Вторая оргия: вынашивание и становление

Когда Гермес с четырьмя великими богинями и мистами вступает во внутренний двор, все поворачиваются лицом направо. Перед Телестерионом они видят двенадцать мо­гучих колонн, несущих плоский фронтон Дома посвяще­ний. У последней левой колонны садится Рея под конской гривой, в просторном траурном одеянье. Свои атрибуты — "яйцо и змею" — она покуда прячет; вместо них в правой ее руке — дельфин, в левой — белый голубь. За колонна­ми три Мойры ведут торжественный хоровод под скупые звуки лиры. Гера, стоя на заднем плане, у стены, наблюдает. Танцовщицы чтут Рею, снова и снова обходя вокруг нее. На нижних ступеньках перед Реей сидят на корточках юноша под конской гривой и Гефест, перед ними — волки. "Мертвые" перекрывают всю ширину лестницы красной веревкой.

Гермес велит второму юноше, закутанному теперь в красный плащ, Евбулею, стать чуть правее; совсем спра­ва — Арес; девушка остается слева, поблизости от Реи. Освещают эту сцену "мертвые".

Кроме того, сюда призывают — Кроноса, Посейдона, Палемона и его мать Ино-Левкотею, Белую морскую бо­гиню. Здесь властвует стихия моря. Сначала Гермес при­ветствует великанш за колоннами:

О беспредельные Мойры, о чада любимые Ночи!

Дщери благого отца — о Лахесис, Клото и Атропа!

В тонких багряных своих плащаницах выходите в поле

Смертных судеб... Спутницы чада священной Деметры!

Мистам дозвольте узреть Ферсефонею царицу, а затем

Их отведите обратно под светлые звезды!173

Внемля призыву, великанши убыстряют свой танец. Ког­да в проемах между колоннами на них падает свет, на седых головах вместо волос угадываются змеи. Шипение примешивается к нежной музыке струн и кимвалов. Ста­рухи почтительно кружат хороводом вокруг Реи и Ямбы, Но Ямба в испуге зовет на помощь Евбулея.

Видя, что к ней приближается хромоногий Гефест, Гер­мес велит ему и как будто бы расположенной к обоим Рее держаться на расстоянии и призывает еще более мо­гучего:

Пышущий пламенем отче мркей и богов всеблаженных,

В мыслях изменчивый, ты, о титан незапамятный, мощный!

Все истребляя, ты снова растишь, умножая, и держишь

Несокрушимые цепи всего бесконечного мира.

Крон-всеродитель всевечный, вещатель коварных глаголов,

Отпрыск богини Земли и звездами полного

Неба, Младших родитель богов, о Реи супруг,

Промыслитель, Родоначальник, живущий в любом уголке мирозданья,

Хитролукавый умом! Услышь умоляющий голос,

Жизни счастливой пошли, о благой, благую кончину!176

 

Девушка, которая, несмотря на спутников, похоже, вновь чувствует себя покинутой, поворачивается к Дому посвя­щений, откуда Гермес ждет появления Кроноса, дабы дей­ство было продолжено. В полночь она призывает Ино, пестунью Диониса; ведь та заботилась об осиротевшем божественном ребенке, а впоследствии стала Белой мор­ской богиней, Левкотеей. И девушка поет:

О Левкотея Кадмида, зову тебя, демон почтенный!

Силой благую пестунью зову Диониса, о внемли!

Ты, о владычица, правишь глубокой пучиной морскою,

Волны — услада твоя, о спасенье великое смертных,

В дланях твоих — неустойчивый ход кораблей-моребежцев,

Горькую гибель в волнах от людей ты одна отгоняешь,

К тонущим ты, о спаситель и друг, на подмогу приходишь.

Ныне, царица, богиня, храни, я тебя умоляю,

Промыслом добрым своим корабли наши с палубой крепкой!

Мистам, пустившимся в море, да веет твой ветер попутный!177

Глянув через плечо во двор, она зовет сына богини, Пале-мона, что ездит верхом на дельфине. Рея меж тем отпус­кает своего дельфина — он исчезает "в море", на внутрен­нем дворе. Ямба поет:

Ты, кто возрос с Дионисом, водителем хоров веселых,

Ты, обитатель священного моря просторов соленых!

К благосвященным обрядам явись, Палемон благосклонный,

Кличу тебя, о явись, веселящийся, с ликом цветущим,

Юный, и мистов храни на земле и на море!178

Когда Рея отпускает дельфина, девушка просит для себя голубя, которого богиня держит в другой руке, и получает его, преклонивши колена. Голубь трепещет в правой руке девушки, а она, незаметно спрятав левую руку под одеж­дой, делает себе сзади подобие хвостика. Подошедший Ге­фест держит у нее за плечами свой широкий двойной то­пор, будто крылья. Затем она встает и танцует, точно большая порхающая птица, — Рея в конце концов улыба­ется, глядя на эту новую голубку Афродиту. Старуха вы­нимает из-за пазухи змею, которую Ямба пожертвовала ей вместе с яйцом, и вкладывает девушке в левую руку! Яйцо она оставляет себе.

