Образ смерти в поэтике Александра Башлачёва. Раннее творчество

«Ныне мне особенно счастливой / Видится далёкая страна…»

Раннее творчество Александра Башлачёва содержит в себе как иронические стихи, написанные в студенческие годы, так и лирические. Вторые представляют наибольший интерес, так как в них автор говорит о своём отношении к жизни, задаёт себе вопросы о её смысле и говорит о мире, который его окружает. Основными темами, которые поднимаются в раннем творчестве Башлачёва, являются тема одиночества, тема открытости по отношению к миру, несоответствия реальности и желаний автора. Все эти темы продолжатся и в поздних стихах. Для составления полной картины следует понять, с чем эти темы связаны, откуда они берут свои корни и во что впоследствии выливаются.

В примечании к стихотворению «Ария Гоголя» Лев Наумов пишет: «В стихах Башлачёв очень часто обращает внимание на скуку, в том числе и в превосходных степенях». Это действительно тяжело не заметить: «Вот столица. В ней ужасно скучно», «А барин сидел по-над речкой / И раков от скуки ловил», «Скажи, дружок, что было просто скучно, / А можно проще – было, как всегда», «Ужасно скучно в свете, господа!». Так же явным лейтмотивом является ощущение потраченного или затянувшегося времени: «Я целых семь часов сюда летел…», «Я целый день скворечник конопатил…», «Всю ночь я рыл окоп…».

Этот мотив не противопоставляется, но связывается с мотивом быстротечности жизни, что и вызывает у автора чувство беспокойства; мотив ожидания для Башлачёва является скорее негативным, что явно выражено во втором стихотворении Александра – «Ты поутру взглянул в своё окно»:

А то, что было где-то впереди,

То ни на шаг к тебе не приближалось.

Но торопиться некуда, казалось,

Ты это без конца себе твердил.

 

Чего ты ждал? Того ли ты достиг?

Плетёшься ты среди таких же ждущих

И ненавидишь впереди идущих,

И презираешь всех, кто позади.

Мотив движения носит позитивный характер – он противопоставлен скуке, практически синонимичной мотиву потраченного времени и мотиву ожидания. Иначе говоря, жизнь изначально воспринимается как что-то быстрое, а, значит, нельзя тратить время впустую. Об этом говорят и строчки из другого стихотворения: «Скажите мне, на сколько быстрых лет / Хватает пятаков, хотел бы знать я?». Из того же: «Я еду, не жалея, не скорбя, / Я знаю – через год иль через сутки / Смеясь, однажды высажу себя / На станции Моей Последней Шутки…». Стихотворение «Чужой костюм широким был в плечах…» Лев Наумов называет пророческим:

«Лев Наумов считает, что стихотворение Башлачёва написанное в 1982 году - «Чужой костюм широким был в плечах, но я его по глупости примерил», - во многом было пророческим и относилось к его будущему местоположению в среде рок-музыкантов. Когда Саша стал прогибаться под тяжелым грузом ноши культуррегента русской культуры, эта среда стала для него гробовой доской. А выхода в иные сферы он уже не мог нащупать, потому что слишком сильно были запущены внутренние процессы самоуничтожения.»

Статья написана для "Независимой газеты-EX LIBRIS" Владимиром Селицким

В этом стихотворении 1982 года Башлачёв довольно подробно раскрывает образ смерти: «…я спрыгну на ходу / На станции Моей Последней Боли». Образ смерти неявно присутствует и в первом стихотворении Александра «Давно погашены огни…»: «Танцуй, танцуй свой одинокий блюз / Танцуй, пока не свалишься однажды…». Интересно, что использовано именно слово «свалишься», так как мотив полёта в песнях Башлачёва имеет особенное значение, но об этом позже.

Таким образом, мотив движения является не только желанным, но и обречённым на предсказуемый конец. Анализируя стихотворение «Чужой костюм широким был в плечах…», можно сказать, что быстротечность жизни связана с невозможностью долгого существования в желаемой среде.

