В последний день Масленицы, в заговенье на Великий пост, пекли блины из белой муки на молоке и яйцах без начинки. Хозяйки с горы катались на санках, чтобы льны росли длинные.

А ребята в последний день на масляной неделе зажгут бочку, по всей деревне горящую бочку возят на санках и под окном у самой старшей девки в деревне выбросят (у несосватанной в зимний мясоед / брачный период / «перезрелой» девушки – А.К.). (Ю.И. Ковыршина, К.К. Логинов, 2001, Улялега, Григорьева).

 

45. На Евдокию (Oudokki) если снега не метет, тогда весна уродится хорошая и для посевов и для рыбной ловли. Если на Евдокию через один полоз снег переметет («надует») на дороге, то хлеб на полтину подорожает, а если через оба полоза, то подорожает на рубль. После Евдокии снега еще прибавится с сидящую собаку (KKS, IV, 88).

 

46. В Вербное воскресенье (Virboi) приносят домой ветки вербы, кладут под образа. На Егория (Jyrgi) ими первый раз весной выгоняют скот. С вербой ходят на могилы, одну ветку там оставляют, втыкают в могилу (то же - в часовню А.К.).

Утром Вербного воскресенья хозяйка ветками вербы хлещет домашних, приговаривая:

 

Virvittshi, varvittshi,                 Вирвиччи, варвиччи,

Kulukettu iäres,                         Старая кожа вон,

Uusikettu sijah -                        Новая кожа на место -

Äijänpäivän jäittshu!                 На Пасху – яйцо!

 

(МА, Успенская)

 

47. В Вербное вербы (virboivittshoi) относят в часовню. У кого есть скот, то хлещут вербой скотину, раньше даже кур хлестали. Когда хлестали вербой кур, то приговаривали:

 

Virvetti, värvetti,                      Вирветти, вярветти,

Vanhu jouhen iärez                   Старое перо - вон,

Uuzi jouhen sijaa                      Новое перо - на место,

Äijäks päivie jäittšu!                 Яйцо - на Пасху!

 

Когда хлестали вербой коров или овец, то приговор был такой:

 

Virvetti, värvetti,                      Вирветти, вярветти,

Vanhu karvu iärez                    Старая шерсть - вон,

Uuzi karvu sijaa                       Новая шерсть - на место,

Äijäks päivie jäittšu!                Яйцо - на Пасху!

 

Хозяйка хлестала дома и детей. Приговор был тот же, только слово шерсть заменялось на «кожа» (МА, Антонова)

48. Когда хлещут вербой, приговаривают:

 

Virboi lyö, varboi lyö,              Верба бьёт, верба бьёт,

Tuorehekse, tervehekse,           Новым, здоровым (быть), 

Kulunahku ääreh,                     Старая кожа – вон,

Uusi nahku siah,                       Новая кожа - на место,

Sinull vitschu,                               Тебе – вицу,

Minull jai’tschu!                       Мне – яйцо!

 

(SKVR II, 1100, Вешкелица, 1882 г.)

49. В Великий четверг (Suuri nel’l’änpäivy) кладут в тряпицу соли и прячут за иконы для худого случая. Заболевшим давали пить, так же и скоту (МА, Успенская).

50. В Великий четверг (Suurnel’l’äspäivy) сбивали масло. Верили, что тогда в этот год масла будет больше. Если в Великий четверг холодно, то будет еще 40 холодов. (KKS, V, 584)

51. На Пасху делали кутью (kuatshššivo), варили рис и варили яйца. Первый и второй день Пасхи (Jumaldaman päivy) проводили дома, в другие деревни не ходили. «Солнце на Пасху радуется» (päiv ihastuu Äijäpäivie) – на рассвете парни и девушки собираются вместе смотреть как солнце играет: вверх и вниз да по сторонам, крестом прыгает... (МА, Антонова).

 

52. «Старики говорили: кто хочет научиться хорошо играть, надо в пасхальную ночь, когда остальные пойдут в церковь встречать Спаса, идти в баню с инструментом и играть там. Тогда научишься играть лучше всех. Но тогда этот мужчина уже свою душу (по смерти) будет должен отдать нечистым» (SKS, E 141, Popoff Jefim, 40).

