Кирилл Белкин: полная история

Кирилл возвращается в Белоярск из командировки в «Летнюю школу» для одарённых детей, проходившую на базе лагеря «Степной» (условная программа, даже не «Интеграла», а «интегралоподобная»). Строго говоря, школа заканчивалась на следующий день, 30-го, и можно было уехать вместе с детьми и педагогической командой. Но Кириллу что-то показалось, что с него хватит, материал имеется, статья будет, и даже в двух вариантах: отстранённо-аналитическая и эмоционально-честная. Он сам в детстве один раз — к сожалению, всего один! — ездил в «Интеграл», не столько там чего-то достиг и чему-то научился, сколько впечатлился и проникся, и теперь с грустью констатировал, во что выродилась замечательная технология в руках эпигонов. Но, в любом случае, статья про новые технологии в образовании (точнее, про застой в их разработке и внедрении, и эту мысль Кирилл хотел провести даже в политкорректном варианте текста) уже получалась, свой хлеб с маслом за август — начало сентября он сполна отрабатывал.

Кирилл доходит пешком до федеральной трассы (от лагеря сравнительно недалеко, а погода хорошая, хотя полынь уже в целом завяла, и степной дух не тот, что в середине лета) и стопит машину. Автостоп происходит на удивление удачно, но Кирилл сознательно отказывается от первой и от второй машины, усмехаясь внутри себя: «На этой поедешь — богатому быть, на этой поедешь — женатому быть! А женитьба мне… не то, что не ко времени, но в гробу я её видел в ближайшие пять лет; а богатство мне без радости. Если на следующей поедет откровенная урла или хотя бы пьяные «правильные пацаны» — сяду, проверю судьбу — быть ли мне убитому?»

Однако, следующие, кто остановился, не относились ни к урле, ни к правильным пацанам. Хотя бы потому, что половину остановившихся составлял женский пол. Целого одного человека из двоих. И эти двое производили впечатление настолько интеллигентной и при этом неформальской молодёжи, что Кирилл даже подивился внутри себя, что подобные представители антропоразнообразия ещё рыщут по просторам Белоярской области.

В машине — Никита-Добрыня и Марина. Их визуальное описание после приключений, связанных с «Алыми крыльями».

Прежде, чем взять Кирилла, они расспрашивают его, кто таков и что здесь делает. Узнав, что он вот только был на школе, говорят: «Интересно, садись, расскажешь. Только учти, что мы не просто так едем, нам нужно будет на трассе на траверзе «Бирюсы» съехать с дороги и спуститься по очень небезопасному просёлку к одному месту. Можем высадить тебя на «Шумихе», а там подхватишь кого-нибудь отдыхающего». Кирилл отвечает, что если поездка к некоему тайному месту не секретная, то опасности он не боится, а любознательность в нём уже зашкалила после такого интригующего зачина. «Нет там ничего секретного, — пожал плечами Никита. — Ну, поехали с нами тогда. Только мы всё равно не в сам Белоярск, а в Златодолинск, так что подвигаем по глубокому объезду. Высадим тебя в Дивном, а там за шестьдесят целковых на автобусе или за девятнадцать на электричке — доедешь до стольного Белоярска!»

Пока едут — рассказывают о себе друг другу (и читателю). Марина и Никита скупо, в общих чертах пересказывают канву событий вокруг лагеря «Сибирское течение» и последующей этнографической экспедиции в деревню Большая Шебутнёвка, затерянную где-то в отрогах Аянских гор. Жадно расспрашивают Кирилла о школах на базе «Степного». Начинается спор о задачах образования, о целесообразности и подлинном назначении такой формы, как интенсивная школа.

О себе Никита и Марина сообщают, что они познакомились только в начале этого лета на «Сибирском течении», но за это лето так узнали друг друга, что планируют начать жить вместе, а после проверки чувств, этак через год-полтора, — пожениться, в случае успеха проверки. Сейчас они едут в Златодолинск к маме Никиты, Маргарите Тимофеевне, «за благословением», но жить всё равно планируют в Белоярске. Никита — специалист по компьютерному администрированию и информационной безопасности высокого класса, его зовут работать в Белоярское ГорУВД, и через неделю — решающее собеседование. Марина — закончила бакалавриат по истории и поступила в магистратуру, по истории утопий и социалистической мысли. Сами они, кажется, не участвовали ещё ни в одной интенсивной школе, но Марина обмолвилась про какие-то образовательные клубы для детей вокруг «игры в лыцарей».

По пути — печальное кафе с медведем в тесной клетке. Реакция Никиты: «Вот бы взять, да выпустить на волю вольную!» — каковую реакцию он сразу сдерживает, а Кирилл добавляет: «Он же в спячку не заляжет, куда ему теперь жир нагулять! Да и охотиться он уже давно разучился». Сопоставление медведя с российским народом, который мало освободить — надо ещё подготовить к вольной жизни.

