Вернись на этот детский плач

 

 

Вернись на этот детский плач,

Звенящий воем вьюг,

Мой исповедник, мой палач,

Мой задушевный друг.

 

Пусть все надежды, все тщеты,

Скользящие с пера,

Ночное счастье — только ты

До раннего утра.

 

Прости мне бедность языка,

Бессилие мое,

И пребывай со мной, пока

Я доскажу свое

 

 

Ты смутишься, ты заплачешь

 

 

Ты смутишься, ты заплачешь,

Ты загрезишь наяву.

Ты души уже не спрячешь

По-июльскому — в траву.

 

И листы свои капуста

Крепко сжала в кулаки,

И в лесу светло и пусто,

И деревья — высоки.

 

Раскрасневшаяся осень

Цепенеет на бегу,

Поскользнувшись на откосе

В свежевыпавшем снегу.

 

 

Упоительное бегство

 

 

Упоительное бегство

Прямо с поезда — и в лес,

Повторять лесные тексты

Ускользающих чудес.

 

То, на что способны астры,

Пробужденные от сна,

То, что лилий алебастру

Сообщает тишина.

 

То, что каждое мгновенье

Изменяет вид и цвет.

Для его изображенья

И возможности-то нет.

 

Может — это просто звуки

В совершенстве чистых нот,

Как цветы, сплетают руки,

Затевая хоровод.

 

Старой тайны разрешенье,

Утвержденье и ответ

В беспорядочном круженье

Этих маленьких планет.

 

Над развернутой бумагой

Что-то тихо прошуршав,

Наклоняются, как флаги

Не знакомых мне держав.

 

И сквозь ветви, как «юпитер»,

Треугольный солнца луч

Осветит мою обитель

До высот нагорных круч.

 

Вот и сердцу легче стало,

Ветра теплая рука

По листу перелистала

Книгу клена-старика.

 

 

Мне все мои болезни

 

 

Мне все мои болезни

Давно не по нутру.

Возьму я ключ железный

И сердце отопру.

 

Открою с громким звоном,

Со стоном и огнем.

Паду земным поклоном,

Заплачу о своем —

 

О всем, что жизнь хранила,

Хранила, хмуря бровь,

И вылила в чернила

Темнеющую кровь.

 

Химический анализ

И то не разберет,

Что вылилось, как наледь,

Не всасываясь в лед.

 

 

Зимний день

 

 

Свет, как в первый день творенья,

Без мучительных светил

И почти без напряженья

Пресловутых вышних сил.

 

Будто светит воздух самый,

Отражая светлый лед,

И в прозрачной райской драме

Освещает людям вход.

 

Там стоят Адам и Ева,

Не найдя теплей угла,

Чем у лиственницы — древа

Знания добра и зла.

 

 

Сольвейг

 

 

Зачем же в каменном колодце

Я столько жил?

Ведь кровь почти уже не бьется

О стенки жил.

 

Когда моей тоски душевной

Недостает,

Чтобы открыть для воли гневной

Пути вперед.

 

И только плеть воспоминаний

Бьет по спине,

Чтобы огни былых страданий

Светили мне.

 

Навстречу новым униженьям

Смелей идти,

Ростки надежд, ростки сомнений

Сметя с пути.

 

Чтобы своей гордилась ролью

Века, века

Лесная мученица — Сольвейг

Издалека.

 

 

Опять сквозь лиственницы поросль

 

 

Опять сквозь лиственницы поросль

Мне подан знак:

Родных полей глухая горесть —

Полынь и мак.

 

Я притворюсь сейчас растеньем,

Чтоб самому

Понять всю подлинность цветенья.

И я — пойму.

 

Все, что лежит в душе народной,

В душе земной,

Сейчас у края преисподней

Навек со мной.

 

Мне не дано других решений,

Иных путей,

Иных надежд, иных свершений,

Иных затей.

 

Я на лесной расту тропинке,

От мира скрыт.

Единой маковой росинкой

Я буду сыт.

 

Я знаю — сердце не остынет

От злых обид,

Пока сухой язык полыни

Еще шуршит.

 

 

Все людское — мимо, мимо [35]

 

 

Все людское — мимо, мимо.

Все, что было, — было зря.

Здесь едино, неделимо

Птичье пенье и заря.

 

Острый запах гретой мяты,

Дальний шум большой реки.

Все отрады, все утраты

Равноценны и легки.

 

Ветер теплым полотенцем

Вытирает щеки мне.

Мотыльки-самосожженцы

В костровом горят огне.

 

 

Воспоминание

 

 

Соблазнительные речи

До рассветных янтарей.

Новый день — судьбе навстречу

По следам богатырей.

 

Жизни сказочное зелье,

Выпитое за углом,

И отравленным весельем

Наполняющее дом.

 

Я с тобой, Россия, рядом

Собирать пойду цветы,

Чтоб встречать косые взгляды

И презрительные рты…

 

 

В тарелке оловянной

 

 

В тарелке оловянной

Нам солнце подают,

По блюдечкам стеклянным

Небрежно разольют.

 

Чтоб завтраком отличным

Доволен был любой,

Несут кисель брусничный

На льдинке голубой.

 

 

Я знаю мое чувство емкое

 

 

Я знаю мое чувство емкое,

Вмещающее все на свете:

И заберега кромки ломкие,

И склеивающий льдины ветер.

 

И ветер рвется в небо бледное,

Чтоб сосны, пользуясь моментом,

Звучали точно струны медные

Величественного инструмента.

 

Играет сломанными ветками

В нетерпеливом ожиданье

Такого горького и редкого,

Обещанного мной свиданья.

 

А там, в стране метаний маетных,

Настойчиво и неизменно

Качают солнце, словно маятник

Медлительных часов вселенной.

