Последние слова Христа на кресте: «се, Матерь твоя»

1. В послании креста есть слова, в которых выражается любовь Христа к Матери и возлюбленному ученику, присутствовавшим на Голгофе во время Его крестных страданий.

Св. Иоанн говорит в своем Евангелии, что «при кресте Иисуса стояла Матерь Его» (ср.: Ин 19, 25). Женщина, стоящая у креста, вероятно, уже много лет бывшая вдовой, теперь лишается и Сына. Она была до глубины души потрясена тем, что видела в последние дни страданий Иисуса, и тем, что чувствовала и предчувствовала, стоя у креста. Можно ли отказать Ей в праве плакать и страдать? Христианская Церковь глубоко прониклась трагедией этой Жены, исполненной достоинства и с сердцем, разрывающимся от боли, предающейся размышлениям над драматическими событиями и духовно в них соучаствующей: Stabat Mater dolorosa iuxta crucem lacrimosa, dum pendebat Filius.

Присутствие Марии у креста вызвано не только кровным родством, не только чувствами, несомненно благородными, но все-таки человеческими. Это присутствие свидетельствует также о Ее самом полном участии в искупительной жертве Сына. Мария желала до конца соучаствовать в страданиях Иисуса, поскольку Она не отвергла меча, предсказанного Симеоном (ср.: Лк 2, 35), но - вместе со Христом - приняла сокровенный замысел Отца. Она стала первой сопричастницей искупительной жертвы, дабы уже навсегда остаться совершенным образцом для тех, кто без колебаний присоединяется к этой жертве.

2. С другой стороны, Ее материнское сострадание, о котором говорит Ее присутствие у креста, углубляло трагедию крестной смерти, столь похожую на трагедии многих семей, матерей и детей, соединившихся в смерти после долгой разлуки, вызванной работой, болезнью или насилием, к которому прибегают отдельные лица или группа людей.

Иисус, глядя на стоящую у креста Мать, вспоминает времена Назарета, Каны, Иерусалима. Может быть, Он мысленно возвращается к смерти Иосифа, думает о Своей удаленности от Матери, о Ее одиночестве в последние годы, которое теперь углубится. Мария же размышляет обо всех событиях, которые все эти годы Она «сохраняла в сердце своем» (ср.: Лк 2, 19. 51) и которые лишь теперь, в свете креста, сумеет лучше понять. Боль и вера сливаются в Ее сердце воедино. Но вот Мария замечает, что Иисус смотрит на Нее с высоты креста и говорит с Нею.

3. «Иисус, увидев Матерь и ученика, тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой» (Ин 19, 26). Это доказательство нежности и сыновней привязанности. Иисус не хочет, чтобы Мать осталась одинокой, и поэтому вместо Себя Он дает Ей как сына Своего ученика, о котором Мария знает, что это Его любимый ученик. Так Иисус вверяет Марии новое материнство и просит Ее считать Иоанна своим сыном. Однако торжественная форма этого акта («Жёно! се, сын Твой») и то, что он совершается в кульминационный момент драмы креста, а также весомость и краткость слов, которые звучат подобно сакраментальной формуле, позволяют судить, что речь идет о чем-то большем, чем просто семейные дела, и что этот факт следует рассматривать в перспективе дела Спасения, искупительной миссии, в которой вместе с Сыном Человеческим участвует Жена - Мария. Завершая это дело, Иисус просит Марию окончательно примириться с Его Самопожертвованием в умилостивление и считать с этою момента Иоанна Своим Сыном. Так ценой материнской жертвы Мария обретает новое материнство.

4. Однако значение этого сыновнего, исполненного мессианского смысла жеста намного шире, чем просто препоручение Марии любимого ученика в качестве сына. Иисус желает наделить Марию более богатым потомством, Он желает установить для Нее материнство, охватывающее всех людей, современных Ему и будущих, Его последователей и учеников. Таким образом, этот жест имеет символическое значение. Это жест не только Сына, озабоченного судьбой Матери, но и Искупителя мира, Который вверяет Марии - «Жене» - миссию нового материнства, охватывающего всех людей, призванных к сообществу Церкви. Итак, в этот момент Мария, с высоты креста, была утверждена, как бы «рукоположена» Матерью Церкви.

