Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...
История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...
Топ:
Выпускная квалификационная работа: Основная часть ВКР, как правило, состоит из двух-трех глав, каждая из которых, в свою очередь...
Генеалогическое древо Султанов Османской империи: Османские правители, вначале, будучи еще бейлербеями Анатолии, женились на дочерях византийских императоров...
Особенности труда и отдыха в условиях низких температур: К работам при низких температурах на открытом воздухе и в не отапливаемых помещениях допускаются лица не моложе 18 лет, прошедшие...
Интересное:
Средства для ингаляционного наркоза: Наркоз наступает в результате вдыхания (ингаляции) средств, которое осуществляют или с помощью маски...
Искусственное повышение поверхности территории: Варианты искусственного повышения поверхности территории необходимо выбирать на основе анализа следующих характеристик защищаемой территории...
Финансовый рынок и его значение в управлении денежными потоками на современном этапе: любому предприятию для расширения производства и увеличения прибыли нужны...
Дисциплины:
2022-09-11 | 20 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
Как видно на примере детско-родительских отношений прошлых эпох, исторически семья не была местом, где бы эмоциональный контакт ставился во главу угла. Семья была хозяйствующей единицей - в этом была её главная роль. Ровно так же обстояла ситуация и в отношениях между супругами - исторически брак никак не был связан с эмоциональной близостью. Последняя не просто не оказывалась фундаментом для брака, но в древние времена считалась даже угрозой для такового. Дело в том, что сложная философия античной эпохи определяла любовь как "стремление низшего к высшему" (Шелер, с. 73). Любовь понималась как потребность чего-то несовершенного стать совершенным, тяга формирующегося к сформировавшемуся и т.д., а потому любимый в отношениях всегда представал чем-то более благородным, более совершенной частью союза, чем непосредственно любящий (с. 71). Платон прямо говорит: "Если бы мы были богами, то не любили бы" (с. 72).
Античность была помешана на идее совершенства, которая воплощалась во всём рациональном, а чувственное же, включая и эмоциональную близость между мужчиной и женщиной, было скорее презираемо, чем-то, от чего нужно отказаться. В античной традиции брак и любовь противопоставлены, потому что Эрос - естество, природный элемент, а брак - социальный институт. Это разделение видно уже в мифологии. Обыватель привык считать "Одиссею" историей великой любви, когда муж десять долгих лет пытается вернуться домой, к верной жене. Но тщательный анализ текста показывает, что это совсем не так (Павлов, 2007, с. 9): слова "любимый" и "любить" в эпосе относятся к отцу, к дочери, к отчизне и даже к слову "гость", но никак не к супруге. Иными словами, персонажи поэмы любят кто и кого угодно, но только не Одиссей Пенелопу. В скитаниях Одиссей описан тоскующим по дому, по богатствам и даже по рабам, но нет и намёка на особые чувства к жене как мотив возвращения домой. С другой стороны, и Пенелопа, долгие годы ожидающая мужа и хранящая ему верность, делает это совсем не от нежных чувств, а по причине общественно значимых поведенческих канонов - жена не могла выйти замуж, пока действующий муж не признан умершим (с. 12).
|
Эмоциональная близость в Древней Греции не считалась необходимой для вступления в брак, и в пользу этого говорит и распространённая практика агона - состязания потенциальных женихов, за победителей которых отцы и выдавали дочерей. Брак заключался на основании рациональных решений - для лучшего ведения хозяйства или для наиболее выгодного сближения двух знатных родов.
Но всё это не значит, что людям той эпохи были неведомы симпатии и эмоциональная близость между мужчиной и женщиной. Они были. Просто они не считались важными. И даже больше - они считались вредными: ведь поскольку брак заключался без какой-либо эмоциональной подоплёки (жена и муж просто должны были быть "хорошими", пригодными для создания семьи), то шанс для романтического чувства оставался только один - вне брака. Иными словами, супружеская измена. Поэтому "в античности романтическая любовь хоть и имела место, но была ненормативна - она всегда спонтанна, тайна, кратка, неразумна. Она не служит общественному благу, а потому отношение к романтической любви в античности отрицательное" (там же, с. 14).
