Глава 3. Что вбирали учащиеся

 

Итак, школьные учителя говорили много хороших слов о том, что надо учиться и надо уметь думать. При этом они были бездумны и не могли бы ответить на вопрос, зачем надо учиться. Это очевидность, это само собой разумеется.

Точно так же мало найдется учителей, которые могли бы рассказать, что в действительности они требовали от учащихся, что скрывалось за красивыми словами. Могу свидетельствовать: как педагог по образованию, я был именно таким и ничего не смог бы объяснить в том, что происходило за фасадом моего образования, когда я общался со школьниками.

Общение — это всегда очень напряженная битва, по крайней мере для молодого учителя. Поэтому думать там просто некогда, надо суметь сделать то, что намечено по плану урока, преодолев сопротивление класса. Поэтому ты не думаешь, ты сражаешься. И ощущаешь себя очень и очень болезненно. Меня любили мои ученики, и мне казалось, что я получаю удовольствие от своей работы, но при этом я страшно худел и вполне осознавал, что эта работа — большое напряжение…

Теперь я вижу, что это было не просто напряжение, а сложнейшая борьба за выживание. Ты постоянно ощущаешь, что находишься в клетке с дикими зверьми, которые не пропустят тебе ни одной ошибки. А снаружи тебя поджидают старшие «товарищи», которые тоже ничего тебе не пропустят. И ты сражаешься, едва успевая проскакивать мимо подворачивающихся углов… Думать учителю просто некогда.

Возможно, какое-то успокоение приходит после десятка лет повторения одного и того же, но что-то в это мало верится. Те учителя, которые были успокоены, омертвили себя, как я это вспоминаю… Остальные — сражаются за выживание.

Почему же это так сложно? Да потому, что ты не учишь делу, и ты не учишь тех, кто пришел учиться ему. Ты даешь начальное образование! Иными словами, ты обманываешь людей, ты заманиваешь их в ловушку науки, и вместо обучения заставляешь принять вид и вести себя правильно.

Если у вас есть сомнения, судите сами: что нам действительно нужно в жизни? Скажем, нужно ли нам уметь любить, работать, думать, торговать, делать дела? В конце концов, уметь ловить рыбу, добывать зверя, правильно питаться?.. Явно нужно. Но школа не учит почти ничему из действительно нужного. Зато она учит физике, химии, математике…

Почему? Потому что она не готовит ребят к жизни, она готовит кадры для науки и технологии! Она думает не о детях, которые в неё пришли, а о том, как обеспечить кадрами производство!

И именно поэтому так обидно, что при этом учителя вещают нам что-то о прекрасном, мудром, вечном! Да им дела нет до детей, и ни один из них, даже самый доброжелательный, не задумывался, что школьное образование — насилие, которое осуществляет государство над своим народом. Они просто не допускают такую мысль, им её некуда вместить: их задача — загонять детское стадо в ячейки, где из них делают винтики. И никакого особого отличия от военкоматов, которые должны укомплектовать армию пушечным мясом, у школ нет…

Есть, конечно, школы, которые отличаются, и есть учителя, которые иные… Не может не быть. Но это никак не отменяет возможности хотя бы осознавать, что школьное обучение — это не безмерное везение и счастье, а большое государственное насилие, которое придется перенести, потому что оно неизбежно.

Как бы там ни было, но мы должны понимать: учителя оказывают двойное воздействие на школьников. Явно они агитируют за образование, подавая его как высшую ценность этого мира и большое счастье по той причине, что до революции не все имели такую возможность.

Неявно они обучают приспосабливаться и выживать в условиях всеобщего подавления воли ребят в том возрасте, когда они ещё беззащитны и поддаются дрессуре. Их обучают послушанию и искусству надевать нужные облики, способные говорить на правильном простонаучном языке, чтобы узнаваться членами нашего научного общества.

А на деле школы являются режимными учреждениями, куда государство сгоняет подрастающую молодь, чтобы она была занята и не отвлекала его от своих дел. Школы просто передерживают детей, пока государство пользуется их родителями.

