И. В. А Карл Маркс и Фридрих Энгельс?

А. Н. Рассмешили! Впрочем, в каждой шутке есть не только доля шутки. Знаете, я вдруг подумал, а что есть само искусство внутри человека-творца: монолог или диалог?

И. В. Что оно, на ваш взгляд?

А. Н. Все-таки диалог. Иногда — с Богом, иногда — в сторону Бога, иногда — против Бога. Правда, в последнем случае довольно быстро гаснет огонь в сосуде. Но человеку свойственно гордиться своей смелостью. Кроме того, в искусстве очень сложные законы. Кстати, я повторюсь, придумывать их — самое глупейшее занятие в мире.

И. В. Сложность законов, уважаемый Алексей Николаевич, не освобождает нас (улыбнусь: и особенно — Вас!) от ответственности со стороны этих законов. Итак, мы потратили много времени на вступительную часть статьи и даже на некие ваши интуитивные страхи, неясные догадки и туманные предположения. А теперь рассказывайте, Алексей Николаевич, как стать писателем. И если Ваш рассказ будет интересен — Вам много простится.

А. Н. Это очень трудная тема. Трудно начать. Короче говоря, я убежден, что есть очень простой закон, который гласит «Талант — это высшее проявление искренности».

И. В. И это говорит человек, который только заявлял, что он не придумывает законов?!

А. Н. Простите, но, если я скажу, что ночью — темно, а днем светит солнышко, разве я выскажу некий теоретический закон? Констатация истины не есть ее измышление.

И. В. И все-таки Ваш закон, мягко говоря, не совсем понятен. Простите, «высшее проявление искренности» — это как? До самой последней капельки, что ли?

А. Н. Больше.

И. В. Любопытно. Вы хотите сказать, что писатель должен быть более чем искренним?

А. Н. Я отлично понимаю, что это звучит как предложение прыгнуть выше головы, причем без надлежащей тренировки, но, тем не менее, это так.

И. В. В предварительной переписке Вы упоминали книгу Виктора Кина «По ту сторону». Что значит для Вас эта книга и почему именно ее Вы выбрали в качестве примера?

А. Н. Это замечательная повесть, написанная талантливым и светлым человеком. В ней яркие и живые образы, простой, удивительно точный язык. Книга была написана в 1928 году, неоднократно издавалась в СССР, повесть ставили на театральной сцене, по ней снимали фильмы…

И. В. Прерву Вас: и?..

А. Н. Это до удивления антисоветская книга.

И. В. Вы хотите сказать, что в СССР, во времена раннего сталинизма, была издана антисоветская книга, которая пользовалась большой популярностью? Виктора Кина (Суровкина) кажется расстреляли в 1938 году?

А. Н. По другим сведениям, он погиб раньше, в 1937 году. Но Виктора Кина убили не за повесть. По крайней мере, у меня нет сведений, что ему поставили в вину именно «По ту сторону». У «ежовщины» были свои бесчеловечные законы. Теперь ближе к теме: чтобы наш диалог был более осмысленным, я немного расскажу о повести.

Итак, 1921 год. Двое молодых людей Безайс и Матвеев едут на подпольную работу на Дальний Восток. Там еще сохранились остатки белогвардейщины, и восемнадцатилетнему Безайсу и более старшему и рассудительному Матвееву кажется, что они гонятся за легендарным, но уже безвозвратно уходящим временем Революции. Им обоим «приходилось видеть страшные вещи» в своей жизни, но это нисколько не охладило пыл молодых людей.

Вот довольно любопытный фрагмент:

«Безайс взялся как-то читать «Преступление и наказание» Достоевского. Дочитав до конца, он удивился:

— Боже мой, — сказал он, — сколько разговоров все только из-за одной старухи.

Когда Безайс нашел свое место, несколько дней он ходил как пьяный. Его томило желание отдать за революцию жизнь, и он искал случая сунуть ее куда-нибудь — так невыносим и велик был сжигающий его огонь. От этих дней он вынес пристрастие к флагам, демонстрациям и торжественным похоронам. Их бурная пышность давала выход его настроениям…

…Каждый день приносил новую работу. Он водил арестованных из лагеря в чрезвычайную военную тройку, пилил дрова в монастырском лесу, с командировкой наробраза ездил по уезду собирать помещичьи библиотеки… Он был еще мальчиком… но в то время многое делали эти мальчики с веснушками на похудевшем по-взрослому лице…»

Конец цитаты.

Но Безайс — не упрощенный революционный фанатик.

«…Он думал о работе, о городах, о партизанских отрядах, и ко всему этому примешивалась как-то мысль о женщине необычайной, сверкающей красоты, которую он ждал уже давно. От обилия этих мыслей он терялся и засыпал, восторженный и разбитый…»

Конец цитаты.

Чуть позже Безайс говорит Матвееву:

«— Черт его знает, чего мне хочется, — сказал он нерешительно. — Но, кажется, я был бы не прочь, чтобы она (девушка, прим. автора) немного — самую малость — поплакала и назвала меня ангелом. Но вот на чём я настаиваю, так это на том, что когда я ей признался бы в любви, то чтобы она покраснела. Пусть она относится к любви сознательно и все знает. Но мне было бы обидно, если б я ей объяснялся в любви, а она ковыряла бы спичкой в зубах и болтала ногами. «Ладно, Безайс, милый, я тебя тоже люблю». Словом, пусть девушки будут передовые, умные, без предрассудков, но пусть они не теряют способности краснеть…»

Конец цитаты.

И. В. Алексей Николаевич, Вы хотите сказать, что Виктор Кин особо подчеркивает мысль, что мальчик, который «водил арестованных из лагеря в чрезвычайную военную тройку», все-таки сохранил душевную чистоту?

А. Н. Да.

И. В. В той же цитате говорится, что «в то время многое делали эти мальчики с веснушками»… Я думаю, не так трудно догадаться, что подразумевает Виктор Кин под этим «многим», особенно если речь идет о лагерях и арестованных. Вы хотите возразить Виктору Кину?

А. Н. Нет.

И. В. Улыбнусь: уважаемый Алексей Николаевич, иногда меня немного (совсем немного!) раздражает Ваша манера отвечать не только коротко, но и крайне невразумительно. Вы определенно что-то задумали… некую логическую ловушку, что ли?

А. Н. Лягушку я задумал, Ирина Владимировна, а не ловушку. И сейчас эта сказочная лягушка держит в руках стрелу и говорит человеческим голосом, что читатель должен — понимаете?Должен и все! — верить автору. Потому что нужно верить, например, даже тому, что в сказке умеют разговаривать лягушки с золотыми коронами на головах. Автор — бог текста.

 Критики считают, что образ Безайса — образ самого Виктора Суровкина. И каким бы странным и нелепым ни казался образ светлого мальчика с наганом за спиной, заключенного со связанными руками, Виктор Кин имел полное право на его создание.

И. В. Но право — одно, а правда — другое…

А. Н. А что такое правда, Ирина Владимировна? Чем старше я становлюсь, тем больше верю в Бога, а не в некую предложенную мне кем-то околобожью правду. Хочется рвануть на груди старую шинель, воткнуть штык в землю и гаркнуть во всю мощь легких: «Хватит, навоевались!..» «Правд» слишком много, но Бог — един.

Мне иногда приходится беседовать на церковной территории с неверующими людьми. Знаете, какое их, скажем так, основное возражение? Они спрашивают, если Бог есть, то почему Он позволяет твориться на Земле таким чудовищным вещам: войнам, убийствам, насилию?И им бесполезно говорить о распятом на кресте Боге.