Корень этой проблемы можно обнаружить, вернувшись к стихотворению «Ты поутру взглянул в своё окно». В нём автор поднимает тему открытости человека по отношению к миру:

От солнца ты спешишь укрыться в тень,

И кутаешься, если дует ветер,

И вот уж вечер. Разве ты заметил,

Как он прошёл, единственный твой день?

      Образ окна, заявленный в названии стихотворения, указывает на символ открытости человека по отношению к миру. К образу окна стоит вернуться и позже – он занимает особое место в творчестве Башлачёва – но следует сказать, что открытость для Александра является важным принципом. Без этого всё остальное не имеет смысла.

День назван единственным. Возможно, имеется ввиду сама жизнь человека, о котором идёт речь (можно предположить, что стихотворение является для автора неким наставлением самому себе), что так же указывает на мотив быстротечности времени. В таком случае, вечер можно сравнить с близостью смерти. Для Башлачёва не замечать то, что происходит вокруг – фактически, преступление, но более тяжким преступлением является бездействие, отсутствие стимула влиять на окружающий мир. Но что же в нём нужно менять?

Художественное пространство в текстах Башлачёва условно можно разделить на две категории: свободное и несвободное. Мотивы скуки, ожидания и потраченного времени относятся к несвободному пространству и являются антонимичными мотиву движения – желанному и относящемуся к пространству свободному. Интересно то, что мотив движения тесно связан с быстротечностью жизни и, как следствие, со смертью. Смерть, если и не воспринимается автором (или лирическим героем) как желанный локус, то является неизбежным итогом желаемого пути.

Более подробно о художественном пространстве текстов Башлачёва можем узнать из книги Кристины Пауэр, кандидата филологических наук – «Структура художественного пространства в текстах рок-поэзии». Глава, посвящённая творчеству Башлачёва, называется «Здесь тупиком кончается дорога» - по строчке, взятой из стихотворения «Ах, до чего ж весёленькая дата!..», так же относящегося к раннему периоду творчества Александра. Лев Наумов пишет о нём так:

«Некий перелом для Башлачёва знаменуется стихотворением «Ах, до чего ж весёленькая дата!..», в котором он говорит о неудовлетворённости своей средой. Как и в переписке с госпожой «К», он ностальгирует по какому-то придуманному и безвозвратно ушедшему времени. Так или иначе, Александр довольно рано понял или почувствовал, что «здесь тупиком кончается дорога».

Примечательно, что внимание Башлачёва к зимнему пейзажу отражено в воспоминаниях его знакомых и друзей: «Башлачёв сидел с гитарой на фоне кухонного окна со стылым зимним пейзажем – непривычно скованный и робкий».

В этом стихотворении описывается тот самый «тупик», относящийся к несвободному пространству, а именно пространству быта: «Совсем не там нам привелось родиться, / А если там – то, значит, не тогда». Несвободное пространство является бытовым пространством:

Здесь тупиком кончается дорога.

Любого цвета флаг повесьте на сарай –

В нём всё равно и пыльно, и убого.

Здесь скучно. Самого занюханного бога

Не привлечёт наш неказистый рай.

 

В книге Льва Наумова стихотворение приводится по рукописи; слово «бога» автор пишет с маленькой буквы – это характерно только для ранней лирики Башлачёва.

Здесь нет дождя. Бывает просто сыро.

Здесь неба нет, а только кислород.

Давным-давно – слыхали? – пятая часть мира

Превращена в бесплодный огород.

 

Здесь нет цветов, конечно, никаких.