Стоящий слева кузнец вновь перехватывает инициати­ву, не в последнюю очередь песнью в честь бога этого двора, Посейдона:

О черновласый держатель земли Посейдаон, внемли мне!

Конник, держащий в руках трезубец, из меди отлитый!

Корни земные хранишь, блюдешь кораблей продвиженье.

Нам же подай честное богатство, и мир, и здоровье!179

При словах "конник, держащий в руках трезубец" Рея встает, как бы с отвращением бросает наземь атрибут По­сейдона, конскую гриву, и входит в левую дверь Телесте-риона. Мойры следуют за ней. Гефест поднимает гриву, девушка же пением поднимает свою душу на более высо­кую ступень:

Я совоокую Тетис зову, Океана супругу,

В пеплосе синем царицу, что легкие волны колеблет,

Сладостновеющим ветром дыша на прибрежную землю.

Ты крушишь о прибрежные скалы валы-исполины

И, усмирив, посылаешь на берег спокойно и мягко.

Ты кораблями красуешься, ты, о пестунья чудовищ,

Влажнорожденная матерь Киприды и туч мраковидных,

Матерь нимф ключевых и речных, изобильных водою,

Ныне внемли мне, молю, многочтимая, будь благосклонна,

Помощью будь и пошли кораблю попутные ветры!180

Из открытой для пяти старух двери Телестериона доно­сится тихая барабанная дробь. Снаружи, возле колонны, перед пустым сиденьем Реи, теперь устроился Гефест. Когда он шевелится, слышен звук большого барабана. Гриву Реи он показывает всем как символ его владычества на этом дворе. После песни Тефиде оба юноши под звуки лиры обходят вокруг девушки и поют Афродите:

Морерожденная, с вечной улыбкой, о матерь богиня!

Празднества любы ночные тебе, полуночнице славной,

Ты, на земле породившая все и в небе высоком,

Также и в глубях морских, о волчья, богов повелитель!

Ты на Олимпе, богиня царица, сияешь красою,

Или над гладью морской ты летишь в лебединой повозке.

Три незамужние девы-невесты тебя ежегодно

Гимном святым прославляют с бессмертным Адонисом чистым.

Где б ни была ты — гряди, о богиня, твой вид столь

отраден! С чистой душой призываю тебя и святыми словами!181

Гефест и Арес в центре площадки пересекают их путь. Арес возлагает на голову Евбулея свой дубовый венок и вручает ему свой меч, после чего исчезает. Украшенный и вооруженный Евбулей выпрямляется во весь рост, будто только теперь окончательно пробуждаясь. Взмахивая ме­чом, он танцует вокруг девушки. Второй юноша следует за ним, обронив свой алый плащ. Кузнец поднимает плащ, вновь забирает себе, а взамен дарит меч и ему. Девушка отвечает танцорам:

Звучные медью куреты, владельцы доспехов Арея!

Животворящие духи, святые спасители мира!

Ор пестуны, плодоносные, нам, о владыки, повейте!

Таинства цель далека, помогите ее нам достигнуть182.

После танца Евбулей оказывается справа, в одиночестве, и отходит еще дальше, на место Ареса. Девушка идет за ним. Второй юноша остается слева, рядом с кузнецом в красном плаще. Из богов теперь виден только один этот, Гефест. И Диоскуры отдают ему почесть:

Духом могучий Гефест, многомощный огонь безустанный!

В пламени ярких лучей горящий и греющий демон!

О светоносный, о дланью могучий, о вечный искусник,

Часть мирозданья, его элемент беспорочный, работник,

Всепоглотитель, о всеукротитель, всевышний, всевечный,

Солнце, эфир и Луна, и звезды, и свет безущербный —

Все это части Гефеста, что так себя смертным являют,

Всюду твой дом — и город любой, и племя любое.

Ты и в телах обитаешь людских, многосчастный, могучий.

Внемли, блаженный, тебя призываю к честным возлияньям,

К радостным нашим делам всегда приходи, благосклонный!

О, прекрати же огня безустанного дикую ярость,

Ты, кто жаром своим естество выжигает из тела!183

Евбулей чует, что проку от этого не будет, догадывается, что Гефест и Геката — отстающие в развитии силы, оши­бочно соблазнившиеся кропотливым трудом. И он зовет из Дома посвящений свой предвечный образ:

Вечной земли царя величайшего я призываю,

Я корибанта зову, воителя с долей счастливой,

Взор на кого невозможно поднять, ночного курета,

Кто избавляет от ужасов тяжких, от призраков жутких.