5. Дар, полученный Иоанном, а через него - исповедниками Христа и всеми людьми, является как бы дополнением жертвенного дара, принесенного Христом в момент крестной смерти. Мария и Иисус составляют некое «единство», не только потому, что они Мать и Сын «по плоти», но и потому, что в Своем предвечном замысле Бог видел Их, предназначил и поставил Их обоих в центре истории Спасения. И поэтому Иисус знает, что Мария должна быть включена не только в Его жертву, принесенную Отцу, но и в Его посвящение людям. В свою очередь Мария, в акте жертвы и посвящения, являющемся как бы продолжением fiat, сказанного в момент Благовещения, сохраняет полную гармонию с Сыном.

Во время Своих крестных страданий Христос был лишен всего. На Голгофе у Него оставалась только Мать, но и Ее, в акте наивысшего самоотречения, Он отдал миру, прежде чем завершить Свою миссию жертвой собственной жизни. Иисус осознавал, что пришел тот момент, когда все исполнится, - как сказал евангелист: «Иисус знал, что все уже совершилось» (ср.: Ин 19, 28). И Он хочет, чтобы в том, что «совершилось», был и дар Матери для Церкви и всего мира.

6. Здесь имеется в виду духовное материнство, которое, согласно христианской традиции и вероучению Церкви, дано «по благодати». II Ватиканский Собор называет Марию «Матерью по благодати» (СН 61). Таким образом, по своей сути, Ее материнство является «надприродным», принадлежит к сфере действия благодати, рождает в человеке Божественную жизнь. Поэтому Ее материнство является предметом веры, как и благодать, с которой оно связано, что вовсе не исключает, а - напротив - влечет за собой богатство мыслей и сердечных чувств надежды, упования и любви, наполняющих этот дар Христа.

Иисус, зная, что представляет собой материнская любовь Марии, желал, чтобы и в духовной жизни Его учеников присутствовала радость, проистекающая из этой любви как одна из нитей, связующих с Ним Самим. Итак, необходимо видеть в Марии Мать, относиться к Ней как к Матери и позволить Ей воспитывать в нас истинное послушание Богу, истинное единение со Христом и истинную любовь к ближнему.

7. И этот аспект связи с Марией можно увидеть в послании креста. Как пишет евангелист, Иисус «потом говорит ученику: се, Матерь твоя!» (Ин 19, 27). То есть Христос повелел ученику вести себя по отношению к Марии как сын по отношению к матери - на Ее материнскую любовь отвечать взаимной сыновней любовью. И если ученик должен заменить Марии Иисуса, то он действительно должен любить Ее как родную мать. Иисус как бы сказал ученику: «Люби Ее так, как Я любил». А если Иисус видит в Своем ученике представителя всех людей, которым Он оставляет Свое завещание любви, то призыв возлюбить Марию как родную мать относится ко всем. Иначе говоря, эти слова Иисуса положили начало культу Марии в Церкви. Иисус через Иоанна объявил Церкви Свое желание: пусть каждый из Его учеников одаряет Марию искренним сыновним чувством - как Мать, препорученную Им Самим. Слова, произнесенные Иисусом в момент смерти, раскрывают значение культа Марии, существующего в Церкви с ее начала.

8. В заключение евангелист пишет: «И с этого времени ученик сей взял Ее к себе» (Ин 19, 27). Это значит, что он немедленно исполнил волю Иисуса. Он принял Марию у себя: с тех пор, взяв Марию в свой дом, он выказывал Ей сыновнюю любовь, окружил Ее заботой, дал Ей возможность сосредоточенно и спокойно ожидать нового соединения с Сыном, помогал Ей в исполнении той миссии, которую Сын предназначил Ей в рождающейся Церкви - как в день Пятидесятницы, так и в последующие годы.

