем мало бывал в Пенумбре.

За спиной д’Агосты кто-то кашлянул. Опять этот Морис!

– Я только хотел предупредить, что иду спать, – сказал дворецкий. – Не будет ли каких распоряжений9

– Один вопрос, Морис. Перед нашей последней с Хелен поездкой я почти не бывал дома.

– Вы месяц провели в Нью-Йорке, – кивнул дворецкий. – Готовились к сафари.

– За время моего отсутствия Хелен не совершала каких-нибудь странных, нехарактерных для нее поступков? Быть может, она получила взволновавшее ее письмо или же ее расстроил какой-нибудь телефонный звонок?

Старый слуга задумался.

– Не припоминаю, сэр. Хотя она вообще нервничала, особенно после той поездки.

– Поездки? Какой?

– Однажды рано утром, часов около семи, я проснулся от шума ее мотора – он громкий был, помните? Она мне ничего не сказала, не предупредила – уехала невесть куда и возвратилась через двое суток, сама не своя. Что-то ее расстроило, но она и словом не обмолвилась – ни куда ездила, ни что произошло.

– Понятно, – сказал Пендергаст, переглядываясь с д’Агостой. – Спасибо, Морис.

– Не за что, сэр. Доброй ночи. – Старый слуга повернулся и бесшумно скрылся.

 

22

 

Д’Агоста свернул с 10-й трассы на шоссе Бель-Шасс и несся по почти пустой дороге. Стоял теплый февральский день, и лейтенант, опустив стекла, включил радиостанцию, которая крутила рок-н-ролл. Сегодня он пребывал в наилучшем расположении духа. Машина со свистом неслась по дороге, а он тем временем с удовольствием отхлебывал кофе из картонного стаканчика. Съеденные чуть раньше пончики радовали желудок. «Самое то, и плевать на калории!» – довольно подумал д’Агоста.

Вчера лейтенант целый час проболтал с Лорой Хейворд, что значительно улучшило его настроение, и впервые за последнюю неделю он прекрасно выспался. Проснувшись, обнаружил, что Пендергаст уже уехал, а Морис приготовил яичницу с беконом и овсянку. После обильного завтрака д’Агоста двинул в город и отлично управился в департаменте новоорлеанской полиции Шестого округа. Вначале, когда лейтенант завел речь о семействе Пендергастов, его слушали настороженно, но потом увидели, что он свой парень, и отношение к нему изменилось. Ему разрешили воспользоваться компьютером, и часа через полтора д’Агоста отыскал того самого торговца, который интересовался «Черной рамкой», – Джон В. Трапп, проживает в Сарасоте, штат Флорида. Тип явно гнусный. За последние десять лет – пять арестов: подозрение в вымогательстве, подозрение в подлоге, хранение краденого, хранение запрещенных продуктов животного происхождения, словесные оскорбления и оскорбления действием. То ли у него денег много, то ли хорошие адвокаты, но он всякий раз отмазывался.

Д’Агоста распечатал нужное и засунул бумаги в карман пиджака – Пендергасту эта информация очень понравится.

Прежде чем возвратиться в Пенумбру, лейтенант заскочил в пончиковую: завтрак завтраком, но голод давал о себе знать.

Поднимаясь по дорожке к дому, д’Агоста увидел, что Пендергаст его опередил: в тени кипарисов стоял «Роллс-ройс». Припарковавшись рядышком, лейтенант прошел по дорожке из гравия, поднялся на крытую веранду и заглянул в холл.

– Пендергаст?

Тишина.

Д’Агоста прошел через холл, распахивая все двери. Везде было темно и тихо.

– Пендергаст!

Быть может, вышел прогуляться? Сегодня отличный денек.

Лейтенант взбежал по лестнице, мигом оказался на площадке и замер, заметив краем глаза в полутемном кабинете знакомый недвижный силуэт: Пендергаст сидел в том же кресле, что и вчера.

– Пендергаст? Я думал, вы куда-то вышли и… – Лейтенант осекся: лицо Пендергаста выражало полную опустошенность.

Д’Агоста присел рядом. Хорошего настроения как не бывало.

– В чем дело?

Пендергаст медленно перевел дыхание.

