Особенности русской литературы.

Особенности русской литературы.

Прежде всего, это тесная связь древнерусской литературы со служебными функциями – церковными, деловыми, историографическими, правовыми. Сюжетность, занимательность, эстетическое начало не являлись приоритетными и лишь постепенно отвоевывали свое место в литературном творчестве. Важную роль играл жанровый канон. Находившаяся в постоянном развитии система жанров древнерусской литературы многообразна – это летописи и жития, апокрифы и повести, памятники публицистики и политической мысли, философские и богословские трактаты, естественнонаучные сочинения и путевые очерки, послания и личные письма, – и каждый жанр диктовал автору свои правила подачи материала. Ориентация на авторитетные образцы, соотнесение всего того, о чем говорится в произведении, с лицами и событиями Священной истории вынуждали автора постоянно цитировать Священное писание и святоотеческие поучения. Таким образом, в художественной структуре древнерусского литературного произведения оказывался прочно зашит традиционализм – а современный читатель, наоборот, ценит в литературном произведении оригинальность.

Компиляция как один из основных методов литературного творчества обуславливает другую существенную особенность литературы средневекового типа. Это анонимность творчества. Автор средневекового текста – это, скорее, автор-составитель, редактор, часто одновременно выступающий переписчиком, создателем рукописной книги. Этот автор не стремился зафиксировать свое имя, но, напротив, для придания большей значимости созданному тексту нередко мог указывать в его заглавии авторитетного иерарха – Иоанна Златоуста, Василия Великого и др. «Авторское право» в те времена не имело такого значения, как сегодня. Имен авторов подавляющего большинства произведений средневекового искусства мы не знаем, и только специальные источниковедческие исследования позволяют сделать более или менее убедительные предположения о том или ином лице как авторе того или иного произведения.

Со спецификой представления об авторстве в древнерусской литературе связаны и особенности самого существования текста произведения. Как правило, мы не имеем первоначального авторского текста. Автограф, то есть авторский текст, написанный самим же автором, что подтверждено научной атрибуцией, – это большая редкость в древнерусской книжности. Произведение существует в рукописной традиции, представлено в том или ином количестве списков разного времени. В процессе переписки текст приобретает изменения, порой значительные, влияющие на смысл или идеологию повествования. В таких случаях говорят о разных редакциях произведения. Исследования показывают, что даже канонические тексты Священного писания в определенные времена подвергались редактированию.

Текст произведения древнерусской литературы, некогда созданный анонимным автором, распространялся в списках, и любой писец мог изменять его в соответствии со своим вкусом или задачами: сокращать, распространять и т. п. Таким образом, бытование литературного произведения на Руси имеет черты, свойственные фольклору. «Коллективное» авторство приводит к особым формам проявления авторского личностного начала в повествовании, что также отличает древнерусскую литературу от литературы нового времени.

Книжность Древней Руси и русская литература XIX–XX вв. принадлежат разным типам культуры. Тем не менее, значение древнерусской традиции для послепетровской эпохи (и вплоть до сегодняшнего дня) огромно. Во многом именно это влияние определило своеобразие русской классики в ряду европейских литератур.

Тема христианства в ПВЛ.

Актуальность выбранной темы обусловлена тем, что история Руси, предшествовавшая принятию христианства, непонятна и слабо изучена. Это связано, прежде всего, с тем, что наши первые летописцы писали не раньше 11 века. А о событиях 9-10 вв., за исключением немногих письменных греческих свитков, не имели других источников кроме устных народных преданий, за которыми нельзя признать несомненной достоверности, так как они подвергались вымыслам и изменениям. Таким образом, можно отметить, что только с приходом христианства русский народ получил прочные основы для создания государственной и гражданской жизни, основы, без которой собственно и нет истории. Что же подвигло Русь к принятию христианства? Основной причиной, мне кажется, можно считать зарождение на Руси раннего феодализма и образование государства, Киевской Руси, которое не могло существовать без сильной и обоснованной идеологии.

