Они поднялись и направились к выходу.

Глава 10. Гермиона.

Гарри Поттер сидел на уроке истории — последнем уроке на этот день — и с нетерпением ждал, когда же учитель отпустит класс. «Ну же, скорее», — думал он, неотрывно глядя на настенные часы. Казалось, минутная стрелка просто замерла на месте всего за полчаса до конца урока.

Посмотрев влево, Гарри увидел Тодда Уилкинса, одного из парней, которые избили его чуть ли не до смерти несколько месяцев назад. Тот бездумно катал ручку по парте. Гарри незаметно указал на ручку и прошептал: «Абиго», заставляя ее упасть на пол в нескольких футах перед Уилкинсом. Уилкинс обвел класс угрожающим взглядом, словно каким-то образом узнал, что произошедшее только что — отнюдь не случайность, а затем нагнулся, чтобы поднять ручку.

Гарри вздохнул. Это был глупый, детский розыгрыш — не надо обладать особым воображением, чтобы придумать подобное — и теперь он испытывал чувство вины за то, что сделал. Не то, чтобы ему было стыдно перед Уилкинсом. Просто он знал, что должен использовать свои силы на нечто действительно стоящее, а не на детские розыгрыши.

Однако покинув класс истории получасом позже, Гарри изменил мнение насчет своего поведения с Уилкинсом — хулиган заслуживал того, что получил, и даже большего. Посреди коридора, не обращая внимания на проходящих мимо парней, которые даже не собирались хоть как-то вмешаться, Тодд Уилкинс держал за шкирку какого-то одиннадцатилетнего пацана. Младший мальчик хрипел и лягался, пытаясь вдохнуть хоть сколько-нибудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но это было бесполезно. Многие видели, что происходит, но никто не сделал ни малейшей попытки это остановить.

— Давай сюда, — потребовал Уилкинс. — Ну же, я знаю, что твоя драгоценная мамочка прислала тебе сегодня десять фунтов, так что просто отдай их мне, и никто не пострадает.

Взбешенный несправедливостью ситуации, Гарри указал на рукав куртки Уилкинса и прошептал: «Инсендио!». Языки пламени заплясали на руках парня, и крики удивления и ужаса, смешанные с многочисленными ругательствами, заполнили коридор. Уилкинс отбросил мальчишку в сторону и сбросил куртку с плеч, кинул ее на пол и принялся сбивать огонь ногами. Пламя погасло уже через несколько секунд, а Гарри и мальчишка, которого Уилкинс пытался ограбить, незаметно скользнули в толпу идущих на ужин людей.

Ужин в тот вечер был как всегда неаппетитным и тянулся ужасно медленно, и Гарри рано отправился в свою комнату. Его удивляло, что персонал все еще не перевел его обратно в общую спальню, хотя, если честно, он был доволен той безопасностью, которую обеспечивал его изолятор. Если бы Гарри не мог выбираться оттуда самостоятельно, как и подразумевалось персоналом школы, он, скорее всего, ненавидел бы свое заточение. Однако при нынешних условиях Гарри даже нравилось жить отдельно.

Как и каждый вечер с тех пор, как Хасссеши отошла от зимней спячки, Гарри быстро (и довольно небрежно) закончил свою домашнюю работу и принялся болтать с маленькой змеей в перерывах между своими ежевечерними упражнениями. Хотя его мышцы уже давно оправились от атрофии, которую он заработал после долгого пребывания в лазарете в конце прошлого семестра, он привык к своим упражнениям и не стал их бросать. Однако сегодня вечером Гарри закончил тренироваться гораздо раньше обычного и сел на пол, чтобы пообщаться со своей подругой-змеей.

После недолгого разговора о бесполезности школы и сложностях змеиной жизни в близком соседстве с людьми, Хасссеши спросила:

— Что тебя тревожит, Гарри?

Она свернулась кольцами и подняла голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Ничего, — ответил Гарри, пытаясь говорить обыденным и спокойным голосом. — А что?

Хасссеши неожиданно резко повернула голову вправо, а ее раздвоенный язык замелькал в воздухе с сумасшедшей скоростью.

— Возможно, мне следует спросить, что тревожит тебя? — добавил Гарри.

— Пахнет жареным, — прошипела змея. — Я голодна.

Гарри тихо рассмеялся, получив от подруги укоризненный взгляд.

— Извини, — быстро сказал он, — просто когда люди говорят «пахнет жареным», это значит, что происходит что-то неприятное и непредсказуемое. Я не смеюсь над тем, что ты хочешь есть, честно.

Хасссеши кивнула:

— Я пойду на охоту ночью, после того как ты уйдешь, — мягко сказала она. — Но сначала я хочу узнать, что тебя тревожит.