И Юго-Западного направления и прочая, прочая, прочая –

Никита Сергеевич Хрущев

Никита Хрущев был встревожен, и эту тревогу вызывало совсем не положение на фронтах. Отнюдь. Что-то непонятное творилось в Верхах… Усатый (Сталин) уже две недели не появлялся в своем кремлевском кабинете, окопавшись на ближней даче в Кунцево, и затевал он там что-то такое, отчего на голове Никиты Сергеевича, почти облысевшей, дыбом вставали последние волосы. Против ожидания, с началом войны Усатый не растерялся, не умалил свой авторитет, установив коллегиальное правление кучки «товарищей», а, наоборот, начал энергично подгребать все под себя. Теперь он Верховный Главнокомандующий, Нарком Обороны и Председатель Государственного Комитета Обороны, высшего мобилизационного органа страны. То, что предсовнаркомом и наркомом иностранных дел по-прежнему остается Молотов – это чистой воды формальность. Каменная задница [137] по своей натуре несамостоятелен и является преданнейшим соратником Усатого, играя вместе с ним в одну игру.

В первую очередь тревожная информация идет как раз из НКИДа. Десять дней назад Молотов участвовал в каких-то сверхсекретных переговорах, после чего в реестр входящих бумаг было вписано какое-то Соглашение о Присоединении, которого, кроме Молотова и самого Сталина, никто пока и в глаза-то не видел. Опять же – то, что у Усатого появились секреты от ЦК, наводит на мысль о грядущее бонапартистском перевороте. На помощь в этом деле прочих товарищей надеяться бессмысленно. Они крайне напуганы неожиданными успехами германцев и с радостью вручили Усатому практически диктаторские полномочия, чтобы тот вытянул их шкуры из этой задницы. Никто ведь не догадывался, что вместо легкого щелчка по носу, который должен был поставить Усатого на место, Гитлер начнет против СССР войну на уничтожение, воплощая совершенно безумный план завоевать одну шестую часть суши всего за шесть недель.

В тридцать седьмом, когда единомышленники Никиты Сергеевича сумели раскрутить торнадо репрессий, имея в виду возможность обвинить и уничтожить своего главного врага, он сумел повернуть ситуацию к своей пользе и вместо того чтобы пасть, еще сильнее укрепился на своем месте. Напротив, многие из тех, кто затевал это дело, рьяно обличая и требуя крови «врагов народа», в итоге сами оказались троцкистами, террористами и контрреволюционерами, бесследно сгинув в жерле ими же отлаженной мясорубки. Но Никита Сергеевич о них не жалеет. Чем меньше останется в живых людей, которые знают о его истинном «Я», тем лучше. Не жалеет он и о генерале армии Павлове (судя по всему, арестованном прямо на приеме у Усатого), не пожалеет и еще одного «соратника» – маршала Тимошенко, которого уже сняли со всех постов и направили в распоряжение кадров РККА. Обычно это только первая ступенька на пути в ад. Единственный человек, о котором беспокоится Хрущев и о ком он будет жалеть в случае безвременной утраты – это он сам, дорогой Никита Сергеевич.

Хотя здесь, в Киеве, пока еще далеком и от Москвы, и от линии фронта, Первый секретарь ЦК КП Украины чувствовал себя в абсолютной безопасности. Если в первую неделю войны еще был шанс попасть под шальную немецкую бомбу, то теперь налеты полностью прекратились и столица Советской Украины зажила почти мирной размеренной жизнью. Мобилизация военнообязанных и эвакуация части предприятий в глубокий тыл – не в счет. При этом на оставшемся на месте оборудовании выпуск военной продукции только увеличивается. Страшно другое… В любой момент может последовать вызов в Москву, встреча с Лаврентием, заседание тройки, клеймо «враг народа» и расстрел – после чего мир вообще и СССР в частности забудут о существовании товарища Хрущева, как будто его никогда и не было. Так уже было с Бухариным, Рыковым, Зиновьевым, Каменевым, Пятаковым, Ежовым, Ягодой, Тухачевским, Якиром и многими другими. Каждый из них был в свое время «на коне», каждый мнил себя пупом мира, но все они были осуждены, прокляты и бесследно сгинули в отлаженной Усатым кровавой мясорубке. И только вовремя слинявший Троцкий что-то трындел об измене делу социализма из своей далекой мексиканской эмиграции, но тоже дотрынделся до удара ледорубом по маковке. У Усатого длинные руки – дотянулся и там, невзирая на удаленность и частную охрану, составленную из вооруженных до зубов головорезов.

