ГЛАВА XIV. О приеме, который донья Менсия оказала Жиль Бласу в Бургосе

 

На другой день я не поленился встать рано поутру и пошел расплатиться с

хозяйкой, которая уже была на ногах; она показалась мне несколько менее

заносчивой и в лучшем расположении духа, чем накануне вечером, что я

приписал присутствию трех достойных стражников Священной Эрмандады,

беседовавших с ней запанибрата. Они переночевали на постоялом дворе, и,

по-видимому, для этих-то важных сеньоров и были заказаны все имевшиеся

постели.

Я спросил в местечке о дороге в замок, куда мне надлежало отправиться,

и случайно обратился к человеку одного пошиба с моим пеньяфлорским

трактирщиком. Он не ограничился ответом на заданный мною вопрос и

рассказал, что маркиз скончался три недели тому назад и что его супруга

удалилась в один из бургосских монастырей, название коего он мне сообщил.

Вместо того чтобы держать путь в замок, как мною было раньше намечено, я

тотчас же направился в Бургос и поспешил в монастырь, где жила донья

Менсия. Придя туда, я попросил привратницу передать этой даме, что молодой

человек, недавно выпущенный из асторгской тюрьмы, желал бы с ней

переговорить. Привратница тотчас же отправилась исполнять мою просьбу.

Минуту спустя она вернулась и провела меня в приемную, где мне не долго

пришлось дожидаться, так как вскоре появилась у решетки донья Менсия в

глубоком трауре.

- Добро пожаловать, - любезно сказала мне эта дама. - Четыре дня тому

назад я написала одному лицу в Асторгу, поручив ему зайти к вам от моего

имени и передать, что я настоятельно прошу вас посетить меня, как только

вы выйдете из тюрьмы. Я не сомневалась в том, что вас скоро выпустят: для

этого было достаточно тех показаний, которые я дала коррехидору в ваше

оправдание. Действительно, мне написали, что вы уже на свободе, но что

никто не знает, куда вы девались. Я боялась, что больше вас не увижу и

буду лишена удовольствия выразить вам свою признательность, а это было бы

для меня большим огорчением. Утешьтесь, - добавила она, заметив, что я

стыжусь жалких лохмотьев, в которых мне пришлось предстать пред нею, - не

огорчайтесь тем, что я вижу вас в таком наряде. Я была бы неблагодарнейшей

из женщин, если б ничего для вас не сделала после той важной услуги,

которую вы мне оказали. Я намерена избавить вас от того незавидного

положения, в котором вы находитесь; я должна и могу это сделать. Мне

досталось довольно значительное состояние, которое позволяет мне

вознаградить вас, не обременяя себя.

- Вы знаете, - продолжала она, - мои приключения по тот день, когда нас

обоих посадили в тюрьму. Теперь я расскажу вам, что случилось со мной с

тех пор. "После того как асторгский коррехидор, выслушав правдивый рассказ

о моих злоключениях приказал проводить меня в Бургос, я отправилась оттуда

в замок дона Амбросио. Мой приезд вызвал там величайшее изумление; однако

мне сообщили, что я вернулась слишком поздно, так как маркиз, пораженный

моим побегом, как ударом молнии, заболел, и врачи отчаиваются в его

спасении. Это подало мне новый повод сетовать на свою лютую судьбу. Тем не

менее я приказала уведомить маркиза о своем приезде. Затем я вошла к нему

в опочивальню и упала на колени у изголовья его постели, обливаясь слезами

и преисполненная глубокой печали, сжимавшей мне сердце".

- Что привело вас сюда? - спросил он, увидев меня. - Или вы хотите

посмотреть на деяние рук своих? Разве вам мало того, что вы лишили меня

жизни? Неужели для вашего удовлетворения нужно, чтобы глаза ваши стали

свидетелями моей смерти?

- Сеньор, - ответствовала я, - Инеса, наверно, передала вам, что я

бежала со своим первым супругом. Не стрясись печального события, отнявшего

его у меня, вы бы никогда больше меня не увидели. При этом я рассказала

ему, как дон Альвар был убит разбойниками и как затем меня увезли в

подземелье. Я сообщила ему также и остальное, и, когда я кончила, дон

Амбросио протянул мне руку.

- Довольно, - сказал он ласково, - я больше не сетую на вас. И,

действительно, в праве ли я вас попрекать? Вы нашли любимого вами супруга

и покинули меня, чтобы последовать за ним. Смею ли я хулить ваше

поведение? Нет, сударыня, я не стану роптать на вас, ибо это было бы

несправедливо. По этой же причине я не захотел послать за вами в погоню,

хотя несчастье потерять вас убьет меня. Я уважал священные права вашего

похитителя и даже ту привязанность, которую вы к нему питали. Словом, я

воздаю вам справедливость; своим возвращением сюда вы вновь обрели всю мою

прежнюю любовь. Да, любезная Менсия, ваше присутствие преисполнило меня

радости; но - увы! - мне не суждено долго наслаждаться ею. Я чувствую уже,

что близится мои последний час. Едва вы мне возвращены судьбой, как

приходится сказать вам вечное прости. - При этих трогательных словах я

пуще прежнего залилась слезами. Меня охватила безмерная скорбь, и я не

стала ее скрывать. Кажется, я меньше оплакивала дона Альвара, которого так

безумно обожала.

"Предчувствие не обмануло дона Амбросио: он скончался на следующий

день, и я осталась обладательницей значительного состояния, которое он

определил мне при вступления в брак. Я не намерена воспользоваться им для

каких-либо худых дел. Хоть я еще и молода, однако никто не увидит меня в

объятиях третьего супруга. Помимо того, что так, по моему мнению, может

поступить разве только женщина, лишенная стыда и совести, скажу вам, что

не испытываю больше склонности к светской жизни; хочу окончить дни свои в

монастыре и стать благодетельницей этой обители".

Такова была речь доньи Менсии. Затем она вынула из-под своей робы

кошелек и передала мне его со словами:

- Вот сто дукатов, которые я даю вам только для того, чтоб одеться.

Зайдите потом опять ко мне; я не намерена ограничить свою признательность

такой мелочью.

Я рассыпался перед доньей Менсией в благодарностях и поклялся, что не

покину Бургоса, не попрощавшись с нею. После этой клятвы, нарушить которую

у меня не было ни малейшего желания, я отправился разыскивать постоялый

двор и зашел в первый попавшийся. Там я спросил себе горницу и, чтобы

предотвратить скверное впечатление, которое могло вызвать мое рубище,

сказал хозяину, что, несмотря на мой неказистый вид, я в состоянии хорошо

заплатить за ночлег. Услышав эти слова, корчмарь, по имени Махуэло,

который был от природы превеликий насмешник, оглядел меня с головы до пят

и ответил с хладнокровным и лукавым видом, что заверения мои совершенно

излишни, так как он и без того видит, какую кучу денег я у него истрачу,

что сквозь мою одежду он учуял во мне что-то благородное и что я,

безусловно, весьма состоятельный дворянин, в чем он нисколько не

сомневается. Я прекрасно видел, что этот прохвост надо мной смеется и,

чтоб сразу положить конец его издевкам, показал ему кошелек. Я даже

пересчитал при нем на столе свои дукаты и заметил, что мои капиталы

внушили ему обо мне более благоприятное мнение. Затем я попросил его

раздобыть мне портного.

- Лучше послать за ветошником, - сказал трактирщик, - он принесет вам

всякие наряды и вы сразу будете одеты.

Я одобрил его совет и решил ему последовать; но так как день склонялся

к концу, то я отложил покупку до следующего утра и  направил все свои

помыслы на ужин, чтоб вознаградить себя за скверные трапезы, которыми мне

пришлось довольствоваться с той поры, как я вышел из подземелья.