Бродит один корибант, двусущий, изменчивый видом,

Кровью залитый, когда двое братьев его погубили,

Тот, кто по воле Део сменил свое тело святое,

Вид принимая чудовищный страшного черного змея.

Гласу внемли моему, о блаженный, не гневайся тяжко,

Грешную душу избавь от снедающих страхом видений!181

Евбулей зовет не напрасно. Гермес выходит из тени за колоннами и снова зовет: "Кронос!" На зов выходит, правда, не сам Кронос, но божество сродни кузнецу. Старший собрат кузнеца является справа у одной из колонн — титан Прометей. Поверх длинного хитона на нем тоже накинут красный плащ. В правой руке у нею стебель тростника-нартекса, внутри которого он спрятал для людей небесный огонь. Он спокоен и неподвижен.

Кузнец, стоящий на дальнем левом краю, понимает, кто это. Дальше в глубине он видит и богиню в шлеме, блистающем золотом. Она пока во тьме за колоннами. В центре появляется Гера, становится рядом с Гермесом. Тогда Гефест возмущенно шипит: "Мои женщины здесь, но не глядят на меня и не говорят со мной — ни мать, ни подруга. Если теперь Афродита или хоть Ямба бросится в объятия этого силача Ареса, сия троица может потрясти мир! Подчиниться моей власти Афина не желает: свобода ей превыше всего. И однако ж она подольстилась к Плуто­ну: шлем-то в золоте!.. Мои волки должны этим восполь­зоваться! Бедняга Тантал всего-навсего украл золотую со­баку или попросту утаил это животное и — страдает в Гадесе. Но одна-единственная собака возвысила Микены! Вот и я искупаю волков в Плутоновом глянце. Впредь любой мист сможет выиграть золотую собаку — во имя своей и моей власти на земле.

И зачем я торчу возле женщин? Этого восточного ис­полина недаром сослали на Кавказ. Кто освободил и его, и огонь? Наказанный Зевсом, он опять восстает! Еще опас­нее его западный брат, он не иначе как прячется в колон­не за пустым троном Реи. Крепко стоит на бездонной пучине. Несет свое бремя. Произноси его имя — Атлант, "несущий", — тихонько, чтоб он не явился! Я рискну занять место огненного его брата, что стоит вон там. А здесь нужен Геракл. Не хватает нам его".

Прометей замечает Гефеста, когда тот нагибается, и жестом велит Евбулею и Ямбе окончательно уйти от куз­неца в Дом посвящений. Те повинуются и уводят за собою Гермеса, Геру, Афину и вереницу мистов. Затем Афина и Гера с помощью "мертвых" охраняют изнутри шесть две­рей Телестериона, чтобы ни один волк не пробрался в дом. Своему господину Гефесту, богу, они препятствий чинить не могут, и он обосновывается за Анактороном.

Конец Второй оргии.

Третья оргия: преображение

.Мисты занимают места в Телестерионе, слабо освещен­ном факелами нескольких "мертвых"; ступени у внешних стен — самые удобные. Посередине маленький храм, вро­де часовни, — "Дом владычицы" Персефоны, Анакторон; вокруг него пустое пространство, ограниченное красной веревкой, которую держат "мертвые". У этого храма нет ни крыши, ни окон, узкий бездверный проем неподалеку от трона иерофанта ведет внутрь. Постройка воспроизво­дит храм XV века до Р.Х. Внутри и теперь находится ми­кенский очаг из желтого кирпича, низкий, круглой формы,— алтарь, столь любезный эллинским подземным богам. На коньке крыши Дома посвящений устроена башенка, через которую уходит дым. Для священнодействий в Анакторон входят только иерофант и его мальчик-прислужник; кроме того, богини Гея и Афина, но они сугубо пассивно; далее, туда втаскивают в беспамятстве одного из Близнецов; од­нако же взрослым мистам доступ категорически заказан. Когда мисты входят в Дом посвящений, в Анактороне находится девяти-двенадцатилетний "отрок очага".

У восточного угла Анакторона, возле входного про­ема, — трон с высоко обмурованной спинкой, предназна­ченный для иерофанта, верховного жреца, ибо именно он в надлежащий миг "предъявляет священные знаки". Когда входят мисты, он восседает там в одеждах бога Диониса — длинном синем химатионе и пурпурно-красном хитоне, поверх которых на плечи наброшено подобие столы. В правой руке иерофант, словно скипетр, сжимает цельную тростинку, в левой — золотой колос. На расстоянии не­скольких шагов лицом к трону стоит дадух-Гермес со сво­ими факелами, слева от него — девушка Ямба, справа — юноша в дубовом венке.

