Философия бесконечности Николая Кузанского

Философия бесконечности Николая Кузанского

Наследие Николая Кузанского (1401—1464) — богослова и политика, математика и философа, гуманиста, собирателя древних рукописей и владельца одной из лучших в Европе библиотек, занимает особое место в мировоззренческом поле эпохи Возрождения. Виртуозное владение смысловым и терминологическим инструментарием средневековой схоластической традиции, верность неоплатонизму и погруженность в созерцательные практики спекулятивного мистицизма сочетались в нем с интересом к математике, астрономии, географии. Универсализм взглядов и диалектический потенциал, равномощный реализованному впоследствии классическим немецким идеализмом, снискали Николаю Кузанскому репутацию «мыслителя «переходного», соединяющего средневековый образ мысли с идеями, которым суждено было оказаться на виду в более позднее время»[1].

Принцип совпадения противоположностей и панентеизм Кузанского

Стремление к всеобщему согласию вещей в универсуме и согласию универсума со своим Творцом, которое в жизни человечества должно засвидетельствовать мир вероисповеданий и согласие философских школ, обличает в Кузанском мыслителя Ренессанса. Введенное философом всеобъемлющее правило совпадения (regula coincidentiae) указывает на охватывающую мощь единого Бога. Это правило объединяет:

1) Совпадение противоположностей (coincidentia oppositorum), таких, например, как простое и сложное, единичное и множественное, движение и покой.

2) Совпадение противоречий (coincidentia contradictorum), скажем, бытия и небытия, всего и ничего.

3) Совпадение соответствий (coincidentia appropriatorum), находящихся в отношении дополнения божественных имен или атрибутов, таких как любовь и знание, бытие и единство.

4) Совпадение крайностей божественного и человеческого (coincidentia extremorum) во Христе, причем не таким образом, что одно становится другим.

5) И, наконец, постигаемое непостижимо совпадение совпадений (coincidentia coincidentiarum).

Такое всеобъемлющее воззрение на отношение Бога и мира открывает новый ракурс в понимании творения. По мысли философа, идее неоплатонической эманации следует противопоставить понятийную диаду свертывания — развертывания (explicatio — complicatio). «Бог свертывает и развертывает все вещи, и поскольку свертывает, все они суть в нем он сам, а поскольку развертывает, он в каждой вещи есть все то, что она есть, как истина в изображении»[5]. Мысль Кузанского обнаруживает тенденцию к пантеизму, но удерживается в границах панентеизма. Все уровни бытия пронизаны Божеством, его бесконечная мощь просвечивает в беспредельности Вселенной и в неисчислимости вещей. При этом личностное начало Творца не растворено в бытии мира. Как бесконечный свет и абсолютная потенция, Бог хранит свою тайну «за стеной совпадения», будучи «противоположностью противоположного» (oppositorum oppositio).

Посредничество между Богом и вещами осуществляет Вселенная — eдинство, конкретизированное множеством, охватывающим неисчерпаемое разнообразие вещей.  Вещи, как части космического целого, взаимно отображаются друг в друге по принципу «все — во всем и каждое — в каждом». Тем самым преодолевается их обособленность друг от друга, а вселенная представляется гомогенной и открытой для универсального измерения вещей и процессов.

Пантеизм Дж. Бруно

Учение Джордано Бруно (1548—1600) о бесконечности Вселенной и множественности миров стало кульминацией описанных тенденций ренессансной натурфилософии. «Пантеизм Джордано Бруно — самая радикальная, последовательная и бескомпромиссная из всех натурфилософских систем итальянского Возрождения»[8].

Философия бесконечности Николая Кузанского

Наследие Николая Кузанского (1401—1464) — богослова и политика, математика и философа, гуманиста, собирателя древних рукописей и владельца одной из лучших в Европе библиотек, занимает особое место в мировоззренческом поле эпохи Возрождения. Виртуозное владение смысловым и терминологическим инструментарием средневековой схоластической традиции, верность неоплатонизму и погруженность в созерцательные практики спекулятивного мистицизма сочетались в нем с интересом к математике, астрономии, географии. Универсализм взглядов и диалектический потенциал, равномощный реализованному впоследствии классическим немецким идеализмом, снискали Николаю Кузанскому репутацию «мыслителя «переходного», соединяющего средневековый образ мысли с идеями, которым суждено было оказаться на виду в более позднее время»[1].