. Владимиром предпринималась попытка усовершенствовать языческие верования славян и на этой основе создать религию в большей степени соответствующую современному этапу развития общества. Но процесс образования новой религии происходит очень долго, следовательно, нужно было взять готовую религию, которая бы удовлетворяла всем требованиям данного социально-политического момента. К этому времени в мире существовало несколько религий (ислам, иудаизм, христианство, индуизм) претендовавших на то, чтобы обосноваться на Руси. Принятие же христианства, особенно из Византии, для Владимира было наиболее удачным выбором. Византия в те времена переживала подъем во всех отраслях жизни. Арабские государства терпели поражения от Византии, претендовавшей на Сирию и Закавказье. Также успех сопутствовал Византии и на Балканах. Уже исходя из этого принятие крещения из Константинополя было выгодным. К тому же Византия нуждалась в военной помощи. Основной целью работы выступает изучение христианства. Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач: 1) Описать понятие, сущность и причины принятия христианства на Руси, 2) Изучить, как отражено христианство в Повести временных лет, 3) Отразить состояние христианства реальности. Объектом исследования выступает христианство. Предметом исследования стало распространение христианства на Руси и в мире. Теоретической базой для написания работы выступили труды и монографии отечественных специалистов в области теологии, религии и истории, а также ресурсы сети Интернет. В процессе написания работы использованы различные научные методы, в числе которых: метод теоретического анализа, метод индукции и дедукции, методы классификации и структуризации. В структуре работы: введение с обоснованием актуальности темы, основная часть, состоящая из трех глав, заключение с выводами и список использованной в процессе написания работы литературы.

Слово о полку Игореве. История открытия и опубликования. Историческая основа «Слова». Основная идея «Слова» и ее раскрытие. Исторический фон в «Слове». Изображение князей. Изображение природы. Образ русской земли.

«Слово о полку Игореве» было открыто собирателем древнерусских рукописей А. И. Мусиным-Пуш­киным в конце 80-х — начале 90-х годов XVIII в. Он приобрел у архимандрита Иоиля, настоятеля, упраздненного Екатериной II Спасо-Ярославского монастыря, рукописный сборник, который, судя по описанию, был написан в XVI в. на северо-западе Руси (в районе Пскова или Новгорода). В состав сборника входили произведения светского характера: «Хронограф»; «Временник, еже порицается летопи­сание русских князей и земля Русьскыя»; «Слово о полку Игореве» и «Девгениево деяние».

Первое упоминание о находке Мусина-Пушкина сделал в 1792 г. журналист и драматург П. А. Плавильщиков. В начале 1797 г. М. М. Хе­расков в примечании к 16-й песне поэмы «Владимир» известил чита­телей о найденном произведении древней письменности. В октябре 1797 г. в гамбургском журнале «SpectateurduNord» H. М. Карамзин поместил заметку с сообщением о находке «песни Игоревых воинов, которую можно сравнить с лучшими Оссиановыми поэмами».

Для работы над рукописью Мусин-Пушкин привлек ученых А. Ф. Малиновского, Н. Н. Бантыш-Каменского и в качестве консуль­танта Н. М. Карамзина. Благодаря их труду в 1800 г. был опубликован текст «Слова» с переводом на современный русский язык, вступитель­ной статьей и примечаниями.

Очевидно, в 1795—1796 гг. была сделана писарская копия с текста рукописи для Екатерины II. Копия эта затем затерялась в архиве и была обнаружена лишь в 1864 г. П. П. Пекарским.

В 1812 г. рукописное собрание Мусина-Пушкина погибло в огне московского пожара. В руках исследователей остались лишь печатный текст и выписки, сделанные из рукописи ее первыми издателями.

Неиз­вестный автор создал свое произведение по горячим следам событий. Он считал, что все исторические перипетии и подробности хорошо известны современникам. Задача автора состояла в том, чтобы дать политическую и художественную оценку событию, показать своим современникам, какое значение имеет неудача Игорева похода для исторической судьбы всей Русской земли.

В факте поражения русских войск на Каяле автор «Слова» увидел не проявление Божьего гнева, покаравшего Игоря за грехи его — расправу с жителями взятого им на щит города Глебова, а проявление страшного зла феодальной раздробленности, отсутствие единения между князьями, несоблюдение вассалами своих обязательств по от­ношению к сюзерену — великому князю киевскому, проявление эго­истической политики князей, жаждущих личной славы. Это привело к тому, что для Руси настала «невеселая година», когда князья начали про малое «се великое молвите», а «поганые» начали с победами приходить на Русскую землю и взимать дань по белке со двора.