53. «День встречи лета» (kezävastavupäivy). У часовни накрывали столы, самовары ставили, мужики приносили вино... (МА, Антонова).

 

54. «Егорий (jyrgi) приходит с щучьим коробом, а Микола (9.5 keväd-, syvyzmiikul 6.12) с травяным мешком» (jyrgi tuloo haukkaššalin ker, miikul tuloo heinyhurstin ker). На Миколу весной если дождь идет, то возьмет свою долю из ларя с рожью – kuluttaa puurnua, а на вознесенье если дождит, то возвращает – микольский дождь берет, а вознесенский возвращает. (KKS, III, 321).

55. «Все колокольчики от коров, лошадей, овец, все принесут на лавку, нам, детям дают на шею. Три раза бегают кругом дома и (каждый раз) крестятся тут, на углу. Бабушка дает колокол: которые (дети) больше – колокол больше, а которые меньше, тем меньше. По солнцу надо бегать, потом положим колокола на лавочку, а потом на второй день (Егорьев день) их надевают (на животных) и выводят на улицу» (К.К. Логинов, Ю.И. Ковыршина, 2001, Улялега, Григорьева).

56. Как начнет весной тетерев ворковать, то говорили, что девять недель до лета осталось, что через девять недель земля будет талая.

Черный дятел как стукнет по дереву, если стучит протяжно, тогда весна будет длинная, а если очень круто «сказанет», тогда очень круто лето наступит, лето скоро будет.

Время (лучший момент) сева узнавали таким образом: когда наступит время сева ржи и будет тихо, опустится паутина на деревья, на верхушки вереска и на кусты можжевельника. Сеяли рожь в то утро, когда выпадала паутина. Спешили, землю приготовляли заранее. Лучше всего тогда растет.

Пожогу пашут, готовят под репу. Когда листья ольхи будет в плесени, белая плесень нарастет на листьях ольхи как мука, тогда высевают репу. Тогда время сеять репу. (Да еще) Когда на небе тучи, небо не очень ясное, тогда норовишь сеять репу. Тогда репа покрупнее вырастет, а когда небо чистое, тогда не так росло, раньше в пасмурный день сеяли репу. Тогда репа вырастет со шляпу (Макаров, Рягоев 1969, № 94. Путтоев).

57. Троицу праздновали в Тюви (часть с. Сямозеро). В Тюви была часовня, которую уничтожили в 1930-е годы. Стояла у школы на повороте. 3 больших дерева росло – ель, сосна и береза. На Троицу приезжало много народу, по 10-15 человек гостей бывало в домах. Приезжали из Лахты, Корзы, Эссойлы, Чуйнаволока. Много не пили, по две рюмки – одну с супом или рыбой, а вторую с киселем – и все. Березки вокруг часовни ставили, во всех дворах и на крыльце домов, проходишь по деревне как по аллее. Березки были небольшие, листья только успевали появиться. Листья и в избы приносили. Мальчишки около 10-11 часов бегали по деревне и хлестали друг друга и всех кого ни попадя... (МА, Костилов).

 

58. Березки на Троицу ставили в саму часовню и вокруг нее. В каждом доме вокруг крыльца и при входе во двор у калитки (МА, Успенская).

 

59. На Троицу две небольшие березки ставили по обе стороны от входа в часовню. Ломали березовые ветки, несли в часовню, ставили за иконы, несли в дом и также ставили в красный угол за иконы. Перед Спасом мыли часовню и старые ветки выбрасывали. Ветки выбрасывали в воду, освященные ветки надо было в воду выбрасывать (МА, Антонова).

 

60. Промежуток от Иванова до Петрова дня называли Viändyö. В Ивановскую ночь поднимали лемби: девицы, чтобы выйти за богатого, мяли голым задом рожь на полях состоятельных жителей. В банях славутность поднимали в это время колдовскими способами. Прыгали через костры, тоже поднимали лемби (lembie ylityttih). Везде огни горели, жгли старые бороны, изгороди... (МА, Костилов).