Подле глухой западной стены Дома владычицы приту­лился Гефест; рядом справа сидит праматерь Гея, она в чер­ном, в правой руке у нее яйцо. Слева от древней богини — Геката, тоже в черном, с двумя факелами; с северной стороны — две женщины в белом. Одна из них, в шлеме, со щитом и копьем, стоит лицом к трону, это Афина; вторая глядит на Гефеста, это его мать Гера, легко узнаваемая по зубчатой короне с двенадцатью драгоценными камнями. Внутри красного веревочного кольца вокруг этих групп в медленном величавом танце кружатся Мойры.

" Мертвые" с красной веревкой молят танцующих старух:

О змеекудрые девы, полночницы, страшные взору!

Вы, потаенные, вы, о ночные, живете сокрыто,

Возле потока священного Стикса в глубокой пещере,

Чистые дщери Хтонийского Зевса, великого бога,

И Персефоны, прельстительной девы прекраснокудрявой!

Вы наблюдаете жизнь нечестивого люда всечасно,

Вмиг к преступленьям летите, неся нечестивым отмщенье.

О вседарящие, о избавители смертных в несчастьях!

Вас призываю! Грядите к питающим чистые мысли!185

Гефест в черном хитоне и красном плаще встает и славит Гею. Семь "мертвых" с западной стороны, которым видна Праматерь, подхватывают:

Гайя богиня, о матерь блаженных и смертного люда,

О всекормящая, о всецарящая, всепогубитель,

Ты — основа бессмертного мира, всепестрая дева.

О плодовитая, роды твои — урожай многовидный,

Любишь дожди ты, а космос, искусник всехитрый, светила

Вертит вокруг тебя вечнотекущим могучим потоком186.

Юноша на западной стороне — тот, что под бычьим шле­мом, — возобновляет славу Гефесту:

Духом могучий Гефест, многомощный огонь безустанный!

В пламени ярких лучей горящий и греющий демон!

Внемли, блаженный, тебя призываю к честным возлияньям,

К радостным нашим делам всегда приходи, благосклонный!187

После этого прославления иерофант с восточной сторо­ны жестом подзывает к себе девушку Ямбу, набрасывает на нее свою "столу" так, что спереди свисают как бы фиолетовые ленты, и прикрепляет на горле, против сердца и ниже украшения в виде цветов; кончики завязанной над лбом головной повязки Ямбы он ставит торчком. Потом он поднимается, достает из тронного балдахина багряно-фиолетовый шестнадцатилепестковыи анемон и двумя пальцами долго вращает его перед глазами девушки, после чего касается им украшения у нее на горле. Те же манипуляции он проделывает с двенадцатилепестковым лотосом, в заключение касаясь им украшения, прикреп­ленного над сердцем; прочие украшения согревает нало­жением руки.

Затем он вместе с девушкой поет, обращаясь к входу

Анакторона:

Гестия, о благовластного Кроноса дочерь, царица!

Ты, чей дом — средь огня величайшего, сущего вечно!

К таинствам чистым своим допусти этих мистов и сделай

Вечно цветущими, полными святости, счастья, веселья!188

Призыв верховного жреца заставляет встрепенуться Гефес­та и Гекату (в западной части Телестериона). Геката заклинает Гор:

Оры, о дщери богини Фемиды и Зевса владыки!

Ходите кругом, прелестные ликом и юные вечно,

Вы с Персефоной святой играете вместе в ту пору,

Как возвращают богиню на свет Хариты и Мойры,

Пляску ведя круговую свою, на радость Зевесу,

Равно и матери, щедро плоды приносящей богине.

О, явитесь же к тем, кто впервые на таинствах наших!189

Геката поет, а Гефест меж тем посылает юношу в бычьем шлеме направо вокруг Дома владычицы к трону, чтобы он, обнажив меч, устремился в атаку. Задача его — "помешать девушке в украшениях создавать иллюзию". Юноша в дубо­вом венке замечает его; перед троном Близнецы скрещивают мечи, восклицая: "Реальна двойка!" и "Истинно единое". Воин в рогатом шлеме, поборник двойки, обращается в бегство; слуга единого преследует его, трижды обегая вокруг Анакторона. И снова поют "мертвые":

Звучные медью куреты, владельцы доспехов Арея!

Вы, многосчастные, сущие в небе, на суше и в море,

Животворящие духи, святые спасители мира!

