Собор русских архиереев весной 1666 года

Чтобы обеспечить нужное поведение российских архиереев на предстоящем большом церковном соборе, царь лично провел серию подготовительных мероприятий. Прежде всего, Алексей Михайлович потребовал от архиереев и настоятелей крупнейших монастырей дать ему письменный за собственноручной подписью ответ на три вопроса:

-Как относиться к четырем восточным патриархам?

-Как относиться к греческим книгам и обрядам?

-Как оценивать решения никонианского собора 1654 года, поддержавшего курс на церковные реформы в России?

Иными словами, архиереям было предложено покориться царской воле, вполне ясно переданной им Илларионом, Павлом и Иоакимом, или открыто, письменно засвидетельствовать свое сопротивление самодержцу. Смельчаков не нашлось.

Каждый из опрошенных согласился, что необходимо чтить православных восточных патриархов, их книги и обряды, и признал обязательными решения собора 1654 года.

Заручившись письменными ответами участников, 29 апреля 1666 года царь Алексей Михайлович открыл в Кремле собор русских архиереев. В своей речи он изображал плачевное состояние церковных дел и призывал ревностно потрудиться для наведения в церкви порядка. Царь особо обрушился на староверов, обвиняя их в богохульстве и мятеже и предупреждая собравшихся против «небрежения» в искоренении этих «дьявольских плевел». Затем царь говорил, что он, размышляя и прилежно заботясь об утолении мятежа церковного, с особою помощью Божиею нашел в своей царской сокровищнице «бесценный бисер, преизрядное и преугодное opyдие на искоренение расколов, боговдохновенную книгу, Хризовул именованную», которая представляла из себя не что иное, как решение цареградского собора 1593 года об учреждении в России патриаршества, где сполна приведен символ веры. Хризовул зачитывался на соборе 1654 года Никоном в присутствии государя, который, следовательно, уже ранее слышал и хорошо знал Хризовул «и вновь открывать его с особою Божиею помощью как что-то неизвестное, не имел нужды»[10].

В знак покорности царской воле каждый участник собора русских архиереев должен был поцеловать греческую книгу, что присутствующие и осуществили, Успокоенный этим «единодушием», царь мог позволить себе не участвовать в следующих заседаниях собора, на котором главную роль играли Павел, Илларион и Иоаким. На втором заседании собора архиереи обрушились на вятского епископа Александра - известного своемыслием и даже позволявшего себе осуждать никонианские книжные исправления. Запуганный епископ принужден был униженно каяться и дать письменное отречение от своих взглядов. Следующие заседания посвящались «увещеванию» сторонников старого обряда, из ссылок и тюрем свозившихся к Москве. «Обработка» вождей староверов продолжалась специально назначенными людьми и между соборными заседаниями, причем, согласно указанию Алексея Михайловича, духовные власти старались действовать в примирительном духе, уговаривая если не принять новый обряд, то, по крайней мере, не хулить его. Старообрядцы в своих сочинениях неоднократно признавали, что власти беседовали с ними «тихо», уважительно, «кротко». Даже неистовый Аввакум записал, как ему говорили: «Долго ли тебе мучить нас? Соединись с нами, Аввакумушко!»  - Я отрицаюся, - продолжал протопоп, - как от бесов, а оне лезут в глаза! Скаску им тут с бранью с большою написал... И в Крестовой, стязався власти со мною, ввели меня в соборной храм и стригли... потом и проклинали; а я их проклинал супротив; зело было мятежно в обедню ту тут!»

Позиция собора, сводившаяся к прекращению открытой вражды внутри церкви и постепенному внедрению новых обрядов и книг, была четко выражена в обширном соборном воззвании к пастырям церкви. В нем указывалось на необходимость водворения более строгого благочиния в церковной службе, исполнении церковных треб и поведении священнослужителей, поскольку именно деятельность духовенства щедро снабжала староверов материалом для критики официальной церкви. Собор не ограничился общими пожеланиями, но сделал немало конкретных распоряжении для укрепления благочиния.

Когда примерно через месяц после первого заседания собор русского духовенства завершил свою работу, большой шаг в деле преодоления возможности раскола церкви был сделан. При этом, как и планировал царь Алексей Михайлович, лидеры старообрядцев были осуждены и лишены возможности восстановить свое влияние в церковных кругах.

Царь и его правительство опять оказались прозорливыми и правильно предвидели развитие событий.

Как и предвидел царь, в ответственейший момент подписания соборного осуждения патриарха Никона русские архиереи взбунтовались. Илларион и Павел показали, что они выступали марионетками самодержца прежде всего из тактических соображений. Под их предводительством многие архиереи отказались ставить подписи под приговором Никону, пока собор не утвердит главную идею низвергаемого патриарха - о независимости духовной власти от светской! Этот удар, не окажись светские власти подготовленными к нему, мог бы принести самодержавию немало затруднений и, кто знает, возможно, изменить дальнейшую историю России. По понятным соображениям сведения о бунте архиереев не были включены в деяния большого собора, однако события эти подробно описаны советником восточных патриархов Паисием Лигаридом в сочинении о суде над Никоном, в котором он принимал самое активное участие, отстаивая интересы самодержавия».[11]