Тайная наука и усохшие мозги

 

Лето подходило к концу. Вовсю шёл сбор урожая, а также грибов, ягод. Опять же, рыбная путина начиналась… Баба Дуся сушила на зиму лечебные травы, а я ей помогала, но уже не тайно, а явно. По деревне же пошёл слух, что ведьма завела себе ученицу.

Инкины родители, как ни странно, легко отнеслись к этой новости.

— Лишние знания дитю не помеха! — рассудили они.

А вот у деда ум за разум еще больше зашел, как он услыхал злющую новость. Выдрал он куст репейника прямо с корнями и бегом родную внучку от Дуськи отвораживать. Прибежал, понюхал пару раз зелёный забор ведьмы, отворил калитку, а там картина маслом: во дворе на веревках разные травки развешаны — отдыхают, а сама карга вместе с Инкой и Толиком сидят на ступеньках дома, воркуют, едят вяленую рыбку, запивают квасом. И мирно так вокруг, хорошо!

У деда репей в руках сразу поник и обратно в огород запросился. Плюнул старик, развернулся и домой побрел.

— А я тебе говорила, — сказала ему дома супруга. — Не тронь внучку! Кто ж тебя болезного задарма выходит, окромя неё?

— Хто, хто! Зятек будущий вылечит, ежели чего.

Бабка снова ничего не поняла.

— Толик, жених Инкин тоже к ведьме, гадёныш, бегает!

— Вот те на! Может, мы чего не знаем, может, у знахарки уже вся местная школота обучается?

— Не, не приметил. Только наши вдвоём сидели.

— Слышь, дед, а ведь совсем пропал пацан!

— Пропал. Ведьмака нам ещё не хватало.

— Да я не о том. Охота мне на свадьбе погулять. Не пора ли сватов звать?

— Да ты что, старая, они же дети!

— Дети. Но пока эти дети подрастут, мы сдохнем.

— Сдохнем, — согласился дед, пощупал лысую бородёнку и крякнул. — Свадьба хорошо, свадьба — дело хорошее. Ай! Ставь, мать, бражку в бидоне, самогон гнать будем. А я к сватам!

Дед подскочил и побежал искать сватов. А бабка поволокла во двор бидон, чтобы его отмыть.

— Дин-дон, дин-дон, дин-дон! — звенел бидон.

А тучи плакали и звали деда с бабкой на небо. А куда ещё дураков девать? Только в небушко, только к облакам. Ведь умных в землю ложат. Или кладут? Неважно!

 

Долгие проводы

 

Каргаполовы дружили с Зубковыми, Зубковы дружили с Бургановыми, а в итоге, всем трем семьям пришлось дружить вместе. И у каждой семьи были дети 1970 года рождения. У Каргаполовых — Толик, у Зубковых — Инка, а у Бургановых — Ирка. В гости друг к другу эти семьи ходили чуть ли ни каждый день и с детьми. Дети играли, играли и засыпали. А когда нужно было идти домой (где-то в 12 ночи), двух отпрысков будили и сонными волокли домой. А хозяева дома провожали гостей. Дойдя до дома гостей, укладывали ребенка спать и шли провожать следующих гостей. Укладывали второго ребёнка и шли провожать хозяев, а потом снова гостей. И так ходили туда-сюда до трёх часов ночи. Моцион типа того, ага.

— А ведь завтра на работу.

— Не беда! Молодые ещё.

— Отоспимся на том свете.

Ну спите спокойно, мои родные.

— Да нет уж, Инна, не видишь, мы всё ходим и ходим по нашим любимым улочкам туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда...

 

Телефон

 

Каргаполовы и Бургановы жили в благоустроенных домах — пятиэтажках. Поэтому у них со временем появились телефоны. Когда они хотели идти друг другу в гости, то звонили и предупреждали. А в нашем частном секторе телефония, как государственная данность, отсутствовала. К нам гости ходили нахрапом, ну мы к ним так же. Уходя от нас, они говорили:

— Прощевайте, Зубковы! Ну а ежели чего, то звоните.

— Куда звонить? — всплескивала руками моя мамка. — В таз что ли стучать?

— Во-во, в тазик нам и звоните, придём!

Я смертельно завидовала тем, у кого есть телефон.

— Все люди как люди, звонят в трубку! А мы, видите ли, в тазик.

Такая несправедливость меня очень сильно угнетала. Правда-правда! До сих пор угнетенная хожу. В тазик мне звоните. Понятно? Непременно отвечу:

— Алле, тетя Инна у аппарата...

 

Поселковые автобусы

 

От моего дома до школы 3 км. Пешком идти проблематично, дорога у нас узкая, частенько и грязь по колено, а тротуар деревянный, скрипучий, да и не на всех участках он есть. Вдоль грунтовой дороги тянется железнодорожная узкоколейка: паровозик возит уголь от шахты до берега (то есть до пирса, а там его на теплоходы и тю-тю... в Японию или ещё куда подальше).

