Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...
Биохимия спиртового брожения: Основу технологии получения пива составляет спиртовое брожение, - при котором сахар превращается...
Топ:
Отражение на счетах бухгалтерского учета процесса приобретения: Процесс заготовления представляет систему экономических событий, включающих приобретение организацией у поставщиков сырья...
Определение места расположения распределительного центра: Фирма реализует продукцию на рынках сбыта и имеет постоянных поставщиков в разных регионах. Увеличение объема продаж...
Когда производится ограждение поезда, остановившегося на перегоне: Во всех случаях немедленно должно быть ограждено место препятствия для движения поездов на смежном пути двухпутного...
Интересное:
Лечение прогрессирующих форм рака: Одним из наиболее важных достижений экспериментальной химиотерапии опухолей, начатой в 60-х и реализованной в 70-х годах, является...
Финансовый рынок и его значение в управлении денежными потоками на современном этапе: любому предприятию для расширения производства и увеличения прибыли нужны...
Аура как энергетическое поле: многослойную ауру человека можно представить себе подобным...
Дисциплины:
2021-06-30 | 28 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
ЛЕСНОЙ ОТЕЦ И ЛЕСНАЯ МАТЬ
Повадилась лиса в одной усадьбе кур воровать. Пришла тут хозяйка усадьбы к хозяину и говорит ему:
— Хозяин, голубчик, скоро нам Патрикеевна ни одного пёрышка не оставит. Возьми ружьё, отыщи её и застрели.
Взял хозяин ружьё, кликнул собак и отправился в лес — лису убивать. Искал он её час, искал два и, наконец, видит: стоит в лесу гора, в горе глубокая нора вырыта, а из норы выглядывает сама Патрикеевна в чепчике из куриного пуха. Хозяин тотчас вскинул к плечу ружьё, прицелился и выстрелил. Лиса протянула ноги — тут и был ей конец. Собаки с лаем бросились к добыче, вытащили мёртвую лису из норы.
Взвалил хозяин Патрикеевну на спину, домой отправился. Шёл-шёл и вдруг наткнулся на тетеревиный выводок. Хотел он было вновь вскинуть ружьё, но в последний миг заколебался и подумал:
— Не стоит, пожалуй. Тетеревята ещё маленькие, какой толк от этих заморышей. Пусть подрастут, пусть станут больше — успею их тогда в мешок спрятать.
Так и не сделал ничего плохого тетеревятам, пошёл дальше своей дорогой.
Отмахал он этак ещё порядочный кусок, да вдруг увидел подбитого глухаря. Крыло у бедняжки сломано, никак взлететь не может — просто бежит по тропинке, бери его хоть голыми руками.
Хотел было хозяин вновь вскинуть ружьё, но в последний миг остановился и подумал:
— К чему убивать больную птицу! Пускай поправится, пускай выздоровеет, успею её тогда засунуть в сумку.
Так и не сделал глухарю ничего плохого, пошёл дальше своей дорогой.
Отмахал он этак ещё порядочный кусок, вдруг увидел между деревьями странного зверя; олень — не олень, лось — не лось. Поспешил хозяин посмотреть на чудного зверя, но тот умчался вскачь — только хвост мелькнул между деревьями.
|
И вдруг хозяин видит: дорога незнакомая, место совсем чужое! Постоял он, посмотрел, пошёл дальше, а лес становится всё чаще, заросли всё гуще, земля под ногами всё мшистее. Через некоторое время стемнело, и хозяину ничего больше не оставалось, как присесть на пенёк и покурить трубочку, чтоб собраться с мыслями. Когда он, наконец, вновь поднял голову, показалось ему, будто за деревьями огонёк мерцает.
Хозяин тотчас встал с пенька и снова зашагал вперёд. Шёл-шёл, наконец добрался до большого старого дома. Увидал, что дверь открыта, вошёл.
В доме была просторная комната, в комнате стоял большой стол, за столом сидели дед да баба. У деда была борода из настоящего мха, одежда из настоящей коры, лапти на ногах из настоящей травы. Баба пряла светлую пряжу, а на ткацком станке была ткань, похожая не на материю, а на чистую, тонкую бересту.
Пока хозяин всё это разглядывал, дед сказал ему дружелюбно:
— Не бойся, сынок, заходи. Заблудился ты в лесу, придётся, видно, у нас переночевать.
— Да, заблудился. Хорошо бы переночевать у вас.
— Почему же нет, можно, можно. Присаживайся, отдохни. Ты, наверно, устал порядочно… после сегодняшних плутаний. Да и как же Лесному Отцу над тобой не сжалиться, раз ты его зверюг пощадил, пожалел моих тетёрок, пожалел моего больного глухаря. А что лису убил, о том не печалься, она давно у меня от рук отбилась, непослушной стала: всякого, кто послабей, загрызала. Ты, первым делом, немножечко подкрепись.
Хозяин огляделся — ишь ты, чудо какое, стол уже накрыт. В мисках из бересты красовались всевозможные дары леса: яблоки, черника, земляника, малина, морошка. Тут же стоял большой берестяной жбан, наполненный до краёв квасом, лишь руки протяни и бери, лишь ко рту подноси и пей, сколько душа желает.