Отношение Иоанна к Марии - это исполнение последней воли Иисуса, но кроме того оно имеет символическое значение для каждого из учеников Христа, призванных принять Марию и уделить Ей место в собственной жизни. Ибо, в силу слов умирающего Христа, в жизни каждого христианина всегда должно быть особое «место» для Марии, Она должна присутствовать в жизни каждого человека.

В заключение наших размышлений в рамках катехизических бесед о послании креста я хочу призвать всех задуматься над тем, как принять Марию, ввести Ее в свою жизнь. Одновременно я обращаюсь ко всем с призывом, чтобы мы старались как можно лучше оценить тот дар, которым наделил нас Иисус Христос, препоручая нам в Матери Свою Матерь.

23. 11. 1988

9. ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА ХРИСТА НА КРЕСТЕ:

 «БОЖЕ МОЙ!.. ДЛЯ ЧЕГО ТЫ МЕНЯ ОСТАВИЛ?»

1. Повествования евангелистов-синоптиков говорят нам о двукратном возгласе Иисуса на Кресте (ср.: Мф 27, 46. 50; Мк 15, 34-37), но суть второго возгласа нам известна лишь по сообщению Луки (Лк 23, 46). В первом возгласе выражены глубина и интенсивность страдания Иисуса, Его полная охваченность этим страданием, дух жертвенности, а также, вероятно, пророческо-мессианский смысл переживаемой трагедии, отражающийся в словах псалмопевца. Несомненно, в первом вопле Иисуса выражено - словами Псалма 22 [21] - чувство одиночества и боли. В девятом часу возопил Иисус громким голосом: «Элой! Элой! ламма савахфани?», что значит: «Боже Мой! Боже мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк 15, 34; ср.: Мф 27, 46).

Евангелист Марк приводит эти слова на арамейком языке. Может быть, очевидцам они показались настолько важными, что, описывая происшедшую на Голгофе трагедию, они сочли нужным привести их именно на том языке, которым пользовался Иисус и большинство современных Ему израильтян. Может быть, эти слова передал Марку апостол Петр, как и произнесенное Иисусом в Гефсимании слово «Авва» - Отец (ср.: Мк 14, 36).

2. То, что Иисус в первом возгласе использовал начальные слова Псалма 22 [21], имеет многогранное значение. Христос, молясь по священным книгам Своего народа, несомненно, запомнил многие фрагменты, особенно близкие Его сердцу, и слова, лучше других выражающие тревогу и упования людей, обращенные к Богу и каким-то образом относящиеся к ситуации Того, Кто Сам должен был взять на Себя наши грехи (ср.: Ис 53, 11).

И поэтому в час Голгофы Иисус повторяет вопрос, который задал Богу многострадальный псалмопевец. Однако произнесенное Иисусом и адресованное Богу «Для чего?» еще отчетливее выражает мучительное недоумение перед лицом страданий, которые невозможно объяснить по-человечески, ибо они являются тайной, ключ к которой имеет только Отец. И поэтому вопрос Иисуса - хотя он и взят из пришедшего на память Псалма, который читался в синагоге, - здесь, в момент крестной жертвы, приобретает богословский смысл. Полностью солидаризируясь с грешным человеком, Христос в этой жертве должен был испытать чувство Богооставленности. Это страшное духовное испытание привело к тому, что умирающий Христос находит в Себе силы «возопить».

Этим испытанием, этим воплем, этим «для чего?», обращенным к Небесам, Иисус создает новую форму солидарности со всеми нами, ибо мы так часто обращаемся к Богу со словами жалобы, а иногда и отчаяния.

3. Однако, когда мы слышим эти вопрошающие слова Иисуса «для чего?», мы понимаем: да, конечно, страдающие люди могут их произносить, но с тем же упованием и сыновней преданностью, как это сделал наш Первообраз и Учитель - Иисус Христос. В вопросе Иисуса нет обиды, жалобы, ведущей к бунту или отчаянию; нет в нем ни тени упрека Отцу. В нем выражены только бессилие и одиночество, необходимость полагаться только на себя - чувства, которые Иисус испытал за нас. Таким образом, Он стал первым среди «униженных и оскорбленных», первым среди покинутых, первым среди тех, кого испанцы определяют словом desamparados (беззащитные). В то же время этот вопрос Иисуса говорит нам, что на всех несчастных сынов Евы взирает благосклонное око спешащего на помощь Провидения.