 

61. Если девушке надо вернуть лемби или бессилие наступило, то берут от трех борон три бруса-лавы (основы бороны), да сошники от лесной сохи (для обработки подсеки), ими топили баню; берут воду в реке, и набирая ее, говорят:

«Беру воду в Иордан-реке, / В водовороте Святого мыса / для Маши, крещеной (души); / не беру для еды, не беру для питья, / беру для лемби крещеной (душе)».

В бане девушка моется и парится (труба, волоковое окно и дверь открыты при мытье), потом сложат крест-накрест три головешки, туда девушку ставят и обливают той водой, говоря:

«(Как) спешат быстрые огненные искры, так и крещеные бессуженые, безряженые не могли бы ни спать, ни сидеть, ни есть, ни пить, всегда бы думали (о Маше) хорошо, вспоминали добром; пусть все эти думы, молва эта идет от погоста к погосту, от города к городу, от господ к господам, от попов к попам, от острова к острову, от парней к парням (из уха в ухо); как эта борона землю разбивает, так бы и среди крещеных этих разбивались порчи и сглазы; как соха камни и пни корчует, так и от крещеных все порчи и сглазы выкапывало бы прочь; - уходите на северную сторону, на безвозвратные пути, незнаемые дороги». (SKVR II, 1039a, Улялега, 1925 г.).

 

62. Вияндёйнтули («огонь летних Святок» - veändöintuli) разжигают на росстанях и девушки прыгают через огонь, пусть (все) старые болезни («призоры») исчезнут («отпадут прочь») (KKS, VI, s. 581).

 

63. В ночь на Иванов день идут на росстань трех дорог, зажигают огонь и прыгают через него и говорят: «Как этот огонь ширится, так и моя лемби бы ширилась!» и еще говорят: «Святой Иван, святая вияндёй-кормилица, как этот дым вверх поднимается, так и моя лемби пусть вверх поднимается!» (SKVR II, 1048, Салменицы. Ламминсельга. 1901 г.).

 

64. В ивановскую ночь костры жгли на горах, kokil ollah (KKS, I, 426).

 

65. 5 дней от Ивана до Петра заготовляли веники. В это время нельзя было стирать и шуметь. Лемби поднимали (lembie nostatettih), по полям ходили, венки делали, одевали на голову. Накануне Иванова и Петра дня парились в банях, а веники бросали в озеро. Девушки плели косы из ржи в полях парней, с которыми гуляли (МА, Успенская).

 

66. «Ивановскую траву», iivananheinä (лютик едкий) перед Ивановым днем добавляли в березовый веник, веником парились в бане, потом бросали в воду – у кого веник тонул, тот должен был умереть в течение года, у кого не тонул – оставался жить (KKS, I, 426).

(по другим сведениям немного попарившись бросали веник в озеро: если пойдет на дно – тогда умереть в этом году, а если не утонет, тогда выйти замуж или другое что хорошее будет. SKS, Turunen, Aimo 612, 1943)

 

67. «Веник лемби» (lembivastu) – «славутный» веник - делают из веток березы, ствол которой окружен муравейником, им парятся, а в Петров день сжигают (KKS, III, 60).

 

68. «Лемби (сексуальная привлекательность) потеряла, больше не приглашают танцевать (на праздниках). Некоторые девицы голыми катаются в полях парней, где растет рожь - лемби поднимают» (KKS, III, 59).

 

69. Между Ивановым и Петровым днем (viändöin aigah) знахарки (tiedäjä-akat) собирали травы, заваривали их и лечили скотину (МА, Кузнецов).

70. На Петров день (pedrumpäiväl) приходят домой с покосов, хоть бы были на сенокосе неделями. Из родника воду приносят утром на рассвете солнца Петрова дня и обливаются на улице, на росстанях, в лесу (поднимают лемби) (KKS, IV, 229).

 

71. «Kак поднять девичью славутность, знала бабка Макарьевна (…). Рядом с нами жила в Эльмисярви, эльмисярвская была.

Как наступит Вияндёй, между Петровым и Ивановым днем Вияндёй, это самая сильная пора; перед Ивановым днем в лесу, да еще на развилке дорог, где развилка трех дорог, берут вершинки березок; три по девять березовых вершинок надо взять, девять верхушек на одной развилке, девять на другой, девять на третьей. Потом в бане парятся, даже три раза.