— Ешь-ешь, — принялась потчевать его и бабка.
Хозяин сел за стол, взял яблоко, отведал ягод, отхлебнул квасу из берестяного жбана. Отхлебнул и чувствует: вовсе это не квас, а пресладкий берёзовый сок. Наелся хозяин и сказал:
|
— Спасибо вам. Обернулось всё к лучшему, а я-то боялся.
— Ну, как же могло кончиться плохо, у меня всюду свой народ бродит, мне вести приносит. У кого сердце доброе, тому мы всегда рады помочь.
Утром, когда хозяин проснулся, дед сказал ему:
— Вот уже и светло, можешь в путь пуститься. А чтоб ты, братец, опять с дороги не сбился, я сам пойду, провожу тебя.
Сказав это, дед одел берестяную шляпу, берестяные лапти, берестяной армяк. А бабка дала хозяину коробочку из бересты и промолвила:
— Отнеси это своей старухе в подарок. Скажи — Лесная Мать прислала. Она ведь тоже не зла, не жестока к зверям и птицам.
— К зверям и птицам она не зла и не жестока, — ответил хозяин и, поблагодарив их, отправился в дорогу.
К утру Лесной Отец вывел хозяина к деревенской околице, остановился там и сказал:
— Ну, теперь ты и один дойдёшь, бояться больше нечего — ничего плохого с тобой не случится.
И прежде чем хозяин успел как следует поблагодарить деда, тот исчез, словно под землю провалился.
Пришёл хозяин домой и отдал жене берестяную коробочку. А жена в то утро была очень не в духе: только одним глазом и взглянула она на коробочку. Потом открыла её, увидела, что в ней лишь три высохших зёрнышка, выбросила всё в окошко и сказала:
— Вот пустяковина, стоило такое из леса домой тащить.
И усердно принялась за свои обычные хлопоты.
Там, куда упала берестяная коробочка, уже через несколько дней выросла дивная берёза; а там, куда попали высохшие семечки, выросли три яблони, которые той же осенью дали сладкие плоды.
КОМАР И ЛОШАДЬ
Лошадь паслась на выгоне, комар прилетел с луга. Лошадь не обратила на комара внимания, и комар спросил:
— Ты разве не видишь меня, кумушка?
— Теперь вижу, — ответила лошадь.
Комар очень внимательно осмотрел лошадь — посмотрел на хвост, посмотрел на спину, посмотрел на копыта, посмотрел на туловище, посмотрел на уши. Покачал удивлённо головой и сказал:
— Ой-ой, и большая же ты, сестрица!
— Большая, большая, — кивнула головой лошадь.
— Ведь ты, кума, даже больше меня!
— Больше тебя, больше!
— Силушки у тебя тоже, наверно, много? — спросил комар.
— Да, много, много, — ответила лошадь.
— Мухи, наверно, ничего плохого не могут тебе сделать?
— Ну нет, мухи ничего плохого не могут мне сделать!
|
— И слепням, наверно, с тобой не справиться.
— Нет, и слепням со мной не справиться.
— Оводам ведь тоже далеко до тебя?
— Да, где им — этим тоже далеко до меня!
Тут комар выпятил грудь и стал бахвалиться:
— Как бы ты ни была велика, как бы ты ни была сильна, а комариное племя тебя одолеет — живого места не останется!
— Не одолеет, никак не одолеет! — сказала лошадь.
— Одолеет, ещё как одолеет, — стоял на своём комар.
Проспорили так лошадь с комаром час, проспорили два, ни один не уступает. Наконец, лошадь решила:
— К чему без толку ссориться и переливать из пустого в порожнее: померяемся силами!
— Верно, померяемся силами, — согласился комар и, взлетев, крикнул тоненьким голоском: — Эй, наши, живей сюда! Эй, наши, живей сюда!
Ой-ой-ой, сколько налетело комаров! Из березняка и из ельника, из лесов и с болот, с прудов и с топей. А прилетев, тотчас же напали на лошадь.
Когда все комары были на месте, лошадь оглянулась назад и спросила:
— Все тут, что ли?
— Все тут, все, — ответил комар-предводитель.
— Все ли за дело принялись? — спросила лошадь.
— Все принялись, все! — ответил комар-предводитель.
Тогда лошадь повалилась на спину и принялась усердно перекатываться. Перекатывалась-перекатывалась до тех пор, пока всё комариное войско не погибло.
Лишь один комариный солдат живым спасся. Взлетел кое-как, бедненький, на своих помятых крылышках, подлетел к комару-предводителю, щёлкнул каблуками и доложил:
— Уложили врага! Если б у нас было ещё четверо солдат, чтоб держать лошадь за ноги, я довёл бы дело до конца. Уж я собрался было шкуру с неё снимать.
— Лихо, лихо! — похвалил комар-предводитель и помчался стрелой в лес, чтобы сообщить всем другим букашкам и козявкам радостную весть: комариное племя победило самоё лошадь. С нынешнего дня комариное племя самое могучее во всём мире!
