Реформы духовной сферы и православная оппозиция.

I

После войны 1812 года Александр I, вдохновленный успехами России на международной арене, вновь приступил к преобразованию духовного управления. Но даже в пик своей славы император не был свободен от влияния групп, противоборствующих в русском обществе. Пытаясь быть силой, находящейся над конфликтом, Александр I своими преобразованиями оскорбил, в равной мере, людей новых взглядов и консерваторов. Вслед за учреждением в России Библейского Общества в окружении императора наконец созрело решение объединить управления конфессий империи. С 1814 года к императору начали поступать проекты учреждения Министерства духовных дел и народного просвещения, в той или иной мере ущемлявшие права господствующей в России Церкви. Если о проектах реформ духовной сферы деятели консервативной оппозиции могли не знать, то перемены в политике обер-прокурора А.Н.Голицына в отношениях со Св.Синодом были, несомненно, им известны.

После войны 1812 года обер-прокурор Св.Синода сделал еще один решительный шаг к должности министра. 22 августа 1816 года министр народного просвещения, граф А.К.Разумовский, был уволен от службы по прошению, его обязанности были переданы А.Н.Голицыну. С этого момента он собрал в своих руках управление всеми конфессиями империи, а также духовное и светское просвещение. Вместе с тем князь укрепляет свою власть в Св.Синоде.

Даже Я.П.Шаховский, назначенный на пост обер-прокурора Св.Синода после длительного перерыва, когда эта должность оставалась вакантной, имел в своих руках многие рычаги административного управления. Он состоял главой канцелярии Св.Синода и получал сведения от обер-секретарей из епархий.¹ Неприятие духовенством «царева ока» было столь сильно, что сразу по вступлении в должность Я.П.Шаховский был вынужден добиться учреждения собственной канцелярии, не предусмотренной «Инструкцией обер-прокурору Св.Синода»². В 1742 году через канцелярию обер-прокурора Св.Синода прошло всего 15 дел³. Такая низкая активность нового учреждения сохранялась вплоть до А.Н.Голицына.

С 1816 года князь значительно расширяет канцелярию обер-прокурора Св.Синода, и туда начинает поступать большая часть дел, адресованных в Св.Синод. В 1816 году через канцелярию обер-прокурора Св.Синода прошли примерно 90% всего объема дел, поступивших в канцелярии с 1798 по 1817 год.⁴ По причине наплыва дел количество чиновников канцелярии обер-прокурора в 1816 году значительно возрасло.⁵ Из контролирующего органа она превратилась в структуру, дублирующую работу канцелярии Св.Синода. Обер-прокурор взял в свои руки ведение всех интересующих его дел. Создавать видимость загруженности своей канцелярии А.Н.Голицыну понадобилось для того, чтобы иметь право претендовать на министерское кресло. Главным отличием положения высшего правления Православной Церкви в Соединенном министерстве стал именно большой аппарат светских чиновников, стоявших над духовенством.

На посту президента Библейского Общества А.Н.Голицын стал инициатором русского перевода Библии, готовящегося помимо Св.Синода. Князь не только поощрял издание, книг религиозного содержания, спорных с точки зрения консерваторов, но и рассылал их по духовным и светским учебным учреждениям, а также епархиальным архиереям для продажи пастве. Все это стало причиной формирования православной оппозиции духовно-религиозной политике императора, где ведущую роль играли представители столичного духовенства.

В 1815 году в состав Св.Синода, из лиц присутствовавших в Петербурге, входили митрополит Новгородский и Петербургский – Амвросий (Победов); архиепископ Черниговский – Михаил (Деснитский); архиепископ Тверской – Серафим (Глаголевский); духовник императора - П.В.Криницкий и обер-священник армии и флота И.С.Державин. Двое последних при решении дел не играли почти никакой роли и в политической борьбе не участвовали. Архиепископы Серафим и Михаил, казалось, вполне отвечали требованиям А.Н.Голицына, предпочитавшего иметь дела с архиереями, вышедшими из белого духовенства. Оба этих клирика были выбраны А.Н.Голицыным за современные взгляды и почти светскую образованность, но именно хорошее образование помогло Михаилу и Серафиму увидеть угрозу Православной Церкви в готовящихся реформах.