Один раз, допустим, перед Ивановым днем, второй раз перед Петровым днем. И этот веник уносят в муравейник. Прут, которым веник завязан, там развяжут, веник ставят стоймя в муравейник, черенок втыкают, а верхушки сверху остаются. Пусть муравьи ходят по нему. А это хорошо, я тоже относила веник.

Как отнесешь веник в муравейник, развяжешь завязку, так он и останется, не берешь уже обратно, там остается, в муравейнике. Тем веником три раза парились: перед Петровым днем, перед Ивановым днем. Брали с полей трех хозяйств девять ржаных колосьев, три колоса с поля одного дома, три с другого, еще три с третьего, колосья с полей трех хозяйств. Эти девять колосьев кладут в веник, еще иван-чай кладут туда. Есть ли теперь иван-чай на дворе? Иван-чай тоже кладут в веник, девять колосьев иван-чая, три раза парятся в бане, потом уносят в муравейник, ручкой ставят в муравейник, веник развяжут, ручку в муравейник, листьями вверх, пусть там [находится] …

Хорошее дело относить веник в муравейник, но относить надо лишь в тот муравейник, который находится по ту сторону изгороди [на стороне леса]. В муравейник, который находится внутри изгороди, в тот не надо ставить, а в тот, который за завалом, ищи муравейник у обочины дороги по правую руку. Как выйдешь из дому, в муравейник, который по правой стороне, в тот и ставь. Это самое полезное дело для девичьей славутности, да и для здоровья хорошо.

Да раньше не искали здоровья, девичью славу искали, ради здоровья так не носили бы [веники], а ради девичьей славы носили» (Макаров, Рягоев 1969, с. 273-274. Никифорова)

72. На летние Святки (viändöin välillä) бельё не стирают и на улице не сушат. В ивановскую ночь зарывают мыло в поле, где в семье есть парни и выкапывают только в ночь на Петров день. Этим мылом девицы моют лицо, чтобы поднять лемби. (Нautala 1990, s. 266).

 

73. Власьев день (Valasin päi), первый день летнего мясоеда (перед Успенским постом), сенокосное время как начиналось, так Власий был. Праздновали Власия в Проккойле, отводили туда баранов (МА, Антонова).

 

74. Ильинскую пятницу праздновали, не работали, ходили в часовню. В ильинскую пятницу на сенокос не ходили, сена не трогали. Когда однажды работали, наметали стог, поднялась гроза, молния попала и стог сгорел начисто. В ильинскую пятницу начинали подкапывать картошку (МА, Антонова).

 

75. Между Алёккой и Сямозером, в километре от Алёкки стоял крест под срубом – пол был, но не было двери и дверной стены. На Ильин день там попы проводили службу. Кресты с навесами стояли во многих местах. В Тюви (с. Сямозеро) стоял крест, на Троицу туда народ ходил, служба была. Над тем крестом был только навес – крыша на столбах без стен (МА, Антонова).

 

76. После Ильина дня говорили: Pimie yö muattavakse, vilu vezi juodavakse («Темную ночь спать, холодную воду пить») (МА, Антонова).

 

77. Следующее воскресенье после Ильина дня называлось в Эссойле бараньим воскресеньем (oinaspyhäpäivy). Тогда приносился в жертву барана для сохранения и умножения овечьего стада. «...Убивали барана каждый год во дворе часовни в Эссойле, потом варили мясо, ели, а остатки мяса продавали. Деньги поступали в часовню – часовня после этого «заботилась» о стаде; в Эссойле есть часовня Богородицы, если уродится плохой год, то обещают (дают обет принести в жертву), после этого баран вырастает большим, тут его и отводят (на заклание), иногда еще и сам Бог смотрит как отводят. Сямозеро (KKS, IV, s. 16).

 

78. А летом иордань kezäjordana на Маковей была, делали из досок на том же месте, что и зимой. Со стороны берега была скамья, на которой лежали книги и кресты. Купались в ней те же женщины, что и зимой (МА, Костилов).

79. Летом иордань была на погосте, доски кругом, попы всех присутствующих обрызгивали кисточкой, намоченной в воде. Женщины постарше купались, избавлялись от грехов (riähkist piäzoy), молодые не купались, а бабки как бы перед смертью отпускали грехи, да за избавление от болезни тоже купались. Да еще в часовню Миколы относили обеты (diäksittih) – чулки, носки и полотенца несли (МА, Успенская).