СВАДЕБНЫЙ ПЛЯС ЛЯГУШКИ
Лошадь волочила по полю борону, а лягушка, сидя в тени за комком земли, помогала своей старой приятельнице охами и вздохами. Охала-охала, вздыхала-вздыхала и так, наконец, устала, что задремала. Даже не заметила, как настал черёд её место боронить, только тогда проснулась, когда зубья бороны начали её жестоко пихать и толкать: она попала под самую борону и ей никак не удавалось оттуда выбраться.
|
Мяли отзывчивую лягушку до вечера, пока мужик с лошадью боронить не кончили. Лишь после этого удалось голубушке выбраться. Поскакала она, с трудом перебирая лапками, к своей канаве, думая:
— Ой-ой-ой, какие несчастья могут порой случаться даже с такими, как я…
У канавы бедняжку ждали уже все друзья и родственники — боялись, что она в клюв журавля или утки угодила. Все тотчас же принялись прыгать вокруг неё и спрашивать:
— Милая квакушка, где же ты так долго пропадала?
Стыдно было лягушке признаться, что она заснула и под борону попала. Вместо этого она выпятила грудь и похвасталась:
— Я на свадьбу ходила!
— На чью же свадьбу ты ходила, квакушка?
— К людям на свадьбу.
— О-го-го-го, — удивились друзья и родственники. — Что же ты на этой свадьбе у человека видела?
— Много чего видела. Веселья и радости было, хоть отбавляй. Все меня плясать приглашали, каждому хотелось со мной попрыгать. Таскали меня туды-сюды. И так как люди любят к тому же, чтоб в танцевальных залах были ужасные кочки, то на моих боках до сих пор ещё синяки остались, — рассказывала лягушка.
И до тех пор квакушка врала, пока, наконец, и сама не поверила в свой знаменитый свадебный пляс.
МУРАВЕЙ И ПАУК
Пошёл муравей к Деду-Грозовику жаловаться, что пастухи во время еды роняют хлебные крошки на землю. Требуя, чтобы Дед-Грозовик наказал пастухов, он его подговаривал:
— Побрани ты их своим громом! Забросай их своими молниями!
Деду-Грозовику стало жаль пастухов. Он долго молчал и, наконец, спросил:
— А свидетель у тебя есть?
— Есть! — откликнулся муравей.
— Кто же твой свидетель? — спросил Дед-Грозовик.
— Паук может подтвердить мои слова — он бродит всегда по лесам и пастбищам, видит, слышит и знает всё, что там делается, — сказал муравей.
Позвали паука. Дед-Грозовик спросил:
— Паук, ты видел, как пастухи во время еды роняют хлебные крошки?
— Видел, — ответил паук.
— А не знаешь ли ты, зачем они это делают? — спросил Дед-Грозовик.
— Знаю, — ответил паук.
Деду-Грозовику стало ещё больше жаль пастухов. Поэтому он, опять немного помолчав, сказал:
— Ну, говори — зачем же они это делают?
И паук начал жалостливо просить за виноватых:
— Не наказывай их, Дед-Грозовик. Нет ведь у них ни в лесу, ни на пастбище, ни в поле стола, за который можно присесть. Едят они свой хлеб на голой траве, на мху, и тогда случается, что какая-нибудь крошка проскользнёт сквозь пальцы ребят и остаётся в траве. Но ведь там она не пропадает, — птички найдут крупицу, съедят её и тем сыты.
Тогда Дед-Грозовик очень рассердился на муравья и сказал ему:
|
— Ох, муравей, муравей, как у такого работяги, как ты, так ожесточилось сердце! Что напрасно жалуешься на прилежных пастухов? Это не их вина, если им приходится есть на голой траве или ровном мху и что крошки падают у них из рук на траву.
С этими словами он взял свою трость и столкнул завистливого муравья с облака вниз, а пауку дал клубок самых тонких шёлковых ниток, по которым тот и спустился на землю.
С той поры муравей от паденья с высоты посерёдке тонок, а паук и по сей день носит с собой клубок ниток, полученный от Деда-Грозовика.
ПОЧЕМУ ЁЖ ФЫРКАЕТ
Когда-то ёж был очень умным и очень проворным зверем. У него были такие быстрые ноги, что даже дядюшка-заяц не мог тягаться с ним в беге, а ум у него был такой прозорливый, что даже старая хитрая тётка-лиса ему завидовала. Однако Лесной Отец предупредил ежа, что от его проворства и мудрости ничего не останется, если он подпустит близко к себе хоть одну живую душу. Как только это случится, он станет самым медлительным, самым глупым из всех зверей.
Сначала ёж жил так, как ему велели: был начеку, не подпускал к себе близко ни одной живой души. Но в конце концов он сделался неосторожным, так как загордился, и подумал:
— Ого, пусть только попробует кто-нибудь ко мне приблизиться! Вмиг унесусь как ветер.
Однажды ёж сидел на пенёчке у опушки леса и, размышляя о жизни, задремал на солнышке. Он громко храпел и знай себе клевал носом. Два пастушонка случайно его заметили, подошли и принялись меж собой рассуждать.
— Не пойму, что это за странный зверь! — удивился один.
— И я не пойму, хоть у меня и голова на плечах, — сказал другой.
— Может, какое чудище заморское!
— Да уж, наверно, какое-нибудь заморское чудище!