 

 

Из дневника Ломоносова

 

 

Бессмертен только минерал,

И это всякому понятно.

Он никогда не умирал

И не рождался, вероятно.

 

Могучее здоровье есть

В обличье каменной породы,

И жизнь, быть может, лишь болезнь,

Недомогание природы.

 

 

Сумеешь, так утешь

 

 

Сумеешь, так утешь

И утиши рыданья.

Увы! Сильней надежд;

Мои воспоминанья.

 

Их ворон бережет

И сам, поди, не знает,

Что лед лесных болот

Вовеки не растает.

 

Под черное стекло

Болота ледяного

Упрятано тепло

Несказанного слова.

 

 

Жил-был

 

 

Что ж! Зажигай ледяную лампаду

Радужным лунным огнем.

Нынешней ночью и плакать не надо —

Я уж отплакался днем.

 

Нет, не шепчи и не бойся огласки,

Громко со мной говори.

Эту старинную страшную сказку

В тысячный раз повтори.

 

Голосом ночи, лунного света,

Горных обрывов крутых:

— Жил-был Король, недостоййыи поэтов

И недостойный святых…

 

 

Однажды осенью

 

 

Разве я такой уж грешник,

Что вчера со мной

Говорить не стал орешник

На тропе лесной.

 

Разве грех такой великий,

Что в рассветный час

Не поднимет земляника

Воспаленных глаз.

 

Отчего бегут с пригорка,

Покидая кров,

Хлопотливые восьмерки

Черных муравьев.

 

Почему шумливый ясень

С нынешнего дня

Не твердит знакомых басен

Около меня.

 

Почему глаза отводят

В сторону цветы.

Взад-вперед там быстро ходят

Пестрые кусты.

 

Как меня — всего за сутки

По часам земли

Васильки и незабудки

Позабыть могли.

 

Я-то знаю, в чем тут дело,

Кто тут виноват.

Отчего виски седели

И мутился взгляд.

 

Отчего в воде озерной

Сам не узнаю

И прямой и непокорной

Молодость мою?

 

 

Нет, не рука каменотеса

 

 

Нет, не рука каменотеса,

А тонкий мастера резец

Из горных сладивший откосов

Архитектуры образец.

 

И что считать судьбой таланта,

Когда узка его тропа,

Когда земля, как Иоланта,

Сама не зная, что слепа,

 

К его ногам, к ногам поэта,

Что явно выбился из сил,

Несет цветы другого цвета,

А не того, что он просил.

 

Где легендарные сюжеты

Дают любому напрокат,

И солнце там по белу свету

Полгода ищет свой закат.

 

Календаря еще не зная,

Земля полна своих хлопот,

Она пургой в начале мая

Любые песни заметет

 

Но у кого же нет запаса,

Запаса горя в дальний путь,

Чтобы скитаться без компаса,

Чтоб жить хотя бы как-нибудь.

 

И где ему искать расплаты?

Зачем он думал, чем он жил?

Его друзья не виноваты,

Что не выходят из могил.

 

Ведь эти двери — в ад ли, в рай ли

Дано открыть его ключам.

Он, будто по системе Брайля,

Бумагу колет по ночам.

 

И, подвергая расшифровке

Все то, что ночью написал,

Он ищет крюк, чтоб на веревке

Взлететь поближе к небесам.

 

И он хотел такие муки,

Забыв о ранней седине,

Отдать — но только прямо в руки

Родной неласковой стране.

 

И, ощутив тепло живое,

Страна не выронит из рук

Его признание лесное,

Завеянное дымом вьюг.

 

 

На улице волки

 

 

На улице волки

Заводят вытье.

На книжную полку

Кладется ружье,

 

Чтоб ближе, чем книги,

Лежать и помочь

В тревожные миги,

В беззвездную ночь,

 

Где сонной метелью

Рассеянный снег

Улегся под елью

На вечный ночлег.

 

Где лед еще крепче,

Чем горный гранит,

Горячие речи

И судьбы хранит.

 

Где слышно рыданье

В подземных ключах,

Где нет состраданья

В делах и речах.

 

Где тень от кибитки

Возка Трубецкой

Мучительней пытки

Обычной людской.

 

Где солнце не греет,

А яростно жжет,

Где горы стареют

Средь мерзлых болот.

 

Где небо, бледнея,

Ушло в высоту,

Став трижды роднее

Зовущим мечту

 

На помощь, чтоб робость

Свою побороть,

Не кинуться в пропасть

И в водоворот.

 

Где волны качает

Живое весло,

Розовой чайки

Витое крыло.

 

Где нету ненужных

Для здешних людей

Тяжелых, жемчужных

Весенних дождей.

 

К медведям в соседи

Спокойно сойти,

В беседе медведей

Отраду найти.

 

Где бешеный кречет

Пугает зайчат,

Где тополи — шепчут,

А люди — молчат…

 

Из нотного пенья

Для музы зимы

Годны, без сомненья,

Одни лишь псалмы.

 

 

На приморском побережье

 

 

На приморском побережье

Поднимаюсь на плато.

Грудь мне режет ветер свежий,

Разрывающий пальто.

 

Все, что сунется навстречу,

Пригибает он к земле.

Деревам крутые плечи

Не расправить на скале.

 

Но я знаю тот таежный,

Чудодейственный пароль.

Кину песню осторожно,

Преодолевая боль.

 

И подхватит ветер песню,

Так и носит на руках.

Это песне много лестней,

Чем скрипеть на чердаках.

 

Чем шептать под одеялом

Неуместные слова —

Все о бывшем, о бывалом

Лепетать едва-едва.

 

И под песенной защитой

Я пройду своим путем,

Неожиданно забытый

Ветром, полночью и льдом.