Здесь, правда, вызревают помидоры,

Которым пятки чешут сорняки,

И по утрам слагают гимны хором…

Легко заметить, что бытовое пространство («гимны», «помидоры», «флаг», «огород») противопоставляется образу неба или чему-то духовному («Самого занюханного бога / Не привлечёт наш неказистый рай»). Делаем вывод, что образ «тупика» связан с бытом и противопоставлен образу неба, являющемуся неким «хранителем онтологической истины». Кристина Пауэр приходит к такому же выводу; категория открытого пространства в творчестве Башлачёва (за редким исключением) синонимична вертикальному пространству, а категория закрытого пространства – горизонтальному. Таким образом, в своей лирике Башлачёв делит мир на горизонтальный, связанный с полётом, и вертикальный, связанный с бытом:

«Непроницаемые границы. В творчестве А. Башлачёва пространство с закрытыми границами встречается намного чаще, чем открытое. […]

Так, в стихотворении «Ах, до чего ж весёленькая дата» пространство соотносится с мотивами безысходности и неприкаянности человека. Лирический герой осознаёт, что не соответствует стране и времени, в котором он родился и живёт […] Это является смысловой формулой данного лирического произведения. Таким образом, рок-поэт определяет место своего поколения в мире как закрытое пространство, которое связано с безысходностью, с тем, что человек оказывается лишним.»

О значении образа окна в творчестве Башлачёва Кристина Пауэр пишет так: «Традиционно сквозным пограничным образом в отечественной и мировой литературе является образ окна. Этот образ может быть связующим звеном между локусом дом и внешним пространством, а может быть и прочной границей, разделяющей интерьер и экстерьер. Мифопоэтические смыслы образа окна у А. Башлачёва анализирует Ю. В. Доманский. Исследователь полагает, что окно связано с символикой загробного мира: «тот прекрасный мир достижим только через выход из этого ужасного мира в открытое окно». А по мнению А. С. Иванова, окно может выступать «как предметная деталь», обозначающая границу между тем и этим миром. Такую мифопоэтическую семантику окна обнаруживаем в стихотворении «Гаснут восковые свечи…» Стоит отметить, что через это окно не видно реальное пространство, но видно некую волшебную страну, воображаемый мир. Окно дома покрыто инеем, что делает границу ещё более прочной: «Это мне не январский вечер / Выбелил оконное стекло. // Встану у замёрзшего окна / И в узоре чистых линий / Нынче мне особенно счастливой / Видится далёкая страна».

Отдельная часть главы посвящена описанию СССР как закрытого пространства в поэзии Башлачёва. В ранних стихах, как уже было сказано выше, описание закрытого пространство является главным лейтмотивом, из которого лирический герой хочет выбраться, но не находит нужной дороги или сил, чтобы по ней пойти:

…Кричать! Куда там… Не хватает голоса.

Нелепо и ужасно тяжело

Себя за коротко постриженные волосы

Тянуть из вязких и гнилых болот.

Кристина Пауэр трактует образ болота как метафору быта, т.е. относит его к горизонтальному пространству.

Мотивы одиночества, скуки, потраченного времени и засасывающего быта произрастают, в первую очередь, из тоски автора (или лирического героя) по «чуду», которое, что он сам осознаёт, не может сбыться в действительности, окружающей автора:

Встану у замерзшего окна

И в узоре чистых линий

Ныне мне особенно счастливой

Видится далёкая страна.

 

Прячутся в еловых лапах

Замки необычной красоты,

Кавалеры в новых шляпах,

Парки и летящие мосты

 

Синий снег горит огнём.

Синий лёд пылает в люстрах.

В марте за моим окном

Будет и тепло и пусто

 

Снова обращаемся к книге «Структура художественного пространства в русской рок-поэзии»: «Парадоксально, но результатом надежды является пустота: февраль сменяется мартом, где «за моим окном / Будет и тепло и пусто».

Стоит подчеркнуть, что образ окна в поэтике Башлачёва с образом зимы, так как часто окна покрыты инеем. При этом окно является проницаемой границей […] »

В стихотворении «Представьте – однажды у всех под ногами…» автор не отвечает на вопрос «что такое чудо?», но задаёт направление:

Представьте - однажды у всех под ногами

Земля превратилась в большой барабан.

И те засмеялись, что строем шагали,

И те испугались, что просто гуляли,

Услышав тот гром, что таился в ногах.