4. Ощущая Себя «покинутым», Иисус знает, что на самом деле это не так. Ведь Он Сам сказал: «Я и Отец - одно» (Ин 10, 30), а говоря о предстоящих крестных страданиях, Он утверждает: «Я не один, потому что Отец со Мною» (Ин 16, 32). Духовно Он ясно видит Бога и уверен в единстве с Отцом. Однако там, где начинается сфера человеческого восприятия, подверженного влиянию ощущений, чувств и переживаний, связанных с физическими и душевными страданиями, Иисус испытывает одиночество. Иисус уже не ощущает присутствия Отца, Его переживание одиночества трагично.

5. Можно только предполагать, что в этот момент происходит в душе Иисуса в сфере Его отношений к Богу.

Все внешние события, кажется, указывают на отсутствие Отца, Который позволяет распять Сына, хотя располагает «легионами ангелов» (Мф 26, 53), и не делает ничего, чтобы воспрепятствовать осуждению Его на смерть и страдания. В Гефсиманском саду Иисус Сам удержал Симона Петра, обнажившего меч, чтобы защитить Его (ср.: Ин 18, 10 и след.). В претории Пилат несколько раз прибегал к разным уловкам, чтобы спасти Иисуса (ср.: Ин 18, 31. 38 и след; 19, 4-6; 12-15). А Отец молчит. Это молчание Бога тяготит Умирающего как самое мучительное наказание, тем более, что враги принимают это молчание за осуждение: «Уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын» (Мф 27, 43).

Эмоциональное переживание того, что Бог отсутствует и покинул Его, становится тяжелейшей мукой для души Иисуса, которая силы и радость черпала в единении с Отцом. Эти муки обостряют все другие страдания. Отсутствие духовной поддержки было для Него величайшей мукой.

6. Но Иисус знает, что на этой последней стадии Его истощания, достигающего самых глубин сердца, Он завершает дело умилостивления, бывшее целью Его жертвы. Если грех - это отлучение от Бога, то, переживая потерю единения с Отцом, Иисус должен был испытать страдания, соразмерные этому отлучению.

С другой стороны, произнося первые слова Псалма 22 [21], - а может быть, на пределе страданий, повторяя в душе и следущие стихи Псалма, - Иисус имел в виду его окончание, представляющее собой гимн освобождения и благовестие о спасении, дарованном всем от Бога. Таким образом, страх одиночества - страдание временное, уступающее место личному освобождению и всеобщему спасению. Это, несомненно, поддерживало надежду в измученной душе Иисуса, тем более что Свою смерть Он всегда возвещал как переход к Воскресению, как Свое истинное прославление. Мысль об этом возвращает Его душе силу и радость, вызванные предчувствием, что уже близок - именно в этой кульминационной точке трагедии распятия - час победы.

7. Но через минуту, возможно, под влиянием Псалма, который постоянно звучит в Его памяти, Иисус произносит: «Жажду» (Ин 19, 28).

Понятно, что это слово связано с физической жаждой, страданием, сопутствующим мукам распятого, как объясняют ученые. Можно добавить, что, испытывая жажду, Иисус выказывает Свое смирение, поскольку Он выражает элементарную физическую потребность, как это сделал бы любой другой человек. И в этом Иисус солидарен с теми, кто находится в расцвете сил или при смерти, кто здоров или болен, кто мал или велик, - со всеми теми, кто нуждается в глотке воды и просит о ней (ср.: Мф 10, 42). И хорошо бы уяснить себе, что любая помощь умирающему - это помощь распятому Христу!

8. Все же нельзя обойти стороной то, о чем пишет евангелист, Иисус сказал: «Жажду» - «да сбудется Писание» (ср.: Ин 19, 28). Это слово, наряду с психофизическим измерением, имеет и другое. Это снова ссылка на Псалом 22 [21]: «Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной» (Пс 22 [21], 16). В Псалме 69[68] читаем: «и в жажде моей напоили меня уксусом» (69 [68], 22).