Долго ещё рассуждали пастушата, но ни к чему не пришли. Наконец, пошли они своей дорогой такими же умными, как были.
Но их болтовня разбудила ежа. Протёр братец глаза и видит: два человека исчезают за деревьями.
Ёж сразу спрыгнул с пенёчка, хотел пуститься наутёк. Но как тут побежишь: ноги стали вдруг короткими — никак не сделать шага подлиннее, голова отупела — даже дороги к дому не найти.
Теперь при виде людей ёж всегда сердито фыркает: ведь именно из-за них утратил он проворство ног и остроту ума.
СОЛОВЕЙ И МЕДЯНКА
Когда-то медянка была ядовитой и задумала она всему белу свету зло причинить. Лесной Отец отнял у неё ядовитые зубы и глаза, но обещал простить и вернуть зрение, если посчастливится медянке проползти туда и обратно сквозь втулку колеса.
После долгих поисков и скитаний удалось, наконец, медянке найти в одной деревне, у поленницы дров, колесо от телеги и пролезть сквозь втулку. Но в тот момент, когда она собиралась проползти обратно, из-за кустов вышел мальчик, увидел колесо, взвалил его на плечи и убежал.
Так и не удалось медянке полностью искупить свой грех. Но Лесной Отец пожалел её и вернул медянке один глаз.
Случилось так, что в этой самой деревне, на пастбище в листве черёмухи жил соловей, у которого тоже был только один глаз. И как-то раз, когда соловей и медянка встретились, хитрая птица сказала простоватой медянке:
— Послушай, друг, меня пригласили сегодня в одно очень знатное семейство играть на свадебной дудке. С одним глазом мне, однако, неудобно показаться в обществе. Будь другом и одолжи мне на сегодня свой глаз, завтра утром верну тебе его.
Медянка сперва не соглашалась, но потом уступила и одолжила свой единственный глаз соловью. Сама заползла в смородинный куст и подумала:
— Ночью-то, во сне, всё равно, есть у меня глаз или нет.
Наступило утро, а соловья всё нет и нет. Долго ждала бедная медянка, прислушиваясь к каждому шороху, но всё напрасно. Поняла тогда медянка, что её обманули: никуда не надо было идти играть соловью, хитро соврал братец — и получил себе, таким образом, второй глаз!
С той поры у соловья опять пара глаз, медянка же совсем слепая.
И теперь, мстя за этот обман, всячески старается медянка заползти в гнездо соловья и разорить его.
КАК ЁЖ ЖУКА ЖАРИЛ
Ёж рыскал по лесу, искал еду. Все заросли осмотрел, все кусты
обшарил, но ничего не нашёл — погода была дождливая и все жуки и букашки попрятались по домам, ждали, когда пройдёт дождь.
У ежа уже начало подводить живот — и вдруг он видит: идёт по дороге жук, как видно, в очень весёлом настроении — идёт вприпрыжку и напевает себе под нос. Хоп — хватил ёж жука по загривку.
— Осторожней, дружок! Разве ты не видишь, кто я такой! Чего ты от меня хочешь? — спросил жук.
— Как же, не вижу! Чего я от тебя хочу? Съесть тебя, приятель, вот что я хочу! — ответил ёж.
— Голубчик, не ешь меня, я ещё крохотный — подрасти должен.
— Нечего тебе больше расти — и так съем!
Ни униженные просьбы жука, ни его жалобный плач не помогли: сердце ежа оставалось твёрдым, как камень, а уши — глухими, словно они были сделаны из бересты. И совсем отчаявшийся жук прибег, наконец, к хитрости. Он вытер глаза и принялся поучать ежа.
— Если уж ты вправду так хочешь кушать, то хоть поджарь меня — ведь в таком виде я никуда не гожусь.
Ёж тотчас согласился.
— Это можно, это можно!
Но поскольку у ежа не было в тот миг с собой ни трута, ни огнива, ему пришлось разыскивать добрых соседей, которые допустили бы его к своей печке. Искал он, искал, и, не найдя никого, подумал:
— Ну, ладно. Пусть. Непривередливый я, мне это блюдо и в сыром виде подойдёт.
Но жук разгадал его планы и посоветовал вновь:
— Пойдём на пастбище, там на каждой кочке костры.
— А ты не врёшь? — спросил ёж.
— Нет, не вру, — сказал жук.
— Ладно. Пойдём, пожалуй, — согласился ёж.
Вот добрёл он до пастбища, взобрался на самое высокое место, огляделся и видит: жук, в самом деле, не соврал, тут и там чернеют прошлогодние пепелища.
— Но сковородки-то у нас нет! — вдруг сообразил ёж.
— Обойдёмся без сковородки, дружище, обойдёмся без сковородки, — утешил его жук.
Ёж усомнился:
— Не знаю, обойдёмся ли мы без сковородки.
— Обойдёмся, обойдёмся. Вырой под углями ямку, я в неё заберусь, а ты снова насыпь сверху угли. Уж я тогда испекусь, уж я тогда стану мягким и рассыпчатым. Главное — не вынимай меня слишком рано и не оставляй меня там слишком долго. Недожаренный я никуда не гожусь, а пережаренный — очень противен.