80. На Маковейначинают есть картошку, иногда и репу (МА, Успенская).

81. В Алёкке праздновали Спасов день. В домах бывало раньше на празднике по 50 обедающих (столующихся) в день. Из Салмы, Эссойлы, Угмойлы, Корзы, Ангенлахти, Кяргелы, Кишкойлы, Ахпойлы, Чуралахты, Лахты, Сямозера, Чуйнаволока – из всех этих деревень приезжали на Спас в Алёкку. В это время был Успенский пост и скоромного не ели. Порядок блюд за праздничным столом был следующий: на столе стояли в тарелках рыбники (по 15 больших рыбников пекли в доме, еще и не хватало, рыба должна былы быть на столе в праздник обязательно), подавали рыбную уху, вареную и соленую рыбу, кисель, чай. Квас всегда стоял на столе. Часовне уже лет сто. Плясали на дворе часовни, на берегу Сямозера.

Ланцы, кадрели, и в «длинную игру» (pitkäh kizah), гуляли по дороге и в лес парами ходили, но только сидели по парам, не более... Игры на улице называли «ярманкой»: «пойдем на ярманку». Днем плясали, а к вечеру уже - «парой», «длинную игру» заводили (МА, Антонова).

82. На Спаса немного выкопают репы, положат в красный угол перед образами («богами»), там ее кадят, а потом начинают есть. К Спасу начинают жать рожь, в это время она уже обычно созревает (МА, Антонова).

Ср. KKS, V, 501-502: (Перед Спасом) спешка большая – надо сжать («отпустить», «выпустить») первожинки (зажинки), рыбы наловить, надо праздник встретить. В Спас репы принесут, положат под божницу, потом кадят, после этого каждый чистит (репу) ногтем и ест новую репу: до Спаса не едят.

 

83. До Спаса свет в доме по вечерам не зажигали (МА, Кузнецов).

84. «В канун праздника хозяйка пекла рыбники из ржаной муки – kalakurniekat. До этого все переживала, принесут ли соседи рыбы, без рыбы и рыбников и праздник – не праздник. В амбаре у хозяйки припасено полведра крепкого брусничного морса. В канун Спаса перед образами в красном углу (suurčupussa) появился столик с тарелкой, на которой вместе с конфетами и магазинным печеньем лежал маленький рыбничек, который хозяйка спекла из остатков муки и кусок булки, намазанный черничным вареньем. К празднику, кроме рыбников, пекли пироги с черничным вареньем (ср. в некоторых местах в Карелии на Маковея, а в иных местах на Спаса начинают собирать чернику)». (Запись в полевом дневнике, сделанная А. Конкка 18 августа 1984 года в канун праздника Спаса в Алёкке в доме у А. Н. Антоновой).

 

85. На Успение (Emänpäivy) приводили на Сямозерский погост в церковь быков. Из Чуралахты свекор рассказчика привел 2 быков – через год. По 2-3 быка было на Успение каждый год. Выборный сторож (староста), который продавал свечи, принимал этих быков. Быки продавались, а деньги поступали в церковь. Обещали, и (при этом) крестились, быка все лето откармливать, а потом отвести в церковь. Чтобы удача была в будущем или может быть по обету за выздоровление приводили... (МА, Костилов).

86. На Успение (Emänpäivy) на Cямозерский погост приходило очень много народа – с Гор (Vuara), из Олонца, из Вешкелиц, из Меччалы, Крошнозера, Пряжи, Святозера, из Видан, Вохтозера, Руги, Лахты, а из соседних деревень все приходили – и большие и маленькие, и молодые и старые.

На Успение торговцы приезжали уже за день до праздника. Приезжали с петрозаводской стороны, да с олонецкой стороны, а близко живущие торговые люди – каждый второй, а были и такие, которые торговали только по праздникам. Товару было всякого много, лавки в два ряда. Успенская торговля шла очень бойко, большинство народа приезжало именно на ярмарку. Некоторые, конечно, приходили в церковь, а многие просто на праздник, других посмотреть да себя показать. На праздник ходили к родне, но родня могла с собой взять и соседей, а соседи – своих знакомых. Всех встречали, кормили, поили и устраивали на ночь. До трех дней в доме могли гостить и знакомые и незнакомые. Утром в день Успения большинство шло в церковь, но были и такие, которые в церковь не ходили, а шли на ярмарку осматривать и покупать товар.

