Знакомство с боевыми друзьями.

Увлечение парашютным делом.

Самолёт- разведчик.

У генрал-полковника Черевиченко.

Тревожные признаки.

 

 

К новому месту службы я прибыл 17 мая 1941 года и, так как в городе находился штаб 3-го воздушно-десантного корпуса, сразу же направился к его начальнику, подполковнику А.Ф.Коссенюку.

Принял меня полковник приветливо, дружески поздравил с назначением на должность и сообщил, что моя 5-я бригада уже сформирована. Бойцы и младшие командиры прибыли в неё из стрелковых подразделений, но в основном, офицерском составе были опытные парашютисты: каждый из них имел на счету от пятидесяти до сотни прыжков.

По штатам довоенного времени бригада состояла из 4-х отдельных парашютно-десантных батальонов, отдельного артиллерийского дивизиона, школы младшего комсостава, отдельной разведывательной самокатной роты, отдельной зенитно-пулемётной роты, отдельной роты связи.

Вооружением, необходимой материальной частью и парашютами бригада была полностью обеспечена.

Приятные сообщения приятно слушать. Я был очень доволен этой информацией и, не медля, познакомился с офицерами штаба бригады.

Этот день помнится мне так отчётливо, словно он промелькнул только вчера. Первым представился начальник оперативного отделения, невысокий несколько медлительный, высоколобый Иван Самчук. В его открытом лице со сдвинутыми бровями, в холодноватом взгляде серых глаз, в резкой складке у губ угадывались сдержанная энергия и решительность. И он действительно оказался таким - смелым, решительным, готовым взяться за любое трудное дело и довести его до конца.

Начальника штаба бригады майора Владимира Борисова я хорошо знал по совместной учёбе в Академии имени М.В.Фрунзе. Сдержанный, корректный, улыбчивый, он и раньше нравился мне пытливостью ума, острой наблюдательностью и разносторонностью знаний.

Начальник политотдела бригады старший политрук Григорий Марченко, комиссар бригады Фёдоро Чернышов, заместитель по тылу Юрий Андриец, начальник отделения по кадрам Павел Шапошников, помощник начальника оперативного отдела Алексей Колесник, начальник санитарной службы Иван Охлобыстин составляли, как мне подумалось с первых минут знакомства, отличный офицерский коллектив, дисциплинированный и дружный.

Позже я убедился, что это первое впечатление не было ошибочным: каждый из них в битвах за Родину проявил высокую самоотверженность и отвагу. Но в день знакомства небо над нами было ясное и синее, с полей доносилось медовое дыхание хлебов, и никто из нас не знал, не думал о том, что близко отсюда, за чертой западной границы, бесчисленные войска противника напряжённо ждут условного сигнала, чтобы обрушиться на наши пашни, сёла и города шквалом разрушения и смерти.

В эти удивительно ясные, погожие дни бригада планомерно и деловито развёртывала учёбу. Всё в этой учёбе было направлено на отличное усвоение специальной дисциплины: кропотливо и до мельчайших деталей отрабатывались порядок укладки парашюта, посадка перашютистов в самолёт, последовательность совершения прыжка и т.п. Понятно, что самым уважаемым офицером в бригаде был инструктор по парашютному делу. Товарищи дружески именовали его "завнебом". Приверженность и страсть к профессии всегда обеспечивают успех в учёбе. Эту простую истину я усвоил на собственном опыте, и теперь меня радовало трудолюбие моих парашютистов, их мужество и тот волевой накал, который легко было почувствовать в окружении уверенной в себе, жизнерадостной молодёжи.

Даже офицеры, хорошо подготовленные в оперативно-тактическом отношении для управления подразделениями и частями сухопутных войск в бою, теперь, оказавшись среди воздушных десантников, по-юношески увлеклись парашютным делом. Всё их время было поглощено подготовкой к прыжкам, самими прыжками, задачей десантирования подразделений.

В чём заключалась эта задача? Главное в ней было: удачно совершить прыжок и собраться в назначенном районе. У меня невольно возникал вопрос: а дальше? Этот вопрос возник ещё в Москве, в беседе с полковником Свиридовым, но тогда он лишь промелькнул в сознании, а теперь, в конкретной обстановке, становился значительным и тревожным.

Невольно вспоминалась мне далёкая Испания. Что, если бы мои солдаты и офицеры внезапно оказались в тех условиях, отлично владея только специальной подготовкой? Для ведения боя с опытным и сильным противником одного умения прыгать с парашютом, конечно, было недостаточно. Ведь после приземления парашютист превращается в обчного пехотинца, который должен искусно владеть своим оружием, использовать естественные выгоды местности, тактически правильно действовать на ней, отлично стрелять, быстро зарываться в землю, решительно и со знанием дела атаковать противника. Ему предстоит совершать форсированные марши в составе подразделения или части с готовностью немедленно вступить в бой, организовать оборону захваченного объекта или рубежа, применять самые разнообразные приёмы и способы борьбы с противником.

Я созвал офицеров и поставил задачу овладения всеми видами боевой подготовки: тактической, строевой, физической, огневой, инженерной и противохимической.

От меня не могло укрыится, что некоторые из них были озадачены и разочарованы: пожалуй, им казалось, будто я пытаюсь превратить воздушно-десантные войска в обычную пехоту. Однако, я твёрдо знал, что это правильный путь, и единственное, о чём сожалел позже, что на этом пути время позволило нам так немного сделать.