Сделал ёж так, как ему жук посоветовал: вырыл под углями ямку, ткнул туда жука, засыпал его сверху углями. Уселся рядом с пепелищем, начал в ожидании время отсчитывать: — Раз, два, три, четыре… — А когда дошёл до семисот, подумал: — Ну, теперь, должно быть, хватит, теперь он уже, конечно, поджарился как нельзя лучше.
Но пока ёж считал до семисот, жук в ямке сделал себе из угля плотную одёжку и весь в неё укутался, лишь глаза наружу выглядывали. Ёж посмотрел на него, посмотрел, и испуганно воскликнул:
— Ох, батюшки-матушки, ты ведь подгорел!
— Подгорел, здорово подгорел. Разве ты не слышал, как я кричал и вопил, что хватит, что слишком сильно печёт! — ругался жук.
Ёж с горя не промолвил ни словечка, повернул в лес и убежал с пустым брюхом.
А жук сел на траву и засмеялся счастливым и радостным смехом. До тех пор смеялся, пока угольная одёжка на спине не лопнула.
С этих пор, дети, и появился у жука твёрдый сюртук и толстые чёрные крылья, которыми он так сильно трещит на лету.
А ёж жука не трогает — боится, что тот пережаренный.
КУРИЦА И ТАРАКАН
Вышла хозяйка из дому, а дверь закрыть забыла. Курица это заметила и решила: «Надо бы комнату осмотреть как следует». И тотчас же потихоньку шмыгнула в сени, а оттуда юркнула в кухню.
Таракан, который сидел в щели и грелся на солнышке, сердито её окликнул:
— Эй, кумушка, ты что тут бродишь?
— Зашла вот взглянуть, как люди живут, — вежливо ответила курица.
— Что за люди! Это мой дом — люди тут только для того, чтоб мне прислуживать, — продолжал сердиться таракан.
— Да кто ж ты такой?
— Я? Странно, что ты даже этого не знаешь. Ведь я хозяин, я — Таракан.
— Ага, так ты и есть Таракан.
— Да, я и есть, я и есть. Посмотри на меня хорошенько, чтоб ты другой раз узнала меня.
Курица склонила голову набок и посмотрела. Посмотрела, заметила торчавшие из щели усы и мудро кивнула головой. Таракан спросил:
— Рассмотрела ты меня?
— Рассмотрела, как же, — сказала курица.
— Страшный я зверь, правда?
— Страшный, страшный.
— Бык и то не больше меня будет!
— Где ему, где уж!
— Да и конь не сильней меня.
— Не сильней, нет, не сильней.
— А какой же я злющий, ух, какой злющий! — воскликнул таракан и пошевелил усами. — Кого схвачу — убью, кого настигну, тот живым не уйдёт!
— Ко-ко-кошмар! Ко-ко-кошмар! Ко-ко-кошмар! — прокудахтала курица и, вновь заглянув в щель, спросила: — Как же ты, кум, своих жертв убиваешь, как их жизни лишаешь?
— Крупных рогами закалываю, а мелочь ножищами затаптываю, — ответил таракан.
— Чем же ты кормишься, что ты такой могучий?
— Хлеб ем, мясо ем.
— А что же ты пьёшь, что у тебя в теле такая сила?
— Молоко пью, сливки пью.
— Вот так чудо, ты, стало быть, откормлен на славу и, должно быть, очень хорош на вкус, — сказала курица и, вытянув шею, выклевала таракана из щели.
Выклевала и тотчас проглотила.
Проглотила, покачала головой и разочарованно сказала:
— Вот так хвастунишка! Козявка-букашка и та вкуснее, а уж крупяное зёрнышко намного лучше!
МАШЬ, РАК И ЖУК
Служил батрак у жадного хозяина, получал в год копейку жалованья. Получил он жалованье, пошёл к роднику, бросил копейку в воду и сказал:
— Всплыви денежка, если я хорошо работал, потони денежка, если — плохо.
А копеечка-то и потонула.
Прослужил батрак у жадного хозяина второй год и снова получил копейку жалованья. Получил жалованье, пошёл опять к роднику, опять бросил копейку в воду и сказал:
— Всплывите обе денежки, если я хорошо работал, потони и вторая денежка, если — плохо.
И вторая денежка тоже потонула.
Прослужил батрак у жадного хозяина и третий год, получил и на этот раз копейку. Получил жалованье, пошёл к роднику, бросил копейку в воду и сказал:
— Всплывите все три денежки, если я хорошо работал, потони и последняя денежка, если — плохо.
И вот чудо: все три денежки всплыли со дна родника.
С этими тремя копейками отправился теперь батрак странствовать. Странствовал, странствовал и дошёл до большой дороги. Встретилась ему там мышь, попросила его:
— Милый человек, одолжи мне копейку.
— А что ты с этой копейкой сделаешь? — спросил батрак.
— За квартиру задолжала. Если не уплачу за неё сегодня же, выгонят мою семью из норы.
— Что ты мне пообещаешь в награду?
— Сослужу службу, когда тебе помощь понадобится.
Думал батрак, думал, наконец решил:
— На хлеб с солью мне и двух копеек хватит, вина мне не нужно, — ладно, дам уж одну копейку мыши — ведь ей невесело будет, когда семью из норы выгонят.