Средством достижения «чуда» в данном случае выступает музыка, которая до настоящего времени «таилась в ногах». В более поздних стихах Башлачёв будет если не сравнивать, то ставить рядом музыку и образ полёта – он воспринимает песню как способ выбраться из горизонтального пространства, «полететь», коснуться того самого чуда. Строчки «А тех, кто попрятался, тех находили / И в уши вливали ревущую медь» говорят о желании сказать что-то людям, духовно поднять их над собой, но его не слышат. Таким образом, быту противопоставляется творчество, которое и является желаемым вектором лирического героя, тем «путём наверх», в небо – именно этот путь, как было написано выше, предполагает скоротечность жизни.

В стихах Башлачёва часто можно встретить обращение разного рода – к «нам», к «вам», «к тебе» и т.д. Можно установить, что Александра всегда волновала тема места поэта (в широком смысле – творца). Тема одиночества, которую мы можем наблюдать в раннем творчестве Башлачёва (например, в уже приведённом выше стихотворении «Давно погашены огни…»), уходит корнями именно в вопросы о том адресате, который сможет услышать сказанное.

В песне «Поезд №193» 1983 года автор так же раскрывает образ неба и то, с чем он связан, как бы противопоставляя его горизонтальному пространству быта. Все темы, упоминаемые выше, продолжаются автором, только видит он их иначе:

Нет времени, чтобы себя обмануть,

И нет ничего, чтобы просто уснуть,

И нет никого, кто способен нажать на курок.

 

Моя голова — перекресток железных дорог.

 

Есть целое небо, но нечем дышать.

Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.

Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.

 

«Любовь — режиссер с удивленным лицом,

Снимающий фильмы с печальным концом,

А нам все равно так хотелось смотреть на экран.

 

Любовь — это мой заколдованный дом,

И двое, что все еще спят там вдвоем.

На улице Сакко-Ванцетти мой дом

 

Они еще спят, но они еще помнят слова.

Строка «Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать» является ключевой для понимания важности этого стихотворения. Автор пишет, что «прочно запутался в сетке ошибочных строк», возможно, подразумевая ранние стихотворения, так как в скором времени стихи Башлачёва будут радикально отличаться от всего написанного в студенческие годы. Строчка «Нет времени, чтобы себя обмануть» ассоциативно связывается с горизонтальным пространством, в котором герой находится, обманывая себя неким комфортом. Образ смерти снова связан с итогом желаемой жизни: «А нам всё равно так хотелось смотреть на экран», но эту жизнь автор сравнивает с любовью. Понятие любви будет ключевым для Александра; это можно подтвердить и воспоминаниями его знакомых, и интервью, и самими стихами. Любовь, что важно, синонимична творчеству.

Вывод: корнем лейтмотива скуки является быт, окружающий автора (или лирического героя), в среде которого нет места «чуду». Автор видит для себя два варианта выхода из этого положения: первый – продолжать существовать внутри него, обманываясь, или пытаться выбраться, понимая, что долгое существование рядом с этим «чудом» невозможно. Трагедия Башлачёва заключается в несоответствии реальности и желаемого мира, мира творчества («сказки») и трудности привнести его в реальность. Основным инструментом изменения реальности являются музыка и стихи. Однако, Башлачёв говорит о том, что изменить мир сложно – оттого в ранних стихотворениях можно заметить лейтмотив одиночества.

     Отдельного внимания стоит воспоминание Константина Кинчева о работе Башлачёва со стихом: «Все ранние черновики исчерканы стрелочками: какое слово с каким должно сочетаться. Предложение должно строится по динамике с вектором, восходящим наверх. Каждое слово имеет определённое значение и завязывается с другим, с которым автор сочтёт нужным в этой строке. Принято считать, что это – поток, а художник просто берёт его и записывает… Башлачёв совершенно иначе работал».

    Творческий «поток» больше характерен для периода «взлёта». На этот факт стоит смотреть с пониманием отношения Башлачёва к песням – они должны поднимать человека вверх; ключ от того «потока», лёгкость написания стихов откроется Башлачёву осенью 1984 года.