«Ничего, Мишка, жди — приедем, выручим, заново научим, как в тайге хозяйничать!»

Поездка в таинственное место — поиск некоего артефакта, необходимость которого, обусловлена предыдущими событиями в «Алых крыльях». Машина реально чуть не переворачивается и не летит с довольно крутой горки вниз, однако, всё обходится благополучно. «Ну вот, с нами ездил, а убит не бывал, уже хорошо!» — удовлетворённо говорит Марина.

После нахождения артефакта они уже раскрывают Кириллу чуть больше сведений о реальных событиях «Сибирского течения» и «этнографической экспедиции», в частности, рассказывают о своих друзьях, Илье и Оксане, оставшихся на зиму в Большой Шебутнёвке, но тоже без самого главного.

В городе Дивный, названном так из-за поистине дивного вида на реку Инесу и на умопомрачительные скалы её противоположного берега, Никита и Марина высадили Кирилла у автостанции, пополдничали на местной «Фабрике кухни» — удивительно вкусной и недорогой — и поехали дальше. Кирилл же решил, что ехать в Белоярск общественным транспортом не спортивно и решил ещё постопить. Его докинули до Слизнева, а дальше, поскольку, было не поздно и вполне светло, он решил пойти на авантюру и пойти до Белоярска пешком, по так называемому «тёщиному языку».

Когда Кирилл окончательно понимает всю авантюрность своей затеи и одновременно осознаёт, что вот прямо здесь он точно никого не застопит, так что надо или спускаться вниз до Слизнева, или собираться в пружину и топать вверх, возле него останавливается видавший виды, но вполне приличный «универсал».

— Ты куда, чувак? — спросил его очкастый бородатый дядя с голым торсом по непривычно жаркой для конца лета погоды, сидевший за рулём.

— Да куда, — прохрипел Кирилл. — Наверх… на подъём…

— Дойдёшь?

— А куда деваться, — ответил Кирилл, хотя внутри себя кричал: «Нет, не дойду, подберите, пропадаю!»

— Садись, подвезём! — дядя безапелляционно открыл дверцу машины.

< Какие-то ещё аллюзии по поводу «Волков да воронов» Бориса Гребенщикова >

Это Боян. В машине, помимо него, ещё Импресарио и дочка Бояна, Варя.

Боян, поскольку сам предложил помощь, не ожидает от Кирилла обычной платы стопщика в виде болтовни с хозяином машины, и продолжает о чём-то говорить с Импресарио. Разговор не совсем понятен Кириллу, но настолько интересен, что он ждёт минуты, чтобы вмешаться. Однако, его самого начинает расспрашивать о чём-то Варя (скорее всего, о каком-то объекте, увиденном возле дороги). А уже потом к их разговору подключаются Боян и Импресарио.

В итоге, без прямого вопроса: «Какую историю ты можешь нам рассказать?» — Боян даёт Кириллу понять, что, хоть они формально и коллеги по формальным местам работы (оба журналисты-корреспонденты с сильной примесью колумнистики), его, Бояна (в миру, конечно, Арсения Егоровича Яшина, лауреата нескольких престижных региональных и одной федеральной журналистских премий, о котором Кирилл, безусловно, слышал, который даже числился внештатником в его конторе), по жизни интересуют не события, называемые информационными поводами, а такие стечения обстоятельств разного типа и вида, которые можно обозначить только как истории. И уже дальше сам Кирилл, без побуждающего: «Какую историю ты можешь рассказать?» — начинает соображать, какие истории с ним реально произошли за его не столь длинную жизнь, или — каким историям он был свидетелем?

Рассказывает о Никите и Марине, и найденном ими артефакте. Оказывается, что Боян в курсе первой половины предыстории, но совсем не знает, чем кончился поход в Шебутнёвку. Он очень взволнован, выспрашивает у Кирилла подробности.

Кирилла и Импресарио высадили возле дома Бояна, на станции «Инеса». Оказалось, что им ехать до центра одним маршрутом. В завершение дня — разговор с Импресарио и потом подобранной им «голью-теребенью кабацкой» в автобусе до центра Белоярска. Что характерно, Кирилл даже у Импресарио не подумал взять телефон, не говоря про Бояна и про Никиту с Мариной. Но сообразил он это, только будучи дома.

Ночером, Кирилл занимается не статьёй о летней школе, а путевыми заметками по итогам дня, с эпиграфом из конца первого действия «Пугачёва» Есенина.

В общем-то, эти заметки — и есть вся только что прочитанная вами, любезная публика, первая треть пролога.

Августа. Елена Лунина

Студент-математик. Сразу, при знакомстве, в том числе в сети, признаётся, что с шести лет практически ничего не видит, а поскольку на тактильное восприятие Интернет пока не рассчитан, ей проще свои заметки озвучивать, и замечания тоже выслушивать. Хотя и читать, и писать вполне может, но это требует специальных усилий и технических приспособлений.

Тридцатое августа.