Мурманск, межвременной погранпереход «Полярный»

Шел пятый день войны. Где-то далеко гремели бои грандиозного приграничного сражения. Клейст, Гудериан, Гот и Гепнер каждый день словно бешеные собаки кидались на ушедшие в глубокую оборону войска Красной Армии и либо обессилено откатывались назад, либо ценой огромных потерь продвигались еще на несколько километров вперед и снова останавливались перед очередным оборонительным рубежом, как по мановению волшебной палочки возникшим там, где вроде бы ничего не должно было быть. Впрочем, к 27 июня двигаться вперед продолжали только танкисты Клейста, которые за пять дней ценой огромных потерь в живой силе и технике достигли линии Луцк–Берестечко. Больше всего этот выступ напоминал готовый к вскрытию огромный нарыв, но в Москве пока сдерживали генерала Жукова, считая, что раз немцы еще в состоянии атаковать, то пока преждевременно переходить от обороны к наступлению.

Зато тут, на Советском Севере, все было внешне тихо. Финляндия, пообещавшая Гитлеру, что вступит в войну с СССР, как только немецкие войска выйдут на рубеж Западной Двины, в условиях все еще длящегося ожесточенного пограничного сражения в стиле а-ля Верден, огромных потерь вермахта и особенно после особо чудовищной бомбежки Берлина, вела себя тише воды ниже травы.

СССР тоже пока не требовал разоружения и интернирования находящихся на финской территории немецких войск, продолжая, впрочем, усиливать оборонительные рубежи на мурманском, кандалакшском и лоухском направлениях. Усиливалась и противовоздушная оборона советского Заполярья. Через межвременной погранпереход «Полярный» было доставлено необходимое количество пусть и не самых современных для XXI века, но надежных и вполне убойных ракетных систем ПВО, которых с избытком должно было хватить на полторы сотни самолетов 5-го воздушного флота люфтваффе, базирующихся на конец июня в Норвегии.

Но чем драматичней развивались события, тем более гипотетической становилась возможность вступления Финляндии в войну на стороне гитлеровской Германии. Обиды за «зимнюю войну», конечно, никуда не делись, но вместе с ними появились и опасения, как бы после очередной войны и вовсе не лишиться независимости, по примеру Прибалтийских стран превратившись в еще одну советскую республику. Президент Финляндии Рютти и главнокомандующий армией маршал Маннергейм находились по этому поводу в сильнейшей тревоге, не представляя, чего теперь ждать от Сталина и его недавно объявившегося могущественного союзника из неведомых далей времени. Превращенный в щебень центр Берлина наводил на весьма печальные мысли о том, что если такое русские и советские захотят сотворить с Хельсинки, то никто и ничто не сможет им в этом помешать. А рыльце у молодого финского государства было в пушку.

Свое независимое существование Финляндия начала с резни русского населения Гельсингфорса и других крупных городов бывшего Великого княжества Финляндского, ответственность за которую лежала на националистическом отребье. Финляндия претендовала на огромные территории русского Севера, в случае победы в войне планируя проводить на захваченных землях политику расового превосходства финской нации и ущемления в правах и истребления нефинского населения. Если союзники Сталина пришли из будущего, то им это тоже наверняка известно, а значит, месть их будет ужасна.

Была еще и блокада Ленинграда немецко-финскими войсками, но о ней финская верхушка по вполне понятной причине пока еще даже не догадывалась. Как не догадывалась она и о том, что их ожидало лично в самое ближайшее время. Никаких тебе ковровых бомбардировок, разбитых вдребезги городов и прочих массовых кровопусканий не планировалось. Все должно было быть сделано четко, «метко и аккуратно», и направлено исключительно против вконец одуревших политиканов, сторонников войны против СССР в союзе с Гитлером, Черчиллем, Рузвельтом, да хоть с японским принцем Коноэ – абсолютно неважно.

Впрочем, сегодняшние события непосредственного отношения к будущей судьбе Финляндии и ее политических деятелей не имели – только косвенное. Утром 27 июня на межвременном погранпереходе «Полярный» ожидали прибытия очередного спецпоезда. Тут, на Севере, в принципе, все поезда, приходящие с той стороны, шли под обозначением «спец». В других местах, хоть в Ленинграде, хоть в Смоленске, хоть в Воронеже, хоть в Ростове, в последние месяцы большую часть грузопотока составляло промышленное оборудование, в том числе и для первых в СССР Ленинградской, Смоленской, Воронежской и Ростовской АЭС, по два блока-миллионника каждой из которых российский Росатом обещал ввести в эксплуатацию в 1945 и 1950 годах. Но здесь пока через межвременной барьер шло исключительно вооружение и оборудование военных объектов.