И дал мыши копейку.
Отправился батрак дальше с двумя оставшимися копейками. Встретился по дороге рак, попросил его:
— Милый человек, одолжи копейку.
— Что ты с этой копейкой сделаешь? — спросил батрак.
— За квартиру задолжал. Если не заплачу за неё сегодня же, выгонят мою семью из ямки, — пожаловался рак.
— Что ты мне пообещаешь в награду?
— Сослужу службу, когда тебе помощь понадобится.
Думал батрак, думал, наконец решил:
— На хлеб мне хватит копейки, а без вина и соли я обойдусь, — ладно, дам уж вторую копейку раку. Ведь нелегко ему будет, когда семью из ямки выгонят.
И отдал вторую копейку раку.
Отправился батрак с оставшейся копейкой дальше. Встретился ему жук, который сразу жалобно попросил:
— Милый человек, одолжи мне копейку.
— Что ты с этой копейкой сделаешь?
— За квартиру задолжал. Если сегодня же не заплачу за неё, очутится моя семья под открытым небом.
— Что ты мне пообещаешь в награду?
— Сослужу службу, когда тебе помощь понадобится.
Думал батрак, думал, наконец решил:
— Хлеба мне добрые люди и даром дадут, без вина и соли я обойдусь, — что ж, дам я жуку копейку. Ведь ему несладко будет, когда семья под открытым небом очутится.
И отдал он последнюю копейку жуку.
Стал батрак странствовать без единой копеечки. Пространствовал месяц, пространствовал второй, пространствовал и третий, пока не добрёл, наконец, до двора славного короля.
У этого славного короля была дочь дивной красоты, но она никогда не смеялась. Поэтому король возвестил всему королевству: тот, кто рассмешит его дочь, получит её в жёны и полкоролевства в приданое. Вот батрак закурил трубку, сел на землю и подумал: «Денег у меня нет ни копейки, полкоролевства мне тоже ни к чему, а грустную девицу развеселить не мешало бы».
Когда батрак основательно отдохнул от своих странствий, вышел он на окраину города и кликнул своих должников, которые обещали в случае нужды сослужить ему службу. Первым прилетел жук, потом прибежала мышь, а совсем последним приполз рак. Дал батрак жуку дудочку, приказал на ней играть, а мыши и раку он велел в пляс пуститься.
Грустная принцесса в это время как раз картошку у окна чистила. Смотрела, смотрела она на этот весёлый танец и тут от души рассмеялась. Рассмеялся и сам король, рассмеялись придворные, да и весь народ стал смеяться. И жук радовался, радовались и рак с мышью, и сам батрак тоже был рад.
Потом батрак справил с прекрасной принцессой свадьбу.
Без единой копеечки справил он свадьбу, да ещё какую свадьбу!
И без единой копеечки стал он хорошим мужем своей жены, хорошим зятем королю, хорошим хозяином жуку и хорошим хозяином раку и мыши.
И ещё теперь живёт он на славу в замке короля.
И ты тоже заживёшь на славу, если у тебя будет такое же доброе сердце, как у этого батрака, который дал мыши одну копейку, раку — вторую копейку и жуку — третью, последнюю, которая у него была.
ЖЕНИТЬБА ВОРОНА
Ворон из Харьюмаа посватался к вороне из Ярвамаа {1}. Жених был беден, но ему очень хотелось разыграть из себя большого барина. Когда ворона пригласила его к столу, он взъерошил перья и похвастался:
— У нас каша лучше! Урожай был хорош и закрома полны! У нас каша гораздо лучше. Урожай был очень хорош и закрома полны до краёв!
— А велики ли закрома и много ли в них зерна? — спросил отец невесты, которому нравились зажиточные друзья.
— Велики, велики! Закрома у нас пребольшие! — хвастался ворон из Харьюмаа. — А зерно у нас не в одних только закромах, на полях тоже много скирд! На полях тоже ещё много бо-ольших скирд!
— Ой-ой-ой! — сказала ворона из Ярвамаа.
Наконец ворон из Харьюмаа дохвастался до того, что ещё до свадьбы пригласил будущих тестя и тёщу посмотреть на своё богатство. Жених несколько дней водил гостей по полям, предлагал им то тут, то там закусить и в конце концов объявил, что у них не хватит сил осмотреть все его запасы.
Вороны из Ярвамаа улетели домой и принялись славить дочке жениха, превозносить его могущество. Говорили, что не стоит отказывать такому богачу, а то своё счастье упустишь. А когда невеста со всем согласилась, срочно послали в Харьюмаа длиннохвостую сороку сообщить, что пусть, мол, почтенный жених прилетит немедленно за своей молодой супругой.
И вот жених из Харьюмаа объявился в Ярвамаа и увёл невесту к себе.
Молодая, не теряя времени, сразу принялась обрабатывать скирды.
Однажды утром, когда прилежная ворона, как и прежде, старательно трудилась, приехали люди на телегах и убрали с поля весь хлеб до последнего колоска.
Испуганная молодка тотчас подняла крик:
— Яак, Яак, хлеб уходит… хлеб уходит!