Ныне грядите к священному действу, даруя подмогу!190

 

На третьем круге быковоин оборачивается и, вытянув впе­ред меч, неподвижно замирает между троном и Домом вла­дычицы. Поборник единого налетает на острие, одновремен­но сам поражая соперника. Оба падают мертвые. Гермес воздевает над телами увитый змеями жезл и возглашает финикийскую жалобу: "Ай-лену! аи Линон! Айлинон, тон Айлинон!" Мисты вторят: "Увы нам, увы!"

Слыша эту заплачку, кузнец у западной стены догадывает­ся, что его наскок потерпел неудачу, и решает действовать по-другому: он больше не противостоит девушке Ямбе, а, полностью приняв сторону Геи, которая находится рядом с ним, ополчается против Гестии в Анактороне. Кузнец молит­ся Гее:

Гайя, о матерь блаженных и смертного люда,

Трон твой среди мирозданья ныне займи, о царица,

Дабы ни дочь, ни служанка на нем восседать не посмели191.

Великанша впервые поднимается во весь рост. С яйцом в деснице она величаво вступает в Анакторон. Мойры за­медляют шаг. Если мир будет поделен заново, вернется ли он к древнейшему порядку? Затем они устремляются к тому месту у западной стены, где сидела Гея.

Гера, мать кузнеца, отходит от северной стены Дома владычицы и приближается к сыну, а тот возлагает все свои надежды на новую владетельную троицу в божествен­ных сферах: словно перед Парисом на троянской Иде, долж­ны явиться перед ним и стать рядом с Герой Афина и Афродита. Поэтому Гефест кличет Афину как свою невес­ту, как в храме на аттическом рынке. Афина же, заметив, что Гера покинула свое место у северо-западного угла Анак­торона, переходит туда и видит Гефеста с Герой и Гекатой. Не желая прислушиваться к его зову, Афина, выступаю­щая здесь вместо Афродиты, хоть и не выказывает враж­дебности к старшей Гере, зато обрушивается на приврат­ницу таинства:

Ты, о Геката, как призрак туманный, морочишь и манишь

Смертных, являясь их взорам в бесчисленном множестве видов.

То ты вполне различима, а то затемняешься мраком,

То возникаешь с одной стороны, то с другой, среди ночи.

Страшным чудовищем ты обитаешь у глубей Кокита...

Ныне молю, о богиня, царица подземного царства,

Жала страстей от души отгони за пределы земные,

Мистам же лик свой священный яви благосклонно и кротко!192

Геката ищет спасения в обряде:

Кличу Фемиду бутоноочитую, Геину поросль,

Первой она указала для смертных священный оракул.

В блеске красы, многочтимая всюду, бродящая ночью,

Первая ты священные таинства смертным открыла.

Ныне, блаженная, с добрым советом гряди, веселяся,

К чистым мистериям благосвященных обрядов, о дева!193

Фемида ненадолго выходит из Анакторона, изгоняет Геру и Афину на их прежнее место в северо-западной части Телестериона, не позволяя тем самым кузнецу создать новое триединство. Гера требует, чтобы Геката подчинилась Мой­рам. Та упирается и показывает свою силу, швыряя под ноги Мойрам, стоящим теперь на давнем месте Геи, Рейну конскую гриву. Мойры замирают в неподвижности.

Теперь Гера велит сы.ну Гефесту идти прислужником впереди нее. Так она шествует в обход северной стены Анакторона на восток. К ним обоим присоединяется Афи­на. И сидящий на троне иерофант видит перед собою новое триединство: Афину, Геру, а вместо Афродиты — украшенную Ямбу! Фемида, наводя порядок, распоряжа­лась так, будто она — сама Гестия. Священное действо может продолжаться.

Ямба преклоняет колени перед царицей богов Герой. Та снимает с нее трехкиверную шапку Гекаты, а взамен надевает ей собственную зубчатую корону с двенадца­тью драгоценными камнями. При этом Гера произно­сит: "Э-А-О!" Ямба нараспев повторяет протяжные зву­ки, которые в конце концов подхватывают и мисты. Даже кузнец теперь понимает: новая троица собралась там без принуждения и обмана; Парису, который на Иде должен был объединить, но принял роковое решение в пользу Трои, — Парису наконец-то даровано избавление. Гефест вполне осознает смысл аллегории и больше не противится. Он оттаскивает одного из мертвых Близнецов мимо южной стены маленького храма на запад, под ноги Мойрам; при этом рогатый шлем спадает с головы юно­ши. Гермес поднимает его, набрасывает поверх серебрис­тое покрывало и протягивает Гере этот новый убор. За­тем, положив на грудь мертвого Евбулея свой жезл, Гер­мес заклинает врачевателя богов:

Феб Ликорей, гряди, о блаженный, Пэан святочтимый,

Все перед взором простерлось твоим — и эфир бесконечный,

И под эфиром земля, наделенная долей счастливой,

Зримы тебе и сквозь мрак звездами расцвеченной ночи,

В полной тиши ее, корни земли и мира пределы,

Сердце заботит твое и начало, и всеокончанья.