Первоприсутствующий член Св.Синода митрополит Амвросий, управлявшей Петербургскиой и Новгородской епархией с 1790 года, был известен строптивым нравом, именно его усилиями в конце XVIII начале XIX века были смещены два обер-прокурора, неугодные духовенству. Но при А.Н.Голицыне Амвросий отошел от политической борьбы. Находившийся в эти годы в почтенном возрасте (73 года), митрополит уже вряд ли был способен к активным действиям, но на него имел сильное влияние архимандрит Филарет (Дроздов). В 1811 году в одной из своих проповедей Феофилакт (Русанов) даже нарисовал картину старца, за которого распоряжается молодой (в виду имелись Амвросий и Филарет).

Ректор духовной академии Филарет и ректор семинарии Иннокентий были директорами Библейского Общества и также принадлежали к высшему кругу столичного духовенства. Именно они, находясь у управления духовным просвещением, лучше всего видели, какие плоды приносит внедрение идей европейского просвещения на русской почве. У Амвросия, Михаила, Серафима, Филарета и Иннокентия, сотрудничающих в Св.Синоде, Библейском Обществе и Комиссии духовных училищ, было немало возможностей выработать совместный план для защиты Православной Церкви от нововведений императора.

Видную роль в деятельности православной оппозиции суждено было сыграть главе цензурного комитета духовной академии, известному духовному писателю, в то время архимандриту Иннокентию (Илларион Дмитриевич Смирнов), впоследствии епископу Оренбургскому, а затем Пензенскому и Саратовскому. В настоящее время место, отводимое Иннокентию в мемуарной литературе и исторических исследованиях, совершенно не пропорционально его практическим делам⁶. Соратники Иннокентия не могли раскрыть его роль в деятельности православной оппозиции, так как, по-видимому, были связаны обетом молчания. Но современники, хотя и не знали об участии Иннокентия в политической борьбе, видели истинный масштаб этой фигуры.

И.Д.Смирнов родился 30 мая 1784 года в семье бедного священника села Павлова Богородицкого уезда. Он обучался в Троицкой лаврской семинарии, где с 1805 года был учителем, а с 1809 года префектом. В своих воспоминаниях Я.Л.Морошкин указывает, что во время учебы Смирнов ходил в Ростов в Свято-Яковлевский монастырь к старцу Амфилохию (бывшему позднее духовным наставником А.А.Орловой-Чесменской), «был им любим и под его влиянием подстригся в монахи»⁷.

В 1806 году Смирнов привлек к себе внимание духовных властей участием в богословском диспуте. В этот период русское правительство по политическим мотивам разорвало дипломатические отношения с Римом. 10 августа 1804 года митрополиту римско-католической Церкви России предписывалось прекратить отношения с Папским двором. В тот же период обострилась борьба между православными и католиками за обладание святыми местами в Иерусалиме. К акциям, направленным против претензий Папской курии на вселенское главенство, был привлечен и Смирнов. 10 июня он публично выступил с речью “Рассуждение о злых предметах западной Церкви или точнее папизме”. Содержание этого выступления, несомненно, носящего политический оттенок, развеивает миф о том, что Иннокентий был чужд крайних оценок в отношении христианских исповеданий.⁸ Критикуя поползновения папизма на вселенскую истину, он заявлял: “Вселенная есть кровавое поле сражений суеверия и заблуждения с истиной: тут каждый, по своей воле, курит фимиам можно сказать своему богу, каждый проповедует свою веру, каждый превозносится своим чем-то…”⁹. В заключение своей речи Смирнов указывал, что «солнце запада зашло, и Римский престол серьезно пошатнулся». Участие в политической акции правительства стало залогом его дальнейшего продвижения по службе.

Приняв 13 октября 1809 года монашество, Иннокентий перешел к новому этапу духовной карьеры. В 1810 году он был произведен в иегумены Учрежского монастыря, а в 1811 году определен в Петербург в Александровское духовное училище бакалавром церковной истории. По этому поводу секретарь Комиссии духовных училищ сообщал в Св.Синод 25 октября 1811 года, что в Комиссию дошли сведения об отличных знаниях префекта Троитской семинарии, учителя философии Московского Знаменского монастыря иегумена Иннокентия. Так как для занятий в Петербургской духовной академии нужны достойные люди, Комиссия просила Св.Синод предоставить иегумена в ее распоряжение.¹⁰ 22 января 1812 года Иннокентий прибыл в Петербург и явился к митрополиту Амвросию. В тот же день Иннокентию было присвоено звание бакалавра и поручено преподавание церковной истории в Александровском училище.¹¹ В 1812 году он был назначен в состав Комиссии духовных училищ, возглавляемой А.Н.Голицыным и возведен в архимандриты.¹² В сентябре 1813 году Иннокентий назначен ректором Петербургской семинарии, а также первым лицом в цензурном комитете духовной академии.¹³ В 1814 году стал доктором богословия и архимандритом Сергиевой Пустыни.¹⁴ Тогда же ему был пожалован орден Св.Анны второй степени.¹⁵ В этот период Иннокентий стал популярным в Петербурге проповедником. Его проповеди 1814 года издавались отдельными брошюрами. В 1815 году он был избран директором Библейского Общества, а в июле 1816 года назначен настоятелем Юрьева Новгородского монастыря¹⁶, одновременно оставаясь первым лицом цензурного комитета.