К церкви приводили много быков. Всех их приводили до начала обедни, а после службы начинался торг. Желающих купить быков собиралось много. Покупатели торговались, один за всех быков назначает одну цену, другой дает больше, а иной прибавляет сверху рубль. Так цену повышают и повышают, а потом, когда уже видят, что больше никто не дает, то быки остаются тому, кто назвал последнюю цену. Тогда бьют в колокол три раза – быки проданы.    

Из церкви народ расходился по домам на обед (murginal), а после этого отправлялись на ярмарку. Там собиралось столько людей, что сквозь них просто так было не пробраться. Если с товарищем своим разошелся, то встретишь его только в доме, где он проживает. У торговцев дел хватает. Один покупатель просит показать товар лицом, второй спрашивает цену, третий говорить сколько ему отмерить или взвесить. Всех надо обслужить одновременно, чтобы покупатели не ушли к другому торговцу.

А у парней и девушек еще важнее дело, чем торговля. Им надо в «долгую игру» играть. Есть и у них место для «торгов». Они собираются у амбара. К тому времени торговля на улице заканчивается, а начинается ярмарка парней и девиц. Тут у них и музыка, тут и танцы.

Во дворе девушки на одной стороне, парни на другой. Там и зрители есть, которым надо после праздника все обсудить. [Это деревенские тетки и бабушки. Особенно ценилось, если девушку приглашали на «долгую игру», танцы во дворе были своего рода «прелюдией». Если девушку приглашали танцевать во дворе, но не приглашали на «долгую игру», то это сразу отмечалось деревенскими кумушками как нечто негативное – / сокращение составителя /]. Если же во время танцев на улице девушку приглашали на «долгую игру», да еще несколько раз, то говорили: «посмотри какая у той-то девушки лемби, только успеет придти с «долгой игры», уже другой приглашает, не знаю сколько раз и ходила на игру».

Во время «долгой игры» ходили на гору и на поля. На гору ходили, там сидели парами за буграми («кочками») с можжевельником. Были и такие случаи, что после праздника к девушке приходили сваты и, глядишь, уже свадьбу играют. А было и такое, что после праздника парень возвращается домой с девушкой. Утром мать идет будить сына, а у сына под боком товарищ (SKS, E 141, Popoff Jefim, 18, 1936).

 

87. Успениепраздновали на Погосте три дня, ярмарка была, торговали кожами, ситцем и т.д.

Ходили парами по деревенской дороге (pitkäkisa), потом сидели парами в лесу. Игры продолжались до 12 часов ночи. Ланцы, кадрили танцевали во дворе амбара. Там у одного из домов Погоста у амбара стоял большой крест с крышей. Из церкви шли по всей деревне крестным ходом до креста в Диеккали (средняя часть села) и дальше до большого креста с крышей (тоже площадка кругом была) в Тюви на перекрестке дороги, идущей в Алёкку. Раньше на всех перекрестках стояли кресты (так было и на развилках в Кяргеля и Ахпойла) (МА, Успенская).

 

88. Образа раньше около дорог врезали в деревья, когда в кресты, а когда и просто в дерево (МА, Кузнецов).

 

89. Oinaspäivy, День барана. В Шапнаволоке праздновали День барана. Это было первое воскресенье после Успения. На День барана в Шапнаволок приходили из многих деревень, из ближайших деревень приходили из всех, но и за тридцать верст приходили, со стороны Меччаля и с нимозерской стороны.

В Шапнаволоке было 16 дворов. Еще они праздновали двух Власов. Один был зимой 11 февраля, а второй летом, в первое воскресенье после Петрова дня. На эти праздники приходили к ним из других деревень только свои, родственники. А на День барана приходили и родственники и гости (не родня).