Образ грядущий даруй, о благой, посвященному мисту,

Кифарой своей полнозвучной, молим, его распрями!

 

Мальчик-прислужник втаскивает этого мертвеца в Анак-торон. Гермес (дадух) приближается к Дионису (иеро-фанту) и просит: "Владыка, необходимое!" По велению иерофанта дадух передает ему меч; затем верховный жрец подзывает Афину и следом за нею сам входит в Анакто-рон. Копье богиня оставляет снаружи, золотой шлем и щит берет с собой. В храме она держит щит так, что Дионис, глядя не на стоящую перед ним Гею, а в зер­кально отполированную внутреннюю поверхность щита, видит, как ему нужно взмахнуть мечом. Из Дома влады­чицы слышен крик! Верховный жрец появляется из Анак-торона, неся за волосы-змеи окровавленную голову, об­ходит вокруг маленькою храма и все время держит зме-еволосую голову так, чтобы Мойры наверняка окаменели от ее взгляда. Затем голову сжигают на жертвенном очаге. При этом от Гестии поднимается густой дым ладана. Но вот душистое облако достигает потолка Телестериона, и Гермес, громко и отчетливо, произносит слова молитвы:

Отец всетворящий, хозяин перуна, и грома, и молний!

Как некогда Кадмовой дщери, Семеле царице,

Той, что познала великие роды средь огненных вспышек,

Так же и нам подари, скиптродержец, рождение духа!195

Полная тишина, затем раздается внятный для верховного жреца возглас изумления; нередко его издает отрок, ибо он по возрасту наиболее впечатлителен; лучше, если этот возглас срывается с уст самого жреца или слышны сразу несколько знамений. Тогда жрец с силой ударяет в огром­ный гонг на спинке своего трона и взывает высоким детским голосом: "Дева!" Помолчав, он добавляет: "Дева родила мальчика, сильная — сильного!., brimo brimon"... "Сильная" — так по-микенски именовалось божество, слово theos возникло позднее. Те из мистов, что воспринимают созерцательный образ девы, сами узнают, что боги сущест­вуют. Те же, кто лишь угадывает, чтб происходит со сподо­бившимися благодати, по крайней мере испытывают свя­щенный трепет.

Вновь воцаряется тишина; иерофант знаком велит две­надцати белым "мертвецам" обойти вокруг Анакторона. Мистам в белых одеждах позволено присоединиться к про­цессии, составить пары с "мертвыми". Шествуя, они впол­голоса поют:

О, гряди, Ферсефона, рожденная Зевсом великим,

Единородная, жертвы прими благосклонно, богиня!

Ты, жизнетворная, мудрая, ты, о супруга Плутона,

Ты под путями земными владеешь вратами Аида,

Жизни грядущей стезю назначая для смертных.

После предсмертого вопля Геи под коньком крыши встре­чаются две птицы — голубь и сова. Украшенная девушка, новая Афродита, выпустила на свободу своего голубя, а бо­гиня Афина — сову. Теперь охотница-сова нападает на го­лубя, и тот в лучшем случае успевает схорониться на груди хозяйки. Сова же улетает через дымовое отверстие в ночь. Каждый мист видел обеих птиц и истолковывал их полет — для себя, для своего города, для этих таинств. Необычное поведение какой-либо из птиц знаменовало важные события.

Потом все, в первую очередь "мертвые" с их резкими голосами, поют славу — но не девушке с голубем, а злато-шлемной богине, хозяйке совы:

Единородное чадо великого Зевса, Паллада,

Ты, бранелюбица, в души людей исступленье вдыхаешь,

Дева, обвыкшая в битвах, чудовищно страшная духом.

Горгоубийца, о дева-боец, твой гнев ужасает.

Ты и жена, и мужчина, о демон победный, от зол избавитель,

Ныне услышь и меня, подари же мне мир многосчастный!191

Единственная оставшаяся группа — восточная — готовится к круговому шествию. Возглавляет ее Гермес, в правой руке он высоко поднимает каддуцей, в левой держит факел. Справа от него шествует Афина в золотом шлеме, с копьем в правой руке и зеркально отполированным щитом в левой. Девушка, новая Афродита, следует за ними; впереди нее факелоносцы — Близнецы. Выше их на голову, хотя бы и благодаря котур­нам, далее выступает иерофант в образе пожилого Диониса. Он вертит в пальцах пурпурный анемон, цветок Адониса, поднимая его так высоко, что он виднеется над головой девушки. На сей раз каждый мист видит этот цветок — символ освобождения души, — а под ним семь украшений девушки.