Поражение Игоря вызывает глубокое раздумье поэта-гражданина, патриота о судьбах Русской земли, и основная идея «Слова» — это страстный призыв русских князей к единению. Эта идея получает четкое воплощение во всей художественной структуре произведения, и, прежде всего в его сюжете и композиции.

«Слово о полку Игореве» не дает последовательного рассказа о походе и даже отступает от ряда исторических фактов. Автор берет лишь самые значительные эпизоды, которые позволяют ему ярче высказать свое отношение к событиям, донести до своих слушателей основную идею. Именно гражданская патриотическая идея прочно цементирует в единое художественное целое все части произведения. Четкость политической мысли, лирическая взволнованность, публи­цистическая страстность, широта исторического мышления, высокая художественность — все это делает «Слово о полку Игореве» «прекрас­ным благоухающим цветком славянской народной поэзии, достойным внимания, памяти и уважения».

Автор «Слова» всегда стремится оценить современные ему события в историческом плане, сравнивая настоящее с прошлым, «свивая славы оба полы времени». В экспозиции сюжета автор заявляет, что будет вести свою повесть «от старого Владимера до нынешняго Игоря». В обширной исследовательской литературе о «Слове» нет единого мнения, о каком Владимире здесь идет речь. Одни ученые склонны считать, что автор имел в виду Владимира Мономаха, другие — Владимира Святославича. По-видимому, более правы по­следние. Действительно, в «Слове» вовсе отсутствуют всякие упоми­нания о событиях после смерти Владимира Мономаха, т. е. после 1125 г., но зато немало упоминаний об исторических событиях середины и конца XI в. «Слово» связывает с именем старого Владимира, т. е. Владимира Святославича, период расцвета Киевского государства, сопоставляя его с «невеселой годиной» — с периодом феодальной раБольшое место в «Слове» отводится изображению поступков Игоря и Всеволода — основных участников похода (о Вла­димире Игоревиче упоминается лишь в конце, в здравице, а имя Олега Святославича опущено). Автор симпатизирует своим героям и видит в них лучших представителей современного ему поколения князей.

Игоря отличает необычайное мужество и храбрость. Он доблестный воин, который решил постоять за Русскую землю, «истягнуумькрепоспшю своею и поостри сердца своего мужеством, наилънивсяратнаго духа». Ради блага своей земли он готов на любые жертвы и испытания. С мужественной и благородной речью обращается Игорь к своей дружине: «Брапше и дружино! Луце ж бы потятубыти, нежеполоненубыти. А всядем, братие, на своим бръзыякомони, да позрим синего Дону... Хощубо,—рече, — копиеприломитиконець поля Половецкого; с вами, русици, хощу главу свою приложипш, а любо испиши шеломомь Дону».

Свою вдохновенную речь Игорь произносит в момент солнечного затмения, когда видит «тьмою вся своя воя прикрыты». Грозное пред­знаменование природы не в силах поколебать страстного желания и решимости князя «искусити Дону великого», постоять за землю Русскую.

Доблестным воином является и Всеволод. Он неотделим от своих верных опытных «кметей» (воинов), которые «под трубами повиты, под шеломы вьзлелсяни, конець копия въскръмлены, пути имь ведомы, яругычмьзнаеми, луци у них напряжены, my.ni отворены, сабли изъострени; сами скачють, акы серый влъци в поле, ищучи себе чти, а князю славе».

Доблесть и мужество Всеволода, проявленные им в бою на Каяле, беспримерны. Подробно русским былинным богатырям, буй-тур Все­волод «прьнцет» на врага своими стрелами, гремит «о шеломы мечи хармужными». Своим златым шеломом посвсчивая, скачет он по полю брани, поражая врагов. Он весь поглощен и увлечен боем, в пылу сражения забывает и о своих ранах, и об отцовском золотом столе, и о ласках милой красавицы —жены Глебовны. Изображая гиперболически поведение Всеволода в бою, перенося на него подвиг дружины, автор «Слова» следует художественным принципам фольклора.

Самостоятельным героем «Слова» выступает русская природа. Автору поэмы присуще народнопоэтическое восприятие мира. Природа в «Слове» как бы живет самостоятельной жизнью и в то же время служит художественным авторским комментарием к происходящему. С устной народной поэзией связан в «Слове» прием олицетворения сил природы. Автор поэмы — христианин, но христи­анские воззрения остаются за пределами поэзии. Языческие представ­ления еще обладают для него определенной эстетической ценностью. Поэтому в «Слове» широко представлен языческий мифологический элемент. Языческая мифология явля­лась для автора «Слова» поэтиче­ским арсеналом, из которого он черпал художественные образы.

Перед выступлением Игоря в поход природа предупреждает русские войска о грозящей им опасности: «Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичъубуди, свист зверин въста: збися Див, кличет връху древа... Влъци грозу въсрожат по яругам; орликлектом на кости звери зовут; лисицы брешут на чръленыя щиты».

10.Идейное содержание Повести о полку Игореве и его воплощение в системе образов.

“Слово о полку Игореве” – величайший из памятников древнерусской литературы – является неподражаемым не только с точки зрения своего художественного значения и поэтической красоты, но и с точки зрения масштабности, сложности и важности затрагиваемых в нем вопросов и проблем. Идейное содержание “Слова” настолько глубоко, что невозможно осознать всю его глубину и значимость при поверхностном чтении, его также невозможно осмыслить, не зная историю Древней Руси.

В основе произведения лежит реальное историческое событиет – поход Игоря Святославича Северского на половцев в 1185 г., который по своим последствиям оказался для Руси одним из наиболее трагичных и тяжелых. Именно этот военный поход автор взял за основу своего произведения. Очень важно отметить, что в то время, когда происходили указанные выше события, Киевское княжество уже не являлось Киевской Русью, а было одним из 15 самостоятельных княжеств. Феодалы вели непрерывные междоусобные войны, которые разоряли государство, делали его слабым и легко уязвимым.

Основные идеи “Слова о полку Игореве” – объединение Руси перед лицом половецкой опасности, прекращение вражды и усобиц между феодалами. Две эти идеи тесно взаимосвязаны и составляют основную тему произведения, являются тем, ради чего автор и взялся за его написание.

Автор постепенно раскрывает тему и чем дальше, тем более страстно начинает отстаивать свою точку зрения. Определив диапазон описываемых событий “от старого Владимира до нынешнего Игоря”, он рассказывает о дерзком замысле Игоря “испити шеломом Дону” и завоевать славу и богатство.

Игорь не ищет себе союзников, самоуверенно положившись на свое войско и дружину брата, он отправляется в опасный поход, движимый желанием постоять за родную землю и добыть себе славу. Игорь терпит поражение, попадает в плен, и с этого момента на Русь обрушиваются страшные бедствия. “Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже степь русское войско одолела.

Поднялась обида в войска Дажь-Божьих внуков, вступила девою-лебедем на землю Троянову, восплескав лебедиными крылами на синем море у Дона, прогнала добрые времена. Борьба князей с погаными прекратилась, потому что сказал брат брату: “Это мое, и то мое же”. И стали князья про малое “это великое” молвить и сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с победою на землю Русскую”.

После описания всех бедствий в произведении появляется образ “великого и грозного” Святослава, который выступает символом единения Руси. Святослав видит страшный сон и, очнувшись от него, произносит свое “золотое слово, со слезами смешанное”, которое является идейным центром произведения. Он по очереди обращается к различным князьям, прославляя их мужество и отвагу и призывая забыть о своих мелочных интересах.

Ключевая фраза этой высокой, полной глубокого смысла речи не нуждается ни в каких комментариях и звучит страстным призывом. “Ярослав и все внуки и Всеслава! Опустите же стяги свои, вложите в ножны мечи свои затупившиеся, ибо утратили вы дедовскую славу. Своими крамолами начали вы наводить поганых на землю Русскую, на жизнь Всеслава. Из-за усобиц же пошло насилие от земли Половецкой!”

“Слово о полку Игореве” заканчивается торжественной речью: “Слава Игорю Святославовичу, Буй Туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравы будьте, князья и дружина, сражаясь за христиан с погаными полками! Князьям слава и дружине! Аминь”.

Такой конец не случаен, потому что автор верит в то, что Русь – великое государство, а ее князья не так уж и плохи. Они всего лишь жертвы заблуждений своей среды, их предки были великими людьми, и они унаследовали от них это величие. Автор верит в торжество разума и в то, что на Русской земле наступит мир, покой и гармония.

Содержание и основные образы Повести о разорении Батыем Рязани. Композиция повести.

В том виде, в котором текст сохранился в списках XVI в., произведение состоит из 4-х частей. Первая из них представляет собой самостоятельный сюжет о приходе Батыя к границам Рязанского княжества и посольстве к нему сына рязанского князя Федора Юрьевича. Завязка действия — требование дани татарами, кульминация — отказ Федора прислать по требованию хана свою жену Евпраксию, развязка — гибель послов, эпилог — смерть Евпраксии. Развязка служит в то же время завязкой второй части повести — рассказа об обороне Рязани, поскольку после убийства послов мирное решение конфликта с Батыем становится невозможным.

Вторая часть построена как воинская повесть событийного типа. Она содержит рассказ о сборе войска, битве на подступах к городу, осаде Рязани, ее разорении и гибели всех "удальцов и резвецов" рязанских, отличающийся напряженностью и трагизмом. Кульминацией является момент взятия Рязани, подготовленный детализированным и эмоциональным описанием битвы, основанным не на конкретных фактах, а на нанизывании ряда воинских формул. Эмоциональное напряжение поддерживается мотивом «единой чаши смертной», пронизывающим всю эту часть. Большое внимание уделено последствиям военных действий, разорению города, как это было в летописных повестях по Лаврентьевскому своду о нашествии Батыя.

В третьей части представлено эпическое сказание о ЕвпатииКоловрате, рязанском вельможе. Она присоединена к предыдущей по хронологическому принципу. По жанру она представляет собой воинскую повесть, поскольку объект и композиция соответствуют этому жанру. Завязка действия — приход Евпатия в разоренную Рязань, кульминацией является поединок с Хостоврулом, и, наконец, развязка — это гибель героя.

 

4-я часть повествует о приходе в Рязань ИнгваряИнгваревича, брата погибшего князя. Она соединена с предыдущим сюжетом хронологией. В отличие от предшествующих частей, четвертая сюжетно не представляет единого целого. Она построена на сочетании сообщений о действиях ИнгваряИнгваревича и двух лирических отрывков — плача Ингваря и похвалы роду рязанских князей. По сравнению с предыдущими частями, рассказывающими о трагических событиях, последняя носит оптимистический характер — князь, собрав оставшихся в живых рязанцев, начал строительство нового города.

Таким образом, по структуре повесть представляет собой цепь из четырех относительно самостоятельных фрагментов, различных по жанру и построению, первые два из которых связаны сюжетно, последующие — хронологически. Объединяется весь материал повести единой темой — историей разорения Рязанского княжества Батыем и его возрождения. Несмотря на большое разнообразие традиций, легших в основу повествования, произведение может рассматриваться как единое художественное целое. Первая часть представляет собой экспозицию и завязку основного действия, вторая — развитие действия, третья — кульминацию, четвертая — развязку и эпилог. В процессе создания повести произошло соединение сведений различного происхождения, связанных с одним центральным событием — разорением Рязани.

Каждая из частей "Повести о разорении Рязани Батыем" имеет своего главного героя. В первой это Федор Юрьевич, изображенный реально-историческим способом как человек мужественный, даже в стане врага отважно защищающий честь не только своей жены, но и всех рязанских женщин. В нем нет хитрости и дипломатичности, которые могли бы помочь ему довести до конца переговоры с Батыем, но автор не осуждает за это героя, считая справедливым его возмущение бесчестным предложением татарского хана.

Наиболее традиционно изображение героя второй части, князя Юрия Ингваревича, предстающего перед читателем в облике опытного правителя и полководца. Вскользь его мудрость упомянута еще в начале повести, когда автор сообщает о посольстве к владимирскому князю с просьбой о помощи. Хотя этот шаг не имел успеха, и соседний князь не помог Юрию, автор рисует героя как сторонника совместных действий князей против внешних врагов. В описании осады Рязани роль Юрия особо не выделяется, он выступает как один из «удальцов и резвецов» рязанских и гибнет, испивая «единую чашу смертную» со всеми защитниками города.