– Я был в доме Торгенссона, Винсент. Картины нет.

– Нет?

– В доме теперь похоронное бюро. Внутри все перестроили, остались только стены и балки – в соответствии с теперешним его назначением. Не осталось ничего. Ничего! – Пендергаст поджал губы. – След оборвался.

– А как же сам доктор? Он, наверное, куда-то переехал… можно поискать и там.

Опять пауза, еще более долгая.

– Доктор Торгенссон умер в тысяча восемьсот пятьдесят втором году. В нищете; заболел сифилисом и сошел с ума. А перед смертью распродал по частям имущество – неизвестным покупателям.

– Если он продал картину, должна сохраниться запись!

Пендергаст смотрел на него каким-то недобрым взглядом.

– Записей нет. Он мог расплатиться картиной за уголь. Мог в приступе безумия разорвать. А если она каким-то чудом и сохранилась после смерти доктора, то скорее всего ее уничтожили во время перестройки дома. Мы зашли в тупик.

«Значит, он сдался, – решил д’Агоста. – Вернулся домой – и сидит один в темном кабинете. Страдает». За все годы знакомства лейтенант ни разу не видел Пендергаста таким подавленным. И все же положение не давало оснований для подобного отчаяния.

– Хелен тоже искала картину, – сказал д’Агоста несколько более резко, чем хотел. – Вы сколько искали? Пару дней? А она несколько лет не сдавалась.

Пендергаст не отвечал.

– Ладно, давайте попробуем иначе. Будем искать след вашей жены, а не картины. Когда ее не было почти три дня – куда она поехала? Быть может, это связано с «Черной рамкой»?

– Даже если вы и правы, – сказал Пендергаст, – с той поездки прошло двенадцать лет.

– Попытаться-то можно. А потом нанесем визит мистеру Джону В. Траппу, бывшему владельцу художественного салона, ныне проживающему в Сарасоте.

В глазах Пендергаста мелькнул слабый интерес.

Д’Агоста похлопал себя по карману.

– Да-да, поедем к тому самому типу, который тоже искал «Черную рамку». Так что вы не правы – мы вовсе не зашли в тупик.

– Но ведь Хелен могла поехать куда угодно.

– Да какого черта! Вы что – сдаетесь? – Д’Агоста пристально посмотрел на Пендергаста и выглянул в дверной проем. – Морис! Эй, Морис!!

В кои-то веки старик нужен – и надо же, куда-то запропастился!

В дальнем конце дома раздалось слабое шарканье, затем по лестнице прошлепали шаги, и Морис появился из-за угла.

– Прошу прощения? – выговорил он, задыхаясь и пуча глаза.

– Вы вчера упоминали о поездке Хелен. Ну, когда она уехала без предупреждения и ее не было две ночи.

– Да-да, – кивнул Морис.

– А следов этой поездки никаких не осталось? Может быть, вы видели гостиничный счет, например, или чек со станции заправки?

Морис погрузился в задумчивость.

– Нет, сэр.

– И, вернувшись, она ничего не сказала? Ни единого слова?

– Ничего, сэр.

Пендергаст неподвижно сидел в кресле. В кабинете воцарилась тишина.

– Впрочем, если подумать, есть кое-что, – вспомнил Морис. – Хотя это вряд ли вам пригодится.

– Что? – накинулся на него д’Агоста.

– Ну… – замялся старый дворецкий.

Лейтенанту захотелось схватить его за лацканы и встряхнуть.

– Дело в том… Я припомнил, сэр, что она мне позвонила. В самое первое утро, с дороги.

Пендергаст медленно поднялся.

– Продолжайте, Морис, – тихо сказал он.

– Время шло к девяти. Я пил кофе в маленькой столовой. Зазвонил телефон; на линии была миссис Пендергаст. Она забыла свою карточку автомобильной страховки. У нее спустила шина, и понадобился номер карточки – вызвать помощь. – Морис взглянул на Пендергаста. – Вы ведь помните, сэр, она не очень-то ладила с машинами.

– И это все?

– Я нашел карточку и прочитал номер. Она меня поблагодарила.

– А больше ничего? – наседал д’Агоста. – Какие-нибудь шумы? Голоса?

– Прошло столько лет, сэр. – Морис глубоко задумался. – Какие-то уличные звуки были. Может, автомобильный гудок. Должно быть, она звонила из телефонной будки.

На секунду все замолчали. Из д’Агосты как будто выпустили воздух.

– А ее голос? – заговорил наконец Пендергаст. – Взволнованный? Возбужденный?

– Нет, сэр. Помню, она сказала, будто ей повезло, что она проколола шину именно там.

– Повезло? Почему?

– Потому что она, пока ждала, успела выпить молочно-шоколадного коктейля.

Пендергаст на миг застыл, а потом ринулся действовать. Он пронесся мимо Мориса и д’Агосты, выскочил на площадку и слетел вниз по лестнице.

Д’Агоста поспешил за ним. В холле было пусто, но из библиотеки раздавались какие-то звуки: Пендергаст лихорадочно шарил по полкам, второпях сбрасывая на пол книги. Наконец он отыскал что хотел – атлас дорог Луизианы, – бросился к ближайшему столу, яростным движением отгреб все в сторону и стал листать страницы. В руке у Пендергаста очутилась линейка и карандаш, и, согнувшись над картой, он принялся что-то вымерять и помечать.

– Вот! – затаив дыхание, шепнул он и ткнул пальцем в карту. Не сказав больше ни слова, Пендергаст выскочил из библиотеки.

Д’Агоста метнулся за ним – через столовую, кухню, кладовую, буфетную – к задней двери дома. Пендергаст пробежал через большой сад, к белой конюшне, перестроенной под гараж на полдюжины машин. Распахнув дверь, он исчез в темноте.

Лейтенант вошел следом. В большом неосвещенном помещении слегка пахло сеном и моторным маслом. В полумраке виднелись силуэты трех автомобилей, накрытых чехлами. Пендергаст подбежал к одному из них и сдернул брезент, под которым оказался красный двухместный автомобиль с откидным верхом, низкий, хищного вида. Он сверкал даже в полумраке бывшей конюшни.

– Ничего себе! – Д’Агоста присвистнул от восхищения. – «Порше», классика. Красота какая!

– «Порше-спайдер» тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Машина Хелен.

Д’Агоста уселся на пассажирское сиденье; Пендергаст достал из-под коврика ключ, вставил его в зажигание и повернул. С душераздирающим ревом мотор завелся.

– Вот так Морис! – прокричал сквозь грохот Пендергаст. – Все-то у него в лучшем виде.

Несколько секунд он грел мотор, потом вывел машину из гаража и нажал на газ. Автомобиль рванулся вперед, чиркнув гравием по стене, словно картечью. Д’Агосту вжало в сиденье, будто космонавта при старте. «Порше» шумно пронесся по подъездной дорожке.

Морис в своем неизменном черном одеянии дворецкого стоял на ступенях особняка, провожая взглядом удаляющуюся машину.

– Куда мы едем? – спросил лейтенант.

Пендергаст взглянул на него. Отчаяние испарилось, в глазах появился блеск, слабый, но заметный – предвкушение добычи.

– Благодаря вам, Винсент, мы отыскали стог. Теперь посмотрим – не удастся ли отыскать иголку.

 

23

 

Автомобиль несся по тихим дорогам сельской Луизианы. Мелькали мангровые рощи, протоки, болота, пышные плантации. Иногда Пендергаст слегка замедлял ход, проезжая деревни; звериный рев мотора притягивал любопытные взоры. Пендергаст не позаботился поднять верх, и д’Агосту основательно продуло; кожу на лысинке саднило от сильного ветра. В машине с низкой посадкой лейтенант чувствовал себя каким-то незащищенным. Зачем вообще Пендергаст взял этот автомобиль, а не удобный «Роллс-ройс»?

– Может, все же расскажете, куда едем? – прокричал он сквозь свист ветра.

– Пикайюн, штат Миссисипи.

– Зачем?

– Хелен звонила Морису оттуда.

– Вы уверены?

– На девяносто пять процентов.

– Почему?

Дорога впереди делала крутой поворот; Пендергаст переключил скорость.

– Хелен пила молочно-шоколадный коктейль, пока ждала машину помощи.

– И что?

– А вот что: коктейль, приготовленный по такому рецепту, – это слабость северян-янки. Хелен от нее так и не излечилась. За пределами Новой Англии и штата Нью-Йорк его мало где найдешь.

– Продолжайте.

– Поблизости существует – или существовало – только три места, где его подают. Хелен все их отыскала и то и дело ездила не в одно, так в другое. Иногда вместе со мной. Так или иначе, сейчас с помощью карты я подсчитал – учитывая день недели, время суток и склонность Хелен ездить очень быстро, – что наиболее вероятный вариант – Пикайюн.

Д’Агоста кивнул. Когда ему объяснили, все оказалось очень просто.

– А почему – девяносто пять процентов?

– Есть вероятность, что в то утро она по какой-то причине остановилась раньше. Или ее остановили. Штрафы за превышение скорости она набирала пачками.

 

* * *

 

Пикайюн, стоявший на самой границе с Луизианой, оказался чистеньким городком с небольшими каркасными домиками. Надпись на въезде в город объявляла его «Драгоценной монетой в кошельке Юга»; рядом красовался стенд с яркими фотографиями с прошлогоднего карнавала Марди-Гра. Д’Агоста с любопытством разглядывал тихие зеленые улицы. Они подъехали к торговому району, и Пендергаст притормозил.

– Кое-что изменилось, – сказал он, поглядывая в разные стороны. – Интернет-кафе, конечно, новое. И ресторан с креольской кухней. А вот это местечко, где подают вкуснейшие бутерброды с раковыми шейками, мне знакомо.

– Вы бывали здесь с Хелен?

– Не с Хелен. Я позднее несколько раз проезжал через город. В нескольких милях отсюда – тренировочный лагерь ФБР. А… вот и то, что нам нужно.

Пендергаст свернул на небольшую улочку и съехал на обочину. Дома по всей улице были жилые, за исключением одноэтажного здания из шлакобетона, стоявшего в глубине от дороги, посреди площадки из потрескавшегося асфальта. Вывеска гласила, что это «Янки-хаус Джейка», но табличка выгорела и облупилась: ресторанчик закрылся много лет назад. Однако окна в задней части здания были завешены ситцевыми занавесками, а на бетонной стене красовалась спутниковая антенна-тарелка: похоже, в доме кто-то жил.

– Попробуем самый простой способ, – пробормотал Пендергаст. Сжав губы, он еще раз оглядел улицу и принялся давить на педаль. С каждым нажатием мотор ревел громче и громче. Из-под машины вылетел ворох листьев; корпус автомобиля яростно трясся, словно реактивный самолет.

– Господи! – завопил д’Агоста. – Вы что – хотите и мертвых поднять?

Агент ФБР еще секунд пятнадцать подержал педаль, пока из окон и дверей по всей улице не высунулось не меньше дюжины голов.

– Нет, – сказал он, отпустив наконец газ. – Думаю, хватит и живых. Он быстро оглядел повернутые к ним лица. – Слишком молод… а этот… бедняга явно глуп. – Пендергаст покачал головой. – О, вон тот, возможно, пригодится. Вперед, Винсент.

Он вышел из машины и направился к третьему дому с правой стороны, перед которым хмуро взирал на пришельцев мужчина лет шестидесяти в застиранной футболке, сжимавший в одной руке пульт от телевизора, а в другой – банку пива.

До д’Агосты вдруг дошло, зачем Пендергаст взял для поездки машину жены.

– Простите, сэр, – сказал агент. – Позвольте поинтересоваться, знаком ли вам этот автомобиль?

– А пошел бы ты в задницу, – буркнул мужчина и вернулся в дом, хлопнув дверью.

Д'Агоста поддернул брюки и провел языком по губам.

– Может, выволочь этого козла обратно?

– Незачем, Винсент. Вот и наша добыча. – Пендергаст повернулся и посмотрел на ресторан. Из кухни вышла пожилая толстуха в легком домашнем платье и остановилась на крыльце, рядом со стайкой пластиковых розовых фламинго. Водной руке у нее был журнал, в другой – сигарилла. Женщина щурилась на Пендергаста через старомодные очки-капельки.

Пендергаст и д’Агоста вернулись к ресторанчику. Толстуха, не меняя выражения лица, смотрела, как они приближаются.

– Добрый день, мэм, – с легким поклоном сказал Пендергаст.

– И вам добрый.

– Не вы ли, случайно, хозяйка этого прекрасного заведения?

– Возможно, – ответила она, глубоко затягиваясь сигариллой в белом пластмассовом мундштуке.

Пендергаст махнул рукой в сторону «Порше».

– А не приходилось ли вам, случайно, видеть эту машину раньше?

Сквозь захватанные стекла очков толстуха внимательно поглядела на автомобиль.

– Возможно, – повторила она.

Наступило молчание. Соседние двери и окна начали захлопываться.

– Какое упущение с моей стороны, – сказал вдруг Пендергаст. – Отнимаю ваше бесценное время без всякой компенсации. – Он протянул женщине двадцатидолларовую купюру, словно по волшебству появившуюся в его ладони.

К удивлению д’Агосты, толстуха выхватила бумажку из пальцев агента и сунула между своих не слишком упругих, но еще пышных грудей.

– Я видела ее три раза. Мой сын был помешан на таких заграничных тачках. Он у меня продавал прохладительные напитки. Погиб несколько лет назад – попал за городом в аварию. Когда он первый раз увидал эту тачку, чуть умом не двинулся. Заставил нас все бросить и бежать любоваться.

– А водителя вы помните?

– Молодая женщина. Хорошенькая такая.

– А что она заказала – тоже помните?

– И не забуду. Молочно-шоколадный коктейль. Сказала, что для того и приехала – аж из Нового Орлеана. Это за коктейлем!

Опять настала тишина, теперь совсем ненадолго.

– Вы сказали – три раза, – напомнил Пендергаст. – Расскажите про последний.

Его собеседница опять глубоко затянулась, припоминая.

– Сначала она пришла пешком. Проколола покрышку.

– У вас, мэм, прекрасная память.

– Говорю же – такую машину, да и женщину, не позабудешь. Мой Генри угостил ее бесплатно коктейлем. Потом она приехала и разрешила ему посидеть за баранкой… прокатиться не дала, сказала – торопится.

– Так, значит, она куда-то ехала?

– Сказала, что уже давно нарезает круги, не может найти поворот на Де Сото.

– Де Сото? Не знаю такого города.

– Да не город, я вам толкую про национальный заповедник Де Сото. На чертовом повороте как не было, так и нет указателя.

Если Пендергаст и взволновался, он этого не показал, а вяло, расслабленно поднес женщине зажигалку, когда она решила закурить еще сигариллу.

– Значит, она направлялась именно туда? – спросил он, убирая зажигалку в карман. – В заповедник?

Толстуха вынула сигариллу изо рта, пожевала губами и опять сунула мундштук в рот, словно гвоздь забила.

– Не-а.

– А могу я узнать – куда?

– Дайте подумать… Столько времени прошло. – Ее прекрасная память, казалось, ослабла.

Появилась другая двадцатка – и так же быстро исчезла в том же самом месте.

– Санфлауэр, – сказала женщина.

– Санфлауэр? – переспросил агент.

– Санфлауэр, штат Луизиана. Повернуть на Богалусу, не доезжая до болот. – Она показала направление.

– Весьма вам обязан, – поблагодарил ее Пендергаст и повернулся к лейтенанту: – Винсент, не будем терять время.

Они устремились к машине, а женщина крикнула вслед:

– Когда проедете старую шахту – сверните направо!

 

24

 

Санфлауэр, штат Луизиана

– Уже выбрали, мальчики? – спросила официантка.

Д’Агоста бросил меню на стол.

– Зубатку.

– Жареную, запеченную, на гриле?

– Наверное, на гриле.

– Прекрасный выбор. – Она сделала пометку в блокноте и повернулась к Пендергасту: – А вам, сэр?

– Буайбесс из сома, пожалуйста. Только без кукурузных клецек.

– Как пожелаете. – Она сделала еще одну пометку, эффектно развернулась и, виляя бедрами, убежала на кухню.

