Полимеры, которые мы потеряли

Что же произошло потом? Революция. Упразднили дворянство. Люди (кто остался и выжил) перешли в интеллигенцию, а идея ДОЛГА была передана народу (в результате появилась литература «социалистического реализма»). Триединая система сохранилась: хотя СВОБОДУ попытались «переподчинить» ДОЛГУ, формально эту ценность не отменили. Это позволило русской литературе выжить – в лучших образцах литературы «советской» и «антисоветской».

Затем, условно в девяностые годы, упразднили народ. Он одномоментно потерял представительство в литературе (и шире – в медиа) – совсем как интеллигенция в первые советские годы. Однако если «свободу» тогда никто не отменял (её просто посадили на цепь), то категории ДОЛГА и СПРАВЕДЛИВОСТИ отменили в девяностые годы как «нерыночные». Их заменили категорией успеха.

Но если справедливость и долг в народном сознании уживались, то справедливость и успех друг другу противоречат. Идея успеха – не обслуживает тех внутренних убеждений, которые сами их носители считают важными, корневыми. Литература, основанная на идее успеха, – это литература «игрушечная» (массовая, развлекательная). Корневым образом она с русским высоким самосознанием не связана. (У англо-саксов, например, связана, и Макс Вебер в много критикуемой, но всё равно необоримой книге «Протестантская этика и дух капитализма» показал, как).

В результате народ (идея долга и справедливости) в литературном фундаменте «просел», и здание начало рушиться.

Виновата ли в этом интеллигенция? Нет. Она свою часть работы делает. Более того, старается делать её лучше! Но чем больше инвестиций (интеллектуальных, творческих, организационно-структурных, финансовых) поступает в условно интеллигентскую литературную инфраструктуру, тем больше перекос, тем сильнее рушится литературное здание.

Важно учитывать, что в социальной структуре общества, в его идейном представительстве народ никуда не делся. По слухам он составляет 86 процентов… Он «сдулся» только в литературном представительстве. Значит, чтобы схему уравновесить, нужно эту составляющую накачивать. Нужно инвестировать. Но куда?

Существующая литературная инфраструктура – «союз интеллигенции и рыночников», как мы только что увидели, с задачей не справляется не потому, что ей не хватает финансовых либо интеллектуальных ресурсов. А никакой другой инфраструктуры нет. Значит, надо её создавать. Но, как опять-таки? Вот я министр или меценат, у меня миллиард рублей, кому его дать? Кем и на что он будет потрачен? Это вопрос…

 

СОМНЕНИЯ

Мы себя не знаем. Помните, есть такой литературный мотив: человек стремится в заветное место, где должно исполниться его заветное желание. Преодолевает огромные трудности, думая, что желает чего-то важного, очень значимого для всех. Скажем, мира во всём мире… А получает всего-навсего пакетик конфет. Таково было его заветное желание, а он и не подозревал об этом.

На днях участвовал в одном бизнес-тренинге. Там люди по очереди называли свои «компетенции» (умения) и ставили задачи перед своей фирмой. Я заметил: многие перечисляли не то, что умеют и считают важным они, а то, что умеют и к чему должны стремиться, по их мнению, другие. «Ведь мы одна команда», а значит, чужое умение – и моё умение тоже.

Это очень похоже на то, как мы, рассуждая о политике, требуем от Президента ввести «мобилизационную экономику». «Не, ну как можно не понимать, что без этого – край!» Но это же не значит, что лично я хочу вот прямо сейчас перейти на шестидневную рабочую неделю, вдвое сократить оплачиваемый отпуск и отправиться работать на стройку или завод. Нет, это должно произойти «вообще», а значит, сделать это должны другие…

Например, пусть придут в Минкультуры и Агентство по средствам массовой коммуникации «правильные люди» и всё устроят. А «правильные» – это какие? Для кого «правильные»? И как они туда придут? Кто назначит? И почему?

Пару лет назад во время встречи писателей и учителей русского языка и литературы с Президентом (во время которой было объявлено о грядущем «Годе литературы») я прислушивался к разговорам и думал: «Все об одном: дайте, дайте, нужно это, нужно то… Почему никто не спрашивает Президента о том, что ему от нас нужно?» Ну, известно же: не спрашивай, что страна дала тебе, спроси, что ты можешь дать стране…

В итоге «Год литературы» провели «как обычно» – выделили бюджет, попилили, отчитались. Стоило ли затеваться?

Ну, как минимум, ради двух вещей стоило. Во-первых, «Год литературы» показал, что никакой другой литературы, кроме «книжного бизнеса» в стране нет. Вернее, нет представления ни о какой другой «литературе» у тех, кто ею занимается. Включая писателей и критиков – всех мёдом не корми, дай подолдонить о «рынке». Научились…

А во-вторых, это был контрольный замер. Который показал: инвестировать в литературу нельзя. Нет «пары толковых полковников», на которых можно было бы опереться. Были бы – проявили себя. А их нет. Ни людей, ни структур.

И встреча Президента с писателями была не для того, чтобы накачать энтузиазмом нерадивых сотрудников. А для того, чтобы выяснить, есть ли в литературной среде явления и тенденции, на которые можно опираться в национальном строительстве. Встреча показала, что нет. Ну, подождём… Президент-то терпелив, как змея.

 

ЧТО ДЕЛАТЬ?

На нашей памяти существовало два способа управления литературой: государственный (политический) и рыночный (экономический).

В первом случае перед литературой ставятся конкретные задачи, под них разрабатывается система позитивного (гонорары, дачи, дома творчества) и негативного (запреты, гонения, репрессии) стимулирования.

