Только детские книги читать,

Только детские думы лелеять,

Все большое далеко развеять,

Из глубокой печали восстать.

Стихотворение удивительное – столько всего соединили в себе двенадцать строк! Итак, образ детства, образ чистого сердцем ребёнка - один из главных в русской литературе – да и не только в русской. Детство, конечно, - тоже некая «первооснова»,              к которой постоянно «возвращаются», о чём уже не раз говорилось. Но всё-таки, видимо, в большей степени воплотили эти строки стремление к чистоте сердца, к восстановлению некой целостности души, неразделённой грехом – ведь именно такой смысл заложен изначально в слове «целомудрие». А без этой чистоты невозможно узреть Царствие Небесное. А как же тогда «из глубокой печали восстать» - преодолеть грех уныния?!

Многие произведения О.Э. Мандельштама проникнуты грустью – и связано                           это                   во многом с жизнью самого поэта – только не о жизни поэта ведётся речь в исследовании. Обратимся к следующему четверостишию:

Я от жизни смертельно устал,

Ничего от нее не приемлю,

Но люблю мою бедную землю

Оттого, что иной не видал.

 Оно «вместило» такую палитру чувств, что сразу и объять не получится.

Не раз упоминаемый И.А.Ильин в «Основах христианской культуры» писал,                 что любовь к своей земле неотделима от чувства религиозного. О том же по сути говорит нам и О.Э.Мандельштам. - любовь противопоставляется, судя по всему, жизненной суете, поглощающей человека. «Я от жизни смертельно устал» - видимо, огрубел в этой жизненной суете душою. Но всё же душа жива, и чистота сердца до конца не утрачена - иначе бы не было таких преисполненных болью и одновременно любовью строк.

Кстати, по логике, «всё большое», которое следует «далёко развеять» - тоже жизненная суета, всё бренное, которое не должно затмить Вечного. И, естественно, вспоминаются слова Писания: «С уета сует, - все суета!»

А образ «бедной земли», наверное, ассоциируются прежде всего                      с хорошо всем известными строками Ф.И.Тютчева:

Эти бедные селенья,
Эта скудная природа –
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!

Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил, благословляя.

Очевидно, и лирический герой О.Э.Мандельштама интуитивно ощущает, «что сквозит и тайно светит» в его «бедной земле».  «Оттого, что иной не видал» - говорит  лирический герой - только любовь-то на пустом месте не возникает. И неслучайно звучат такие нравственно-философские выводы, которые сердце должно выстрадать.

Я качался в далеком саду

На простой деревянной качели,

И высокие темные ели

Вспоминаю в туманном бреду.

«Вспоминаю» как что-то очень важное, очень хорошее в жизни, что было тогда, когда душа и ум ещё не затуманились суетой, греховностью, может быть. 

И вот опять невольно возникают ассоциации с произведениями Н.С.Гумилёва.

Вот сад, но к нему подойти я не смею,
Я помню… мне было три года… по саду
Я взапуски бегал с лисицей моею.
Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит,
Томили предчувствия, грызла потеря…
Но целое море печали не смоет
Из памяти этого первого зверя.

Снова образ сада, в котором был счастлив и в который нет больше пути. Значит, наверное, можно говорить о Райском Саде, из которого человек был изгнан именно за то, что душе, неразделённой грехом, предпочёл познание зла.

И строки Н.С.Гумилёва преисполнены похожим чувством. У его лирического героя «целое море печали не смоет» воспоминания о том, как он «взапуски бегал с лисицей»; как никакие жизненные неурядицы не затмят в памяти лирического героя О.Э.Мандельштама, как он «качался в далеком саду на простой деревянной качели». И то, что качели простые и деревянные, возможно, также подчёркивает что-то главное, очищенное от всего наносного.  

А строки Н.С.Гумилёва взяты из довольно известного произведения «Блудный сын», что во многом говорит само за себя. Значит, надо «возвратиться», оставив             всё суетное и греховное. И, возможно, покаяться.

«Возвращение» к главному отразится и в другом произведении О.Э.Мандельштама, созданном через много лет - уже в окаянные годы репрессий.

Не говори никому,

Всё, что ты видел, забудь —

Птицу, старуху, тюрьму

Или ещё что-нибудь.

Или охватит тебя,

Только уста разомкнёшь,

При наступлении дня

Мелкая хвойная дрожь.

Вспомнишь на даче осу,

Детский чернильный пенал

Или чернику в лесу,

Что никогда не сбирал.

И снова кажется невероятным, удивляет, потрясает, что созданы такие строки в 1930году – их мог написать только очень сильный духом человек! Как и «трилогию» о связи гения с «пульсом» человечества и о «выходе» из земного пространства в Вечность. Итак, соединяется то, что кажется несоединимым – «птица, старуха, тюрьма». Судя по всему, относится всё сказанное поэтом и к нему самому, и ко всей охваченной разгулом репрессий России. Но, пожалуй, только слово «тюрьма» говорит о годах репрессий и о личной трагедии самого поэта. Может быть, ещё указывает на окаянные годы и предупреждение «не говори никому» - ведь в те годы лишнее слово могло стоить жизни – да только сам поэт, как известно, своему же «предупреждению» не внимал – чего стоит одна лишь упомянутая уже эпиграмма на Сталина. Однако если не знать времени написания, то «не говорить» чего-то можно по очень многим причинам. А главное всё же в ином.

 Несмотря на окаянные годы – а, может быть, именно потому - в финале произведения лирический герой «возвращается» к детству, как и в ранних произведениях. «Возвращается», возможно, даже, - «убегает» от чудовищной реальности к «осе на даче» и «детскому чернильному пеналу». А «черника в лесу», которую «никогда не сбирал», может символизировать несбывшуюся детскую мечту. У самого поэта детство было                    в основном безрадостным – но не может великое произведении говорить об одном лишь человеке, даже столь великом, как О.Э.Мандельштам. А потому, наверное,                                           в произведении снова отразилось желание вернуться к восприятию мира чистой душой, незапятнанной, «неразделённой» грехом.

Невольно возникает ассоциация и со строками другого поэта Серебряного века - только символиста – З.Н.Гиппиус из стихотворения «Счастье»:

  Нет, лучше б из нас на свете
И не было никого.
Только бы звери, да дети,
Не знающие ничего.

Конечно, духовный опыт О.Э.Мандельштама, его нравственные принципымного-много выше. И его лирический герой в отличие от лирического героя З.Н.Гиппиус                                                не «претендует» на переустройство мира, не «бросает вызова» Создателю, что для З.Н.Гиппиус, можно сказать,вообщесвойственно. Только у обоих поэтов в образах чистых сердцем, не «тронутых» грехом детей, а ещё и изначально не знающих греха животных отразилось, судя по всему, желание избавиться от ненужных, мешающих жить «наростов» греховности. Ведь очевидно, что «незнающие ничего» означает «незнающие» греха. К этой чистоте, не знающего греха сердца стремится и лирический герой О.Э.Мандельштама, о чём уже не раз говорилось.

А ещё, перед нами очередной пример того, что все литературные направления вторичны по сравнению с главной мыслью, с духовным началом литературного произведения. И того, что даже не самые благочестивые люди в душе, интуитивно всё равно стремятся к чему-то чистому, незапятнанному.

 А теперь ещё об одной грани творчества великого поэта и великого человека - О.Э.Мандельштама. В одном из произведений лирический герой говорит: