Индивидуальные, коллективные и интегральные субъекты.

 

В предыдущем параграфе нами был поставлен вопрос о соотношении индивидуальных, коллективных и интегральных субъектов. Разрешение данного вопроса, по-видимому, необходимо дополнить размышлением о соотношении данных категорий и понятий микро- и макросубъекта в экономике.

Рассмотрев ранее общенаучное содержание категории «субъект», мы можем теперь остановиться на вопросе о первоэлементе экономической деятельности. Дело в том, что как мы уже отмечали, в экономической литературе вопрос о базовом элементе экономической системы поднимался не раз[53]. Представляется возможным выделить два подхода к его решению: товарный и субъектный.

Первого придерживался, в частности, К. Маркс, выдвигая на место основной категории экономики товар. Надо, правда, оговориться, что великий немецкий ученый указывал, что товар – это первоэлемент исключительно капиталистического типа хозяйствования[54]. К данному подходу, по-видимому, следует отнести и работы К. Менгера, ставящего во главу угла «экономическое благо», и Дж.Б. Кларка, и А. Маршалла, и многих других. Общим для всех вышеперечисленных ученых является выделение в качестве первоэлемента – продукта экономической деятельности в его различных формах. Мы достаточно обстоятельно касались ограничений подобного подхода в предыдущем параграфе.

К субъектному подходу относятся работы таких ученых как Ф. Бастиа, М.И. Туган-Барановский и целого ряда современных авторов, прежде всего тех, кто разрабатывает системный подход. В рамках оного наиболее распространенными точками зрения являются две: либо признающие в качестве элемента национальной экономики – семью или домашнее хозяйство[55], либо индивида с его потребностями[56].

Мы склонны поддерживать вторую точку зрения по следующим причинам. Во-первых, объединение ресурсов и субъекта, распоряжающегося ими в сфере производства, распределения, обмена и потребления, возможно не только для домашнего хозяйства, но доступно и индивиду. Во-вторых, домашнее хозяйство является разложимым на компоненты, т.е. не представляет собой предел членения. В-третьих, рассмотрение компонентов домашнего хозяйства не выводит в качественно иную систему, так как в его основе лежат социально-экономические отношения между его членами.

Таким образом, всем необходимым требованиям, предъявляемым к элементу национальной экономики, удовлетворяет лишь индивид, но не сам по себе, а во всей совокупности своих социальных связей и отношений, т.е. как социально обусловленное существо. Тем самым, мы полностью согласны с утверждением М.И. Туган-Барановского, что «капиталистический мир – есть развивающаяся и чрезвычайно сложная система, атомом которой является человеческая личность»[57].

Как мы уже отмечали выше, психологами достаточно убедительно показано, что: «Каждая личность есть субъект, но он не сводим к личности. Субъект – качественно определенный способ самоорганизации, саморегуляции личности, способ согласования внешних и внутренних условий осуществления деятельности во времени, центр координации всех психических процессов, состояний, свойств, а также способностей, возможностей и ограничений личности по отношению к объективным и субъективным целям, притязаниям и задачам деятельности»[58]. Объединяя вышеозначенную точку зрения Туган-Барановского с достижениями современной психологии, мы вынуждены заключить, что первоэлементом экономической системы выступает экономический субъект, не сводимый к личности, но в то же время содержащий ее как один из своих видов.

Учитывая, что человек не рождается субъектом, а становится им в процессе деятельности[59] получается, что просто демографическая статистика – это еще не показатель количества первосубъектов. Действительно, исследования Л.И. Божович показали, что первичные формы субъектного отношения к миру обнаруживаются у младенцев только на 3-й – 5-й неделе жизни. Мир вызывает у ребенка животворное чувство радости, побуждающее малыша к обследованию и овладению миром. Тем самым окружающая действительность, согласно Божович, начинает делать из новорожденного субъекта[60]. Проявлением субъектности личности на ранних этапах становится складывающаяся у нее «внутренняя позиция». На высоких же уровнях развития личность как субъект превращается в «творца нового социального опыта»[61], в «воспитателя собственной личности»[62]. В концепции Божович термин «субъект» выступал как «важнейшее качество личности, как способность овладевать миром, творить себя, создавать нечто новое в социуме»[63].