Д’Агоста вздохнул и отпил пива. День был долгий и тяжелый. Санфлауэр оказался городком с трехтысячным населением; с одной стороны к нему примыкали дубовые леса, с другой – обширное кипарисовое болото под названием Черная Топь. Городок был ничем не примечательный: облезлые домишки за штакетными оградами, давно не чиненные тротуары и повсюду на крылечках – рыжие енотовые гончие. Трудящийся городишко – заскорузлый и обветшалый, отрезанный от внешнего мира.

Путешественники остановились в единственной городской гостинице и отправились каждый сам по себе – узнавать, для чего Хелен Пендергаст совершила трехдневное странствие в это затерянное местечко.

На въезде в Санфлауэр полоса везения кончилась. Пять часов Д’Агоста попусту ходил по городу: кругом равнодушные лица и пути, ведущие в тупик, – ни торговцев картинами, ни музеев, ни частных коллекций, ни исторических обществ. Никто не помнил Хелен Пендергаст – все равнодушно скользили взглядами по фотографии, которую показывал д’Агоста. Даже автомобиль не пробудил у горожан никаких воспоминаний. И, как выяснилось, Джон Джеймс Одюбон никогда не бывал в этой части штата Луизиана.

За ужином в небольшом гостиничном ресторанчике д’Агоста чувствовал себя почти таким же опустошенным, как незадолго до этого – Пендергаст в своем темном кабинете. Словно под стать настроению лейтенанта чистое небо затянули грозовые тучи – того и гляди, начнется буря.

– По нулям, – сказал он в ответ на вопрос Пендергаста и описал ему свои утренние похождения. – Наверное, толстуха ошиблась. Или пудрила мозги, чтобы урвать вторую двадцатку. А у вас как?

Им принесли заказ.

– А вот и ужин, – весело сказала официантка, ставя перед ними тарелки. – Прошу!

Пендергаст уставился на свою тарелку, зачерпнул ложкой содержимое, чтобы разглядеть получше.

– Можно мне еще пива? – улыбаясь попросил д’Агоста.

– А как же! А вам еще содовой? – спросила она у Пендергаста.

– Благодарю вас, мне достаточно.

Официантка опять унеслась.

– Ну так что у вас?

– Одну секунду. – Пендергаст достал телефон и набрал номер. – Морис? Мы будем ночевать в Санфлауэре. Именно. Спокойной ночи. – Он убрал телефон. – Похоже, мои успехи столь же невелики, как и ваши.

Этим словам, однако, противоречили блеск в его глазах и улыбка, чуть тронувшая уголки губ.

– Как-то не очень верится, – сказал д’Агоста.

– А вот посмотрите – я сейчас проведу над нашей официанткой небольшой эксперимент.

Официантка принесла пиво и свежую салфетку. Когда она поставила бутылку перед д’Агостой, Пендергаст заговорил самым сладким голосом, не скупясь на южный акцент:

– Дорогая моя, можно вам задать вопрос?

Она игриво улыбнулась:

– Ну давай, приятель.

Пендергаст показным жестом извлек из кармана блокнот.

– Я – репортер из Нового Орлеана, разыскиваю информацию об одной проживавшей здесь семье. – Он раскрыл блокнот и выжидающе посмотрел на официантку.

– Конечно, а что за семья?

– Доаны.

Если бы Пендергаст крикнул «Ограбление!», вряд ли эффект был бы сильнее. Лицо женщины вдруг потеряло всякое выражение, глаза прикрылись, игривое настроение улетучилось.

– Не знаю таких, – пролепетала она. – Ничем не могу помочь. – Повернулась и ушла на кухню, толчком распахнув дверь.

Пендергаст убрал блокнот в карман и повернулся к д’Агосте:

– Что скажете о моем эксперименте?

– Откуда вы, черт возьми, знали, как она себя поведет? Она же явно что-то скрывает!

– В том-то и дело, мой дорогой Винсент! – Пендергаст отпил содовой. – Она не одна такая. Все в городе реагируют точно так же. Не пришлось ли вам во время ваших сегодняшних расспросов столкнуться с некоторой подозрительностью и недоверчивостью?

Д’Агоста задумался. Он и вправду ни от кого ничего не добился, но приписывал это деревенской скрытности местных жителей: явился тут какой-то чужак янки и расспрашивает.