На этот день, видишь ли (потому приходили, что) кто обещал барана Святому Власию, кто шерсть, а кто масло. В Шапнаволоке часовня была посвящена Святому Власию. Утром в Ойнаспяйвю всех пожертвованных баранов приводили к часовне.

Поп служил молебен, а после службы все идут обедать, кто идет к родне, если есть родня или к знакомым, а у кого нет родни или знакомых, тот идет в любой дом. Везде накормят и напоят в праздник, будь хоть кто.

После обеда гости и свои деревенские собираются на улице на ярманку (гуляние). Молодежь, парни и девушки играют, а старшие наблюдают, а некоторые сидят кто где и говорят о делах. Парни и девушки наигравшись на улице (во дворе), начинают «длинную (протяжную) игру» (pitkäkiza), идут на гору. На горе сидят парами, разговаривают, обнимаются и целуются. После этих объятий, если понравятся друг другу, то и свадьбу скоро сыграют, через неделю, глядишь, уже молодые.

Гости собираются на ярманку, а шапнаволоцкие мужики после обеда точат ножи и направляются к часовне резать баранов. Всех баранов режут, шкуры отдают хозяевам (тем кто привел баранов), а мясо варят. Головы баранов отрезают у стены часовни, чтобы вся кровь вылилась на стену часовни.

Для варки мяса собирают все деревенские котлы вместе, и большие и маленькие. Максы (печень) и легкие варят в отдельном котле. Когда печенки сварятся, их разрезают в лотке. В часовне хранится единственный большой лоток. После того как нарежут печень, два мужика берут лоток и относят его, держа над головами, в часовню, а там уже полная часовня народа.

Только лоток с печенками появляется в часовне, еще не успеют опустить лоток вниз, как народ начинает расхватывать печенки из лотка руками и поедать их. Пусть руки грязные или что там, тут уж ни на что не смотрят, ничего не противно.

Когда мясо окончательно будет готово, тогда шапнаволоцкие мужики, хозяева как есть, идут по домам и приносят полотенца, хлеб, пироги и ложки, а после этого идут на ярманку звать гостей отведать бараньего мяса. Кто хочет, тот идет, а кто нет – голодным не останется, его накормят в доме.

У часовни расстилают на земле полотенца, на них режут хлеб, кладут пироги и ложки, а потом приносят нарезанное большими кусками мясо и котелки с мясным супом и все садятся за трапезу. Садятся и гости и хозяева, а деревенских – каждый второй, большие и маленькие, молодые и старые. Если могут съесть, то съедают, а остатки уносят домой. А дома гостям это мясо не предлагают. Потчевание гостей этим мясом в домах считалось грехом. Гостей кормили пищей, которую готовили дома.

Баранов приводили в шапнаволоцкую часовню для того, чтобы Святой Власий смотрел бы и заботился об их скоте (SKS, E 141, Popoff Jefim, 8, 1936, Säämäjärvi).

 

90. Oinaspäivy, специальное воскресенье было выбрано в августе в Сяпсе (Shapniemi). Баранов жертвовали, всей деревни (от всех семей) котлы там были. Отдельно варили бараньи печенки, отдельно и раздавали. Печень раздавали парням. Ельник был большой - метров 300 до озера. «Рощща» (Roshshsa) называлась, ельника нынче немного осталось. Деревня была на берегу, а часовня – наверху (на горе). Шкуры продавали, спрашивали кто возьмет... Баранов приводили из Сямозера, Ахпойлы, Алёкки, Чуйнаволока, Кяргелы, Лахты, Чуралахты. Наверно, для того, чтобы овцы здоровыми были (МА, Костилов).

 

91. Lambahien pruazniekku, Власий, в конце августа был в Шапнаволоке в 3 км от Ахпойлы. Там была часовня на горе. Туда до колхозов жертвовали баранов. В этой же деревне был и второй праздник Власия – зимой. Бараны, которых отводили в Шапнаволок, были нестриженными. Баранов каких продавали (деньги шли часовенному сторожу на нужды часовни), а каких варили, в сенях часовни стоял шестиведерный котел. Варили на кладбище, во дворе часовни. Резал баранов местный житель. 3 стола было во дворе, полные столы народа собиралось – мужчины, женщины, парни, девушки... Посуда для жертвенной трапезы – тарелки и ложки - находилась на полке в самой часовне. Бараньи головы, ноги и шкуры – продавали, а оставшиеся кости относили на берег озера и топили в воде (МА, Кузнецов).