Вышесказанное позволяет нам заключить, что индивидуальным субъектом выступает личность, как первооснова движения субъектности, не раскладываемая на составляющие, т.е. представляющая собой неделимую базовую совокупность.

Что касается понятия «коллективного субъекта», то ведущий отечественный специалист по данному вопросу, чл.-кор. РАН А.Л. Журавлев отмечает, что «в современной социальной психологии не только не существует общепринятого его понимания, но отсутствует даже какое-то толкование, получившее широкое распространение»[64].

Между тем, по меткому замечанию отечественного этнолога Л.Н. Гумилева, «смеси чего угодно – газов, вин, людей… – не могут быть подобны первичным ингредиентам, но последствия смешений всегда разнообразны»[65]. Вообще, надо отметить, что вопрос о существовании группы как особой целостности, не сводимой к простой сумме индивидов, в нее входящих берет свое начало в работах, посвященных психологии коллектива. Так, один из основных специалистов в данной области, академик РАО А.В. Петровский совместно с В.В. Шпалинским, в свое время предложил представление о групповой сплоченности как о ценностно-ориентационном единстве группы[66]. Под последним понимается степень совпадения мнений, оценок, установок и позиций членов группы по отношению к объектам, наиболее значимым для осуществления целей деятельности группы и реализации в этой деятельности ее ценностных ориентаций[67]. Причем, подобное совпадение, по мнению авторов, касается, прежде всего, подхода к целям и задачам совместной деятельности. Указание на сходство позиций и установок среди членов одной группы присутствует в качестве важного признака последней и у зарубежных психологов Р. Бейлса, Т. Ньюкома, Г. Хоммонса и др.

Подобные замечания специалистов по групповой динамике и психологии коллектива, по нашему мнению, говорят о возможности рассматривать интегрированное совокупное образование, основанное на сходстве позиций членов группы относительно окружающей среды в качестве агрегированной социальной позиции группы как коллективного социального субъекта. Близкой позиции придерживается и А.Л. Журавлев, выделяющий три важнейших свойства группы, являющихся необходимыми и фактически критериальными в описании коллективного субъекта[68]:

1. Взаимосвязанность и взаимозависимость индивидов в группе способствует формированию группового состояния как состояния предактивности – важнейшей предпосылки любой активности. Критериальность данного качества состоит в том, что только при его наличии группа становится коллективным субъектом. Однако важными являются и конкретные характеристики (показатели) взаимосвязанности и взаимозависимости, причем показатели двух классов: а) динамические (интенсивность, или теснота взаимных связей и зависимостей между индивидами в группе); б) содержательные (содержание, или предмет взаимных связей и зависимостей).

2. Качество (способность) группы проявлять совместные формы активности, т.е. выступать, быть единым целым по отношению к другим социальным объектам или по отно­шению к себе самой. К совместным формам активности обычно относятся следующие: общение внутри группы и с другими группами, групповые действия, совместная деятельность, групповое отношение, групповое поведение, межгрупповое взаимодействие и т.п. Для обозначения данного качества группы в последнее время все чаще используется понятие «активность», имея в виду широкий спектр ее проявления, а не только в совместной деятельности. Использование понятия «совместная активность», по мнению А.Л. Журавлева, позволяет объединить целую совокупность групповых феноменов и, соответственно, понятий «совместная деятельность», «коммуникация», «общение», «групповое действие», «групповое поведение», «внутригрупповые и межгрупповые отношения» и т.п.

3. Качество (способность) группы к саморефлексии, в результате которой формируются чувства «Мы» (прежде всего как переживания своей принадлежности к группе и единения со своей группой) и «образ-Мы» (как групповое представление о своей группе).

Следовательно, субъектность группы одновременно описывается тремя признаками: взаимосвязанностью членов группы, совместной активностью и групповой саморефлексивностью.

При этом «генеральным признаком» коллективного субъекта, по мнению данного ученого, выступает «способность группы проявлять совместные формы активности», что невозможно без занятия ею определенной позиции.

Другой проблемой, на которой необходимо остановиться, выступает механизм выделения субъекта. Как и откуда появляются субъекты? Мы придерживаемся той точки зрения, что развитие субъектности происходит посредством присвоения без-субъектного, которое возможно двумя путями: через присвоение того, что не принадлежит другим субъектам, либо – через отчуждение того, что есть у других субъектов и затем присвоения отчужденного себе[69]. В рамках антропологии, истории, культурологии можно найти фрагменты подобного понимания субъектности. Особенно отчетливо они проявляются в концепции диффузионизма, ключевым постулатом которой выступает утверждение о том, что «внешние заимствования являются главным двигателем развития»[70].

Косвенным подтверждением справедливости подобного разграничения выступают и работы отечественного ученого В.Ю. Кузнецова, в которых при рассмотрении природы мифосознания выделяются три этапа становления субъективности.

На первом этапе становления субъективности в мифе, по мнению данного ученого, происходит волевое ограничение непосредственно-чувственных желаний; человек постепенно уходит из-под их власти. Между желанием и объектом желаний появляется идеальная сфера сознания, связывающая символическую активность сознания и чувственную деятельность человека, т.е. говоря иначе, происходит присвоение желаний у мира. Учитывая, что желания – побудители деятельности, то происходит присвоение инициации деятельности. Данный этап, по сути, тождественен процессу возникновения психосферы (см. рис. 1).

Действительно, объект и субъект первоначально различаются только по источнику активности. В результате инициации желание начинает представлять собой осознанное влечение, отражающее потребность; переживание, перешедшее в действенную мысль о возможности чем-то обладать или что-либо осуществить, что соответствует пониманию желания в современной психологии[71].

На втором этапе, по классификации В.Ю. Кузнецова происходит проецирование сознанием вовне форм деятельности субъекта. Так исторически возникло представление о душе, которая сначала не отделялась от тела, но постепенно была абстрагирована от него и выделилась как нечто внебиологическое, принадлежащее не к природному миру, а миру духов, и постепенно преобразовывалась в субъект эстетического сознания. Получается, что к основанию субъекта выше обозначенному нами как инициация деятельности, добавляются некие элементы внешнего мира: образы, символы, знаки и отождествленные с ними объекты реальности.

На третьем этапе становления субъективности формируется чувство самости из мифологического чувства единства жизни. На этом этапе возникают сакральные практики (молитвы, жертвоприношения и др.), которыми регулируются отношения между субъектом и созданными его же сознанием богами, разграничение профанного и сакрального, тотемизм, специальные и личные боги, отношения культа и жертвы и др[72]. Таким образом, завершающим этапом становления субъектности выступает определение ее границ.

Напомним, что в феноменологии трансцендентальная субъективность – это первичное феноменальное поле генерирования смыслов «сознания», «Я», «субъекта», по отношению к которому классическое рефлексивное самосознание представляет только его определенную модификацию. В рамках данной философской традиции проблема субъективности изначально ставится в онтологическом ключе: субъективность есть определенное, специфическое бытие сознания. М. Хайдеггер, онтологически истолковав феноменологию Э. Гуссерля, в своих работах ставит вопрос уже о субъективности субъекта, истолковывая само присутствие как специфический субъект[73]. В работе «Бытие и сознание» С.Л. Рубинштейн четко аргументировал принципиально важную для нашей работы идею: «О различении (у нас обычно синонимизируемых) категорий бытия и объекта. При всей их взаимосвязанности они существенно отличаются, поскольку бытие существует и независимо от субъекта, но в качестве объекта оно соот­носительно с субъектом. Вещи, существующие независимо от субъекта, становятся объектом по мере того, как в про­цессе действия и познания вещь в себе становится вещью для нас. Иначе говоря, объект выделяется (внутри бытия) в ходе деятельности и общения человеком и потому существует лишь для него, т.е. действительно нет объекта без субъекта»[74].

Некоторым обобщением данных подходов можно считать истолкование субъективности как акта самоконституирования[75]. Однако, по нашему мнению, надо отличать субъективность как самоконструирование от субъектности. Последнее, по нашему мнению, выступает результатом субъективности, т.е. субъектность как свойство появляется у системы после определенной степени прохождения последней «стадии субъективности».

В качестве подтверждения наших мыслей сошлемся на мнение С.В. Комарова убедительно доказавшего, что субъективность есть само онтологическое различие между бытием сознания и его понятием, между феноменом и его конституированием, между бытием и личностным смыслом[76]. Таким образом, данным автором, по сути, проводится грань между субъектностью как способностью конструировать окружающий мир через превращение материального в идеальное, и затем обратно из идеального в материальное; и субъективностью как присутствием, или говоря иначе существованием субъекта. Получается, что субъектность – это способность к влиянию, определенное поле притяжения, а субъективность – эффект присутствия, акт рефлексии – феномен существования субъекта. Следовательно, можно утверждать, что субъективность является одним из основных механизмов формирования субъектности.

Более того, выскажем гипотезу о том, что данный подход делает необходимым выделение некоего «субъектностного центра» в рамках субъекта, который выполняет организующую интерсубъектную функцию, координируя процесс субъектности. Говоря иначе, субъект появляется только в результате осознания самого себя как существующего, что возможно лишь в случае появления внутри него некоего образования, представляющего собой как бы «сверхсубъекта». Именно этим объясняется расщепление внутренней среды субъекта на «субъект и объект»[77]. В современной философии в частности постулируется, что «самосознание» и есть такая чистая активность, которая есть тождество «я мыслю» и «я представляю». Направляясь на самое себя, сознание выступает как само-представление: рефлексия есть только репрезентация самого сознания. Таким образом, «Я» есть для себя и субъект и объект одновременно. Спонтанная активность конституирует именно субъектность интеллекта: являясь субъектом, оно – в силу механизма презентации – всегда для себя выступает (дано) как объект[78].

Видимо именно такой сверхсубъект присваивает (либо ему делегируют) функцию ответственности, а следовательно, и смысл (интрасубъектную функцию) существования субъекта. В рамках индивидуального субъекта эту функцию выполняет «Я» (личность), разделяющее интерсубъектное пространство на «Я» и «Мое» («У меня болит», но «Я считаю»), отделяя тем самым функцию репрезентации от проблем жизнедеятельности. Началом появления такого центра выступает как раз создание центра притяжения – субъективности, т.е. появления интрасубъектного взгляда, «внутреннего глаза», рефлексии, опосредованной интерсубъектной обратной связью.

Опираясь на исследование отечественного философа С.В. Комарова, мы утверждаем, что появление у системы осознания себя в наличной ситуации (рефлексия) с неизбежностью ведет к появлению субъектности. Дальнейшее рассмотрение вопроса о появлении качества субъекта у человека оставим пока «за скобкой». Позволим себе это, поскольку ему, с одной стороны, посвящено множество работ психологов[79], а с другой, выдвинутые гипотезы требуют самостоятельного обширного исследования.

Пока же отметим, что как мы уже писали, первоначально субъектность начинает проявлять себя на 3-й – 5-й неделе жизни человека, развивающегося в социуме. Результаты эмпирических исследований и их теоретических обобщений позволяют современной психологии заключить, что «узнавание себя в зеркале проходит путь постепенного изменения понимания отражения как объекта познания (как физического объекта) к пониманию зеркального Я (социального субъекта)»[80]. Экономическим же субъектом человек становится значительно позже, только с момента самостоятельной производственной, т.е. трансформационной (в смысле трансформации себя или окружающей среды) деятельности. «Два типа ранних форм структуры Я: экологическое и интерперсональное, являются двумя аспектами взаимодействия с миром. Я-экологическое специфицирует описание системы Я – физический мир, Я-интерперсональное – системы Я – социальный мир. Эти два аспекта становления субъектности могут развиваться относительно независимо, однако их взаимодействие необходимо для возникновения следующего уровня «вторичной интерсубъектности», который предполагает «треугольные отношения», включающие и объект, и индивида»[81]. Только при возникновении последней мы можем говорить о способности к включению в экономические отношения, но не о самой включенности в них.

Данная способность, по мнению психолога Е.А. Сергиенко, формируется в возрасте 1,5 лет[82]. Тем самым можно говорить, о том, что именно с этого возраста человек получает возможность к накоплению человеческого капитала. А значит можно принять за факт, что в возрасте 1,5 лет человеческий капитал равен 0.

В то же время, с самого рождения индивид обладает определенными физическими способностями, позволяющими рассматривать его в контексте природных ресурсов, приносящих ренту. Представляется вполне вероятным, что природные ресурсы человека оказывают определяющее влияние на скорость накопления человеческого капитала и, возможно, задают верхние границы его объема. Но об этом поговорим позже.

Тем самым получается, что в субъекте как общей категории можно выделить несколько видов субъектности: «психическую», социальную и экономическую.

Представляется вполне очевидным положение о том, что социальные субъекты (т.е. субъекты, возникшие преимущественно вторым способом – через присвоение элементов общества), к которым, безусловно, относятся любые группы, организации (собственно, только они и есть чистые социальные субъекты) возникают за счет отчуждения человеческой субъектности (т.е. превращения, по определенным параметрам, участников данных субъектов в объекты). Однако не менее очевидно и то, что в процессе присвоения чужой субъектности формируется некое новое образование, которое, как мы уже отмечали, в современной философии чаще всего обозначается понятием «дух»[83]. Экономические же субъекты (элементы обладающие экономической субъектностью) возникают позже – на этапе соединения социальной и психической составляющих.

Проиллюстрируем это на схеме (см. Рис. 3). Проведенное разграничение по времени появления имеет множество исходящих из него положений.

 

Психический субъект

Социальный субъект

Экономический субъект

 

Рис. 3. Последовательность возникновения субъектности

Во-первых, необходимо заметить, что психический субъект возникает при выделении индивидом себя из окружающего мира, наибольшее воплощение этот процесс находит в становлении так называемой «Я-концепции», и может быть охарактеризовано как появление дихотомии «субъект-объект».

Социальный субъект, т.е. тот элемент социального устройства, который способен активно (а не реактивно) в нем существовать, появляется тогда, когда происходит осознание полисубъектности, интерперсональности. Говоря иначе, когда происходит появление дихотомии «субъект-субъект».

И, наконец, экономический субъект, как трансформирующая сила, появляется только с момента появления цепочки «субъект-объект-субъект» или «субъект-субъект-объект», служащей внутренней основой для возникновения экономических отношений.

Последнее заключение базируется, в частности, на позиции К. Маркса, считавшего, что сущностный характер экономических, или первоначально производственных, отношений заключается в том, что они выражают отношения людей через их отношения к средствам производства, т.е. отношения собственности.

Во-вторых, вышесказанное приводит нас к мысли, что все пространство жизни в самом общем виде может быть представлено как субъект-объектное взаимодействие. Причем, оно включает в себя не только взаимодействие отдельных субъектов с отдельными объектами, но и взаимодействие субъектов по поводу объектов между собой (субъект-субъект-объектное и субъект-объект-субъектное в терминологии А.В. Петровского), и просто субъект-субъектное взаимодействие (т.е. без опосредования объектом). Помимо этого можно еще с некоторой долей условности выделить и объектный мир (мир вне субъекта), у которого тоже есть определенные закономерности. Надо сказать, что условность в данном случае заключается в том, что объектный мир не имеет самостоятельных процессов (не инициируемых субъектом), и даже при рассмотрении его все равно (хотя бы в качестве наблюдателя) присутствует субъект.

Именно разграничение субъектов и объектов, по нашему глубокому убеждению, является единственно возможной основой для выявления предметных областей тех или иных групп наук. При этом нельзя забывать, что наука – это инструмент субъекта, созданный им для познания мира.

К примеру «гуманитарные» (надо сказать что в наше контексте было бы более правильно использовать сентенцию «субъектные», а не «гуманитарные», но так как последняя является общепринятой на данный момент, то мы пока используем ее) науки – это науки, познающие субъект-субъектные, субъект-объект-субъектные, субъект-субъект-объектные, объект-субъект-субъектные, объект-субъект-объектные отношения.

А естественные – это науки, познающие объектный мир, в которых субъект выступает только в качестве наблюдателя (тут возможно выделить две модели: объект-объект-субъектную, в которой субъект выступает синтезатором объектных процессов; и субъект-объектную – наиболее распространенную в современной науке, хорошо показанную, например, в рамках постмодернизма и социального конструкционизма).

Нас в настоящей работе интересует не вся система научного знания, а только две ее составляющие: экономическая и психологическая. Каждая из данных отраслей науки уже давно представляет собой некое множество отдельных научных дисциплин, в ряде случаев (особенно в психологии) занимающих одну и ту же предметную область (точнее: частично занимающих предметную область друг друга). По нашему мнению, основанием для разграничения этих наук от других, выступает вышеозначенный принцип.

Так, психология занимается интрасубъектными процессами, тесно связанными с взаимодействием с другими субъектами и объектами, а также процессами субъект-субъектного взаимодействия, поскольку последние также могут быть рассмотрены через интрасубъектные процессы. Поэтому в самом общем виде психология – это наука о субъектах. И этим она отличается от системы наук, обозначаемых в настоящее время как гуманитарные. Гуманитарные науки в свою очередь занимаются взаимодействием субъектов, опосредованным объектным миром.

Именно к последним должна быть отнесена экономическая теория, рассматривающая два рода процессов: субъект-объект-субъектные (социально-экономические отношения) и объект-субъект-объектные (воспроизводственные отношения). И соответственно, в самом общем виде, экономическая теория – это наука о трансформации идеального в материальное и материального в идеальное, а также об отношениях между субъектами по поводу данной трансформации. Надо сказать, что последний пункт находится на стыке экономики и социологии, и может быть обозначен как предмет специальной интегральной дисциплины «экономическая социология». На стыке же между экономикой и психологией, образуемым закономерностями процесса превращения идеального в материальное и наоборот (эти процессы вызывают интрасубъектные изменения, а следовательно являются психологическими, в то же время, они вызывают и изменения материального мира, и в этом смысле не психологические, экономические), должна располагаться экономическая психология.

Отметим, что обозначение данной науки должно звучать именно в такой формулировке, а не в виде психологии экономики. Поскольку в рамках последней предметом будет выступать только интрасубъектные процессы, вызванные материальным миром, и предмет, следовательно, из интегрального (объединяющего две области знаний), превращается в дифференциальный (разделяющий одну, в данном случае, психологическую за счет дробления предмета ее рассмотрения).

В-третьих, разграничение видов субъектности позволяет нам подойти к анализу экономической системы с качественно иных позиций. А именно, если психическая, социальная и экономические субъектности появляются не одновременно, то и совокупности субъектов, т.е. элементов обладающих данными видами в каждом из данных случаев будут различными.

Очевидно, что в случае с психическими (базовыми) субъектами речь должна идти о личности – как индивидуальном психическом субъекте, о коллективе – как групповом психическом субъекте и о большой социальной группе – национальности, этносе и т.д. – как макропсихическом субъекте. Ряд социальных субъектов будет, по-видимому, также начинаться с личности как индивидуального социального субъекта – об этом убедительно свидетельствуют достижения отечественной психологии.

Вторым в этом ряду выступает семья – микрогруппа с достаточно сильной социальной составляющей.

Особым чистым социальным субъектом выступает организация, которая возникает только за счет присвоения человеческой идеальной субъектности (т.е. субъектности не привязанной к материальной среде), не отчуждая при этом других форм субъектности (надо сказать, что деньги – тоже являются идеальным конструктом, не имеющим связи с материальной формой)[84].

Это положение вполне подтверждается материалами эмпирического исследования К.А. Абульхановой и Т.Н. Березиной, в котором было установлено, что успешность организационной деятельности связана с разви­тием «Я-концепции» человека и формированием у него отношения к себе как к субъекту – носителю активности и творцу собственной жизни. Данное явление сопровождается появлением во внутренней речи обращения к себе на «Ты», имен других людей и использованием местоимения «Мы», облегчающего интеграцию своего «Я» с другими «Я» в коллективный субъект[85].

Возможно, что именно вышесказанным объясняется тот факт, что предприниматели (которые и есть создатели-родители организаций) достигают успеха только в случае подчинения своих личных целей целям созданного им дела. Как гласит девиз лучших из них: «Не бизнес для тебя, а ты – для бизнеса»[86]. По сути, тут наличествует даже не подчинение, а растворение целей внутри нового субъекта. Следовательно, предприниматели отчуждают собственную идеальную субъектность (мировоззрение, цели, ценности) создаваемой ими организации, превращаясь по этому параметру в объекты (слуг организации), теряя при этом свободу выбора, личное время, безфункциональность собственного существования.

Кроме организаций, к особым макросоциальным субъектам должны быть отнесены также нации и классы.

Что касается ряда экономических субъектов, то в нем, по-видимому, должны быть расположены элементы, соединяющие как социальную, так и психическую субъектность, поскольку как мы отмечали выше – экономическая субъектность возникает только как синергетический эффект от их соединения.

Базовым экономическим субъектом опять же выступает личность – она явно на определенном уровне своего развития представляет собой интеграцию социальной и психической субъектности и она же выступает в качестве собственника фактора «труд», т.е. носителем экономической субъектности.

Вторым в этом ряду выступает домохозяйство – представляющее собой интеграцию психического и социального, но при этом не тождественное в чистом виде ни семье, ни коллективу, хотя и представляющее их интеграцию.

Дальше в данной классификации стоит фирма, как экономический субъект следующего уровня, после чего на макроуровне в качестве экономических субъектов выступают государство и нация.

Главный момент в построении предложенной классификации состоит в том, что каждый из последующих уровней во все большей степени представляет собой субъектность в чистой, минимально зависимой от природы, форме. Но в то же время – эта субъектность в большей степени становится социальной, т.е. зависимой от общества. Тем самым можно говорить о том, что по мере движения от микросубъектов к макросубъектам увеличивается институциональная (договорная, существующая только в виде определенной социальной договоренности) составляющая в детерминации их поведения.

Кстати, именно в отмеченной нами выше безфункциональности и лежит, по-видимому, корень потребности в присвоении/отчуждении субъектности, а значит и источник самодетерминации цели субъектов.

Действительно, изначальное отсутствие функции (читай независимость) у человека приводит к отсутствию у него ориентиров собственного развития, соответственно безфункциональность вызывает стремление к присвоению данного качества теми, у кого функция уже есть, как освобождение от «долга» и одновременно стремление безфункционального элемента к появлению функции. Вопрос только в том, в какой системе этот элемент будет искать функцию (внутренней, т.е. в себе самом, или внешней).

Таким образом, можно заключить, что формирование субъекта проистекает из возникновения некоего институционального контракта. Причем обязательным условием для последнего выступает две встречные тенденции: появление у элемента функции относительно формирующегося субъекта – субъективная полезность; и субъективное осознание элементом того, что его индивидуальные цели и интересы относительно дешевле реализовать за счет потери части собственной субъектности. Эту ситуацию можно описать фразой: новый субъект нуждается в элементе, а элемент знает, что выгода от включения в новый субъект превышает выгоду от самостоятельного развития[87].

Вышеозначенное понимание структуры субъектов позволяет нам не согласиться с Ж. Сисмонди, утверждавшим: «Нации суть агрегаты индивидов: то, что верно для каждого из последних, верно и для них всех. Потребление нации, по крайней мере такое потребление, которое может идти из года в год, не уменьшая национального богатства, есть не что иное, как совокупное потребление каждого из ее членов, в границах, полагаемых доходом каждого отдельного лица»[88]. По нашему мнению, нация – есть интегральное объединение, включающее в себя субъектность ее членов (индивидов), но не сводимое к ее простой сумме. Более того, мы утверждаем, что субъектность нации (как, впрочем, и фирмы и домохозяйства) отличается по своей структуре от субъектности личности как экономического субъекта. Обоснованию данного положения во многом будут посвящены следующие главы настоящей работы.

В качестве итога данному параграфу, отметим, что разграничение субъектности на психическую, социальную и экономическую, находящее свое эмпирическое подтверждение в материалах психологических и антропологических исследований, проводит четкую грань между индивидуальными, коллективными и интегральными субъектами.

Индивидуальные субъекты – это те субъекты, которые содержат в себе неделимую на три составляющие субъектность тесно интегрированную с материальной, физической составляющей.

Коллективные субъекты – это психические групповые субъекты (объединения людей), выступающие в качестве активного, действующего, целостного, ответственного образования[89].

Интегральные субъекты – это соединяющие воедино три составляющих субъектности в ее чистой, а значит дискретной (а значит делимой) форме.

Очевидно, что именно к последним относятся практически все экономические субъекты. Подобный вывод позволяет нам исключить из дальнейшего анализа коллективных субъектов, которые не являются обладателями экономической субъектности, хотя и могут выступать как производителями экономических субъектов, так и функционировать внутри последних.