Жители деревни Ковкула Чекуевского сельского совета,

Онежского района, погибшие во время Великой Отечественной войны.

Никулин Михаил Фёдорович 1907 года рождения, 115 курсантская дивизия, стрелок. Убит 23.03.1943года.

Шамахов Александр Андреевич 1910 года рождения, 259СД, рядовой. Убит 12.11.1941года.

Воймозеро.

Вот мы уже в деревне Воймозеро. Место красивое, деревня стоит на высоком берегу озера, скорее не деревня, а её часть с церковью и фермой. Вокруг деревни леса тоже с озерами. Благодаря лесам, ветер бывает редко. Деревня по северным меркам не маленькая, примерно 60 дворов. Ягоды, грибы – только не ленись. Вот что рассказал в своей книге “Мои воспоминания и размышления” Е.Е. Сыропятов.

Деревня получила свое название от одноимённого озера с красивым островом, где летом было настоящее царство уток. В весеннее половодье всю местность заливало водой: лес, покосы, даже часть полей и тогда не видно берегов – море воды среди леса. Вот сюда и пришли наши предки с такими фамилиями: Евтюгины, Родионовы, Кондрашины, Гавриловы, Хенковы, Карповы, Терехины, Сыропятовы, Кушниковы и Борщины.

Если судить по количественному составу населения деревни, то в 1780 году было около двенадцати семей. Столько же было и гумен с овинами, в которых сушили снопы и молотили хлеб разделившиеся однофамильцы, и я еще молотил зерно на Нестеровском гумне названного по имени нашего предка, вспоминал Евгений Ефимович Сыропятов.

Появление людей с этими фамилиями, отец Евгения объяснял так: Хенковы – коренные жители этих мест, вероятно из рода финнов, раньше их фамилия звучала как Хенко.

Есть предположение, что и наш род – Сыропятовых такого же происхождения, судя по облику, особенно отца, хотя могут быть и другие версии, но все это не доказано и кануло в вечность. С увеличением домашнего скота выгоны были огорожены во избежание потрав, как полей, так и сенокосов. По воде тоже ставили запань из бревен, скрепленных между собой, чтобы скот не переплыл на поля и сенокос. На запань уходило огромное количество бревен, жердей и кольев. Огораживали также и стога сена на покосах, так как осенью пасли на них скот, ибо осенью ночи становились темнее, и коров в лесу уже не пасли.

Общество деревни носило тип хозяйства, в котором каждая семья обязывалась выполнять определенные работы для общества, в частности изгороди были поделены, и каждый отвечал за ее состояние. О том, чья эта изгородь, ставилось клеймо, вырубленное топором, в частности у нас была буква «Ж».

Озеро Великое расположено далеко от деревни, и дорога проходила через заболоченный лес. Сквозь весь заболоченный участок сделан настил из бревен, который всегда находился в ухоженном состоянии, и на бревнышках часто видно клеймо заботливого хозяина. Крестьянин – мелкий собственник, но он не эксплуататор, а великий труженик.

С ростом деревни чувствовался недостаток пахотной земли и сенокосных площадей. Косили уже вдали от деревни по реке Сывтуге, Порсе, у озера Лавозеро за 15км. Зимой сообща проминали зимник и вывозили сено. Совместно все работали добросовестно, показывая свою самостоятельность хозяина. Между тем работа пастуха считалась зазорной, все хозяева хотели быть самостоятельными – господа онежане.

Большое значение в хозяйстве занимала репа, ею засевались целые поля. Опишу приготовление пареной репы, особенно любимой детьми. В хорошо вытопленную русскую печь засыпают репу, замазывают глиной, после выдержки она становится маленькой и мягкой, затем наполняют на зиму ушаты. Хранилась репа, как и картофель, в песчаных ямах. Кстати эти ямы и до сих пор называются репными. Картофель же появился в XIX веке и потеснил репу.

Такими и были наши места, почти сплошные леса. Выкорчеванное для строительства деревни место, как уже упоминалось, было на берегу озера. Выстроенные дома носили нынешний облик, однако были значительно крепче, с хозяйственной дальновидностью, так рядом с жилым помещением располагался сарай – хорошо утепленное помещение для скота, в верхней его части хранилось сено и корм для скота. Все это покрывалось единой крышей. Я видел, как делалась подобная крыша: бревно рубилось пополам, из него вытесывались только две доски, пил-то ведь не было.

Однажды я ездил в Ленинград к отцу, работавшему там перед пенсией, и когда мы шли по городу, он сказал:

- Женя, взгляни на этот дом!

- Дом как дом, ничего удивительного!

- Вглядись лучше!

Я ничего не понимал. Оказывается, форму рам для дома в деревне отец скопировал с этого дома, заказал в мастерской рамы и выслал в деревню. Рамы были действительно большие, в 9 стекол разного размера, впоследствии из Петрограда отец привез и толстые бемские стекла.

Наш дом резко отличался от крестьянских домов, построенных под одной крышей с хлевами и сараями для сена.

Будучи на пенсии, отец Евгения вспоминал свои детские годы:

- Когда в деревне не было пил и по утрам, чтобы истопить печь, надо было отрубить чурку от дерева, расколоть ее на поленья, поэтому зимой по утрам особенно раздавался стук топоров.

В своей книге “Мои размышления и воспоминания” Евгений Ефимович делает выводы: