Переселение народов Черкесской Автономной области в Омскую облась.

    В 1933 году многие жители Карачаево-Черкесской автономной области (приложение №1)- абазины и черкесы- подверглись политическим репрессиям. Они со своими семьями были сосланы в Сибирь, а точнее сказать в Омскую область, Васисский (ныне Тарский)район. Всех переселенцев под охраной погрузили в товарные вагоны и повезли в неизвестность. Никто им не объяснил куда и зачем их везут. До Омска спецпереселенцев везли в товарных вагонах. Они на станциях выпрашивали кипяток, крошки хлеба и кормили им женщин, кормящих детей, так как после объявления высылки им практически не дали взять с собой ничего. Так без достаточно пищи их довезли до Сибирского города Омска. В Омске переселенцев некоторое время на берегу сибирской реки Иртыш. Здесь их опять погрузили на грузовые баржи. От Омска до Пологрудово более 400 километров по Иртышу везли на баржах. Из 800 переселенцев живым доехало до места не более 300 человек. По пути следования многие переселенцы умирали от недоедания, болезни, перемены климата. Если по пути до Омска умерших хоронили на остановках, то когда везли на барже по реке, умерших конвоиры сбрасывали в реку. Поэтому многие прятали свои умерших как могли. Так житель аула Кош-Хабль, Кундохов Аюб, своего умершего сына положил в большой сундук, заколотил сел на него и так довез покойного до места высадки. Переселенцев выгрузили около деревни Пологрудово, в 400-стах километрах от города Омска. Здесь на берегу Иртыш переселенцы жили в построенных из еловых лап шалашах некоторое время, пока для них не подыскали постоянного места жительства. На этом берегу реки похоронено большое количество наших сограждан умерших по пути.

  Аргунова (Пшиазова) Тамара рассказывает, что её отец Пшиазов Мухадин, как ефенди с утра до вечера не уходил с мест захоронения, такая была большая смертность. Кишмахова (Абдокова) Фатима Тасланбиевна из аула Псыж рассказывает, что их выслали вместо другой семьи. На берегу реки, около Пологрудово, они похоронили шестилетнего братишку Рустама.Можно сказать, он умер от жажды. Воду из реки Иртыш он не мог пить, и всё время просил чистую родниковую воду с Кавказа, так и умер, не напившись воды. По рассказам Подсвирова Василия Васильевича, который был выслан из Беломеченска, ныне проживающего в ауле Адыге-Хабль, что в одной яме хоронили двух-трех умерших. Как только яму выкапывали, она сразу заполнялось водой, поэтому один труп с помощью рогатой палки топили, а другой клали сверху.

Через какое-то время переселенцев, кого пешком, кого на поводьях, повезли ещё на 100 км дальше на север из выгрузили на голой местности среди леса, около какой-то безымянной речки, где не было никакого жилья.

2. ОБРАЗОВАНИЕ СЕЛА «СРЕДНИЙ ИМШЕГАЛ» И КОЛХОЗА «КРАСНЫЙ ЧЕРКЕС».

Из переселенцев из аулов Эльбурган, Зеюко, Кош-Хабль, Малый Зеленчук, Псауче-Дахе, Псыж, Кубина, Кара-Паго образовали новый населенный пункт из черкесов и абазин и назвали его Средний Имшегал, а вновь организованный колхоз из переселенцев- «Красный Черкес».

Из числа переселенцев из аула Зеюко был и Аргунов Галим Алиевич. Его отец в 1930 году был осужден на 8 лет, якобы за неуплату налога. А его дедушку Аргунова Индриса Хаджиметовича и старшего брата отца арестовали в 1933 году и по решению тройки в том же году в мае месяце расстреляли в городе Черкесске за антисоветскую пропаганду. Оставшаяся часть семьи в основном женщины и дети (мать Таибат Ахмедовна, бабушка, дядя Билял, тетя Гунна) были высланы в Сибирь. Его мать и многие другие родственники похоронены на этой сибирской земле. Она была одной из первых нашедших вечный приют в сибирской земле.

В то время Галиму было полтора года, и всех случаев этой трагедии он не помнит, но из рассказов очевидцев старшего поколения ему удалось узнать некоторое события того времени.

Первое время жили в землянках. Для дальнейшего обустройства приходилось раскорчёвывать окружающие леса: для будущих жилых и производственных построек и для будущих полей. Для многих этот изнурительный труд плюс каждодневное недоедание были губительны. Люди не выдерживали, умирали.

  Вся жизнь с первых дней была неразрывно связана с соседней деревней Имшегал, жители которой проявили искреннее участие в нашей судьбе. Сибиряки, спасали нас от голодной смерти в те 30-е годы и в годы Великой Отечественной войны. Они делились с нами последним куском хлеба. Сибиряки с сочувствием относились к нашим трудностям. Мы, жители Кавказа, были не только не приспособлены к суровому климату сибири, мы не умели заготавливать в прок лесные ягоды, грибы. Картошка обычно заканчивалась к середине зимы, и нам волей-неволей приходилось отправляться в соседние деревни за помощью и мы её получали. Не только наши ближайшие соседи- имшегальцы, но и жители других деревень помогали нам, доходили даже до Ермаковки. Делились не только продуктами, но и учили нас выживанию в этих суровых краях

В первое время местное население относилось к черкесам и абазинам как к врагам. Все были уверены, что это ярые враги Советской власти. Повесили ярлык головорезов, лишенцев, кулаков и подкулачников. Старожилы также настороженно относились на первых порах. А затем, увидев вполне мирных, работящих открытых и честных людей стали оказывать им помощь. Многие жители Среднего Имшегала без преувеличения говорят, что благодаря помощи жителей соседних деревень: Кияка, Васисса, Имшегала, Атирки и Пологрудова черкесы и абазины выжили в условиях Сибири. Они считают, что даже стали как-то походить на сибиряков добротой, открытостью, умением выходить их любых критических ситуации. Когда обжили места, переселенцы стали заводить знакомства в округе, ходить в гости, помогать в хозяйстве. Черкесы и абазины всегда отличались верностью дружбе, данному слову. И не случайно, что до сих пор многие черкесы поддерживают связь с сибиряками.

  Шёл 1943 год. Все мужчины призывного возраста из села Средний Имшегал Васисского сельского Совета были призваны в Красную Армию. В селе остались только женщины, да несколько престарелых мужчин, на плечи которых легли тяготы колхозной и домашней работы.

 Например, Аргунова Гуна была чабаном, а её сын Яхья пас летом телят. Гунна летом пасла овец, а зимой ухаживала за ними на скотном дворе. Фермой заведовал Назир Аргунов, который после ранения вернулся с фронта.

  И вот в один из осенних дней по селу прошёл слух, что на стадо колхозных овец напали волки. Нужно сказать, что это был второй случай появления волков в этих краях. Старожилы говорили, что волки уходят через наши края от войны.

  В тот день Гунна пасла овец на одной из полян, в 3-х километрах от села. Выпал первый снег. Она сидела около скирды и грелась у костра, а овцы паслись вокруг, когда на них напали волки. Гунна пригнала в село часть овец, отбившихся от стада, сообщила о нападении волков, а сама убежала обратно. На помощь с единственными, имевшимся в селе ружьём 16 калибра, поскакал заведующий фермой Назир Аргунов. Многие овцы были ранены, и их пришлось на месте прирезать. К вечеру подъехали подводы и забрали туши. Всех жителей села больше всего интересовал вопрос, что будут делать с бараниной? Отвезут ли в заготконтору в счёт госпоставки или раздадут колхозникам в счёт оплаты на трудодни, хотя надежды на последнее было мало. И каково было ликование людей, особенно ребятишек, когда председатель колхоза «Красный Черкес» т. Жуков(он был прислан из села Левый Берег), возвратившись из районного центра Васисса, объявил в тот вечер, что в честь больших успехов Красной Армии и в честь освобождения города Киева, разрешено провести торжественный праздник в честь 26 годовщины Великого Октября. Это было 6 ноября 1943 года. С тех пор в селе Средний Ишемгал регулярно устраивали праздники в честь 7 ноября и 1 мая.

  Когда шла война, двенадцати-тринадцатилетние подростки вынуждены были оставить учёбу в школе и идти работать в колхоз. Работали за взрослых и выполняли всякую работу: пропалывали яровые культуры, убирали вручную лен и горох, заправляли трактора. Аргунову Галиму пришлось в это время работать почтальоном, и начисляли ему эту работу по 1.25 трудодня ежедневно. Ходить за почтой нужно было в районный центр Васисс, расположенный на расстоянии 18 километров от колхоза «Красный Черкес». Шесть километров пути проходили через лес по грунтовой дороге, а далее, возле села Лаховское, она соединялось с большаком, идущим со стороны Атирки на Васисс. Здесь было оживленное движение. Чаще всего юному почтальону удавалось «отловить» легковой автомобиль «эмку» голубого цвета. Принадлежала эта «эмка» МТС, которая находилась между Васиссом и Имшегалом.

Надо сказать, что юный почтальон отправлялся в путь почти всегда голодным, спасался тем, что ел в лесу ягоды. На обратном пути заходил в столовую или пекарню в поисках чего-нибудь съестного. Бывало, что там его подкармливали, а бывало, что ничего не перепадало. Однажды ехал «зайцем» на «эмке», а машина вдруг остановилась. Галим подумал, что водитель затормозил для того, чтобы прогнать его, а выяснилось, что мужчины остановились для того, чтобы… распить бутылку водки. На закуску у них была большая буханка чёрного хлеба. Они отломили от неё большую горбушку и угостили «зайца». Какая эта была радость для голодного мальчика. Галим Алиевич до сих пор помнит чудный вкус этой горбушки, её душистый запах и заверил нас, что до конца дней своих этого не забудет. После трапезы они все вместе проехали дальше и довезли его до нужного поворота. Фамилия шофёра «эмки» была, по его мнению, Исаев, за точность юный почтальон не ручается.

  Летом 1944 года Галиму Алиевичу шёл тринадцатый год. Он пишет, что во время войны подростки по приказу председателя колхоза отправлялись на десятидневное дежурство в Васисский Свет. Поэтому что и во время войны и после войны было принято нести круглосуточное дежурство. В сельсовете он выполнял различные поручения- разносил разнообразные бумаги, дежурили у телефона, а ещё привлекали для заготовки сена для гужевого транспорта. Ночевал в здании сельсовета. Галим Алиевич вспоминает, что в то время в Васиссе проходили военную подготовку учителя, вернее, учительницы, так как мужчин среди них не было. Учительниц нещадно гоняли. Ежедневно после практических занятий они «вооружённые» саперными лопатками, строем проходили мимо сельсовета.

  Председателями колхоза «Красный Черкес» по воспоминаниям Молова и Аргунова были: Джегутанов, Карданов Мухаммед, Аргунов Али Индрисович, Клеузов, Адыгешаов Муталиб, Лахов Январби и т. Жуков.

Колхозники-переселенцы корчевали лес под пашни, выращивали колосовые, картофель, лён, горох. Занимались животноводством, прокладывали дороги.

  Школа в селе Средний Имшегал была построена в 1941 году, а до этого ребят обучали в селе Таловка, что 10 в километрах севернее села. Школа была начальной, учащихся с 1 по 4 классы сажали в один класс. Учительница обучала и спрашивала по очереди. Первой учительницей была Зайцева Анна Прокопьевна 1921г. р., которая впоследствии проживала в городе Омске.

В конце 40-х годов школа оставалась малокомплектной, обучалось от7 до 9 детей. Квартира учителя, школа и библиотека располагались в одном домике. Черкесы и абазины вспоминают, что учителя были от бога. Ученики старались, много читали и работали по усиленной программе. Когда дети вместе с родителями вернулись в Карачаево-Черкесию, они справлялись с программой 5-6 классов, будучи в 3 классе.