Слова псалмопевца относятся к физической жажде, однако в устах Иисуса они затрагивают мессианский аспект крестных страданий. Умирающий Христос жаждет иного питья, нежели вода или уксус, как тогда, когда вблизи города Сихарь Он попросил самарянку: «Дай Мне пить» (Ин 4, 7). Тогда физическая жажда была символом, выражающим иную жажду - жажду обращения этой женщины. Сейчас, на кресте, Иисус жаждет нового человечества, которое должно вырасти из Его жертвы, чтобы исполнилось Писание. Поэтому евангелист связывает возглас, выражающий «жажду» Иисуса, с Писанием. Жажда умирающего на кресте Христа - окончательное выражение жажды крещения, которое Он должен принять, и огня, который должен возгореться на земле, - жажды, о которой Он говорил при жизни. «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие не совершится! (Лк 12, 49-50). Теперь это желание исполняется. Иисус подтверждает горячую любовь, вызывающую Его жажду принять это наивысшее «крещение», дабы нам всем открыть источник воды, истинно утоляющей жажду и спасающей (ср.: Ин 4, 13-14).

30. 11. 1988

10. ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА ХРИСТА НА КРЕСТЕ:

 «СОВЕРШИЛОСЬ!.. ОТЧЕ! В РУКИ ТВОИ...»

1. «Совершилось!» (Ин 19, 30). Согласно Евангелию от Иоанна, это слово Иисус произнес перед самой смертью. Это Его последнее слово. В нем выразилось осознание Иисусом того, что Он до конца исполнил дело, для которого был послан в мир (ср.: Ин 17, 4). Обратим внимание: это не столько осознание того, что осуществлены Его личные планы, сколько ощущение, что исполнена воля Отца, до конца выражено послушание Ему вплоть до Самопожертвования на кресте. Таким образом, умирающий Христос показывает нам, чем должна являться смерть каждого человека: она должна быть венцом того дела, которое поручено каждому для исполнения Божественного замысла. Согласно христианскому пониманию жизни и смерти, люди призваны к полному исполнению воли Отца, а смерть - последний и заключительный акт исполнения этой воли. Этому нас учит Христос с высоты креста.

2. «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк 23, 46). Согласно евангелисту Луке, таким был второй возглас Иисуса на кресте (ср.: Мк 13, 37; Мф 27, 50). Сперва Он воскликнул: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк 15, 34; Мф 27, 47). Второй возглас как бы дополняет первый, это плод молитвенных размышлений. Лишь минуту назад Иисус чувствовал, что Отец покинул Его, и это причиняло Ему страшную боль. Теперь же Его душа откликается так, как это единственно возможно для Человека, Который является «возлюбленным Сыном» Божиим: Он полностью отдает Себя в руки Бога.

Иисус выразил это словами из Псалма 31 [30] - псалма скорбящего праведника, в котором предсказывается освобождение и воздаются благодарения за это Богу: «В Твою руку предаю дух Мой; Ты избавлял меня, Господи, Боже истины» (Пс 31 [30], 6). Во время агонии, но находясь в сознании, Иисус вспоминает и с трудом произносит этот стих, который Он часто повторял при жизни. Однако в устах Иисуса слова эти, как написано в Евангелии, обретают новый смысл.

3. Призывом «Отче» (Авва) Иисус придает Своему возгласу значение сыновнего упования. Он умирает как Сын. В полной гармонии с волей Отца, Сын исполняет порученную Ему Отцом миссию любви.

В стихах псалмопевца страдающий и охваченный несчастьем человек препоручает свою душу Богу, чтобы избежать угрожающей ему смерти. Иисус же принимает смерть и, вверяя Свою душу Отцу, проявляет послушание и упование на новую жизнь. Следовательно, Его Самодарование Отцу является более полным, смелым, решительным и окончательным, оно сильнее проникнуто духом жертвенности.