Анализ работ греческих философов по устройству и ведению домохозяйства также показывает, что любовь не лежала в основе брака. Роль брака описывалась так: "Боги соединили эту пару, которая называется женское и мужское – главным образом с тою целью, чтобы она была возможно более полезной самой себе в совместной жизни"; и дальше "Эта пара соединена для рождения детей, чтобы не прекратился род живых существ, этим люди приобретают себе кормильцев на старость".
|
Но задача воспроизводства не единственная. Ксенофонт пишет: "Разумные муж и жена должны поступать так, чтобы и сохранять своё имущество возможно в лучшем состоянии, и прибавлять как можно больше нового". Именно имущество и дети – главные цели античной семьи. Брачные правила аккуратно выстраивали семейные отношения и способы хозяйствования, а вмешательство же романтической любви только несло угрозу этому порядку.
Нетипичность эмоциональной связи между мужем и женой в Древних Афинах можно обнаружить на примере отношений политика Перикла и его жены Аспасии (около 450 г. до н.э.). Плутарх писал: "Говорят, при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал её и целовал". Как отмечают исследователи, "такое демонстративное выражение привязанности настолько не соответствовало обычаям граждан, что разговоры об этом дошли через века до Плутарха" (Свенцицкая, 1996, с. 77) - дело в том, что Перикла и Плутарха разделяли шесть веков, то есть проявление нежности между супругами казалось необычным даже ближе ко II в. н. э.
Как и в греческой античности, в римской также существует чёткое разделение в понимании любви и брака. В поэзии Овидия, как и у греков, семья и любовь резко противопоставлены. Если семья создаётся по велению нормы, обычая и хозяйственной необходимости, то любовь между людьми возникает независимо от каких-то требований. "Даже язык этих двух миров отличен. Одному присущи красноречие, обходительность, ласка, другому – брань, грубость, ссора. Мир брака патриархален, несвободен, обществен, находится под уздой закона. Мир любви – его перевёрнутое отражение. Он личностен, свободен. Он не обременен ни домашними заботами, ни чувством долга" (Павлов, с. 24).
Ошибкой будет думать, что такое отношение к браку (без любви) было характерным только для средиземноморской Европы античного периода. Это нормальное положение дел для всех континентов и культур прошлого. Даже ацтеки руководствовались симпатией лишь при юношеском ухаживании, но сам брак осуществлялся по совсем иным критериям (Хаген, 2010, с. 57); у майя вовсе существовал институт профессиональных свах (ах атанцахоб), либо же, как правило, отцы искали пару своим детям и часто договаривались о браке своих отпрысков между собой, когда те были ещё младенцами (Ершова, 1997, с. 101; Хаген, с. 203). "Майя прекрасно знали силу романтической любви, хотя, возможно, подобно грекам, они считали страсть разрушительной" (там же).
|
Как отмечают антропологи, "древнейшие человеческие общества не считали любовь ни необходимой предпосылкой брака, ни условием личного счастья. В некоторых языках (например, папуасского племени манус) отсутствует даже слово для обозначения любви. Кое-где любовная страсть считается душевным заболеванием" (Кон, 2004, с. 186.). Даже в Европе XVIII века "физическое желание и романтическая любовь считались худшими основаниями для устойчивого брака" (Stone, 1977, p. 183). Отсутствие исторической связи между браком и любовью подтверждает и язык: во многих языках мира ни брак, ни супруг(а) никакого отношения не имеют к термину "любовь". Но во всех них с любовью связан только "любовник" - то есть тот, кто как раз стоит вне брака и вне семьи (Павлов, с. 8). Русские слова "брак" и "супружество" ("супруг", "супруга") не связаны со словом "любовь". Слово "брак" произошло от "брать" (брать в жёны) (Цыганенко, 1989, с. 40), а "супруг" – есть не что иное, как "соединенный", "сопряженный", "запряженный" (в одной упряжке) (там же, с. 413). А вот со словом "любовь" связаны совсем другие слова – "любовница" и "любовник" (которые содержат постыдные коннотации). В английском "брак" – marriage, "супруг" – husband, "супруга" – wife, а "любовь" – love; а вот любовник, как и в русском, как раз от него (lover). В немецком языке "брак" – Ehe, "супруга" – Gattin, Gemahlin, Egefrau, "супруг" - Gatte, Gemahl, Ehemann, "любовь" – Liebe. Во французском "брак" – mariage, "супруг(а)" – epoux (epouse), "любовь" – amour, "любовник" – amant. В итальянском "брак" – matrimonio, "супруг(а)" – conjuge, "любовь" - amore. В латинском языке "брак" – matrimonium, "супруг(а)" – conjunx, "любовь" – amor, "любовник" – amator, "любовница" – amatrix. Этимологии, сформированные века назад, незатейливо намекают, что брак исторически и во всех культурах никак не был связан с любовью.