Гера под рогатым полумесяцем, в серебристо мерцаю­щем покрывале, замыкает шествие. Обойдя вокруг Анак-торона, иерофант вновь поднимается к трону, но на этот раз не садится. Мисты по-прежнему воспевают свою воз­любленную богиню Афину:

Единородное чадо великого Зевса, Паллада,

Ты, бранелюбица, души людей оробевших

Дерзкой отвагой и пылом зажги, умоляю!

Злобу от нас отведи, Тритогения, демон победный!197

"Отрок очага" меж тем складывает в храме поленья для костра. Когда наконец воцаряется тишина, он горстями черпает из полных ваз смолу, бросая ее в огонь. Вскоре над Анактороном поднимается облако, снизу подсвеченное красным. Полупробужденным мистам открывается в его отблеске то, что, как видение, вероятно, доныне от них ускользало.

"Мертвые" приглушенно воспевают небесного отца:

О всеродитель Уран, некрушимая часть мирозданья,

Старший в роду, и начало всего и всему завершенье!

Ты, огнедышащий, всеукротитель, ты — искра живого!

Ныне вдохни восприимчивым душам твою животворную силу 198.

В перерывах Гермес славит Диониса, громко возглашая:

Отец всетворящий, хозяин перуна, и грома и молний!

Как некогда Кадмовой дщери, Семеле царице,

Той, что познала великие роды средь огненных вспышек,

Так же и нам подари, скиптродержец, рождение духа!199

Двенадцать облаченных в белое мистов — каждый об руку с "мертвым" — обходят вокруг Анакторона.

О, гряди, Ферсефона, рожденная Зевсом великим,

Единородная, жертвы прими благосклонно, богиня!

Ты, жизнетворная, мудрая, ты, о супруга Плутона,

Ты под путями земными владеешь вратами Аида,

Жизни грядущей стезю назначая для смертных.

Ты Евменид породила, подземного царства царица,

Дева, рожденная Зевсовым семенем неизречимым,

Мать Евбулея, чей образ изменчив, гремящего страшно,

Шествуй приветливо к нам, усладись почитанием нашим!200

Конец Третьей оргии.

Четвертая оргия: собирание

Иерофант стоит у трона. Когда огненный отблеск ввер­ху наконец угасает, под возгласы "Иакх!" двенадцати бе­лых мистов и "мертвых" из Дома владычицы появляется "отрок очага". В руке или на голове у него кувшинчик с пеплом, оставшимся от сожжения головы Геи. Иными словами, он изображает божественное дитя. Юноша в белом, несущий золотой меч острием вверх,, прижав го­ловку эфеса к подбородку, следует за ним. Старик иеро­фант с тирсом и золотым колосом присоединяется к ним, и все вместе они обходят Анакторон вдоль веревки, ко­торую держат теперь двенадцать мистов в белом, одной только левой рукой. В правой у них факелы. "Мертвые" исчезают. Во время шествия мисты поют Дионисийской Троице:

Этой молитвой зову Диониса Священной Корзины,

Доброго Вакха-нисейца, желанного, в пышном цветенье,

Детище милое нимф и венчанной светло Афродиты.

Плящушей поступью ты сотрясаешь лесные дубравы,

С нимфами вместе ликуя, безумием сладким объятый,

Ты отведен был к святой Персефоне по воле Зевеса,

Ею был вскормлен, взращен любимым для сонма бессмертных201.

Вторая песнь обращена к воскресшему юноше:

Демон прекрасный с мечом золотым, услышь, как тебя призываю!

В возрасте самом желанном, ты любишь бродить одиноко,

В нежных прекрасных кудрях, о ты, Евбулей многовидный,

Всезнаменитый питатель всего, и отрок и дева,

Вечно цветущий Адонис — в году, затухая, сияешь,

Рост посылаешь всему, двурогий, оплаканный, милый,

Блещущий дивной красой, длиннокудрый любитель охоты,

Сладкая ветка Киприды, прельстительный отпрыск Эрота!

О, порожденный от ложа прекрасной собой Персефоны!

В Тартаре мрачном обитель имел ты когда-то, но после

Вновь на высоты Олимпа вознес плодоносное тело.

Ныне же к мистам гряди, плодами земли награждая202.

Приветствуют они и верховного жреца:,

Высший из демонов! В дланях своих бережно держишь

Священный цветок. Молю, покажи его смертным,

Тяжесть страданий уйми, повергни людские препоны!