Пендергаст тем временем продолжил:

– Я тоже заметил весьма подозрительную скрытность и склонность к отрицанию. А потом я надавил на одного пожилого джентльмена, и он стал горячо убеждать меня, что все слухи о семействе Доан – чушь собачья. Я, естественно, стал расспрашивать о Доанах. И повсюду сталкивался с такой вот реакцией.

– Ну и?..

– В редакции местной газеты я попросил показать мне старые выпуски, примерно того времени, когда сюда приезжала Хелен. Со мной разговаривали неохотно, и мне пришлось предъявить вот это… – Пендергаст достал свой жетон. – Оказалось, что из некоторых газет того периода отдельные страницы аккуратно вырезаны. Записав номера, я отправился в соседний городок Карнс – в библиотеку. Там все страницы газет оказались на месте, и я узнал всю историю.

– Какую?

– Странную историю семьи Доан. Мистер Доан зарабатывал на жизнь литературной деятельностью и привез свое семейство в Санфлауэр, чтобы вдали от соблазнов цивилизации написать великий американский роман. Доаны купили один из самых больших и лучших городских домов, построенный одним торговцем древесиной – еще до того, как закрылась местная лесопилка. У Доанов было двое детей. Сын окончил в Санфлауэре школу: лучший ученик за всю ее историю, по всем отзывам – умный мальчик. Дочь считалась способной поэтессой, ее стихи печатали иногда в местных изданиях. Я читал их – очень хорошие. Миссис Доан писала замечательные пейзажи. Город этой талантливой семьей гордился; о Доанах то и дело писали в газетах. Они занимались благотворительностью, принимали участие в общественных мероприятиях и тому подобное.

– Пейзажистка… – сказал д’Агоста. – А как насчет птиц?

– Насчет птиц мне ничего не известно. Как и про их интерес к Одюбону или естественной истории. А вот через несколько месяцев после приезда Хелен поток хвалебных публикаций о Доанах начал иссякать.

– Может, они просто устали от внимания.

– Не думаю. Была еще одна статья о Доанах – самая последняя, примерно через полгода после того, как Хелен здесь побывала. В ней говорилось, что Уильям – Доан-младший – схвачен полицией, которая долго преследовала его по лесу, и помещен в одиночную камеру местной тюрьмы по обвинению в двух убийствах, совершенных с помощью топора.

– Это отличник-то?? – не поверил Д’Агоста.

Пендергаст кивнул.

– Прочитав статью, я стал расспрашивать о Доанах жителей Карнса. Тамошние горожане в отличие от здешних совершенно не скрытничали. На меня обрушился целый водопад слухов и сплетен. Убийца-маньяк, который появлялся только ночью. Злой безумец, который преследовал и пугал людей. Трудно отличить факты от вымысла, городские толки от правды. Единственное, что я точно узнал: вся семья умерла, каждый по-своему, и все – нехорошей смертью.

– Все?

– Мать совершила самоубийство. Сын умер в камере смертников, дожидаясь казни за те убийства, о которых я говорил. Дочь умерла в лечебнице для душевнобольных, после того как две недели не соглашалась спать. Последним погиб отец – его застрелил местный шериф.

– Как же это случилось?

– Он взял привычку шататься по городу и приставать к молодым женщинам, угрожать прохожим. Вандализм, уничтожение имущества, какие-то пропавшие младенцы. По мнению людей, с которыми я беседовал, то было не убийство, а, можно сказать, казнь – с молчаливого одобрения отцов города. Шериф и его помощники застрелили мистера Доана у него дома, когда он оказал сопротивление при аресте. Расследования не проводили.

– Господи, – сказал д’Агоста. – Тогда понятна реакция официантки. И общая враждебность.

– Именно.

– А почему же эти чертовы Доаны вот так все сразу?.. Семейное проклятие?

– Понятия не имею. Но скажу вам одно: я убежден, что Хелен приезжала именно к ним.

– Немалое, однако, допущение.

Пендергаст кивнул.

– Судите сами: Доаны – единственная необычная семья в этом совершенно банальном городишке. Больше здесь нет ничего интересного. Так или иначе, они – связующее звено.