|
И в Италии X-XIII веков чувственная любовь была характерна для контактов вне брака, а не между супругами (Абрамсон, 1996, с. 114), и во Франции того же периода "несовместимость истинной любви и супружества" (Блонин, 1996, с. 168) считалась обыденным положением дел. Что характерно, именно зародившаяся в этот период куртуазность - рыцарское почитание "прекрасной Дамы", которая всегда оказывалась замужней, - была "реакцией на сложившуюся форму брака без любви" (Рябова, 1999, с. 19). Рыцарь, добивающийся любви своей госпожи, был декларацией института любовников, официальным признанием того, что в браке любви нет, и искать её можно только вне его.
Поскольку любовь гораздо вероятнее было встретить вне брачного союза, то в Средние века Церковь начала активную борьбу с этим чувством, ведь оно угрожало институту брака, который вдруг был объявлен божественным таинством. Когда муж, несмотря на многочисленные запреты и разлучения, вновь и вновь возобновлял отношения с любимой им вне брака женщиной, священникам оставалось только раздражённо констатировать, что он вновь вернулся к ней, "как пёс к своей блевотине" (Абрамсон, 1993, с. 50).
Важно, что брак исторически был институтом, в котором женщина занимала подчинённое положение: муж брал себе жену, чтобы она выполняла определённые работы и во всём его слушалась (досконально явление брака и мужского господства рассмотрим в других разделах). Как в русской княжеской семье вплоть до середины XVII в. княгиня не имела права даже сидеть в присутствии мужа, так ещё в 1920-х годах у крестьян некоторых регионов молодая жена прислуживала за семейным столом и лишь после рождения сына получала право обедать вместе со всеми (Абраменкова, 2008, с. 93). Как замечает историк брака Мэрилин Ялом, жена считалась собственностью мужа наряду со скотом и рабами (Ялом, 2019, с. 22), и этот факт долгое время был зафиксирован даже в клятве супругов: во время брачной церемонии в протестантских странах до сих пор используется текст 1552 года: "Я беру тебя в законные жёны (мужья), чтобы быть вместе с этого дня, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, чтобы любить и беречь, пока смерть не разлучит нас" - но нюанс в том, что в оригинальной версии жена, помимо прочего, обещала повиноваться мужу, но с некоторых пор эту фразу стали пропускать (там же, с. 17).
У некоторых славянских народностей восприятие жены в качестве будущей рабочей силы и родительницы детей приводило к такому явлению, как ярмарки или выставки невест - где парни с матерями ходили среди претенденток, подчас осматривая их с ног до головы, с зажжённой лучиной, поднимали подолы и т. д. (Гура, с. 22) - приобретаемый товар должен был не иметь дефектов. Эта же традиция с русскими иммигрантами перекочевала и в США, где пожилые женщины продолжали оценивать невест, "щипая их за крепкие плечи и оценивая до блеска надраенную кухню" (Ялом, с. 281).
|
Знатный флорентийский купец XIV века в многостраничных мемуарах мог расписывать все регалии родственников своей жены, но при этом даже не назвать её имя (Тушина, 1993, с. 112). Иначе говоря, эмоциональная связь между мужчиной и женщиной была всегда и во всех культурах, но только она никогда не связывалась с мужем и женой. Даже в XVI–XVIII века мотивами к расторжению брака выступало что угодно, но только не любовь: люди подавали на развод из-за побоев, из-за измен, из-за бесплодия или финансовой растраты одного из супругов, но никогда - из-за отсутствия любви. "Мы не видим среди поводов к разводу нелюбовь жены к мужу или наоборот" (Цатурова, с. 256).