Услыхав это, молодожён поднял до ушей воротник своего сюртука из перьев и стыдливо ответил:
— Пусть уходит… Пусть уходит… Каждому своя доля. Для бедных ворон останутся червяки.
ВОРОН СВАТАЕТСЯ К СИНИЦЕ
Увидал ворон синицу и решил к ней посвататься. Синице ворон тоже очень понравился — она приняла сватов.
Вечером, когда сидели за столом и угощались, ворон спросил невесту:
— Скажи мне, почему ты такая крошечная?
— Молода ещё, молода, — ответила синица.
— Так ты, стало быть, ещё вырастешь?
— Вырасту, вырасту! Почему не вырасти!
После ужина невеста заскучала. Зевала она, зевала и наконец сказала жениху:
— Мне скучно, расскажи мне такую историю, которая рассеяла бы мою скуку.
— Ладно, — согласился ворон и сразу стал рассказывать: — Год назад, в деревне за лесом, где мой дядя живёт, вырос такой высокий боб, что улитка по нему три раза к облакам всползала — попить.
— Эка невидаль, — сказала синица. — А вот в позапрошлом году я видела такой длинный горох, что сверчок влезал по нему на солнце свою трубку прикуривать.
Ворон тотчас рассказал новую историю:
— Три года тому назад в той же деревне за лесом поднялся такой сильный ветер, что люди ходили на четвереньках. От этой привычки они только через несколько месяцев отделались.
— Эка невидаль, — сказала синица. — А вот пять лет тому назад был такой сильный ветер, что казалось, будто у мельницы нет крыльев — так быстро они вертелись.
Ворон тогда рассказал такую историю:
— Десять лет тому назад ударил такой ужасный мороз, что ели в лесу дали трещины от корней до верхушек.
— Что за невидаль! — воскликнула синица. — Опять же вот другое чудо! — Около двенадцати лет тому назад, когда я оплакивала свой третий выводок, под новый год ударил такой жестокий мороз, что у женщины, которая замешивала хлеб перед печкой, руки примёрзли к тесту, а котёл с супом на плите с одной стороны кипел, а с другой — покрылся толстым слоем льда.
— Да-да-да, в старину, должно быть, жестокие морозы были… — высказал жених своё мнение, вздохнул, попросил разрешения выйти и больше не возвращался.
Он примирился бы с историей о бобе, о горохе и о морозе, но жениться на такой старухе, которая сама всё это перевидала, он не захотел.
ЛЕНИВЫЙ СЫЧ
В старину у птиц не было гнёзд. Каждая пташка клала яйца, где ей вздумается. Поэтому никто и не мог позаботиться о своих повсюду разбросанных яйцах.
У Лесного Отца в то время был полон рот хлопот: надо было просить солнце помогать птенцов высиживать, надо было наказывать лесным зверям, чтобы они не обижали их, надо было смотреть за заморозками, которые ещё поздней весной забирались ночью в лес, угрожая его пернатым питомцам. Весь этот беспорядок утомил Лесного Отца — у него и без птенцов было много подопечных. Созвал он, наконец, всех птиц и дал каждой строгий наказ искать себе удобное место для высиживания и свить себе там гнездо, кто как умеет.
Птицы сперва поворчали, конечно, пошумели, а потом согласились и стали устраивать свою жизнь. Ястреб свил себе гнездо на верхушке высокой ели, жаворонок устроил дом в сухом и чистом поле, крапивник устлал кроватку для своих маленьких мягкими пёрышками; славка покрыла свою комнату конским волосом, плотник-дятел выстрогал себе из осиновых дощечек белую горенку, синица выдолбила дупло в мягком пне; один счёл лучшим местом для гнезда шумный лес, другой болото, третий широкую долину.
В самый разгар гнездования пошёл Лесной Отец проверять, как выполняется его приказ. И остался очень доволен трудолюбием и усердием птиц. Одних он пожурил, других похвалил, а мастерству ласточки и крапивника не мог надивиться.
Когда Лесной Отец хотел уходить, к нему вдруг подошёл сыч и начал плакаться и жаловаться, что ему, бедняжке, негде вить гнезда: другие, мол, птицы бесстыдно расхватали у него под носом все подходящие места.
Лесной Отец покачал осуждающе головой.
— Ах, и нерадивый же ты мужичок! — побранил он его и погрозил ему пальцем. — Помню и знаю тебя, давно уже заприметил. Ночью, когда все птицы спят, бродишь ты и горланишь в чаще до утра, а днём, когда надо работать, прячешься от солнца в кусты и дремлешь там, как ленивая девчонка. Хорошо, пусть будет так. Будешь впредь класть яйца на ровный мох, где тебе и твоим птенцам будут досаждать пастухи.
А за отъявленную лень твою пусть зовут тебя отныне ленивый сыч.
Так доныне и не вьёт себе сыч гнезда, а кладёт яйца прямо в мох или на вересковую кочку, как велел ему Лесной Отец.
И часто, когда в ночной тиши раздаётся голос сыча, люди недовольно говорят:
— Слышь, опять ленивый сыч свою песню затянул.