При этом чем сильнее «управляется» литература (чем больше ей ставят задач, чем сильнее её накачивают деньгами, почестями и обязанностями, лишая облагодетельствованных писателей мотивации), тем больше «качественного контента» уходит в неуправляемую зону подполья. Надавили на тюбик, – содержимое ушло. 

Второй способ управления литературой – «рыночный» или «экономический». Если в первом случае камнем преткновением была полезность, то тут им стала эффективность. Как не может вся литература быть полезной для общества строителей коммунизма (и оценивать её по этому критерию нельзя), так не может она вся быть и экономически успешной. И по этому критерию оценивать её нельзя тоже. Проще говоря нужно издавать и распространять книги, которые никогда «не отобьются» (не окупятся). А для коммерческого издательства это всё равно что для советского государственного – издавать антисоветчину. «Понимаю, что правильно, но... не могу». Рынок заточен под «эффективную» литературу, с этим ничего не поделаешь, исключения подтверждают правило. Значит, опять – уход в подполье.

Третий способ управления зарождается на наших глазах. Два симптома. Первый – всплеск популярности всевозможных «литературных курсов», школ обучения писательскому мастерству, очных и заочных, коммерческих и очень коммерческих, шарлатанских и не очень шарлатанских. Второй симптом – появление «виртуальных издательств» (выпустить свою книгу из дома, не вставая со стула, нажав кнопочку в интернете). Это происходит на волне литературного кризиса, заметим. Когда люди «перестали читать». Но писать-то, оказывается, они не перестали!

Что это за ситуация – когда у читателей кризис, а у писателей бум?

«Кризис перепроизводства»?

Но перепроизводства чего? Не книг же. Литературные «курсанты» не книги пишут, да и продукт виртуальных издательств – не книги в привычном смысле. Это, как правило, электронные тексты, выброшенные на прилавки электронных магазинов, как бутылка с Робинзоновым письмом – в море. Кто его выловит и прочтёт и выловит ли вообще – неизвестно.

Это история не экономическая. Это история про ПОТРЕБНОСТЬ В КОММУНИКАЦИИ. Человеку надо «выписаться» – прокоммуницировать с космосом, запустив в него свой медный грош, и… найти родственную душу. Читатель – это кто-то вроде виртуального друга в социальной сети. Только если в соцсети общение адресное, то тут мы запускаем медный грош вслепую, абы куда, наудачу. 

Структурированность книжного рынка вроде бы повышает эффективность таких запусков (вы написали исторический роман, и он лёг на полки с историческими романами – для ценителей соответствующего жанра), но всё равно это оперирование невнятными множествами.

А что если литературу превратить в подобие соцсети?

Представим себе сервис, позволяющий автору видеть каждого приобретателя своего текста. А читателю – напрямую связаться с автором сразу же и там же, где текст прочитан.

В этой картинке есть что-то раздражающее. Писатель пишет не для публики, а для Бога.

А если сказать так: писатель пишет для Друга?

Для единомышленника, для того, кто чувствует и понимает мир так же, как ты, и хочет сделать для ВАШЕГО С НИМ мира что-то хорошее?

Например, он так же, как вы, озабочен восстановлением в правах русской литературы...

Тогда, если предположить, что читатели «хорошей литературы» никуда не делись, «просто затаились на время», перестали ходить в книжные магазины, где для них ничего СВОЕГО, родного, единомышленного нет (или почти невозможно найти), и точно так же никуда не делся «настоящий» писатель – просто был вытеснен с рынка «эффективностью»…

...то такой сервис будет для них местом встречи.

К нему можно «прикрутить» литературные премии, конкурсы, книжные ярмарки, выставки и всё прочее, из чего состоит современный «литературный процесс», – но с одной существенной разницей: всё это будет направлено не на обслуживание «книжного рынка» и стимулирование «продаж», а на обслуживание объединяющей участников процесса идеи. По очень простой причине. Традиционная книга стоит очень дорого: типография, транспорт, склад, магазин, реклама, маркетинг – и всё это нужно «отбить». Описываемому сервису «отбивать» ничего не нужно. Он собирает вместе: авторов, читателей, редакторов, корректоров, художников, критиков, других специалистов – и даёт им возможность между собой договориться. В том числе – о цене их услуг.

На государственном языке это называется «оптимизацией», – взвалить расходы на конечного получателя услуг. Если такая система заработает, она будет представлять собою голую эффективность.

А мы потеряем возможность кивать на «рынок» как на погубителя хорошей литературы.

 

***

Сервис, о котором я тут мечтаю, сегодня создаётся. Не буду его называть: мои рассуждения – не для рекламы. Да и толку от такой рекламы было бы, как от воробьиного чириканья. Будет лучше, если вы сами что-то услышите и догадаетесь – это оно.

В заключение же хочу напомнить эпизод из известного фильма. Биржевой брокер предлагает разным людям продать ему ручку. Достаёт из кармана ручку, протягивает собеседнику и просит – продай её мне. Собеседники начинают мямлить: ну-у, это очень хорошая ручка, она удобная, стильная… и так далее.

Это то, чем занимается наша современная «литературная мысль».

Это – слёзы.

Что сделал в фильме тот, кто эту ручку в конце концов «продал»? Он сунул её в карман и сказал герою: «Запиши мне на салфетке своё имя». – «Но у меня нет ручки…» – ответил тот.

«– А у меня есть».

Этим и ограничимся. Хватит ждать у моря погоды и ратовать «за всё хорошее». Просто включайтесь в процесс. Да, серьёзному русскому человеку он кажется пустяками, игрой. Это естественно.

Русская литература и начиналась – как баловство.

Всё от людей зависит.