 

Что же дети?

Они впитывают оба слоя. Сначала им просто нравится учиться. Ведь в школе есть и много полезного. Затем их увлекают игрой в оценки, чем будят мышление победителя. И дети начинают соревноваться, чтобы показать свою исключительность. Это подогревается, и ловушку стараются использовать все — учителя, начальство, родители, только бы дети из неё не могли вырваться. Только бы они бились не за настоящую жизнь, а за эти идеальные сущности.

Девочек могут зажимать по туалетам и насиловать после уроков, но родители просто не верят им, что такое возможно в школе, где проводятся математические олимпиады! Мальчиков могут ловить после уроков, так что они начинают неделями прогуливать школы, их обирают, унижают, просто опускают. Но об этом даже нельзя сказать родителям, потому что те сразу же начнут подозревать, что школьник их обманывает, чтобы не ходить на уроки. Но вот из-за совершенно идеальных, иллюзорных сущностей по имени оценки ты получишь полноценное внимание в любой день и в любое время суток. Эта часть жизни настоящая. Всё остальное — твои выдумки!

Вот мир, в котором нас приучают жить с детства. Вот причина, из-за которой русские проигрывают в схватках за жизнь всем другим народам. Особенно малообразованным. Мы приучены ценить не настоящую, а иллюзорную жизнь. Главные ценности русского человека — в мороке. Это — система искусственных оценок, которой мы живем до самой смерти.

Ужас от школы настолько силен, что мы предаем себя и служим той силе, что приучила нас жить ради этих значков. И строим всю свою жизнь, исходя из того, как нас сформировала школа.

Именно это искусство выживания среди искусственных сущностей и вбирают в себя школьники как главный урок школьного образования. Те же, кто не хочет жить воображаемыми знаками, считаются в школах бездарными и всячески вытравливаются. При этом они могут быть самыми умными среди учеников, но их затравливают. Да и что с ними делать, если в школе просто нет человека, который мог бы рассмотреть их ум. Что и говорить про то, что нет таких, кто, рассмотрев, мог бы с этим умом хоть что-то делать!..

Ученичество в школе — это один огромный и болезненный урок того, как не жить в настоящем мире настоящей жизнью.

Но что есть настоящая жизнь? Если вся страна живет в бумажном мире, если главная мудрость общества: без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек, — то что есть настоящий мир?

В советское время именно этот бумажный мир был настоящим. Но времена меняются, меняются миры. И мы видим, как современный мир не принимает старого образования. Учителя нищенствуют, государственные школы разваливаются. Зато рождаются современные колледжи и специализированные учебные заведения. Люди идут учиться платно, потому что не хотят образовываться, а хотят иметь настоящие знания.

Соответственно, рождается всё большая потребность в учителях, которые владеют мастерством, умеют думать и знают, что учить тех, кто хочет учиться, – это призвание и наслаждение. Просто примите: и школа может быть другой, и учителя, и ученики.

Но мы сейчас говорим не о действительной школе, а о тех слоях сознания, которые живут в нас. Личная история могла быть у каждого своя. Но в целом наша культура знает обучение в школе именно как то советское обучение, которое было придатком государственно-промышленной машины. Вот с этим слоем и надо разбираться, чтобы слой красивых воспоминаний о школьном обучении стал единственным. И чтобы мы могли передавать дальше только такую культуру ученичества.

 

 

Глава 4. Школьные переходы

 

Если мы вспомним себя в школе, то различим несколько состояний, которые в действительности можно считать переходами. Переходы эти мировоззренческие или переходы в иные мировоззрения.

Этих состояний-переходов три. И они как-то соответствуют тому, что школу делят на начальную, среднюю и старшую.

Сначала мы приходим в школу, ничего не понимая, просто чистым листом с широко распахнутыми глазами. Но довольно быстро принимаем этот новый мирок как игру, в которой нам хорошо. Очень немногие начинают тосковать в школе сразу. Только если их быстро обидели. И очень многие могут сказать про себя, что в начальных классах они учились хорошо. Но это было ещё не ученичество, а игра… Утомление начинается класса с третьего-пятого.