И вроде бы при всем этом нет никаких заметных признаков опасности, его люди в НКВД [138] не поднимают тревогу и не сообщают о том, что хряк в пенсне (Берия) начал его разработку, но все равно в воздухе висит какое-то ощущение безысходности и тоски. Наверное, все дело в том, что прочие московские «соратники», часть из которых он считал идейно близкими, а часть просто попутчиками, перестали ему названивать, интересоваться его мнением по военным и политическим вопросам. И вообще, у дорогого Никиты Сергеевича возникло острое ощущение полной изоляции, как у мыши, которую накрыли стеклянным стаканом. Все видно, но вокруг невидимая стена и полная тишина, снаружи не доносится ни звука. В первую очередь Хрущева беспокоило, что нет никакой информации о судьбе арестованного генерала Павлова. Вообще-то он уже, не посвящая в подробности, уговорил Мехлиса заняться этим делом, чтобы тот быстренько загнал всех фигурантов под расстрел и таким образом сунул концы в воду. Но тот неожиданно получил от Усатого от ворот поворот. Мол, нишкни, Лев, этим делом уже занимаются весьма серьезные люди, а им помогать – это только дело портить…

Но самым главным для Хрущева было то, что он оказался отстранен от того узкого круга людей, который в СССР принимал все судьбоносные решения. Он не попал ни в состав Ставки Верховного Главнокомандования, ни в Государственный Комитет Обороны. Что такое по сравнению с этим должность Члена Военного Совета Юго-Западного фронта? Дела на Украине, конечно, обстоят гораздо лучше, чем в Белоруссии, где бои уже идут в самом Минске, а на московском направлении враг продвинулся аж до Борисова. А тут разогнавшиеся было немецкие танки в последние дни были вынуждены немного притормозить, [139] в результате чего вражеское наступление увязло на линии Новоград–Волынского УРа, где несколько дней продолжаются ожесточенные бои и враг оказывается не в состоянии продвинуться в направлении Киева ни на шаг.

Но все равно, с точки зрения влияния на политику и укрепления авторитета, Юго-Западный фронт – это тупик. Основные решения принимаются совсем в другом месте, куда ему, Хрущеву, нет доступа. Разве что просто сесть в самолет, прилететь в Москву и напроситься к Усатому на прием. Ведь как Первый Секретарь КП Украины и Член Политбюро он вполне имеет на это право. Правда, в свете того, что идет война, такой шаг могут счесть непозволительным нарушением дисциплины, но резкий оклик Усатого «пшел вон, дурак!» все же лучше томительной неизвестности. Ведь он всего лишь безобидный «клоун» – глупый и исполнительный, который, если хочешь, гопака спляшет, а если надо, расстреляет двадцать-тридцать тысяч врагов народа – пусть только ему скажут, как их искать.

Главное – это пережить Усатого, оказавшись к моменту его смерти у самой вершины пирамиды, то есть сохранив свое место члена Политбюро ЦК ВКП(б). И как только это случится, со всем накопленным опытом и связями нужно сразу вступить в борьбу за власть. И только тогда и только потом все узнают, каков он на самом деле – дорогой Никита Сергеевич Хрущев… Все страхи, все обиды – все-все-все – он выместит на тех, кто смеялся над ним и показывал пальцем. А у самого главного своего врага он обязательно спляшет на могиле, низвергнув и развенчав дело всей его жизни. Лишь бы дожить до смерти Хозяина, а там хоть трава не расти. Поэтому пока высовываться рано. Надо заслать кого-нибудь чином поменьше с малозначащим делом в Москву и распорядиться, чтобы заодно разведал обстановку. Да и дело такое есть. На юге Украины, куда еще не дошли немецкие войска, со времен царицы Екатерины живут немцы-колонисты. Надо бы знать позицию Москвы – их уже можно прижать к ногтю (немцы ведь), или пока рановато?

* * *

Июля 1941 года, полдень

Сарны, штаб 48-го моторизованного корпуса вермахта

Командующий корпусом генерал танковых войск Вернер Кемпф

Два дня назад наш корпус оставил свои позиции у города Новоград-Волынский и теперь совершает фланговый маневр своим ходом по местным рокадным дорогам. Таков приказ фюрера. В полосе группы армий «Центр» сложилась тяжелая обстановка, и нас перебрасывают им на помощь. Уму непостижимо! Кто же мог подумать, что почти разбитые большевики сумеют, огрызнувшись, отрезать от снабжения и разгромить 2-ю панцергруппу Гудериана и безнаказанно уйти в леса. Теперь нам, вместе с 41-м мотокорпусом генерала Рейнгарта, предстоит ни много не мало заместить в наступлении на Москву 46-й и 47-й моторизованные корпуса, выпавшие в силу неодолимых обстоятельств. Такая перегруппировка означает, что и Киев, и Петербург уже не входят в список ближайших целей, ибо теми подвижными соединениями, что еще остались в составе групп армий «Север» и «Юг», сопротивление большевиков не сломить.

Что касается большевиков, то они уже опомнились от растерянности, вызванной внезапностью нашего нападения, и теперь дерутся стойко и яростно. А тут еще и так называемые «белые демоны», которые, маясь от скуки (люфтваффе-то больше нет), по несколько раз в день парами появляются над нашими колоннами. Если раньше они время от времени обстреливали нас лучами смерти, нанося минимальные потери, то теперь взяли обычай довольно метко (не хуже чем «штуки») кидаться бомбами калибром в двести пятьдесят килограмм. Сами колонны панцеров, артиллерии и грузовиков они таким образом атакуют достаточно редко, ибо эффективность таких атак сомнительна, зато их излюбленной целью становятся разного рода переправы, попадающиеся на нашем пути – их они разбивают бомбами с пугающей регулярностью. Хорошо, что лето стоит жаркое и сухое, большинство местных речек обмелели, так что их можно перейти не замочив ног – так что мы просто идем в обход разбитых переправ вброд. Это в любом случае замедляет ход движения, ибо там, где пройдут панцеры и полугусеничные тягачи, не всегда проходят грузовые автомашины. Застрявший транспорт приходится брать на буксир гусеничными тягачами, и от этого продвижение вперед отнюдь не ускоряется.