К столику подошла официантка, забрала тарелки и торопливо удалилась – хотя д’Агоста и пытался сделать заказ.

– Нельзя ли раздобыть мне чашечку кофе?

– Почему-то я сомневаюсь, Винсент, что в этом заведении вам дадут кофе – или еще что-нибудь.

Лейтенант вздохнул и спросил:

– А кто теперь живет в их доме?

– Никто. С тех пор как мистера Доана застрелили, дом стоит пустой.

– Там мы идем туда, – скорее констатировал, чем спросил д’Агоста.

– Непременно!

– Когда?

Пендергаст поднял руку, призывая официантку.

– Как только получим счет от нашей неразговорчивой, но очень красноречивой официантки.

 

25

 

Однако счет подала не официантка – его принес управляющий гостиницей. Положив бумажку на стол, он, даже не напуская на себя сожалеющего вида, объявил, что мест в гостинице нет.

– Как понять? – удивился д’Агоста. – Мы заказали комнаты, вы списали номера наших кредиток.

– Сегодня будет большой заезд. Они сделали заказ раньше, а наш администратор просмотрел. Гостиница, сами видите, маленькая.

– Не повезло им, – сказал д’Агоста. – Мы-то уже здесь.

– Вы еще не устроились. Мне сказали, что вы даже багаж в комнаты не внесли. Оплату за номера я отменил. К сожалению, больше ничем помочь не могу, – объяснил управляющий, явно ни о чем не сожалея. Д’Агоста уже готов был взяться за него всерьез, но Пендергаст вдруг похлопал друга по руке.

– Понимаю. – Пендергаст достал бумажник и оплатил ресторанный счет наличными. – Всего вам хорошего.

Управляющий ушел, и д’Агоста повернулся к спутнику:

– И вы дадите этому уроду нас поиметь? Он же явно нас выпихнул только из-за вашего вопроса – потому что мы ворошим прошлое.

Вместо ответа Пендергаст повернул голову к окну. Проследив за его взглядом, д’Агоста увидел, как управляющий перешел улицу, миновал несколько домов и скрылся в конторе шерифа.

– Вот чертов городишко! – возмутился д’Агоста. – Того и гляди, явятся крестьяне с вилами.

– Здесь нет ничего интересного. Незачем все осложнять. Предлагаю ехать немедленно – пока шериф не нашел предлога выставить нас из города.

Они вышли из ресторана и направились на стоянку. Буря быстро приближалась: ветер трепал верхушки деревьев, где-то далеко рокотал гром. Пендергаст поднял верх «Порше», и д’Агоста поспешил забраться внутрь. Пендергаст завел мотор, развернулся в переулке и поехал по небольшим улочкам, стараясь держаться подальше от оживленных трасс.

К дому Доанов, стоявшему в двух милях за городом, вела подъездная дорожка – некогда ухоженная, а теперь больше похожая на грунтовую. Пендергаст ехал осторожно, боясь зацепиться днищем за засохшую грязь. Голые ветви придорожных деревьев сплетались в хмуром небе. Д’Агоста, клацая от тряски зубами, подумал, что тут больше подошел бы их африканский «Лендровер».

Пендергаст миновал поворот, и перед путниками возник особняк, четко вырисовывавшийся на фоне затянутого тучами неба. Д’Агоста смотрел на дом с удивлением. Он ожидал увидеть изящное здание, столь же изысканное, сколь просты остальные дома в городе, но особняк, хоть и большой, оказался далек от изящного и, скорее, походил на форт, уцелевший со времен присоединения Луизианы к США.

В торцах особняка, сложенного из огромных бревен, торчали высокие башенки, а на приземистом главном фасаде красовались бесчисленные маленькие оконца. Фасад венчала площадка с шипастой железной оградой в совершенно ином стиле. Дом одиноко стоял на небольшом холме; за ним, на востоке, простирался густой темный лес, а дальше – обширная Черная Топь. Над лесом полыхнула молния, и особняк осветился призрачно-желтоватым светом.

– Помесь замка и сруба, – сказал д’Агоста.

– В конце концов, строил его торговец древесиной. – Пендергаст кивнул на площадку. – Наверное, осматривал сверху свои <