Этот же поезд, который должен был прибыть на территорию сталинского СССР рано утром 27 июня, имел собственное имя «Баргузин-1» и был специальным в квадрате. Ожидался краткосрочный дружественный визит боевого железнодорожного ракетного комплекса «Баргузин», снаряженного шестью межконтинентальными ракетами РС-24 «Ярс». Нет, у Сталина с Путиным не было планов обрушить на покоренную Гитлером Европу огненную кару из пяти десятков пятисоткилотонных термоядерных зарядов. Это было и дорого, и жестоко, и абсолютно ни к чему. Под обтекателями «Ярсов» вместо кассет с боеголовками и макетами ложных целей были установлены шесть разведывательных спутников, предназначенных для выведения на низкие полярные орбиты. Скоро должна была начаться вторая (наступательная) фаза операции «Гроза плюс», и армии особого назначения рванут на запад через всю Европу. А вслед за ними неудержимой волной, затопляющей все и вся, должна двинуться и сама Рабоче-Крестьянская Красная Армия, устанавливающая лояльные Советскому правительству режимы.

В таких условиях главное, что было крайне необходимо, это разведка. Шесть спутников должны будут обеспечить тотальный контроль и надзор не только за Европой, но и над остальным миром, включая Арктику и Антарктику. К тому моменту как эти спутники выйдут из строя и сгорят в плотных слоях атмосферы, нужда в их работе полностью отпадет. А если нет, то на орбиту будут выведены новые спутники.

Со стороны знаменитый поезд выглядел как состав, включающий в себя две стандартные рефрижераторные мехсекции, две цистерны с дизельным топливом и несколько товарных и пассажирских вагонов и грузовых платформ, на которых стояли полностью готовые к бою зенитные комплексы «Панцирь-С2». Ведь люфтваффе не дремлет!

Когда в туннеле ангара для темпоральных перемещений полыхнуло изумрудное зарево портала, с той стороны вместе с тепловозом, тянущим состав, на эту сторону проник ледяной холод зимнего Заполярья и быстро растаявшие крупинки снежного заряда. На этой стороне как раз, напротив, стояло короткое северное лето, согретое неверным теплом круглосуточного полярного дня. Но людей, прибывших на этом поезде, не интересовали красоты природы. Проехав еще немного, поезд остановился на приграничном дебаркадере, где после кратких формальностей и оформления необходимых бумаг, на него, помимо боевого расчета и роты охраны РВСН, дополнительно подсела еще рота стрелков НКВД под командованием угрюмого капитана средних лет.

Как только формальности закончились, поезд тронулся. Колеса локомотива и вагонов простучали через стрелку, уводящую поезд на специально проложенный путь, ведущий в ложбину между сопками. Там состав остановился, а из товарных вагонов посыпались солдаты охраны РВСН и бойцы НКВД, организовавшие два кольца оцепления вокруг поезда, на котором началась предстартовая подготовка. Во внешнем кольце стояли бойцы НКВД, во внутреннем – солдаты охраны РВСН.

Вот откинулась в сторону крыша одного из вагонов-рефрижераторов, и из него начала подниматься в вертикальное положение темно-зеленая труба транспортно-пускового контейнера (ТПК) с торчащим из него заостренным головным обтекателем. Старт межконтинентальной баллистической ракеты – впечатляющее зрелище даже для людей из XXI века. Оглушительный хлопок сработавшего заряда, выбросившего ракету из пускового контейнера на полсотни метров вверх, чтобы струя раскаленных газов из двигателя ракеты не повредила пусковое оборудование, угольно черное облако дыма, вырвавшееся из ТПК вслед за ракетой, и багровое ревущее пламя двигателя, оставляющего за собой хвост дыма. И 50-тонная ракета, уходящая в бледно-голубые заполярные небеса. Несколько минут спустя пришло сообщение, что все три ступени ракеты отработали штатно, обтекатель отделился и спутник успешно вышел на заданную орбиту.

Проведя все необходимые послепусковые работы, боевой расчет доложил о результатах пуска Совместной комиссии, в которую входили том числе Лаврентий Берия и Сергей Королев. После этого началась подготовка к следующему пуску. Ведь для того, чтобы поставить планету под постоянный спутниковый контроль, запуски ракет должны были производиться каждые четыре часа.

А над планетой с первой космической скоростью уже мчался первый искусственный спутник Земли, возвещая о начале новой эры. Никаких там «бип-бип-бип», разумеется, не было, но яркий объект, пересекающий ночное небо, говорил людям о том, что свершилось доселе небывалое.

* * *

Июня 1941 года, утро

Москва, Кремль