Обычно я ходила по Ж/Д линии: по обочинам шпал сухо и от паровоза есть куда уклониться. Все так ходили. Но ездил по поселку и автобус. Правда, денег на него часто не было: зайдёшь в кулинарию, потратишь всю мелочь на пирожки, чебуреки или пирожные и прёшь довольная домой, пешкодралом! А автобус — это вообще проблема! То аж до самой шахты уедешь (ещё плюс 3 км от моего дома) интересно же по окрестностям комбината полазить! То портфель в авто забудешь, ждешь его потом полчаса, чтобы вернуть свои учебные принадлежности. В общем, пешком проще, чем стоять на остановках, ждать рейсового долго-долго и ехать в давке.

А вот сегодня черт дернул меня залезть в это чудовище и натерпеться там всякого:

— Вон, погляди как дочка у Зубчихи подросла. Ой, да конопатая какая, вся в Ваньку пошла!

— Ну да, а кажется будто вчера она вместе с женихом Каргаполом траву на поле поджигала. Помните, тогда электрический столб чуть не сгорел!

— Помним, помним! Их мамашам надо было жопы тогда ещё поотрывать, чтоб не сидели, не жрали, а за детьми приглядывали покрепче!

— Ага, вон стоит теперича их малолетний ублюдок, ишь, зенки выпучила, смотрит...

А я стою и вспоминаю как в шестилетнем возрасте Толик потянул меня в очередной раз проказить.

— Но я же спички даже в руках не держала, — пытаюсь что-то промямлить в своё оправдание.

— Иди, иди, соучастница, твоя остановка, вылезай.

Чертыхаясь, выхожу и обещаю самой себе уехать из Мгачи навсегда-навсегда: «Чтобы прошлое больше никогда не слепило в мои чистые, незамутненные грешками глаза.»

 

А я в автобусах скучаю,

ведь шофер не нальёт мне чаю

и место свое не уступит.

Он взгляд напряженный потупит,

когда я спрошу его: — Знаешь,

никогда ведь не угадаешь,

когда гаишник умелый

помашет тебе черно-белым

и пригласит поздороваться,

чай попить, постоловаться.

 

Мне скучно с тобой, водитель,

ты не руководитель,

не президент, не бог.

Слышишь, мотор заглох,

приходится выходить:

— Может, пойдём чай пить

и разговаривать по душам

о грибах, рыбалке... Я дам

тебе номер своего телефона.

Звони в рай, ответит Зубкова.

 

Лесопильные дела

 

Это как раз из той серии, когда родители гостили друг у друга и делились последними поселковыми сплетнями. А пока взрослые ужинали, мне и Толяну разрешалось гулять где угодно до часу ночи. А наевшись, предки приступали к поискам детей с фонариками:

— Толик! Инка!

И находили. Обычно мы гуляли за лесопилкой в лесу у речки — любимое место Толяна. И не случилось же с нами никогда и ничего! Только ноги мокрые... Ай и ладно. А если забредут в какой амбар или в контору, и их сторож шуганет, так то не страшно. А на лесопилке даже сторожа не было. Залезешь внутрь через дырки и гуляй себе по опилкам, по ножам да по ленте.

А днём я с отцом за этими опилками ходила. С собой два мешка, тележка (или санки) и стоим, мешки держим, пока из жерла в них опилки сыпятся, которые очень нужны нашим свиньям: они на них живут и из них нам навоз делают. И ведь не проболталась я ни разу, что с дружком по вечерам через пилы да ножы протискиваемся, и гуляем по деревянному коридору, приводя своей смелостью в ужас Лесопильного духа.

— Пап, а зачем наш лес всё пилят и пилят?

— Ты хотела сказать: рубят?

— Ну рубят, а потом пилят.

— Вот в том-то и разница! Для нужд посёлка пилят совсем немного. А на Востоке и у берега моря видела целые горы бревен? Так вот, их укладывают на корабли и увозят.

— Куда?

— За границу. Всё им мало, сволочи! Сосут и сосут, сосут и сосут...

— Что сосут, папочка?

— Кровь нашу сосут! Видишь, твой отец совсем обескровил?

Я подозрительно приглядываюсь к румяным щекам отца и понимаю, что ничего не понимаю.

— Пап, а у лесопилки есть Лесопильный дух?

Ивану Вавиловичу не до этого, он совсем уже раскраснелся и обкладывает трехэтажной руганью загадочную заграницу Японию, Брежнева и весь белый свет заодно. Вздыхаю и без него обдумываю образ Лесопильного духа: «Может, у него и жена есть — Лесопильниха. Наверное, они добрые, ведь даже ночью нас с Толяном не пугают, а сидят себе тихонечко и пилят, пилят, пилят...»

Всю страну распилили уже нахрен!