После вызова в Петербург архиепископа Михаила Иннокентий быстро сделался его советником и правой рукой, особенно их сблизила дружба с семьей Мещерских. Иннокентий был духовным отцом всей семьи, часто служил в их домовой церкви, «разрешал устно и письменно все их духовные сомнения и недоразумения». Мещерские присылали к Иннокентию своих дворовых людей для услужения и предоставляли свои кареты для выездов, присылали продукты к столу и докторов в случае болезни. С их помощью Иннокентий вошел в высший свет и стал своим в семьях Трубецких, Шихматовых, Потемкиных.¹⁷ Крепкая дружба связывала Иннокентия с архимандритом Филаретом, они ездили к друг другу в гости и вместе служили в домашней церкви А.Н.Голицына, но при этом политические взгляды друзей были различны.

В Библейском Обществе Иннокентий должен был сотрудничать с высокопоставленными мистиками. Однако, на самом деле не принимая их взглядов, он всё больше и больше тяготился своим положением. Несомненно, А.Н.Голицыну было известно о несогласии Иннокентия с новомодными взглядами, но такой человек на посту духовного цензора нужен был князю для того, чтобы чужими руками запрещать неугодные книги, а по мере надобности и консультироваться о сомнительных произведениях. Если та или иная книга не нравилась А.Н.Голицыну, он направлял ее на рассмотрение архимандрита Иннокентию, в полной уверенности, что она будет запрещена.

Строгость Петербургской духовной цензуры была широко известна, и авторы религиозных сочинений рассматривали направление туда как прямой запрет на публикацию (А.Ф.Лабзин прекратил издание “Сионского вестника”, сразу после того как он был передан в духовную цензуру). С 1813 года Иннокентий был первым лицом в цензурном комитете при Петербургской духовной академии. Его сотрудники И.Бедринский и И.Данкова за период с 1813 по 1816 год рассмотрели вдвоем лишь 12 книг, в то время как Иннокентий за тот же период рассмотрел 43 рукописи. В 1813 году Иннокентий не пропустил “Сравнительную философскую историю” Г.Дежерандо, в 1814 “Торжество Евангелия”, но в 1815 году одобрил “Истинное человеков зерцало”¹⁸.

Исследование деятельности Иннокентия в качестве цензора, сделанное В.И.Жмакиным, базировалось на материалах Петербургского комитета духовной цензуры (РГИА. Фонд 808). В реестре книг, рассмотренных Иннокентием с 1813 по 1816 год, содержалось 47 наименований, причем около половины этих сочинений составляют проповеди и речи. В этот список вошли лишь те рукописи, которые Иннокентий пропустил к печати или еще рассматривал в 1817 году (во время составления реестра), запрещенные книги там не значатся. Точное количество произведений, остановленных Иннокентием, не известно, среди них были “Победная повесть” Юнга-Штиллинга и “Вопль жены обличенной в солнце” С.И.Смирнова. Несомненно, рассмотрение этих книг так же заняло много времени.

Против публикации “Победной повести”, которую А.Н.Голицын пытался провести через духовную цензуру, Иннокентий выступил в 1815 году. Он указывал на многие серьезные ошибки Юнга-Штиллинга и явные искажения им текста Евангелия. Например, в «Победной повести» указывалось, что царство Иисуса Христа продлится 1000 лет и придет в 1836 году, в то время как Иоанн Богослов писал, что царствию Божьему не будет конца, а о дне его прихода не знают даже ангелы¹⁹. Иннокентию удалось настоять на своем, и в результате князю пришлось проводить эту книгу через светскую цензуру. Кроме явного противодействия воле князя, Иннокентий шел и на скрытый саботаж. Некоторые книги, присланные А.Н.Голицыным, он рассматривал по несколько лет или вообще отправлял в Московскую духовную цензуру.

По свидетельству А.С.Стурдзы, Иннокентий, после учреждения Соединенного министерства, вышел из состава Библейского Общества: “На Иннокентия злились духовные крамольники за то, что, пробыв некоторое время действительным членом Библейского Общества и комитета, переводившего Новый Завет, вдруг отказался от сих должностей, вероятно подметив в товарищах своих нечистые побуждения против церкви”²⁰. Сведения о выходе архимандрита из Библейского Общества ничем не подтверждены. В 1817 году, когда архимандрит Филарет был назначен вице-президентом Общества, Иннокентий по-прежнему возглавлял список его директоров, а после отъезда в епархию он продолжал заниматься “библейскими” делами в Саратове и Пензе. Однако неприятие им перевода Св.Писания на русский язык было очевидно. Иннокентий как известный духовный писатель своего времени должен был быть привлечен к переводу, но среди переводчиков его имени нет. Его, по-видимому, добровольный отказ, безусловно, свидетельствует о несогласии с этими работами.

Отражение политических взглядов Иннокентия можно найти в книге Фотия «Сказание о житии и подвигах блаженного Иннокентия епископа Пензенского и Саратовского»²¹. В своем труде, призванном раскрыть обществу дела Иннокентия, Фотий приводил отрывки поучений, в которых Иннокентий обрушивался на новые книги и заблуждения, разделяемые лидерами Библейского Общества. Фотий был свидетелем многих встреч своего учителя с единомышленниками и споров с противниками, содержание которых он и воспроизводил в своей книге. Иннокентий критиковал многие направления духовной жизни царствования Александра I. Выступая против слабых и вредных проповедей, он говорил: «Мы плохие проповедники, проповедуем не для спасения душ, а для сотрясения воздуха… когда в проповеди есть семена лжи, проповедник убивает чад своих духовных»²². Иннокентий однозначно указывал, что «вредный дух» попадает в проповеди русского духовенства из западных сочинений. «Учителя Православной Церкви забыты, а на смену им пришли Массильон, Боссюэт, Бурдалу, Флешье… под видом очищения религии западные учителя хотят внедрить царство антихриста», – говорил он, в интерпретации Фотия²³. Иннокентий беспощадно критиковал духовную литературу, издаваемую помимо духовной цензуры. Как наиболее вредные он отмечал произведения Беме, Гюйон, Юнга-Штиллинга, Эккартсгаузена, Иерузалема²⁴. Иннокентий прекрасно видел реформистские покушения императора, и указывал, что они порождают секты, ереси и расколы. По словам Фотия, Иннокентий отвергал «всякий дух, кой не дух Церкви Христовой, коим она дышала во святых Отцах»²⁵.

Характеристика, даваемая Фотием политическим взглядам Иннокентия, вполне согласуется с тем, что известно о его деятельности в должности первого лица цензурного комитета. Скрытое негодование Иннокентия против основных направлений духовно-религиозной политики Александра I со временем вылилось в практических действиях, итогом которых стало удаление его из Петербурга. В.И.Жмакин не опровергая утверждений Фотия, указывал, что тот приводил текст проповедей Иннокентия в собственной интерпретации, хотя и не меняя смысла.²⁶

Иннокентий был известным духовным писателем своего времени, его «Церковная история» и собрание сочинений в двух томах, выдержали несколько изданий. Строгость православных взглядов Иннокентия не может вызывать сомнений и полностью нашла отражение в его трудах, зачастую опровергавших «новомодные взгляды». Например, способу обрести в душе Христа одним лишь пожеланием, предлагавшемуся в сочинениях последователей “внутренней церкви”, Иннокентий противопоставлял православный путь единения с Христом, полный трудов и подвигов. “Известнейшая и главнейшая суть: ежедневное покаяние, умерщвление плоти, упражнение в слове Божьем, хождение перед Богом, молитва, употребление таинств, духовное бодрствование, подражание Иисусу Христу и общение со святыми”, – писал он. Отрицавший обрядовую сторону Церкви, Иннокентий отвечал: “По природе человека не возможно, что бы сердце, исполненное духовных ощущений, не выразило своего состояния внешним образом”²⁷. Очевидно, что Иннокентий не был столь категоричным приверженцем старины, как А.С.Шишков и Фотий. Но даже его «умеренные» взгляды в обстановке церковных реформ того периода были нетерпимы для государственных чиновников.