"Для крестьян вступление в брак было необходимым условием, чтобы стать владельцем крестьянского двора или унаследовать от родителей хозяйство. Место крестьянина и крестьянки должно было быть занято всегда. Сельская семья без хозяина и хозяйки не мыслилась" (Зидер, 1997, с. 58). И поскольку брак затрагивал судьбу хозяйства, всего домашнего сообщества, родителей, братьев и сестёр, а также наёмных работников, то, "насколько это было возможно, выбор супруга учитывал интересы Дома" (с. 59), а потому выбор этот у крестьян не был личным делом, касавшимся только самих партнёров. Именно из-за ценности брачного партнёра как дополнительных рабочих рук повторные браки среди крестьян были распространены (там же, с. 58; Абдуллабеков, 1993, с. 102), и народное отношение к таким и даже к третьим бракам было вполне терпимым (Пушкарёва, 2011, с. 17), несмотря на отрицательное отношение христианской Церкви (там же, с. 31; Абрамсон, 1993, с. 46; Рябова, 1999, с. 115).
Важно понимать, что так было не "когда-то" давно, в доисторические времена, но так есть и сейчас во многих культурах, особенно в тех, которых не коснулась рука цивилизации. Публицистка Элизабет Гилберт описывает свой опыт общения с женщинами народности хмонгов в Индокитае, в деревне которых ей довелось побывать: "Когда я попыталась заставить бабушку рассказать историю её брака, надеясь выудить у неё пару эмоциональных воспоминаний о собственном семейном опыте, мы с моими собеседницами наткнулись на стену. Стоило мне спросить старушку:
– Когда вы впервые увидели своего мужа, что вы о нём подумали? – это сразу же вызывало непонимание, на её морщинистом лице появилось озадаченное выражение.
Решив, что она или Май не так поняли мой вопрос, я перефразировала:
– Когда вы поняли, что ваш муж и есть тот, за кого вы хотели бы выйти замуж?
И снова ответом мне было вежливое недоумение.
– Вы сразу поняли, что он особенный? – попробовала я другой подход. – Или полюбили его уже потом?
В этот момент кто-то из женщин в комнате нервно захихикал, как хихикают в присутствии ненормальных – а именно такой, видимо, я только что стала в их глазах.
Я пошла на попятную и опробовала другую тактику:
– Когда вы впервые встретились с мужем?
Бабуля покопалась в памяти, но не смогла вспомнить ничего более определённого, чем "очень давно". Кажется, её этот вопрос не слишком занимал.
– Хорошо, а где вы познакомились? – спросила я, стараясь как можно больше упростить дело.
И снова сама природа моего любопытства оказалась для бабушки сущей загадкой. Но из вежливости она попыталась вспомнить. Нет, она не встречалась с мужем до самой свадьбы, объяснила она. Она видела его, конечно. Ведь в доме постоянно болтались какие-то люди. Но точно она не помнит. Да и вообще, разве это важно – ведь она тогда была совсем девчонкой. Зато теперь, заключила бабуля, к восторгу всех присутствующих в комнате женщин, теперь-то она точно с ним знакома!
– Но когда вы его полюбили? – наконец спросила я в лоб.
В ту же секунду, как Май перевела мой вопрос, все женщины в комнате, за исключением бабушки, которая была слишком вежлива, громко расхохотались – это был настоящий спонтанный взрыв хохота, который они попытались скрыть, прикрывая ладошками рот.
Думаете, это меня остановило? Пожалуй, мне следовало бы смутиться, но я не унималась и, переждав хохот, задала вопрос, который рассмешил их еще сильнее.
– А в чём, по-вашему, секрет счастливого брака? – на полном серьезе спросила я.
Вот тут-то они сорвались окончательно. Даже бабуля принялась повизгивать от хохота в открытую.
Но что такого смешного в моём вопросе? Всё дело в том, что ни бабушка, ни другие женщины в той комнате не считали брак главным событием в своей эмоциональной биографии, каким бы считала его я. В современном индустриальном западном обществе, откуда я родом, человек, которого вы выбираете себе в супруги, является, пожалуй, наиболее ярким отражением вашей личности. Спросите любую типичную современную западную женщину, как она познакомилась с мужем, когда и почему в него влюбилась, и можете быть уверены – вас ждёт полный, детальный и глубоко прочувствованный рассказ, не просто тщательно выстроенный в соответствии с её опытом, но и проанализированный на предмет ключей к собственной индивидуальности.