Во время учений утром 18 июня 1941 года в районе города Джанкой были сброшены с парашютами командиры и штабы 212-й и 6-й воздушно-десантных бригад... Я со своим штабом прибыл в этот район поездом. На следующий день начальник штаба корпуса подполковник Коссенюк сделал обстоятельный разбор учения. Как я и ожидал, подполковник построил свой доклад на вопросах десантирования штабов... О ведении оборонительного боя и управления войсками он обронил только два-три слова, так как бой фактически не проводился.

Шагая со мной по степи и словно ваыражая мои мысли, майор Борисов сказал:

- Видели, как собираются воевать наши десантники? Оказывается, для них самое главное - совершить прыжок и собраться в назначенном месте. Я тоже, Александр Ильич, теперь невольно задаю себе вопрос: а что же дальше?

Он усмехнулся:

- По-видимому, в дальнейшем всё должно пойти само собой. Однако я согласен с вами, что практика подготовки наших парашютистов слишком узка.

- Я говорил, Владимир Александрович, подполковнику Коссенюку. Он выслушал меня довольно рассеянно...

-Всё же, что он ответил? - с интересом спросил Борисов.

- Он сказал, что впереди у нас ещё много времени. Упущенное, дескать, можно наверстать. Впрочем, не знаю и с уверенностью не могу сказать, действительно ли у нас так много времени? Что касается нашей бригады, то мы перестроим учёбу немедленно.

- Я понимаю, - заметил Борисов. - Тревога чувствуется даже в воздухе... Хотя бы этот самолёт... Почему он вдруг появился в районе учений?.

- Как, разве и вы заметили чужой самолёт? Право, я был удивлён, что на него никто не обратил внимания.

- Могу доложить подробно, - сказал Борисов. - Военный самолёт-разведчик с румынскими опознавательными знаками появился с запада в девять ноль-ноль в тот момент, когда наши десантники приземлились. Идя на значительной высоте, самолёт сделал несколько кругов над Джанкоем и удалился в западном направлении...

Занятый множеством дел, я тоже вскоре забыл об этом самолёте и вспомнил лишь на следующий день в беседе с командующим Одесским военным округом генерал-полковником Черевиченко.

Подъезжая к зданию округа, я обратил внимание, что у его подъездов собралось много офицеров в полевой форме, с чемоданами в руках. Молодой капитан, которого я спросил, зачем он явился в штаб, ответил смущённо:

- Подняли по тревоге... Часть уже куда-то уехала, а мы ожидаем распоряжений. Товарищи поговаривают: может быть, война? Но с кем? Я думаю, предстоят штабные учения.

Генерал-полковник Черевиченко, подтянутый, стройный брюнет, принял меня просто и радушно. В течение пяти минут он разрешил все вопросы Материального обеспечения бригады, выделил инженерное имущество и грузовые автомашины.

- Вам, Александр Ильич, сказал он дружески, я выделяю легковую машину. Можете командировать в округ представителя и получить её. Сейчас вам придётся много передвигаться, везде поспевать. Бригада должна усиленно заняться боевой подготовкой в условиях наиболее приближенных к военному времени.

- Разве имеются сигналы, что скоро будет война?

Черевиченко задумался.

- Для вас, конечно, не секрет, - сказал он, - что фашисты продолжительное время сосредотачивают войска у нашей западной границы. Как-то в их печати промелькнуло сообщение, что эти перемещения носят обычный характер: выезд в лагеря, замена одних частей другими, перебазировка для отдыха и прочее. Восточная граница Германии, ввиду договора тысяча девятьсот тридцать девятого года, наиболее, мол, спокойна, и здесь солдаты и офицеры безмятежно могут отдохнуть.

- Но вчера над Джанкоем появился иностранный самолёт-разведчик. Какая наглость! И безнаказанно улетел...

- В последнее время нашу воздушную границу всё чаще нарушают иностранные самолёты-разведчики. В основном, немецкие.

- Почему мы их не сбиваем?

Командующий округом посмотрел мне в глаза.

- Когда речь идёт о возможности возникновения войны, - сказал он, - о судьбах миллионов людей, недопустимо поддаваться провокации. Гнев всегда плохой советчик. Нужно иметь железную выдержку и стойкость. Если войну с фашистской Германией не удастся предотвратить, - её нужно хотя бы оттянуть и за это время укрепить нашу военную мощь. Англо-американо-французские правящие круги давно пытаются столкнуть нас с Германией. Для них желательно, чтобы и мы, и немцы истекали кровью в этой войне, а они диктовали бы свою волю... Гитлер не отказавлся от своих бредовых планов мирового господства. Но если бы мы ввязались в войну с Германией год-два назад, как ликовали бы заправилы англо-американо-французского блока! Они стремятся загребать жар чужими руками. Для нас же, для нашей партии и народа, мир - священное понятие. Однако, если придётся воевать, бедем биться насмерть!

Сосредоточенно-спокойный, Черевиченко стоялд у окна и задумчиво смотрел вдаль. Таким и запомнился он мне навсегда.

С чувством внутренней напряжённости и тревоги я возвратился в часть. Явных признаков резкого изменения обстановки не было, но предчувствие чего-то недоброго упорно нарастало. Я старался успокоить себя тем, что личные предположения могут быть ошибочны. И румынский воздушный разведчик, и командиры, поднятые по тревоге в штабе округа, - эти факты могли быть и несущественными.

Впечатления от поездки в штаб округа вскоре заслонились конкретными делами, жизнью бригады. После учений в Крыму я видел, как много предстояло сделать, чтобы бригада стала образцовой. То, что уже было сделано, могло считаться лишь началом.

 

 

ЧАСТЬ 2