ВОРОБЕЙ ГОТОВИТ КВАС
Надумал однажды воробей пожить в достатке и решил:
— Неужто я всегда должен утолять свою жажду одной водой. Возьму-ка и сделаю себе изрядную толику крепкого квасу.
И сделал: слетал на мужицкое поле, выклевал из ячменного колоса целое зерно, зарыл украденное зерно в сырой мох, сел на него, подождал, пока зерно начало прорастать, взял потом проросшее зерно, отнёс на прошлогоднее пепелище, зарыл в золу, насушил солода, меж двух камней перетёр солод в мелкую и мягкую муку.
Потом прилетел воробей на берег озера, опустил эту мелкую и мягкую солодовую муку в воду.
Бежала мимо мышь, остановилась, спросила с любопытством:
— Эй, дядюшка воробей, ты что тут делаешь?
— Квас готовлю, — гордо ответил воробей.
— А мне разрешишь попить? — спросила мышь.
— Попей-попей, только осторожно, не хвати лишнего — квас на этот раз чуточку крепковат, — сказал воробей.
Мышь попила, почмокала, покачала головой. Покачала головой, ничего не сказала — пошла своей дорогой.
Примчалась во всю прыть собака с высунутым языком: она только что гнала зайца и больно ей пить хотелось. Увидела воробья, остановилась и спросила:
— Эй, дядюшка воробей, ты что тут делаешь?
— Квас готовлю, — гордо ответил воробей.
— А мне тоже позволишь попить? — спросила собака.
— Попей-попей, только осторожно, не хвати лишнего — квас на этот раз чуточку крепковат, — сказал воробей.
Собака пила долго и жадно, потом почмокала языком и тоже покачала головой, ничего не сказала — помчалась во всю прыть своей дорогой.
Затем пришла кошка — она недавно полакомилась куропаткой и её мучила жажда. Увидела она воробья, который предусмотрительно сел на высокую ветку, поздоровалась с ним и спросила:
— Эй, старый родич и друг, ты что тут делаешь?
— Да квас, всё квас, — ответил воробей новой гостье, не спуская с неё глаз, и взлетел на самую верхушку.
— А мне тоже дашь попить? — спросила кошка.
— Попей-попей, только осторожно, не хвати лишнего, квас на этот раз чуточку крепковат, — сказал воробей.
Кошка пила, пила, потом взглянула наверх, сказала медовым голосом:
— Ух ты, батюшки-матушки! Вот квас, так квас. От этого адского питья просто ноги слабеют!
— Ещё бы, я плохого не сделаю, — похвастался воробей и — фьють! — слетел на траву поближе к кошке.
Но кошка была сыта по горло, лишь взглянула на него уголком глаза и рассыпалась в ещё больших похвалах. Похвалив, облизнулась и, мурлыча, отправилась своей дорогой.
В сумерки прибрела к берегу старая лошадь, которая больше не работала — её держали только ради шкуры. Сошла, бедная, ковыляя, с берега, думая свои грустные думы, увидела воробья, пожелала вежливо ему долгих лет и спросила:
— Ну, пичуга, ты что тут делаешь?
— Да квас готовлю, всё квас, — ответил воробей.
— Может, и мне позволишь отпить глоточек? — спросила лошадь.
— Отпей-отпей, только не хвати лишнего, квас крепковат! Ты и так уже слабая и дряхлая, смотри, как бы совсем ноги не отнялись.
Лошадь пила долго, большими глотками, наконец, подняла голову, пофыркала и сказала:
— На вкус недурно. Но только это не квас.
— Как так не квас? Что же это тогда? — рассердился воробей.
— Вода. Прозрачная и чистая вода, — ответила лошадь.
— Вовсе не одна вода — ты только назло так говоришь. Мышь пила — даже рта не могла раскрыть от удивления.
— Она — добрый зверёк, не хотела огорчать тебя.
— И собака пила, тоже от удивления рта не могла раскрыть.
— У неё тоже доброе сердце — не хотела огорчать тебя.
— Даже кошка пила — эта мудрейшая из мудрых среди зверей — и прямо в глаза сказала, что квас хорош! — спорил воробей.
— Кошке ты не очень-то верь, она для того хвалила, чтоб заговорить тебя и съесть в подходящий момент, — сказала лошадь и, снова сунув морду в воду, сделала большущий глоток.
— Но тебе, видно, тоже нравится! — воскликнул воробей.
— Да, мне нравится — это чуточку посытнее пойла, которое мне дают и которое называют болтушкой, — ответила лошадь и затем тоже отправилась своей дорогой.
А сам воробей пил свой квас целое лето и лишь осенью, когда погода стала дождливой и жажда его больше не мучила, подумал:
— Похоже, что вправду жидковат получился… Ишь ты, уже водой отдаёт. На тот год нужно два ячменных зёрнышка принести.
Так он и сделал: на следующий год в самом деле принёс два ячменных зёрнышка.
МЫШЬ И ВОРОБЕЙ
Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...
Папиллярные узоры пальцев рук - маркер спортивных способностей: дерматоглифические признаки формируются на 3-5 месяце беременности, не изменяются в течение жизни...
Архитектура электронного правительства: Единая архитектура – это методологический подход при создании системы управления государства, который строится...
Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!