Зелёные глаза во влажной поволоке

 

З. С.

 

 

Зелёные глаза во влажной поволоке –

мой отшумевший день и неотвязный сон.

Мои пути к тебе то круты, то пологи,

а то уходят вниз. Куда‑то под уклон.

 

Ты – сумрачный пейзаж в тонах багрово‑красных,

предвестье тьмы ночной и умиранье дня,

и слышится в тебе среди созвучий разных

насторожённых птиц глухая воркотня.

 

Приученный тобой к изысканности речи,

я не хочу уже словесности иной.

И проступает въявь – и зримее, и резче

аморфный этот мир, покрытый пеленой.

 

 

ЧТО ВО ВРЕМЯ КОРОНАЦИИ НАПОЛЕОН БОНАПАРТ НАШЕПТАЛ ЖОЗЕФИНЕ

 

 

Ты поводишь капризно плечом

и ступаешь навстречу, как пава.

И не знаешь, зачем и почём

эта громко кричащая слава.

 

Ты нарочно роняешь слезу,

словно вновь возвращаешься в детство.

К океану тебя отвезу,

там твоё зарождалось кокетство.

 

На Мартинике вечный бедлам,

отупенье от песен и плясок.

Там распутство идёт по пятам,

соблазняя цветистостью масок.

 

Ты любого заставишь припасть

к ручейку своего сладострастья,

но мою не оспаривай власть,

я уйду – и наступит безвластье.

 

Я‑то знаю, что женщины ум

если слабость я вдруг обнаружу,

заметёт, словно знойный самум,

погребая не тело, а душу.

 

 

ИДИЛЛИЯ

 

В. П. Горемыкину

 

 

Благодарю за дом: жилось в деревне проще.

Он был прохладен днём, как маленькая роща.

Он был ещё не стар и каждой стенкой ровен,

а ночью тайный жар в нём исходил от брёвен,

и падал свет свечи на роспись – хвост павлиний,

на белизне печи мерцавшую, как иней,

который, скажем, был не к месту и не к сроку,

но холодок белил чуть затуманил охру.

 

Благодарю за крик пугливых птиц под крышей,

за стёртый половик зелёно‑сине‑рыжий,

за тёплый полумрак бревенчатой подклети –

там, словно древний маг, скрывался дух столетий.

Я был им взят в полон немедленно и тотчас,

и тут же скрылся в сон от пакостных пророчеств.

 

А утром от небес внизу стелилась просинь,

и шёл я полем в лес, где начиналась осень.

 

1 9 7 4

 

БУТЫЛОЧКА

 

 

Какою ночью лунною,

в какой тоске глухой

и предали, и плюнули,

на всё махнув рукой?

И закружилась по полу

бутылочка‑бутыль,

ворожея недобрая,

обманчивая быль.

 

Вертись, вертись, бутылочка,

играй, играй с огнём.

У нас такая выучка,

что глазом не моргнём.

 

По кругу бесконечному,

что начертала жизнь,

по памяти доверчивой,

кружись, кружись, кружись!

По лету, и по осени,

и по зиме с весной.

А что случится после,

случится не со мной!

 

Вертись, вертись, бутылочка,

на полный оборот.

Марина или Милочка –

ну кто их разберёт!

Вертись, вертись, хорошая,

пока не надоест.

 

Твоё прямое горлышко

почти как Божий перст.

 

1 9 6 7

 

НАСТЫРНОСТЬ

 

 

Не хочу, чтобы вновь возвращались,

с кем по‑доброму мы распрощались,

с кем врагами не стали случайно,

с кем друзьями не стали случайно…

Но, крутя телефонные диски,

мне звонит не далёкий, не близкий.

Мне звонит он теперь ежечасно,

а когда‑то я с ним распрощался.

До чего же бесцветна беседа,

в которой ни мрака, ни света,

в которой стоят междометья,

словно вскрики «о, совесть имейте!».

 

Всё скрипят телефонные диски…

Мне звонит не далёкий, не близкий.

 

1 9 6 8

 

И для кого слова берёг

 

 

И для кого слова берёг,

выхаживал в тепле?

Со злым лицом сидит зверёк

в тебе, в тебе, в тебе.

Ни приманить, ни выгнать прочь,

ни вытолкать плечом…

И не спасёт ни день, ни ночь

того, кто обречён.

 

1 9 6 9

 

РАЗМЫШЛЕНИЯ У КАРТИНЫ «СОН» ГУСТАВА КУРБЕ

 

 

Сумасбродная страсть лесбиянок.

Апокалипсис жизни. И в нём

этот мир выпадает из рамок

и вовсю полыхает огнём.

Это поступь тигриная плоти

и огарок тягучего сна.

 

Это сладость, которую пьёте,

осушая колодцы до дна.

Это звучная музыка тела,

разговение после поста.

И манящая тайна пробела,

и вводящая в жар пустота.

Это встреча грозы и покоя,

первозданная смутная речь.

Это что‑то, конечно, другое,

что исходит от бёдер и плеч

и что дрожью струится по коже.

Это правда, которой не ждём.

Это дышит измятое ложе,

лихорадочно бредит дождём.

 

Только он и затянет куда‑то:

то ли вверх, то ли вниз, то ли вдаль,

где глаза как цветные агаты,

и где пахнет песками миндаль,

и где небо – охапка сирени,

и где воздух звенящ и лилов,

и где кони кружат по арене,

закусив удила облаков.

 

 

В неизбывной тоске

 

И. К.

 

 

В неизбывной тоске,

в непрерывном труде

строил дом на песке,

строил дом на воде.

Чтобы крепко стоял,

как деревья в лесу,

перво‑наперво взял

голубую росу.

И на ней замесил

стародавнюю боль,

что годами носил

и не снял ворожбой.

И на этот раствор

положил кирпичи:

Горе, Ложь и Раздор

и Молчанье в ночи.

 

1 9 6 8

 

СЕТОВАНИЕ

 

 

Ты не со мной: ведь я уже в годах.

И, не найдя достойнейшей замены,

ты спишь с тремя, но в разных городах

они живут, обмылки ойкумены!

 

2 0 0 0