Запись беседы полномочного представителя СССР в Бельгии е . В. Рубинина с министром экономики Бельгии Г. Сапом

Августа 1939 г. Секретно

Сап был, видимо, весьма рад нашему визиту. Он сразу же сказал, что рад поговорить с нами о советско - бельгийских торговых делах, «которые должны быть предметом компетенции министерства народного хозяйства:». (Я упоминал в своих предыдущих письмах о борьбе между министерством народного хозяйства и МИД по вопросу о руководстве торговой политикой.) Он еще не успел достаточно глубоко ознакомиться с материалами, но его первое впечатление таково, что, несмотря на внешне благоприятные аппарансы *. фактически бельгийцы одурачены. Во - первых, баланс торговли чрезвычайно пассивен для Бельгии, во - вторых, СССР покупает в Бельгии лишь сырье и не покупает трудоемких фабрикатов.

Я похвалил Сапа за прямоту, с которой он высказывает свои суждения, и сказал, что отвечу ему в таком же духе. Прежде всего, что касается аппарансов, под которыми Сап, по - видимому, понимает цифры общего объема торговли и соотношение экспорта к импорту, то в этих аппа - рансах есть значительная доля бесспорной реальности. Нынешний объем торговли между СССР и Бельгией значительно больше объема торговли между царской Россией и Бельгией, а также больше объема торговли между СССР и Бельгией до заключения конвенции 1935 г.** Точно так же нынешний баланс торговли между обеими странами благоприятнее для Бельгии, чем баланс довоенный, а также благоприятнее, чем баланс, который существовал пять - шесть лет тому назад. Таким обра -

* Здесь — данные (фр.).

** См. Собрание законов и распоряжений Рабоче - Крестьянского Правительства Союза Советских Социалистических Республик / Издание Управления делами Совета Народных Комиссаров СССР. —Отд. II. — № 2. — 13 января 1937 г. — С. 17-30.

Зак № 142

593

зом, для всякого человека, привыкшего заниматься вопросами международной торговли, совершенно очевидно, что, с точки зрения бельгийских интересов, за истекшие четыре года развитие советско-бельгийской торговли отмечается не ухудшением, а улучшением и притом значительным улучшением. Переходя к тому, что Сап, по-видимому, считает реальностями, а именно к структуре советского импорта из Бельгии, приходится констатировать, что его представление на этот счет основано на неверной информации. С тех пор как советско-бельгийские торговые отношения получили правовую базу, с советской стороны делаются упорные усилия к расширению связей с бельгийской промышленностью. К сожалению, сама бельгийская промышленность проявляет такую непостижимую инертность, что самые энергичные усилия наших хозяйственных организаций оказываются безуспешными. Я рассказал об истории с заказом на суда Кокрилю, указав, что это лишь самый крупный случай и что наше торгпредство располагает длинным списком предложенных нами и не принятых бельгийскими промышленниками заказов.

Сап, хитро улыбаясь, сказал, что ему кое-что известно об этих делах, что он хочет подробно с этим познакомиться, но что он «а приори» допускает, что тут сказывается влияние некоторых идеологических моментов. Отвечая на мой удивленно-вопросительный взгляд, Сап, прося извинения за откровенность и оговаривая, что выражает в данном случае не свое личное мнение, сказал, что некоторые промышленники могут исходить из известного недоверия к СССР, из опасения, что они встретятся с трудностями при оплате и т. п.

Я сказал, что мне очень интересно услышать это замечание из уст министра, так как до сих пор меня категорически уверяли, что отказы от наших заказов вызваны чисто «техническими» обстоятельствами и не имеют ничего общего с политикой. Если среди бельгийских промышленников есть люди, которые полагают рискованным принимать от СССР заказы, требующие длительных сроков исполнения, то это их личное дело. Но тогда надо быть последовательным и не жаловаться на наше нежелание размещать трудоемкие заказы в Бельгии. Я добавил, что если бельгийское правительство так заинтересовано в этих заказах, то оно могло бы провести среди своих промышленников некоторую просветительную работу, в частности разъяснить им, подобно тому как это сделал один профессор политической экономии, что СССР единственное правительство в Европе, которое аккуратно платит по своим долгам.

Сап покраснел и с принужденной улыбкой сказал, что это, конечно, парадокс, в ответ на что я настойчиво и обстоятельно разъяснил ему, что парадоксальным является, может быть, самый факт, но не утверждение. В дальнейшем Сап пустился в общие рассуждения. Желая продемонстрировать широту своих взглядов, он сказал, что он не верит ни тем, кто восхваляет СССР, ни тем, кто описывает его только с отрицательной стороны. Он сам очень хотел бы поехать в СССР и увидеть его собственными глазами, но не сделает этого потому, что не знает русского языка.

Я шутливо заметил, что такая позиция благоразумна и страхует от опасности ошибиться.

Продолжая с явным удовольствием рассуждать на общие темы, Сап заметил, что, по его мнению, окончательное суждение об успехе или неуспехе Октябрьской революции можно будет иметь лишь через 30 лет.

Я сказал, что г-ну министру, видимо, не к спеху.

Сап сказал, что допускает, что западному интеллигенту трудно разобраться в том, что происходит в Советском Союзе. Слишком уж различны общественные порядки, и слишком глубоко различие самих националь-

594

ных характеров. Он допускает, что русский человек в массе своей менее развит в культурном отношении и гораздо более склонен беспрекословно подчиняться государственной власти, чем средний человек в Западной Европе.

Я заметил, что основное препятствие, затрудняющее некоторым за-подноевропейским интеллигентам понимание советской действительности, заключается не в том, о чем говорил Сап, а в том, что эти западноевропейские интеллигенты находятся в плену предрассудков, мешающих им видеть вещи такими, какие они есть. Одним из таких предрассудков является представление о русском народе как о народе в культурном отношении менее передовом, чем народы западноевропейские. Те, кто так думает, непостижимым образом забывают, что XIX в. отмечен такими именами, как Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Толстой, Достоевский, не говоря о ряде других крупнейших писателей, мыслителей, ученых, художников и т. д. Соэершенно очевидно, что такого рода люди не падают как метеориты, а вырастают из гущи народной, отражая уровень духовной жизни народа. Если бы западноевропейский интеллигент, о котором упомянул г-н Сап, обладал способностью свободно и объективно мыслить, то он скорее бы сделал вывод, что в XIX—XX столетиях русский народ был на аванпостах умственного движения в Европе, а не в тылу его. Я добавил, что, если бы Сап умел говорил по-русски, он легко мог бы убедиться путем бесед, что русский крестьянин по широте своих интересов, по кругу своих знаний, по живости и гибкости своего мышления, во всяком случае, не уступает английскому, французскому или голландскому крестьянину, так же как русский рабочий не уступает в этих отношениях английскому, французскому рабочему. Я даже думаю, что он в результате сравнения сделал бы вывод в пользу русского рабочего и русского крестьянина. Сап сказал, что все это очень интересно и что он был бы очень рад вернуться в дальнейшем к этой беседе.

Что касается наших торговых дел, условились, что т. Кузьмин* пошлет Сапу материал о непринятых заказах и что примерно через месяц можно будет встретиться для разговора на эту тему.

Рубинин АВП РФ, ф. 072, on. 17, п. 105, д. 65, л. 143 — 146.