ГЛАВА X, которая не длиннее предыдущей

 

Приближалось время спектакля, и моя госпожа приказала мне и Лауре

проводить ее в театр. Мы прошли в ее уборную, где она скинула городское

платье и надела другое, более великолепное, в котором собиралась выступить

на сцене. Как только началось представление, Лаура провела меня в такое

место, откуда я мог отлично видеть и слышать актеров, а сама поместилась

подле меня. Большинство исполнителей мне не понравились, быть может,

потому, что дон Помпейо внушил мне против них предубеждение. Тем не менее

некоторым из них аплодировали, в том числе и таким, которые напомнили мне

басню о поросенке.

Лаура называла мне имена актеров и актерок, по мере того как они

выступали перед нами. Но этим она не ограничилась: каждому из них давала

эта ехида меткие характеристики.

- У этого, - говорила она, - в голове солома, а тот - редкостный нахал.

Видите ли вы вон ту милашку, у которой больше бесстыдства, чем грации? Ее

зовут Росарда: неважное приобретение для нашего общества! Этаких следовало

бы посылать в труппу, которую набирают сейчас по приказу вице-короля Новой

Испании и на днях отправят в Америку (*79). Взгляните-ка на это лучезарное

светило, на это заходящее солнышко! Ее зовут Касильда. Если бы с тех пор,

как завелись у нее любовники, брала она с каждого по одному тесаному камню

для постройки пирамиды, - как это сделала некогда одна египетская

принцесса (*80), - то возвела бы такое сооружение, которое дошло б,

пожалуй, до седьмого неба.

Словом, Лаура всем перемыла косточки. Ах, злой язычок! Она не пощадила

даже собственной госпожи.

Признаюсь, однако, в своей слабости; я был пленен прелестной субреткой,

хотя она и не отличалась моральными качествами. Но Лаура так мило

злословила, что я восхищался даже ее язвительностью. В антрактах она

выходила, чтоб узнать, не нуждается ли Арсения в ее услугах; но вместо

Того, чтоб тотчас же вернуться на свое место, она слушала за сценой

комплименты мужчин, которые за ней увивались. Я даже раз вышел, чтоб

понаблюдать за ней, и заметил, что у нее весьма обширное знакомство. Так,

я насчитал трех актеров, которые одним за другим остановили ее, чтоб о

чем-то поговорить, и мне показалось, что они обращаются с ней крайне

фамильярно. Это мне не понравилось, и я впервые в жизни испытал, что такое

ревность. Я вернулся на свое место в такой задумчивости и грусти, что

Лаура, вскоре пришедшая туда же, тотчас это приметила.

- Что с тобой, Жиль Блас? - спросила она удивленно. - С чего это напала

на тебя такая черная меланхолия после моего ухода? Ты мрачен и печален.

- Не без причины, моя принцесса, - отвечал я, - вы ведете себя чересчур

бойко. Я только что видел, как вы с комедиантами...

- Хороша причина для грусти! - прервала она меня, заливаясь хохотом. -

Как? Это тебя огорчает? Ну, знаешь, мой милый, ты не испил еще чаши до

дна: тебе много кой-чего придется увидать между нами, актерами. Ты должен

привыкнуть к вольному обращению. Брось свою ревность, дитя мое! В

актерской среде ревнивцев почитают за простофиль; а потому они почти

совсем перевелись. Отцы, мужья, братья, дяди и кузены - самые покладистые

люди на свете; порой они даже самолично заботятся о том, чтоб пристроить

нашу сестру в хорошие руки.

Лаура долго увещевала меня, чтоб я ни к кому ее не ревновал и ко всему

относился спокойно, и, наконец, объявила, что я - тот счастливый смертный,

который нашел путь к ее сердцу. Затем она поклялась, что никого, кроме

меня, никогда не полюбит. В ответ на эти уверения, в которых можно было

усомниться, даже не будучи сугубым скептиком, я обещал больше не

тревожиться и действительно сдержал слово. В тот же вечер мне пришлось

наблюдать, как она в уголках судачила и смеялась с мужчинами.

По окончании спектакля мы проводили нашу госпожу домой, куда вскоре

приехала ужинать Флоримонда в сопровождении трех престарелых сеньоров и

одного актера. Помимо меня и Лауры, челядь этого дома состояла из

поварихи, кучера и мальчика. Все мы впятером принялись готовить ужин.

Повариха, не уступавшая в искусстве сеньоре Хасинте, принялась вместе с

кучером стряпать мясные кушанья. Камеристка и мальчик накрыли на стол, а я

расставил на поставце прекрасные серебряные блюда и несколько золотых

сосудов, также поднесенных в дар богине этого храма. Украсив поставец

бутылками различнейших вин, я взял на себя роль кравчего, для того чтоб

показать своей госпоже, что я мастер на все руки.

За ужином я подивился на обхождение артисток: они разыгрывали знатных

дам и воображали себя персонами первого ранга. Не только не величали они

сеньоров "сиятельствами", но даже не жаловали их "вашей милостью", а

называли просто по именам. Правда, эти вельможи сами их избаловали и

потворствовали их спеси, обращаясь с ними слишком фамильярно. Актер,

привыкший играть героев, также держал себя в этом обществе весьма

развязно; он провозглашал тосты за здоровье сеньоров и чуть ли не

председательствовал за столом.

"Ах, ты черт! - подумал я про себя, - Лаура доказывала мне, что в

течение дня актер не уступит маркизу; она могла бы сказать это еще с

большим правом относительно ночи, так как они проводят ее, выпивая

вместе".

Арсения и Флоримонда были от природы веселого нрава. Кокетничая и

позволяя гостям легкие вольности, они так и сыпали игривыми шуточками,

которые старые грешники смаковали с превеликим удовольствием. Пока моя

госпожа развлекала одного из них невинными шалостями, ее подруга, сидевшая

между двумя другими сеньорами, отнюдь не разыгрывала из себя целомудренной

Сусанны.

В то время как я присматривался к этому зрелищу, достаточно

соблазнительному для взрослого юноши, подали десерт. Тогда я поставил на

стол бутылки с напитками и бокалы, а сам удалился, чтоб поужинать с

Лаурой, которая меня поджидала.

- Ну, Жиль Блас, - спросила она, - что ты думаешь о вельможах, которых

только что видел?

- Это, должно быть, обожатели Арсении и Флоримонды, - отвечал я.

- Ничуть не бывало, - возразила она, - это старые сластолюбцы, которые

навещают прелестниц, но не заводят амуров. Они довольствуются легкими

вольностями и щедро платят за те безделицы, которые им позволяют. Слава

богу, ни у Флоримонды, ни у моей госпожи сейчас нет любовников, я хочу

сказать, таких любовников, которые корчат из себя супругов и хотят одни

срывать все удовольствия только потому, что несут все расходы. Что

касается меня, то я этому весьма рада и утверждаю, что разумная

прелестница должна избегать подобных связей. К чему надевать на себя ярмо?

Лучше копить грош за грошем на обстановку и туалеты, чем получить их сразу

такою ценой.

Лауре не приходилось лазить за словом в карман, когда она болтала, - а

болтала она почти беспрерывно. Боже, какая речистая особа! Она сообщила

мне тысячи происшествий, приключившихся с актерами Принцева театра, и из

ее рассказов я заключил, что не мог бы найти лучшего места, чтоб

познакомиться с пороками. К несчастью, я был еще в том возрасте, когда они

не внушают омерзения, и к тому же субретка изображала распутство в таких

привлекательных красках, что я не усматривал в нем ничего, кроме

удовольствия. Она не успела рассказать мне и десятой части всех похождений

актерок, так как проговорила всего лишь три часа, а к тому времени сеньоры

и комедиант собрались уезжать вместе с Флоримондой, которую хотели

проводить домой.

Как только они вышли, Арсения дала мне денег и сказала:

- Вот вам, Жиль Блас, десять пистолей, чтобы завтра утром сходить за

провизией. У меня будут обедать человек пять-шесть из наших кавалеров и

дам; постарайтесь, чтоб было хорошее угощение.

- Сеньора, - отвечал я, - на эти деньги я берусь угостить хоть всю

актерскую банду вашего театра.

- Друг мой, - сказала она, - прошу вас изменить свои выражения: надо

говорить "общество", а не "банда". Можно сказать, "разбойничья банда",

"нищая банда", "писательская банда", но знайте, что про нас следует

говорить "общество актеров" (*81); особенно мадридские актеры заслуживают

того, чтоб их корпорацию называли обществом.

Я извинился перед своей госпожой за то, что позволил себе столь

непочтительное выражение, и нижайше просил ее простить мне мое невежество.

При этом я обещал, что если мне придется говорить о мадридских комедиантах

вкупе, то буду впредь именовать их не иначе, как обществом.