Самым ярким персонажем повести, бесспорно, оказывается ЕвпатийКоловрат. Он показан как единственный герой третьей части, остальные его воины представлены как монолитная мощная сила, которую воины Батыя характеризуют метафорой: «Сии бо люди крылатыи и не имеющи смерти». Их предводитель «исполин силою», он так яростно сражается с врагами, что «и мечи притупишася», и убить его удается только тогда, когда «навадиша на него множество пороков». Двойное, практически тавтологическое указание на многочисленность стенобитных орудий, которые понадобились, чтобы победить героя, гиперболизироваино подчеркивает его силу. Как былинный богатырь выступает Евпатий и в поединке с Хостоврулом. Эта сцена напоминает собой былинные поединки богатырей и редкие сказания о единоборствах в "Повести временных лет". Таким образом, герой третьей части повести охарактеризован с помощью приема фольклорной гиперболизации, в рамках которого используются и гиперболические формулы воинского повествования.

Во всех трех частях главным героям противопоставлен образ врага — Батыя. Характеризуя его, автор использует отрицательно-оценочные эпитеты: «лстив и немилосерд», «лукав и немилостив», «окаяный», «нечестивый законопреступник». Но, хотя оценка этого персонажа однозначна, черты его образа неодноплановы. В первой части произведения он выступает как уверенный в себе завоеватель, считающий, что он имеет право требовать для себя всего, что пожелает, и жестоко расправляющийся с противниками. Во второй части подчеркивается безжалостность Батыя, убивающего не только воинов, защищавших Рязань, но даже и мирных жителей, укрывшихся в храме. Новые черты характера хана проявляются в третьей части. Здесь автор дважды упоминает о способности Батыя по достоинству оценить противника и даже выказать уважение к нему. Когда к нему приводят взятых в плен воинов Евпатия и те отвечают ему на вопрос, кто они такие, "царь же подивися ответу их мудрому". В тот момент, когда хан видит тело убитого воеводы и дивится его силе, он говорит о том, что если бы у него был такой воин, то "держал бых его против сердца своего". Более того, он отпускает оставшихся в живых русских воинов и отдает им тело Евпатия для погребения. Эти неожиданные черты характера в образе врага Руси связаны с фольклорной традицией и находят аналогии в былинах, строй которых отразился на этой части повествования.

В четвертой части один герой — ИнгварьИнгваревич. Он не представлен в каких-либо значительных деяниях. На его долю досталась горькая участь оплакивать и хоронить убитых, собирать оставшихся в живых и с ними начинать восстановление княжества. Именно поэтому главное средство создания образа этого персонажа — изображение его чувств и мыслей через плач героя, наполненный лирическими восклицаниями, включающими метафорические образы. Эта характеристика дополняется авторскими репликами, также рисующими душевное состояние героя: когда Ингварь увидел разоренный город, «едва отдохну, душа его в нем», «от великого кричания» лежал он на земле, как мертвый; плакал «плачем великим». Изображение Ингваря значительно отличается от обрисовки других персонажей прежде всего тем, что последние характеризуются, главным образом, через поступки, а князь — через раскрытие его душевного состояния. Такой прием изображения восходит не к летописной или фольклорной, а к агиографической традиции.

 

Итак, приемы и способы создания образов персонажей в повести, как и структура ее частей, восходят к различным традициям литературы и фольклора. Вместе с тем, в разнообразии персонажей проявляется большее, чем в традиции летописных воинских повестей, внимание к человеку и значительное мастерство в изображении людей.

Образ повествователя

Повествователь в произведении выражает отношение к героям с помощью оценочных эпитетов, как это было показано выше. Кроме того, он прямо высказывает оценку событий, пользуется эмоциональными восклицаниями, приводит ретроспективную историческую аналогию (об Олеге Ингоревиче). Таким образом, позиция повествователя характеризуется не только определенностью, но и эмоциональностью выражения.

Характерные особенности экспрессивно-эмоционального стиля в русской литературе конца 14-начала 15 века. Житие Стефана Пермского, написанное Епифанием Премудрым. Образ центр.героя и стиль произведения.

Как уже отмечалось во введении (см. с. 148), в агиографии конца XIV — первой половины XV в. нашел наиболее яркое отражение экспрессивно-эмоциональный стиль, названный прославленным мастером этого стиля, Епифанием Премудрым, «плетением словес». Экспрессивно-эмоциональный, панегирический стиль отражал новое отношение к человеческой личности, особое внимание к слову как средству постижения и отражения мира, стремление в рамках установившихся литературных традиций найти новые приемы и способы выражения творческой идеи. Панегирический стиль, основанный на библейских символах и традиционных стилистических формулах, восходит к византийской литературе. Во многих славянских странах (в Болгарии, Сербии, на Руси) стиль этот достигает своего наивысшего расцвета почти одновременно в конце XIV — начале XV в., хотя предпосылки его появились значительно раньше. Отражая общую философскую концепцию, обусловленную предренессансными явлениями, в каждой стране этот стиль, восходящий к византийским традициям, получил своеобразное воплощение.

В этом произведении наиболее полно и четко отразились взгляды Епифания на задачи литературного творчества агиографа. Обычные слова не в силах выразить величие деяний подвижников во славу Христа, но автор рассказа о святом — земной человек. И вот, призывая на помощь бога, уповая на покровительство восхваляемого им святого, агиограф стремится так пользоваться обычными средствами языка, чтобы у читателя создалось представление о святом, как о человеке совершенно иного духовного типа, чем остальные люди. Поэтому языковая вычурность — не самоцель, а средство, с помощью которого автор сможет достойно прославить героя своего повествования.

Агиограф в начале жития (что особенно характерно для памятников панегирического стиля) говорит о своих писательских возможностях с крайней степенью самоуничижения. Вот что пишет Епифаний в одной из тирад такого рода: «Аз боесмь умом груб и словом невежа, худ имея разум и промысел предоумен, не бывшу ни во Афинех от юности, и не научихся у философов их ни плетения риторска, ни витийских глагол, ни Платоновых ни Арестотелевых бесед не стяжах (не освоил), ни философия, ни хитроречия не навыкох, а спроста отинудь весь недоумения наполнихся» [5]. Авторские признания в своей неучености, невежестве, в своей простоте противоречат остальному тексту произведения, в котором его ученость, эрудиция и умение владеть риторическими приемами проявляются в полной мере. Это искусный литературный прием, направленный все к той же цели — прославить, возвеличить святого. Если автор жития, блещущий в своем произведении и ученостью, и риторским искусством, не устает повторять о своем ничтожестве, то читатель и слушатель жития должен был чувствовать себя особенно ничтожным перед величием святого. Кроме того, авторские признания о своей неучености и литературной беспомощности, противоречащие действительному тексту, написанному этим самым автором, должны были создать впечатление, что все написанное — некое божественное откровение, наитие свыше.

В «Житии Стефана Пермского» Епифаний достигает настоящей виртуозности в восхвалении Стефана. Выбор поэтических средств, композиционное строение текста у Епифания — строго продуманная, тщательно отработанная литературная система [6]. Традиционные поэтические приемы средневековой агиографии у него усложнены, обогащены новыми оттенками. Многочисленные амплификации [7], нанизывание одних сравнений на другие, перечисление в длинных рядах варьирующихся традиционных метафор, ритмика речи, звуковые повторы придают тексту особую торжественность, эмоциональность и экспрессивность. Вот, например, одна из характеристик героя, начинающаяся с авторского самоуничижения: «Да и аз многогрешный и малоразумный и последуясловесемпохвалений твоих, слово плетущи и слово плодящи, и словом почтитимнящи, и от словес похваление собирая и приобретая и прилетая паки глаголя: что еще тя нареку? — Вожазаблуждшим (путеводителя заблудившимся), обретателя (спасителя) погыбшим, наставника прельщеным (соблазненным), руководителя умом ослепленым, чистителяоскверненым, взыскателя (собирателя) расточеным, страха ратным, утешителя печальным, кормителя алчущим, подателя требующим, наказателя (наставника) несмысленым...» и т. д.

В первой из приведенных цитат мы встречаем выражение «плетения риторска», во второй — «слово плетущи». Это определение характера писательского труда, как «плетения словес», неоднократно повторяемое Епифанием, удачно отражает орнаментальность, словесную изощренность стиля Епифания и экспрессивно-эмоционального стиля вообще.

«Плетение» похвалы святому — основная цель и задача «Жития Стефана Пермского». Но все же в этом пышном похвальном панегирике просветителю Пермской земли встречаются и жизненные зарисовки, и исторически конкретные факты. Особенно выделяются эти стороны «Жития» в описаниях быта пермяков, в рассказах об их идолах, об их охотничьем искусстве, в рассуждениях Епифания об отношениях между Москвой и Пермью. Центральная, наиболее обширная часть «Жития» — рассказ о борьбе Стефана с пермским волхвом Памом — носит сюжетный характер, насыщена бытовыми зарисовками, живыми сценами.

Второе сочинение Епифания Премудрого — «Житие Сергия Радонежского» — носит более повествовательный характер, чем «Житие Стефана Пермского», стилистически оно значительно проще, более насыщено фактическим материалом. Целый ряд эпизодов «Жития Сергия» имеют своеобразный лирический оттенок (рассказ о детстве отрока Варфоломея — будущего Сергия, эпизод, повествующий о просьбе родителей Сергия не уходить в монастырь до их смерти, чтобы было кому помочь им в старости, и т. п.).

Если в «Житии Стефана Пермского» Епифаний показал себя виртуозом-стилистом, то в «Житии Сергия» он представал, кроме того, мастером сюжетного повествования. «Житие Сергия» пользовалось большой популярностью у средневековых читателей и дошло до нас в большом количестве списков.

«Плетение» похвалы святому — основная цель и задача «Жития Стефана Пермского». Но все же в этом пышном похвальном панегирике просветителю Пермской земли встречаются и жизненные зарисовки, и исторически конкретные факты. Они появляются в описании быта пермяков, в рассказах об их идолах, об их охотничьем искусстве, в рассуждениях Епифания об отношениях между Москвой и Пермью. Центральная, наиболее обширная часть Жития — рассказ о борьбе Стефана с пермским волхвом Памом — имеет сюжетный характер, насыщена бытовыми зарисовками, живыми сценами.

Следует отметить оригинальность заключительной похвалы в «Житии Стефана Пермского». Похвала эта состоит из трех плачей — пермских людей, пермской церкви и автора, «инока списающа». Подобного рода житийная похвала, в форме плачей народа, церкви и автора, встречается только у Епифания. Ничего похожего мы не найдем ни в переводных житиях, ни у русских агиографов до Епифания и после него.[299] Плачи эти носят книжно-риторический характер, но создавал их Епифаний под влиянием народных плачей. Он сам сравнивает плач пермской церкви со вдовьим причетом: «[Церковь] не хотяшеутешитися, но и утешения не приимаше, глаголющи: не брезете мене, не брезете, да сянаплачю; не дейте мене, да ся насыщу плача, обычай бо есть вдовам новоовдовевшимплакатисягорковдовьства своего» (с. 93). Некоторые обороты из плача церкви перекликаются с мотивами устного народного причета: «Увы мне, свете очию моею, камозаиде… вмалеповеселихся с ним… к кому же привергуся, да сотворит ми увещание, еже от печали утешение» (с. 94–96).[300]

Второе сочинение Епифания Премудрого, «Житие Сергия Радонежского», вскоре после составления его Епифанием было переработано Пахомием Логофетом. Текст пахомиевской редакции «Жития Сергия» дошел до нас в многочисленных списках, разных редакциях и вариантах, и четкого представления о том, каков был вид епифаниевского текста этого жития, у нас, по существу, нет. В общих чертах мы можем утверждать, что это Житие, написанное Епифанием, носило более повествовательный характер, чем «Житие Стефана Пермского», стилистически было более спокойным и строгим, более насыщенным фактическим материалом. Целый ряд эпизодов «Жития Сергия» имеет своеобразный лирический оттенок (рассказ о детстве отрока Варфоломея — будущего Сергия, эпизод, повествующий о просьбе родителей Сергия не уходить в монастырь до их смерти, чтобы было кому помочь им в старости, и т. п.).

Если в «Житии Стефана Пермского» Епифаний показал себя виртуозом-стилистом, то в «Житии Сергия» он представал мастером сюжетного повествования. Не боясь впасть в преувеличение, мы с полным основанием должны назвать Епифания Премудрого великим писателем русского средневековья.

Особенности русской литературы.

Прежде всего, это тесная связь древнерусской литературы со служебными функциями – церковными, деловыми, историографическими, правовыми. Сюжетность, занимательность, эстетическое начало не являлись приоритетными и лишь постепенно отвоевывали свое место в литературном творчестве.