4. Как мы уже сказали, второй возглас Иисуса был дополнением первого. Сравним оба текста и посмотрим, что нам дает их сопоставление. Прежде всего проанализируем эти тексты с точки зрения языка, семантики.

Термин «Бог» из Псалма 22 [21], употребленный в первом возгласе, использован как призыв, который может выражать чувство потерянности перед лицом собственной ничтожности, ощущение покинутости Богом, воспринимаемым в Его трансцендентности («Святой», Вечный, Неизменный), а также чувство отдаления от Бога. Во втором возгласе Иисус употребляет слова из Псалма 31 [30]. Обращаясь к Богу как к Отцу (Авва), Иисус использует Свое излюбленное определение, прекрасно выражающее сокровенность взаимосвязи между сердечностью Отца и преданностью Сына.

Более того, в первом возгласе Иисус задает Богу вопрос: «для чего?» Конечно, Он делает это с чувством глубокого уважения к Его воле, власти и бесконечному величию. Однако Он не скрывает и ужаса, вполне объяснимого для человека перед лицом именно такой смерти. Теперь же, во втором возгласе, находит свое выражение полное упования предание Себя в руки мудрого и доброго Отца, с любовью все предначертавшего и с любовью всем руководящего. Издавая этот вопль, Христос переживал момент подавленности, чувствуя Себя беззащитным и покинутым всеми, даже Богом. Страшный момент! Но через минуту подавленность все же преодолевается благодаря Самодарованию Себя Отцу, близкое и заботливое присутствие Которого Иисус ощущает всем Своим Существом, ибо и на кресте Он - в Отце, как и Отец - в Нем (ср.: Ин 10, 38; 14, 10 и след.).

5. Чтобы понять слова, произнесенные Иисусом на кресте, их следует рассматривать в контексте того, что Он Сам возвещал в прошлом, предсказывая Свою смерть и благовествуя о предназначении человека к новой жизни. Смерть для всех является переходом к существованию в ином мире. Более того, для Иисуса это - предвестие Воскресения из мертвых, которое наступит на третий день. Итак, смерть всегда означает распад всего того, из чего состоит человек, и это не может не вызвать чувства протеста. Но сразу же после первого возгласа Иисус с великим внутренним спокойствием предает Свою душу в руки Отца в ожидании новой жизни, а также - Воскресения из мертвых, которое станет венцом пасхальной тайны. Таким образом, после всех телесных и душевных страданий Иисус принимает смерть как переход в состояние вечного покоя «на лоне Отца», к Которому была направлена вся Его жизнь.

6. Своей смертью Иисус открывает, что человек в конце своей жизни не приговорен погрузиться во тьму, в экзистенциальную пустоту, в бездну небытия, но он приглашен на встречу с Отцом, к Которому он стремился в течение жизни путем веры и любви и Который в час смерти человека принимает его в Свои объятия. Такое самодарование, как это мы видим и на примере Иисуса, означает полное самопожертвование души, которая принимает разъединение с телом и земной жизнью, но умирающий знает, что в объятиях Отца, в Его сердце он обретет новую жизнь, сопричастность жизни Самого Бога в тайне Пресвятой Троицы.

7. В неизреченной тайне смерти душа Сына обретает радость славы Отца в единении Духа (являющегося любовью Отца и Сына). И в этом - «жизнь вечная», и ее образуют познание, любовь, радость и бесконечное умиротворение.

Евангелист Иоанн говорит, что Иисус «предал дух» (Ин 19, 30), а Матфей, Марк и Лука - что Он «испустил дух» (Мф 27, 50; Мк 15, 37; Лк 23, 46). Душа Иисуса вступает в блаженное погружение в лоно Пресвятой Троицы. В этом свете вечности можно хотя бы отчасти понять тайну взаимосвязи, возникающей между человеческой природой Иисуса и Пресвятой Троицей; об этом вспоминает автор Послания к Евреям, когда, говоря о спасительной действенности Крови Христовой, превышающей действенность крови животных, приносимых в жертвах Ветхого Завета, утверждает, что Христос, принимая смерть, «Духом Святым принес Себя непорочного Богу» (Евр 9, 14).

07. 12. 1988