 

92. "Kereäy ku kegri takkah roun, odva voi astuu" (KKS).

Поговорка, указывающая на характер поведения обходящего в день Кегри дома деревни ряженого, персонифицировавшего мифологический персонаж Кегри: «Собирает (такую большую) ношу будто Кегри, едва может нести».

 

«День Кегри – мифологического духа-покровителя, представление о котором у карел было очень смутным, отмечался в субботу перед Дмитриевым днем. Накануне в пятницу запрещалось прясть. (...) в этот день поминали родителей, называли ее muissinpäivy. С пирогами – «рыбниками» - ходили поминать умерших на кладбище, оставляя пироги на могилах. Девочки заранее начинали прясть: их пугали, что если они к этому дню не напрядут определенного количества пряжи, то Кегри выклюет им глаза или придавит камнем пальцы. Моток напряденных ниток девочки вешали на окно в сенях, чтобы Кегри видно было их прилежание.» / Маслова 1980, с. 225).

93. «В день Кузьмы и Демьяна в д. Корза Пряжинского района, в рощу, у которой была посвященная им часовня, съезжалась молодежь из разных деревень, устраивалось гулянье, на которое полагалось надевать новые платья. Кузьма и Демьян считались покровителями здоровья людей и животных, и в часовню, посвященную им, приносили свечи, деньги, лен, шерсть, полотенца, скатерти, новую одежду и т.д.» (Маслова 1980, с. 225).

 

94. В Михайлов день в Ахпойле в часовню жертвовали длинные льняные полотенца (käzipaikad), носки (шерстяные). Их несли также после смерти родственников (МА, Кузнецов).

 

95. Поминальные праздники и дни (МА, Успенская, Антонова):

Второй день Рождества, ходили на кладбище

Суббота на мясной неделе ( lihanedälillä Pyhälaskuna) в Масленицу перед Великим постом

Второй день Пасхи

Радуница, ходили на могилы с яйцами и рыбниками

Троицкая суббота

Успение

Суббота Кегри (kegrisuovattu, muissinsuovatta, Mitrein suovatta), Дмитриевская

96. В эти дни ходили на могилы, звали покойника домой на угощение. Ходили с тарелкой, на тарелке пироги, калитки, а на Пасху и с яйцами, носили также «сиира» (siira), который изготовляли из творога, положенного под пресс и протертого через сито. На могилах ничего не оставляли (МА, Успенская).

97. На могилах нельзя было оставлять пищу, если оставишь, то покойники домой не придут есть. «Помяни Господи, приходите есть-пить», говорили. Раньше попы кадили съестное на кладбище, а сейчас если кто и кадит пищу в поминальный день, то дома (МА, Антонова).

98. «Веником поминают», метут, опахивают могилу (МА, Кузнецов). Могилы опахивали веником, который хранили у могильного креста (МА, Успенская).

99. О поминовении в Масленицу см. № 43, на Спаса (поминальный столик) № 81.

 

100. Суббота Кегри (kegrisuovattu) через три недели после Покрова. На субботу Кегри поминают покойников, ходят на могилы. Сямозеро (KKS II).

 

101. «У нас праздновали, называли мустайсет (KKS: mustaizet), поминание через 6 недель после того как в доме умер хозяин или хозяйка, на поминки приходил поп. Открывали окна, из них вывешивали на улицу длинные полотенца, потому что сундизет (KKS: syndyizet) иначе внутрь бы не попали, a по полотенцу могли подняться внутрь посмотреть как в избе проводили молебен. Туда должны были все умершие родственники из этого дома придти.

А если кто-нибудь другой из умерших приходил, то его мог любопытный увидеть, если надел бы себе на шею конский хомут, тогда увидел бы умерших родственников. Только не всякий решался, потому что один раз кто-то так сделал, увидел, но так испугался, что и умер тут же. Эти поминовения проводили только богатые, бедные не могли, для этого требовалось много средств. На них, правда, могли приходить как богатые, так и бедные» (SKS, TK 46, Aleksi Koskinen, 43).