При этом иногда «белые демоны» занимаются пропагандой, и тогда из их бомболюков вместо бомб летят тугие пачки агитационных листовок – облаками белого пуха они красиво разлетаются над нашими колоннами. «БЕРЕГИСЬ, МЫ ИДЕМ!» и «СДАВАЙСЯ, ИЛИ УМРИ!» – написано на этих листовках крупным готическим шрифтом. И если сначала такие сообщения вызывали в нашем непобедимом воинстве только смешки, то теперь после каждого удара по мостам или обстрела лучами смерти эти листовки начинают навевать на солдат уныние. Ведь это не большевистская пропаганда, взывающая к абстрактной пролетарской солидарности, которой у расы господ по отношению к унтерменшам не может быть в принципе, а вполне понятный посыл к инстинкту самосохранения. Всего за несколько дней «демоны» почти полностью уничтожили люфтваффе, в результате чего вот уже несколько дней над нашими головами не появлялся ни один немецкий самолет; и вот теперь они грозят, что та же участь ждет и сухопутные войска. «Демоны» выглядят вполне компетентными вояками для того, чтобы привести свою угрозу в исполнение, и многие уже стали задумываться над тем, чем может окончиться этот так красиво начавшийся поход на Восток. Ведь в итоге может получиться так, что живые позавидуют мертвым, ведь мертвому уже ничего не надо, а тем, кто выживет на этой войне, придется испытать позор и унижения со стороны победителей.

Не знаю, может, это и не только пропаганда. Нам тут, в группе армий «Юг», не известны вообще никакие подробности по поводу того, что конкретно произошло в полосе ответственности группы армий «Центр». Очевидно, только то, что вермахт потерпел неожиданное и очень обидное поражение от разрозненной и дезорганизованной большевистской группировки, которая вдруг передумала спасаться бегством, а вместо того решила атаковать – и сделала это в самом уязвимом месте. Если мне кто-то скажет, что какой-нибудь русский генерал сам мог отдать такой неожиданный приказ, а все остальные ему так просто подчинились, то я засмеюсь этому человеку в лицо. Да быть такого не может! Даже в германской армии на это способен далеко не каждый командир, а уж у русских таковых нет и подавно. Наверняка в этом деле не обошлось без демонов; но какова конкретно была их роль, мы не знаем. Группы армий «Юг» и «Центр» – это как две разных планеты. Между нами леса и непролазные болота, через которые проходит всего несколько дорог, поэтому у нас нет единого фронта и единого театра военных действий. О том, что происходит у них, мы узнаем только из сводок ОКХ, и ровно столько же старшие офицеры группы армий «Центр» знают о нас.

И вот нам приказано сделать невозможное – пройти всем мотокорпусом по узкой петляющей среди рек и болот дороге для того, чтобы занять свое место на правом фланге группы армий «Центр». Но от цели нас отделяют не только реки и болота. В той местности скопилось достаточное количество отступающих на восток большевистских войск. Совсем не исключено, что как только мы войдем в леса, это войска, как неистовые берсеркеры, примутся кидаться на нас по приказу той же силы, которая из таких же разрозненных отступающих отрядов собрала группировку, сумевшую разгромить панцергуппу Гудериана. Когда большевики хорошо мотивированы, то, как я уже говорил, они сражаются подобно неистовым берсеркерам викингов, бросаясь с гранатами под наши панцеры. А когда такой мотивации нет, они бегут как зайцы, с размаху перепрыгивая через полосы долговременной обороны, за которые можно было бы хотя бы попробовать зацепиться, при этом даже не задумываясь над тем, чтобы обернуться и оказать нам сопротивление. Очевидно, что «демоны» сумели создать такую мотивацию, что обещанное наказание за неисполнительность кажется большевистским солдатам страшнее смерти. [140]

Дополнительно наше положение осложняет то, что между Сарнами, где мы сейчас находимся, и городом Слуцком, где нам предписано соединиться с частями 4-й армии, нет ни одной контролируемой нами железнодорожной станции, [141] откуда наш корпус смог бы получать снабжение. Поэтому наш корпус останется тут, в Сарнах, на сутки или на то время, [142] которое потребуется, чтобы интенданты получили на станции положенное снабжение. Нам не приходится уповать на то, что все необходимое повезут за нами вслед. Мелкие отряды большевиков, которые не рискнут атаковать хорошо вооруженные воинские подразделения, с удовольствием обрушатся на следующие за нами автоколонны снабжения. Таким образом, получается, что если нас впереди ждут трудности, то для их преодоления мы сможем рассчитывать только на то топливо, боеприпасы и продовольствие, которые повезем с собой.

* * *