Юноша окончил молитву, поднялся с колен, зажмурился, глубоко захватил воздуха, словно собираясь нырнуть, и, взмахнув руками, упал ничком, пзудью прямо на пень.

Он рассчитал верно: если бы не Ходжа Насреддин, -смертоносное лезвие вонзилось бы ему как раз в сердце.

Но угодил он головою Ходже Насреддину в живот - и замер, полагая себя уже конченным; руки его повисли, пальцы коснулись земли. Прошла минута, вторая...

- И долго ты думаешь так лежать? - осведомился Ходжа Насреддин.

Звук человеческого голоса изумил юношу: он приготовился отныне слышать только ангельские голоса. Он встрепенулся, взглянул; его изумление усугубилось при виде склонившегося к нему лица, вовсе уж непохожего на ангельское, - загорелого, запыленного, с черной бородкой и веселыми ясными глазами.

- Где я и кто ты? - слабым голосом спросил юноша.

- Где ты? На том свете, конечно, куда и стремился. А я -главный загробный палач, которому во власть передаются все подобные тебе молодые безумцы для расправы над ними.

Юноша уже все понял; вместо благодарности Ходжа Насреддин услышал горькие упреки:

- Зачем, зачем ты спас меня от смерти! Для меня нет места на земле, нет ни одной, самой жалкой крупинки счастья - только беды, только страдания, только утраты!

- Откуда ты знаешь, что в будущем приготовила тебе земля? - остановил его Ходжа Насреддин. - Мне вот уже сорок пять лет, а я и то ничего ровным счетом не знаю. А в твои годы обращаться к жизни с упреками - это уж чистое кощунство! Что случилось, расскажи; быть может, я сумею помочь тебе?

- Мне никто не поможет.

- Неправда; человеку, пока он жив, всегда можно помочь. Доверься мне, расскажи.

- Разве ты Гарун-альРашид, разве ты подаришь мне четыре тысячи таньга, без которых я не могу спасти своего счастья?

- Ты проигрался в кости?

- Не усугубляй моих страданий своими насмешками, о чужеземец!

- Я насмехаюсь? О нет, мне приходилось смеяться над собственным горем, но над чужим - никогда!

- Я люблю одну девушку...

- Понял, понял, все понял! Она из богатого дома, ее жестокий отец требует с тебя выкуп.

- Ее отец ничего не требует с меня и всей душой желает нашего совместного счастья. Но в это дело вмешался Агабек, хозяин озера.

- Вмешался Агабек! - воскликнул Ходжа Насреддин громовым голосом, заставившим юношу вздрогнуть. - Вмешался Агабек, говоришь ты! Возблагодари же, юноша, аллаха за нашу встречу, спасительную для тебя. Рассказывай!

Он был охвачен боевым порывом, жаждой битвы; еще ни разу не видев Агабека, он уже загорелся гневной радостью при одном его имени! И с восторгом почувствовал свои сорок пять лет не более как словом, а серебряные нити в бороде и на висках - лишь призраком.

Выслушав рассказ Саида о событиях, уже известных нам. Ходжа Насреддин нетерпеливо спросил:

- Сколько дней осталось до полива?

- Десять дней.

- Время не упущено. Успокойся, твоя несравненпая девушка не достанется Агабеку. Вмешался он в это дело - вмешаюсь и я!

Саид все больше и больше дивился странному чужеземцу и в то же время не мог не верить ему:

- Прости меня за мои докучливые сомнения, но ведь за этим поливом будет следующий и снова следующий. И Агабек опять потребует или мою невесту, или четыре тысячи, а может быть, даже и больше.

- Не думаешь ли ты, что я приехал сюда к вам, чтобы платить вашему Агабеку за каждый полив по четыре тысячи, а может быть, даже и больше? Нет, я приехал, имея другие цели, совсем другие, как раз обратные. Это все - в будущем, а пока что давай уговоримся. Первое условие: ты никому не скажешь о нашей встрече, о нашем разговоре. Впрочем, своей несравнимой, ослепительной Саадат или Фатиме - не знаю, как ее зовут...

- Зульфия, - прошептал юноша.

- Своей прекрасной Зульфие ты все равно скажешь; предупреди, что дело нешуточное, пусть она прикусит свой язычок - розовый и достаточно длинный, как я заранее уверен. Второе условие...

Но здесь за спиной Саида, в проломе забора, он увидел своего одноглазого спутника, подающего ему руками тайные знаки.

- Второе условие доскажу потом, а сейчас - сиди и не оборачивайся.

^ Юноша исполнил приказание в точности: ни разу не обернулся, хотя любопытство грызло его нестерпимо. "О чем и с кем сговаривается этот таинственный чужеземец?" - думал он, объятый внутренним трепетом, состоявшим из надежд и сомнений, страха и радости, - но как ни прислушивался к невнятно гудевшим за его спиной голосам - слов разобрать не мог.