И вот тут рискну заявить: женщины-хмонги так не делают. По крайней мере, те хмонги, которых я знаю. Поэтому сомнений быть не может: и хмонги влюбляются. Но, возможно, они просто не верят, что вся эта романтика имеет какое-либо отношение к причинам, по которым следует вступать в брак. Вероятно, они просто думают, что эти два понятия (любовь и брак) не должны непременно пересекаться – ни в начале отношений, ни вообще. Может, им кажется, что брак – это что-то совсем другое?
В конце вечера в доме Май моя теория вполне отчетливо подтвердилась. Это произошло, когда я задала бабуле-хмонг последний вопрос, который тоже показался ей странным и непонятным:
– Ваш муж – хороший муж?
Бабуле пришлось попросить внучку повторить вопрос несколько раз, чтобы убедиться, что она расслышала верно: хороший ли у неё муж? После чего она в недоумении взглянула на меня, как будто её спросили: вот эти камни, из которых состоят горы, где вы живёте, – это хорошие камни?
Она не смогла придумать лучшего ответа, чем такой: муж у неё ни хороший, ни плохой. Он просто муж, и всё. Такой, как все мужья. Когда она говорила о нём, казалось, слово "муж" для неё означает профессию или даже биологический вид, а не отдельного сильно обожаемого или ненавистного ей человека. Роль "мужа" была довольно простой и включала ряд обязательств, которые её мужчина, видимо, выполнял удовлетворительно на протяжении всей совместной жизни. У других женщин – то же самое, добавила она, – разве что совсем не повезло и достался настоящий пень. Бабуля дошла до того, что заявила: неважно, по сути, за кого выходить замуж. За редкими исключениями все мужчины более-менее одинаковые.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
– Все мужчины и женщины более-менее похожи друг на друга, как правило, – разъяснила бабуля. – Это все знают.
Другие женщины-хмонги согласно кивнули.
Как и у большинства традиционных общин, семейную догму хмонгов можно выразить не словами "Ты – вот что имеет значение", а фразой "Твоя роль важна". В той деревне все знали, что в жизни есть обязанности; некоторые обязанности выполняют мужчины, другие – женщины, и все должны стараться изо всех сил. Если ты хорошо выполняешь свою роль, то можешь спокойно спать ночью, зная, что ты хороший муж или хорошая жена, – и не надо ждать большего от жизни или отношений.
Встреча с женщинами-хмонгами в тот день во Вьетнаме напомнила мне старую поговорку: "Если есть ожидания, будут и разочарования". Моей знакомой бабуле-хмонг никогда не внушали, что задача её мужа – сделать её бесконечно счастливой. Более того, ей не внушали, что её задача на этой земле – стать бесконечно счастливой. Она никогда не питала таких ожиданий, и потому в браке её не постигло разочарование. Её брак выполнил свою роль, необходимую социальную задачу: он был тем, чем и должен был быть, и её это устраивало.
Меня же, напротив, всегда учили тому, что поиски счастья – это моё естественное (и даже гражданское) право, право по рождению. Поиски счастья – эмоциональная характеристика моей культуры. И не просто любого счастья, а глубокого, даже райского блаженства. А что, как не романтическая любовь, способно принести человеку райское блаженство? Моя культура всегда внушала, что брак должен быть чем-то вроде теплицы, в которой романтическая любовь будет расти и цвести. Вот я и сажала грядку за грядкой великих ожиданий в несколько покосившейся теплице своего первого брака. Это был образцовый огород из ожиданий, но за все свои заботы я получила с него лишь урожай горьких плодов.
Мне кажется, попытайся я объяснить всё это бабуле-хмонгу, та бы ни слова не поняла. И наверняка ответила бы точно так же, как одна пожилая дама, встреченная мною в Южной Италии. Когда я призналась, что ушла от мужа, потому что замужество принесло мне одни несчастья, она спокойно ответила: "А кто счастлив?" И махнула рукой, давая понять, что разговор окончен" (Гилберт, 2010, с. 57).
|
|
Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...
История создания датчика движения: Первый прибор для обнаружения движения был изобретен немецким физиком Генрихом Герцем...
Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...
Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!