Первое совместное выступление духовных и светских лиц православного исповедания против духовно-религиозной политики правительства произошло в Москве. 17 августа 1816 года секретарь-переводчик Московской медико-хирургической академии С.И.Смирнов подал жалобу императору по поводу выпуска «вредных книг» (Юнга-Штиллинга - “Победная повесть”, “Приключения по смерти”, “Угроз Световостоков”; Эккартсгаузена “Наука чисел”; Шатобриана “Мученики”; г-жи Пиклер “Агафоклес или письма из Рима и Греции”). Автор записки указывал, что за изданием этих произведений, служащих к потрясению Церквей и престолов, стоят члены тайных обществ, исповедующих древние ереси. “Благочестивый государь! - писал здесь С.И.Смирнов - Не попусти в Богоспасаемой России владычествовать завету беззакония. С верой в Бога исчезнет верность и гражданскому уставу”²⁸.

С.И.Смирнов был известен своими переводами, особенно произведением “Иудейские письма к Вольтеру”, в котором критиковалось творчество Вольтера. С 1815 года он издавал литературный журнал. В своем официальном творчестве С.И.Смирнов ничем не выделялся, и широкой публике не были известны его труды, направленные на защиту Православной Церкви. Это были произведения, так и оставшиеся в рукописях: “Жена, облаченная в солнце”²⁹, “Отозвание души моей на книгу “Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению духа Христова”³⁰, “Примечания на книгу “Наставления, имеющим премудрость”, “Беспристрастное мнение православного христианина о Сионском Вестнике”, “О книгопечатании”³¹. Последние три произведения хранятся ныне в отделе рукописей РНБ под шифром F III 45, без указания автора. Кроме стиля этих книг, на авторство С.И.Смирнова указывают воспоминания современников. В своих записках А.С.Стурдза упоминал о сочинении С.И.Смирнова, критиковавшем “Сионский вестник”³², А.Н.Пыпин также приписывал написание этих книг С.И.Смирнову³³. Его произведения предвосхитили речи А.С.Шишкова в защиту православия и оказали существенное влияние на архимандрита Фотия.

С.И.Смирнов примыкал к части московского общества, сплотившейся вокруг архимандрита Герасима (Князева), настоятеля Московского Симонова монастыря. Герасим происходил из купцов и литературного образования не получил, но рискнул выступить против «антиклирикальной» литературы по просьбе своей паствы. В ноябре 1816 года архимандрит направил письмо первоприсутствующему члену Св.Синода митрополиту Амвросию, в котором писал о том, что его прихожане стали приходить к нему с жалобами на издающиеся вредные книги: “Мученики” Шатобриана, “О таинстве креста”, “О нетлении и сожжении всех вещей”, “Победная повесть” Юнга-Штиллинга³⁴. Как и следовало ожидать, духовные власти оставили это послание без внимания. Зато ответ масона М.И.Невзорова на послание Герасима стал широко известен в Москве, в нем содержались неприкрытые нападки на духовенство³⁵.

С жалобой на М.И.Невзорова в Св.Синод обратился Алексей Соколов, принадлежавший к пастве архимандрита Герасима. Он требовал дать оценку писанию масона и защищаемым им «вредным книгам». Послание Алексея Соколова также было оставлено без внимания. Вся эта группа лиц, выступивших с критикой антикриликальной литературы, принадлежала к одному кругу. Фотий упоминал С.И.Смирнова, написавшего опровержения на многие еретические книги и прибывавшего в бедности; архимандрита Герасима, «обличавшего зловерие»; священника церкви Ризы Спасителя Христа Михаила - обличителя масонов и сект³⁶.

В 1816 году в Петербурге появилась рукописная книга С.И.Смирнова “Вопль жены, обличенной в солнце или Победная Повесть Православной Грекороссийской Соборной и Апостольской Церкви против «Победной Повести» Юнга-Штиллинга”. Два экземпляра этого произведения находятся ныне в отделе рукописей РНБ (под шифром Q. I – 750 и F. I – 485). Это рукописный том в кожаной обложке, на корешке которой золотом выдавлено название и имя автора. Сочинение С.И.Смирнова до сих пор не получило достойной оценки, даже в труде В.И.Жмакина эта книга объявляется слабой и плохо аргументированной.³⁷ Во многом такая оценка базируется на слабой изученности религиозной литературы и политической борьбы первой четверти XIX века. На базе новейших исследований очевидно, что книга “Вопль жены обличенной в солнце” была протестом православных россиян против “злых книг” и пагубного влияния европейских идей.

Книга “Вопль жены обличенной в солнце” составляет около 200 рукописных листов. В тексте рукописи широко цитируется Священное Писание. Во введении автор писал, что в прошлом 1815 году в свет издана книга Юнга-Штиллинга “Победная повесть”, автор ее: “пролил реку из оскорбительных хулений Греческого исповедания и нелепых умствований, чуждых православию и разрушительных для всякого христианского исповедания”. При этом С.И.Смирнов замечал, что “Победная повесть” о греческом исповедании содержит всего несколько слов, но они очень “ядовиты”. По его мнению, Юнг-Штиллинг, взявшийся комментировать “Откровение Иоанна Богослова”, есть лжепророк, о пришествии которого предупреждал Иисус Христос. Комментируя текст “Победной повести,” С.И.Смирнов писал, что в том, «чтобы прилагать события Апокалипсиса к настоящему времени, преступления нет, но грешно искажать святой текст Иоанна Богослова, а пытаться предсказывать и предугадывать будущее есть дерзость вероломного и мятежного раба, испытывающего тайны царевы”.

Свои утверждения С.И.Смирнов подтверждал, основываясь на учении Православной Церкви. «Господь не для того даровал нам свои пророчества, чтобы разделить с людьми свое всезнание, - писал он, - но чтобы поддержать, исполнить радования, устрашить нечестивых и побудить к покаянию грешных». На примере “Победной повести” он разоблачал учение “внутренней церкви”, пришедшее в Россию из Европы. В своем труде С.И.Смирнов давал исторические справки. Под Павлиано-Богемско-Мораво-Гернгутерским братством, по его мнению, скрывается манихейская ересь иконоборчества, а причисление св. Кирила и Мефодия к братству было ложью, так как при их жизни манихейство еще не проникло в Моравскую Церковь. О втором “истинно христианском” Филадельфийском братстве С.И.Смирнов писал, что его деятельность ведется в тайне, но известно, что его члены не видят разницы между христианином и благочестивым мусульманином. Местами текст книги переходил в политический манифест православной оппозиции: “Возлюбленные сыны Православной Греко-Российской Церкви! - писал С.И.Смирнов - Ежели уже нам предопределено было дожить до плачевного разврата тех пагубных времен, в кои все ереси, терзавшие первобытную Церковь нашу, но потом низложенные и попранные, как бы воскреснут и нагло будут проповедовать, как бы догмат всеобщего верования. Ежели говорю, нам предопределено было дожить до развития той болезненной эпохи, в которую прелесть, блюдимая для самых избранных, распространится по лицу земли, в которую потребуется мужественно сражаться за Божественную славу имени Иисуса, не с язычниками, но с самими христианами; то не будем слабы и нерадивы, не будем презренными предателями Господа и самих себя; но обличем во всем оружии Божьем, яко возмоши нам стати противу козней Дьявольских”. В заключение комментариев “Победной повести” С.И.Смирнов приводил православное видение “Пророчества Иоанна Богослова”.

Много места в своей книге С.И.Смирнов уделял обличению масонов, как еще одного практического воплощения “зарубежной заразы”. Давая обзор деятельности Филадельфийского общества, рассеявшего отделения по многим странам, он указывал, что это масонская ложа шотландского ритуала. Предостерегая православных от участия в работах масонов, С.И.Смирнов писал, что их обольщение бывает двух видов: частное и общественное. Частное направлено на отдельную личность, если человек религиозен, его берут религией, праведного – праведностью, грешного – развратом. Посвящаемому свои тайны общество открывает частями, и лишь когда он окончательно развращен, ему открывают сокровенную цель – сокрушение алтарей и престолов. Общественное обольщение совершается с помощью соблазнительных книг, содержащих в себе черты мудрости, духовности и чистоты, но исподволь соблазняющих читающего и уводящих от Православной Церкви. Поэтому эти книги очень опасны для общества.

Составленная как комментарий к “Победной повести” Юнга-Штиллинга книга С.И.Смирнова пропагандировала православный взгляд, неизвестный большей части русской аристократии. С.И.Смирнов отразил взгляд Православной Церкви на масонов и духовно-религиозную литературу, издающуюся помимо Св.Синода. Можно соглашаться или отрицать его взгляды, но бестолковой и маловразумительной его книгу называть нет никаких оснований. Консерваторы надеялись с помощью С.И.Смирнова “раскрыть глаза” Александру I. Представители православного клира пытались использовать книгу, как повод войти с жалобой к императору по поводу ущемления прав духовенства.

В.И.Жмакин в своем исследовании писал, что “Вопль жены обличенной в солнце” поступил в 1816 году в Петербургский цензурный комитет и был передан на рассмотрение архимандриту Иннокентию. Цензор хотел одобрить книгу, но Филарет и архиепископ Михаил отговорили его³⁸. Позднее эта версия нашла отражение в трудах А.Н.Пыпина и А.Котовича³⁹. Ныне в фонде Петербургского цензурного комитета сведения о поступлении туда книги С.И.Смирнова отсутствуют. В фонде, впрочем, нет следов и других произведений, не пропущенных цензурой, так что нет возможности опровергнуть или подтвердить мнение В.И.Жмакина. О поступлении книги С.И.Смирнова в Петербургский цензурный комитет писал в воспоминаниях митрополит Филарет⁴⁰. Он вспоминал, что часто предостерегал Иннокентия от излишнего рвения по защите Церкви и говорил ему: “Нам, двум архимандритам, Юрьевскому и Пустынскому, не спасти Церковь, если в чем есть погрешность, а лучше обращайся к преосвященному митрополиту Михаилу, которого голос имеет больше силы, чем наши оба”⁴¹. Когда появилась книга С.И.Смирнова “Вопль жены обличенной в солнце”, Иннокентий хотел пропустить ее через цензуру, но его удалось переубедить, как писал Филарет, “чтобы не произвести напрасного волнения”. Митрополит Михаил также одобрил запрещение книги С.И.Смирнова⁴².

Можно предположить, что в своих воспоминаниях митрополит Московский не был до конца откровенен. В действительности книга “Вопль жены обличенной в солнце” поступила в Петербургский цензурный комитет в разгар выступления московских защитников православия. С.И.Смирнов, бывший одним из главных выразителей негодования консервативной партии, надеялся, что его поддержат члены Св.Синода. Не исключено, что в этот момент между православными группами Москвы и Петербурга уже существовала прочная связь. Я.Л.Морошкин со слов выпускников петербургской семинарии 1821 года указывал, что карета А.А.Орловой-Чесменской в предыдущие годы по ночам часто стояла во дворе семинарии, где жил Иннокентий⁴³.

Высшее духовенство Петербурга не было едино в своей политике. Амвросий и Филарет не были сторонниками активных действий и занимали выжидательную позицию. Серафим, и в дальнейшем большой дипломат, был в союзе с сильной стороной, в данном случае, с первоприсутствующим членом Св.Синода. Михаил и Иннокентий не могли убедить остальных в необходимости решительных действий. С 15 марта по сентябрь 1816 года Серафим отбыл из Петербурга в свою епархию,⁴⁴ и расстановка сил временно изменилась. Этим воспользовались активные представители православной оппозиции, пытавшиеся провести через цензурный комитет книгу С.И.Смирнова. В настоящее время нет сведений о том, что могло помешать им осуществить свой замысел, но очевидно, что в тот момент восторжествовало мнение умеренной группы Амвросия и Филарета.

Вполне возможно, что Филарет был прав, и “шум, поднятый напрасно”, мог раньше времени расточить силы православной оппозиции и не принести должного результата. А.Н.Голицын имел множество доверенных лиц в духовном ведомстве и был хорошо информирован о замыслах своих врагов. Даже в 1824 году, когда влияние князя значительно уменьшилось, он был осведомлен о начале “Дела Госснера”. О том, что А.Н.Голицын знал о деятельности своих противников из консервативного лагеря, свидетельствует его речь в Библейском Обществе в 1816 году: “Должно вспомнить, что есть люди, и даже такие, которые мнятся иметь очи видящие, кои в том скором течении Слова не узнают руки Посылающего Слово, и даже хотели бы преградить сие быстрое течение воды живой. Когда дух апостольский, дух Евангельский, заключенный в письмена, воздвигся, чтобы пройти по всем языкам, они хотят вновь низвергнуть его во тьму”.⁴⁵ Архимандрит Фотий в своей автобиографии также свидетельствовал, что за Иннокентием велась слежка, и в дом его подсылались агенты под видом нищих.⁴⁶

Так как выступление не состоялось, не последовали и репрессии. Напротив, воздержавшиеся от протеста клирики были отмечены наградами. В 1817 году Серафим и Михаил были награждены бриллиантовыми крестами для ношения⁴⁷, а Филарет посвящен в епископы. В том же 1817 году архимандрит Иннокентий в записке цензурному комитету просил освободить его от должности в связи с большой занятостью. В удовлетворении просьбы было отказано⁴⁸.

Выступления московских и петербургских поборников православия были, несомненно, связаны между собой. Любое оппозиционное движение того времени было обязано соблюдать конспирацию, чтобы не подвести под удар своих членов и вообще иметь возможность действовать. В связи с этим переписка и мемуарная литература практически не сохранили следов политической борьбы. Однако, даже не имея сведений о политических связях, мы знаем, что высший свет обоих столиц был узок и замкнут, все его представители, так или иначе, знали друг друга. С.И.Смирнов отдавал свои произведения именно в цензуру Иннокентия, П.С.Мещерский вступался за лиц, участвовавших в выпуске “Беседы на гробе младенца”, а А.А.Орлова-Чессменская выбирала себе духовным отцом Фотия - все это нельзя признать случайным. Очевидно, что многие лица консервативных взглядов действовали в одном направлении, а согласованность этих действий, безусловно, говорит в пользу существования православная оппозиции.

При учреждении Министерства духовных дел и народного просвещения осенью 1817 года, император также принял во внимание существование православной оппозиции. Проекты учреждения нового Министерства, подававшиеся императору после войны 1812 года, были различны в отношении к господствовавшей в России Церкви. В декабре 1814 года В.П.Кочубей подал императору записку “О положении в империи и о мерах к предотвращению беспорядков и введению лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющие»⁴⁹. В ней содержался наиболее умеренный проект, позднее в основных чертах воплощенный в жизнь. В.П.Кочубей рекомендовал соединить духовные дела с народным просвещением, так как образование юношества должно базироваться на религии, а из обширного сословия духовного может выйти много хороших учителей.

В 1815 году императору подал записку друг и единомышленник князя А.Н.Голицына граф Д.А.Гурьев. В этом “Проекте государственного устройства” он предполагал образовать Министерство народного просвещения и иностранных исповеданий. На правах министерства предполагалось и деятельность Св.Синода.⁵⁰ Другая записка, помеченная 1816 годом, по-видимому, ошибочно, так же приписывается издателем графу Д.А.Гурьеву. Ее автор советовал императору соединить духовные дела с народным просвещением потому, что порознь они имеют мало значения, а вместе могут дополнять друг друга. Предполагалось учредить три департамента: православных, католических и протестантских дел, для прочих вероисповеданий автор считал достаточным одного отдела в канцелярии министра. В этом проекте Св.Синоду не отводилось особой роли по сравнению с другими христианскими исповеданиями.⁵¹ Позднее при учреждении Соединенного министерства Александр I учел мнение всех трех корреспондентов, но возможно именно существование православной оппозиции удержало императора от воплощения в жизнь проекта, наиболее нежелательного для господствующей Церкви.

Создание Министерства духовных дел и народного просвещения стало пиком реформ Александра I в духовной сфере. Продолжая политику Петра I, пытавшегося включить управление Православной Церковью в число коллегий, Александр I сделал его структурной единицей одного из министерств. Св.Синод, вошедший в департамент духовных дел, был административно приравнен к высшим управлениям прочих христианских Церквей. Между «главой» Российской Православной Церкви - императором и духовенством встал целый ряд светских чиновников. Потенциальными противниками этих нововведений были православные клирики. Естественно, что контроль над Православной Церковью стал важнейшей заботой нового министра. Св.Синод подвергался особому прессингу, в том числе и путем назначения на ключевые посты в министерстве людей, неприемлемых для православного духовенства.

Другим аспектом этой реформы стал новый порядок управления конфессиями России. С начала XVIII века в империю было включено огромное количество иноверцев. Католики и протестанты занимали видные посты в государственном аппарате и имели вес при дворе. Особенности управления империей, объединявшей многие конфессии, требовали от Александра I стать высшим арбитром в религиозных спорах и конфликтах. Он должен был показать подданным, что все равны перед высшей властью, независимо от вероисповедания. Равенство христианских Церквей провозглашало Библейское Общество и Священный Союз.

Изменения статуса светского главы духовного ведомства требовали перемены, произошедшие в управлении страной. Чин обер-прокурора Св.Синода, равный одной из высших должностей государства (обер-прокурору Сената), потерял свое значение из-за введения министерств, Комитета Министров и Государственного Совета. Только должность статс-секретаря и дружба царя придавали князю А.Н.Голицыну вес, соответствующий изначальному статусу обер-прокурора Св.Синода. При новом положении дел управлять духовным ведомством должен был чиновник, равный министру, что и было достигнуто учреждением Соединенного министерства.

Летом 1817 года Александр I поручил А.Н.Голицыну составить проект слияния Главного управления духовных дел иностранных <