Семья Аргунова Галима возвратилась на Родину в 1947 году, а другие оставшиеся жители с колхоза «Красный Черкес» возвратились в 1950 году.

Из газеты «День Республики» которая была опубликована 30 октября 2004 года я узнала про судьбу Молова Рашида Юсуфовича, который родился в селе Средний Имшегал в 1939 году, пошёл в школу в том же селе в 1947 году. У него самые светлые воспоминания связаны с учебой, и с учителем Петром, которому было 18 лет, присланным работать в школу Среднего Имшегала. Мы его как брата родного полюбили. Всего-то три года он меня учил, потому что в 1950 году мы вернулись на Кавказ. Только благодаря Петру я стал педагогом. Окончил Карачаевский пединститут, был директором школы на пенсию ушёл с поста заместителя министра образования республики»,- вспоминает Рашид Исуфович.

По воспоминаниям его матери, село Средний Имшегал состояло из одной улицы. Вдоль улицы дома стояли в два ряда. Каждый сруб ставился на два хозяина. В центре села располагались магазин, контора и школа. Поодаль находились скотные дворы, амбары и поля. Сибиряки учили наших земляков мастерить лопаты, строить дома, рыть землянки, заготавливать еду на зиму. Показывали травы, ягоды, плоды, которые можно употреблять в пищу, варить отвары для лечения, научили защищаться от комаров и всякой гнуси. Ссыльные люди были работящими все эти навыки были усвоены хорошо. И через три-четыре года после заселения их жизнь коренным образом изменилась. Были отстроены дома, фермы, конюшни… На две семьи переселенцев давали по корове, перевеленцы начали заниматься подсобным хозяйством, и потекла жизнь своим чередом. Стали играть свадьбы и праздновать рождение детей. Нередкими были и межнациональные браки.

   Когда началась война, немало мужчин из нашего села отправились на войну с фашизмом. Опять все тяготы легли на женские плечи. Рашид Молов вспоминает, как его мать неоднократно получала за тяжелый труд благодарности и грамоты с портретами Ленина и Сталина. Но их она почему то прятала далеко в сундук..

   Последним ударом для всех был голод 1947 года. Смерть унесла десятки людей, из оставшихся на поселении горцев. В сложившейся сложной ситуации на помощь пришли местные жители, еле перебиваясь с картошки и солений на жиденькое варево, они делились с нами последним: кто несколько картофелин принесет, что- кусочек хлеба из ржаной и соевой муки. Так было всю зиму. Весной же стали собирать на полях гнилую картошку сушить её на печке, а после перемолов, лепить лепёшки. Супы варили из трав, перебиваясь таким образом до нового урожая.

   С того же «голодного» 1947-го началось возвращение переселенцев на Родину. В первую очередь Сибирь покидали все, чьи родственники могли позаботиться об их переезде. К концу года в селе оставалось лишь около 40 человек, не имевших никакой возможности уехать: вдовы с детьми, сироты, одинокие старики и женщины.

 Казалось, мир отвернулся от нас. Каждую ночь перед сном моя мать просила Аллаха, чтобы и за нами кто-нибудь приехал и забрал на Родину. Но мольбы оставались без ответа. Наверное, слишком много людей просили о такой помощи. Но ту молитву я помня и сейчас.

В марте 1950 года пришла и наша очередь уезжать, за нами прибыл мой дядя. Как и каждого уезжавшего, нас провожали с рыданьями всем селом. Долго смотрели вслед, чтобы потом, понурив голову разойтись по домам…

По приезду в родные края мать и дядя первым делом обошли всех односельчан, рассказали, как ждут от них помощи в возвращении на Кавказ оставшиеся в Сибири переселенцы.

  В июле 1950 года из Сибири уехал последний переселенец, которому неоткуда было ждать помощи. Он продал все, что нажил, собрав деньги только на дорогу и в родной аул он вернулся с тем же багажом, с которым его покинул. Вернулся ни с чем. Но на родную землю.