Пламенем ярким открой созерцателям образ

Освобождающих душу чистых и ясных видений!203

Гермес громко обращается к Гефесту и его свите, ожи­дающей в южной части Телестериона: "Я, посланец без­донных глубин, умиротворяю духов, соединяю владык эле­ментов: Гею, и Рею, и Гипту, и тебя, владыка огня!" Затем он поет:

Гипту, кормилицу Вакха, кричащую "эйа", я кличу,

Силой благую пестунью зову Диониса — тебя, Левкотея!

Примирите титанов!204

У подножия трона, прямо перед ступенями, верховный жрец видит лежащего на смертном одре второго Близне­ца. Юноша и отрок подходят к нему, становятся рядом; старец благословляет мертвого тирсом — жезлом с шиш­кой пинии — и произносит:

Юный сей воин, павший в бою достославном,

Жезла целебного слово теперь да приимет:

Пэан святочтимый, Вещатель грядущего

Чистых глаголов! Скрепи это тело Вселенскою формой,

Вели посвященному встать! Иэ пэаон, иэ пэаонр205

После короткой паузы он продолжает:

Гефест! Укрепи эту форму!

Теплом животворным

Согрей эту плоть!

Кузнец возлагает правую руку на живот юноши. Иеро-фант касается тирсом его лба и приказывает: "Восстань!" Мертвый поднимается. Верховный жрец вопрошает: "Где меч?" Гермес подает меч и просит: "Пусть меч станет здесь оралом!" Гефест сгибает меч в орало, передает вер­ховному жрецу, а тот — пробужденному юноше. Процес­сия покидает Телестерион и вновь поворачивает к перво­му двору. Гермес с двумя факелами шагает впереди. За ним следуют Близнецы, далее Гера и Афина, эскортирую­щие "новую Афродиту", затем друг за другом Дионисий-ская Троица. Кузнец с волками и "мертвыми", а также Гипта и И но остаются во внутреннем дворе.

В междворье на каменистом холме ожидают Арес и Геката, снова надевшая свою трехкиверную шапку. Гер­мес светит факелами так, что их видят все мисты. Евбу-лей поет:

Я придорожную славлю Гекату пустых перекрестков,

Буйную славлю царицу ночную со свитой собачьей!

Горных жилица высот, о Персея, ты лад душам мистов даруешь,

Персефонее благой ты близка, умоляю,

Внемли же с охотой словам благодарности нашей!206

Во внешнем дворе божественная группа под радост­ные клики сатиров направляется к пещере Деметры высоко на холме. Мисты остаются внизу, на Священ­ной дороге. Сатиры шлепают их кожаными хлопуш­ками, шумят и веселятся. Тем, кто создает толкотню, достается больше шлепков, но от этого у них лишь прибывает сил.

У пещеры сидит Деметра, теперь уже в белом. Перед нею ведут хоровод три Горы в пестрых одеждах. Гермес внизу запирает наружные ворота. Богиня в золотом шлеме поднимается на камень возле скального обрыва, откуда она может следить за происходящим. Гера становится ря­дом с Деметрой, отрок доверчиво подходит к старушке. Иерофант поворачивается лицом ко двору, теперь он — ее жрец. Близнецы и девушка, лицом к Део, преклоняют колени перед иерофантом и поют:

Вы, о Плутон и Део, ключами владеете оба!

Смертному роду даришь, всецарица Део, урожаи в богатые годы.

Треть мирозданья удел твой, Плутон, — земля, вседарящая почва!

О Евбулей! Ты прекрасное чадо священной Деметры

В жены похитил, схватив на лугу, и понес через море

Вдаль на четверке коней прямо в Аттику, в край Элевсинский:

Есть там пещера — врата ее путь открывают к Аиду.

О вседержители мощные, мистам даруйте сокровища ваши,

Матерь Део и ты, возвышающий отче, Плутон благосклонный!207

Во время песнопения он поднимает жезл, увенчанный зо­лотым диском, над головою Геры, так что ее рогатый го­ловной убор мнится лунным серпом, в котором покоится солнце. Гера поет, сатиры подыгрывают на флейтах:

С рожками бычьими Месяц, бродящий в ночи небожитель!

В факелах шествий ночных, о Луна, благозвездная дева,

То ты полнеешь, то'таешь, и женщина ты, и мужчина,

О конелюбица, о плодоносная, матерь ты году.

Мистов душой укрепи, память у них пробуди об обряде

Благосвященном, богиня, забывчивость прочь отгоняя!208

 

Двойной знак по возможности должен быть виден, пока не появится солнце.

Конец Четвертой оргии.

В преддверье жрица Гекаты подает каждому мисту руку, предупреждая: "Молчи!"

Конец ночного празднества.