Это и есть второй переход — переход к пониманию, что нас обманули, а этот школьный мир — сплошная мука. Но если в первом переходе мы плохо осознавали себя, подозревая, что с нами так здорово играют, то во втором переходе наступает тоска и приходит понимание, что нас вынуждают принять что-то, что нам не нужно. Понимание часто очень смутное, скрытое и невоплощаемое в слова…

Начинается этот переход с того времени, когда вам впервые захотелось поболеть, чтобы не ходить в школу. Оценки в этот период у многих ухудшаются. Учатся, в основном, ради родителей или потому, что оказались в любимчиках у учителей. Но для себя в средней школе почти никто учиться ещё не умеет. А играть в школу уже не может…

 

Смена состояния приходит тогда, когда появляется потребность подумать о будущей жизни, о выборе жизненного пути. Вот тогда ученики хоть как-то задумываются о том, чтобы учиться, брать знания. Но теперь они осознанно знают, что это ненужные знания, неестественные знания, знания для поступления в следующее учебное заведение.

В университете это отношение к знаниям превратится в знаменитое состояние: выучил к экзамену, сдал и забыл!..

Вот и то, что изучается в старших классах, даже если зазубривается навсегда, уже осознается как искусственные знания, нужные не для жизни, а только для такого же искусственного действа, именуемого сдачей экзаменов.

Экзамены, которые являются принадлежностью только мира Науки, вдруг обретают не только значение, но и какую-то иллюзию жизненности. И мы начинаем жить ради них.

Все три состояния принципиально различаются по качеству ученичества. И учимся мы во время этих переходов совершенно разным вещам. Кстати, по большей части не совпадающим с тем, о чем говорят учителя. В начальной школе мы учимся побеждать других, обгонять их или хотя бы не отставать. Знания, которые там даются, — всего лишь материал, на котором мы соревнуемся. Хотя многие из них, как умение читать и писать, действительно нужны в этом мире.

Но учимся мы не потому, что нам объяснили нужность этого, а потому, что нами ловко манипулируют, затягивая в постоянную игру-сражение за лучшее место в классе, затем в школе. А потом и в обществе. Тогда же нас начинают приобщать к спорту, который весь нацелен только на победительство. И это настолько впиталось в кровь и плоть школьного обучения, что считается бесспорной ценностью. Никто из учителей даже не сможет понять, о чем ему говорят, если попытаться объяснить, что он подогревает мышление победителя в ущерб разуму…

В средней школе мы учимся выживать в ядовитой общественной среде. Мы задыхаемся, точнее, задыхается наша душа. Но мы приучаем её жить в условиях испорченной человечеством среды. И она привыкает к этому, постепенно принимая, что надо слегка ломать себя, чтобы выживать в этом мире.

Думаю, никто так никогда не видел нашу жизнь, но школа и то состояние, которое мы там испытываем, для души более всего похожи на то состояние, которое испытывает тело, когда мы попадаем на ядовитое химическое производство, где почти невозможно дышать… Однако люди привыкают и не к такому. Привыкают и души…

 

А в старших классах мы учимся тому, как сбегать из ада. Сбегать в идеальные, то есть воображаемые, миры и жить наполовину в телах, а наполовину во сне.

К сожалению, это не наполовину жизнью души. Это только использование её способности уходить из тела во сны и обмороки. Но, возможно, за этим есть немалый урок. Может быть, даже самый большой — я даже подозреваю, что наша жизнь так ухудшается, все больше превращаясь в ад, с целью научить нас не жить там, где живем, а жить почти бестелесно, почти духами…

Но гораздо больше я подозреваю, что последние годы учебы — это просто подготовка людей к тому, чтобы они могли стать бойцами научного фронта, которые живут только в мире идеальных, то есть воображаемых сущностей и взаимодействий, отгораживаясь от жизни стенами кабинетов.

И то, что происходит со школьниками в старших классах, — лишь пролившаяся в школу наука…